Цветы дураков

УХён допивал кофе, краем глаза смотрел телевизор и одновременно застёгивал рубашку, ибо нужно было поторапливаться, так как из-за кое-кого он теперь опаздывал на работу. И ладно бы, если б причина была приятной, как в дни, когда они только начинали свои отношения, но нет – СонГю просто-напросто его не разбудил, забыв о том, что УХён просил его об этом, зная, что будильник проигнорирует, как обычно. А сегодня опаздывать было нельзя – Нам УХён принимал экзамен по вокалу у студентов. И, кстати, СонГю мог бы подкинуть его до университета – всё равно по пути. Но он просто умотал на работу, забыв разбудить своего парня. Очень мило. Не то чтобы Гю когда-то являлся образцом заботливости, но в последнее время он, кажется, и вовсе махнул на Наму рукой. Это задевало. А ещё – будило в душе тревогу. Пока неоформленную, смутную, но УХён чувствовал её и не мог от этого чувства отделаться. Гю к нему охладел? Или это естественные результат развития отношений? Страсть схлынула, серые будни и рутина захватили их. В конце концов, они не могли всегда фонтанировать любовью и романтикой! Да, собственно, СонГю и вовсе никогда не выражал свои чувства активно. УХён взял в руки пульт, чтобы выключить телевизор, но в этот момент слова диктора новостей, которые до этого он пропускал мимо ушей, привлекли его внимание, и Нам замер, уставившись в экран и вслушиваясь в репортаж. - За последние годы случаи ханахаки увеличились на десять процентов, – сообщал диктор. – По данным министерства здравоохранения, несмотря на прогресс в лечении этого смертельного заболевания, оно представляет всё большую опасность для населения, в особенности для жителей крупных городов. Медики и учёные опровергают миф о заразности ханахаки и возможности эпидемии, но предупреждают, что при первых симптомах следует немедленно обратиться в специализированные центры... Ведущий новостей продолжал говорить что-то ещё, но УХён больше не слушал – обеспокоенный, встревоженный и подавленный, он вдруг подумал – быть может, это знак? Что, если СонГю его больше не любит, и Наму... заболеет. УХён прекрасно знал, что такое неразделённая любовь, и как болезненно и неотвратимо она убивает. Он слишком хорошо помнил, как чуть не сдох от стеблей, оплетавших его легкие, пока каким-то чудом СонГю вдруг не влюбился в него. Тогда он почти разрушил карьеру, потому что просто не мог петь из-за постоянного кашля. Он возненавидел все в мире цветы, хотя они совершенно не были виноваты в его болезни – но видеть белые лепестки, вырывавшиеся из его горла при кашле, было просто невыносимо. Но УХён не сдавался. Да, депрессия мягко приняла его в свои крепкие объятия, но он был слишком сильно влюблён, чтобы просто оставить СонГю в покое и позволить болезни убить его, никому не нужного и жалкого. И тогда, УХён не знал, добился ли он этого своими усилиями, либо Гю почувствовал его безграничную любовь и проникся ею, или же всё оказалось лишь случайностью, удивительным совпадением, но в какой-то момент Ким СонГю ответил взаимностью. Наму был спасён. И счастлив – и от того, что будет жить, и просто от того, что его любят. Да, пожалуй, у него осталась моральная травма из-за болезни, и страх, что СонГю разлюбит его, жил в душе УХёна все те два года, что они были вместе, но повода действительно волноваться у него до сих пор не было. Конечно, Гю стал... более ворчливым, более равнодушным, но если бы кто-то спросил вдруг Наму, счастливы ли они с СонГю в отношениях, он бы, не задумываясь, ответил, что да. Но... а если всё же задуматься? УХён почувствовал, как сдавило грудь, и даже непроизвольно кашлянул, тут же одёрнув самого себя – этого ещё не хватало! - Выкинь дурь из башки! – велел он самому себе и, выключив телевизор, поспешил, наконец, на работу. *** УХён был простужен. Он кашлял уже второй день и наматывал на кулак сопли. Мысли о ханахаки посещали его склонный к накручиванию мозг, но пока что парень успешно отмахивался от них, ибо у него были все симптомы самой обыкновенной простуды, да и возможностей её подхватить была масса – погода стояла холодная и сырая. Наму чувствовал себя отвратно физически и ему нужен был хотя бы психологический комфорт. Хотелось приткнуться к тёплому боку любимого человека, уткнуться носом ему куда-то в шею, завернуться общим пледом и просто вот так посидеть рядом. Но... любимый человек был занят и упорно делал вид, что не замечает пошмыгиваний и покашливаний у себя над ухом. Он что-то быстро печатал в ноутбуке, слегка хмурясь и полностью сосредоточившись на своей работе. Когда УХён полгода назад активно поддерживал Гю в желании перейти с работы в офисе на фриланс, он думал, что так они смогут проводить больше времени вместе. А по факту оказалось, что теперь СонГю просто всегда был на работе. Даже в постели. УХён всерьёз подумывал об установлении нового правила – никаких ноутбуков в кровати! Осознав, что намёками ничего не добьется, Наму просто молча пододвинулся на диване совсем близко к Гю и, прижавшись к нему, как кот потёрся щекой о плечо своего парня. - УХён-а, – протянул Ким, не отвлекаясь от экрана ноута, – ты мне мешаешь. - Ну, удели мне хоть минутку, – прохныкал Наму, пытаясь казаться милым, что с распухшим покрасневшим носом удавалось ему плохо... впрочем, Гю всё равно на него не смотрел. – Я же болею, пожалей меня. - Если болеешь – иди в постель и не заражай ещё и меня, – бросил СонГю. – Серьёзно, не отвлекай. У меня дедлайн. Гю говорил даже без раздражения, но УХёна всё равно будто пнули. Теперь он чувствовал себя паршиво не только физически. *** Кашель Наму усиливался. И уже сложно было игнорировать свои страхи и опасения. Но ведь СонГю был с ним, рядом – разве не стоило Наму доверять своему партнёру и не забивать голову всякой ерундой. А кашель... просто из-за больного горла. Ведь никаких лепестков не наблюдалось, хотя УХён с замиранием сердца и глядел каждый раз на свою ладонь, убирая её ото рта. И всё же ему хотелось быть уверенным в том, что он всё так же нужен СонГю, как раньше. Но тот словно нарочно был всё более отстранённым и погруженным в работу. Да, УХён знал, что у Кима важный проект и сжатые сроки. Но хотя бы ночью он мог заполучить внимание своего парня? В конце концов, он уже не требовал разговоров и нежностей, но ему хотелось хотя бы быстрого секса. Серьёзно – если уж и страсть прошла, то на что тогда надеяться? Наму прильнул к СонГю со спины, обвивая его талию руками и, забравшись ладонями под футболку, в которой тот спал, погладил его кожу, лаская. - УХён-а, отвали, – промычал куда-то в подушку Ким, более никак не реагируя на поползновения парня. - Хэй, ну давай, – шепнул ему на ухо Нам, обдавая его горячим дыханием, что опять же не вызвало никакого эффекта. – Мы уже давно не делали этого... - Я устал, – отрезал СонГю и попытался отодвинуться от УХёна. - Чёрт, Гю, это бесит! – Наму резко сел в постели, из-за чего одеяло сползло с Кима, заставляя того, наконец, разлепить глаза и, недовольно фырча, обернуться к УХёну. - Да что тебе всё неймётся?! – Гю был теперь действительно раздражён, что было видно даже в слабом свете ночника. – Я не хочу. Не хочу! – чётко повторил он, тоже садясь в постели и рассерженно щурясь. – Дай мне отдохнуть. - Блять, Гю, если мы даже трахаться перестанем, то какой смысл нам вообще быть вместе?! – выкрикнул УХён в сердцах. - Я почему-то думал, что суть отношений заключается не только в сексе, – ядовито усмехнулся СонГю. - О, да, точно. Только вот секс был последним, что от тебя ещё можно было получить! Об остальном я уже давно и не мечтаю! Гю с пару секунд смотрел на Наму в упор, явно собираясь что-то сказать, но в итоге лишь издал какой-то ворчливо-рычащий звук и, буквально рухнув обратно на подушку, накрылся одеялом с головой, отворачиваясь от УХёна и полностью обрывая разговор. Нам моргнул недоумённо, не веря, что его вот так просто проигнорировали, но даже не попытался вновь потребовать внимания к себе – это было просто нелепо, учитывая поведение СонГю. Так что УХён просто тихо вылез из постели и убрёл в ванную... заходиться кашлем, раздиравшим его горло и грудь. *** Игнорировать проблему было уже невозможно и, собравшись с духом, но всё ещё надеясь на что-то, УХён обратился к врачу. Что ж... результаты анализов его не удивили, но несмотря на это, ранили так же сильно, как и в первый раз. А может и больше. СонГю больше не любит его. Наму смотрел на снимок своих лёгких, где маленькая точка, совсем незначительная, доказывала то, что он снова в это вляпался – в безответные чувства, неразделённую любовь. И скоро эта точка вырастет в омерзительную опухоль, из которой прорастёт цветок, что убьёт УХёна. Да уж, может, ханахаки и казалась людям болезнью такой романтичной и поэтичной, но ничего приятного в болезненной смерти от разрыва лёгких не было. УХён не знал, что ему теперь делать. Врач советовал первым делом поговорить со своим партнёром. Он уверял, что у трети его пациентов болезнь исчезала буквально после одного откровенного разговора с любимым человеком. Но Наму не верилось в это. СонГю, что, узнав, что он болен, снова его полюбит? Вряд ли. Но, похоже, Ким и сам ещё не знал, что его чувства прошли, иначе не стал бы он продолжать эти отношения, верно? Но он и разлюбил УХёна совсем недавно, если верить результатам анализов – цветок начал развиваться меньше месяца назад. Но рост опухоли был стремительным. Врач, опустив взгляд, едва ли не виновато сказал Наму, что при таких темпах, ему осталось всего около полугода. Конечно, лечение поможет продлить жизнь и облегчить симптомы, но... все прекрасно знали, что есть только два способа избавиться от ханахаки – получить взаимность... или разлюбить самому. На первое у Наму больше не было сил, а второе... было невозможно. УХён горько улыбнулся, покачав головой, и положил снимки и рекомендации врача в ящик своей тумбочки, даже не пытаясь прятать тщательнее. Ведь знал, что Гю не интересуется его вещами, и точно туда не полезет. Киму вообще больше нет дела до Наму. Парень сжал в руке рецепт – всё же не стоило опускать руки прям сразу – и вышел из дома, направляясь в аптеку. Он должен хотя бы попытаться излечиться. Хотя смысла в жизни без Гю он больше не видел. - Это просто депрессия, – напомнил себе УХён. Ведь и вправду – в жизни было столько прекрасного! И, кроме любви СонГю, Наму и другими вещами дорожил. Ему сейчас было очень плохо, но это естественно, ведь он узнал, что его разлюбили, да ещё и болезнь влияла на эмоциональное состояние. Но отчаиваться было нельзя. И потом... он всё же поговорит с Гю. Надежда была слабой, но всё же оставался шанс на то, что Ким хоть немного, но всё ещё любит его. *** СонГю не понимал, за что судьба так посмеялась над ним, заставив влюбиться в Нам УХёна. Конечно, Наму заслуживал любви, тут уж было не поспорить... но почему именно Гю? УХён был в последнее время невыносим – сначала он ныл и канючил внимания, потом закатывал нелепые истерики, а теперь и вовсе впал в какое-то уныние и, похоже, сам начал избегать Кима. Впрочем, если не кривить душой, СонГю мог его понять – да, он сам махнул рукой на их отношения, и понимал, что провинился, и стоило бы действительно быть более внимательным к своему парню. Что ж, он наконец закончил проект, который съедал всё его время, и теперь готов был заглаживать вину перед Наму. А ведь тот ещё и болел уже довольно давно. Сколько раз Гю гнал его в кровать, но тот всё продолжал крутиться вокруг Кима! Вот не слушал его, потому всё никак не мог выздороветь. А видеть УХёна больным СонГю не нравилось. Так что стоило в первую очередь заняться тем, чтобы подлечить его. Вообще могло оказаться так, что у Наму что-то серьёзное, а он это скрывает от Гю – с него станется. Склонный к депрессии и самокопанию, УХён не раз уже проделывал подобное – страдал в одиночку, ничего не говоря, пока СонГю совершенно случайно не узнавал о проблеме. Ну не из тех был Ким, кто понимал намёки или замечал незначительные детали. Ему нужно было говорить прямо, иначе он не поймёт. И это совсем не значило, что он бесчувственный чурбан! Просто чужая душа для него потёмки – пускай даже любимая. Но в этот раз он попробует быть внимательнее. СонГю заметил, что УХён глотает какие-то лекарства под видом витаминов. Возможно, это и правда были витаминки, но, зная этого придурка, Гю усомнился. Надо бы найти эти его таблетки и проверить. Пользуясь тем, что Наму не было дома (хотя, где он шлялся больной?), СонГю позволил себе порыскать по кухонным тумбочкам и шкафчику в ванной, но не нашёл там ничего подозрительного. Тогда Гю полез в прикроватную тумбочку УХёна, подозревая, что тот был уверен, что Ким не сунется туда. Он бы и не сунулся, Гю уважал личное пространство, но он должен был знать, что происходит с его парнем. Ну вот, и правда, коробочки с таблетками с непроизносимым названием лежали прямо в верхнем ящике тумбочки, ничем не прикрытые, что натолкнуло СонГю на мысль о том, что УХён на самом деле хотел, чтобы он узнал о его болезни. Ким повертел упаковки от лекарств в руках, пытаясь понять, для чего они предназначены, как краем глаза заметил на дне ящика прозрачную папку с документами – по всей видимости, медицинскими. Нехорошее чувство закралось в сердце Гю, и он, отложив лекарства, взял в руки папку, вынимая содержимое, и пробежался взглядом по строчкам. Страшное слово «ханахаки» буквально вмиг заморозило СонГю – дыхание перехватило, а сердце пропустило удар. Сказать, что Гю был в шоке – ничего не сказать. В первые мгновения он даже не мог осознать то, что увидел, но постепенно способность соображать к нему возвращалась, и уже спустя минуту, Ким был преисполнен ярости и обиды. Он едва сдержался, чтобы не разорвать злосчастный листок с диагнозом в клочья. И, когда, интересно, УХён собирался ему обо всём рассказать? Когда Гю сам бы захаркал цветами вперемешку с кровью?! Разве не должен был он узнать сразу? О том, что чёртов Нам УХён втрескался в кого-то другого! СонГю было слишком больно. Ему казалось, что так жестоко его ещё никто не предавал. И дело было даже не в том, что Наму посмел его разлюбить и предпочесть ему кого-то другого... хотя кому Гю врал? В первую очередь дело было именно в этом! Но всё же, гораздо сильнее по нему ударило именно то, что УХён, заболев, ничего не рассказал. На что он надеялся? Внезапно излечиться? Или, что Гю по счастливой случайности сам не заболеет? Ким был так зол, что ему даже видеть Наму не хотелось. Он был готов собрать свои вещи сию же минуту и свалить из этого дома. И плевать, что арендовали эту квартиру они на общие деньги, да на всё плевать! Вряд ли СонГю и вовсе осталось долго жить... Гю, кое-как успокоив свои клокочущие эмоции, убрал лекарства и документы обратно в ящик, оставив на тумбочке лишь справку с диагнозом, и, решив, что действительно не может больше находиться в этом доме, принялся собирать вещи, рассчитывая управиться к возвращению УХёна. *** Зайдя в квартиру, УХён прямо у порога в темноте споткнулся обо что-то и, едва удержавшись на ногах, выругался, с возмущением уставившись на преграду... которой оказалась большая дорожная сумка Гю. И что, скажите на милость, она тут делала? У Наму тут же похолодело в груди, потому что интуиция забила тревогу – Ким собрался уйти! - СонГю! – голос УХёна дрогнул, когда он позвал своего парня, и от этого стало ещё хуже. Бросившись в комнату, Наму отчаянно надеялся, что понял всё неправильно, и Гю просто едет в какую-нибудь командировку (и плевать, что у него их не бывает) и теперь собирает вещи с ворчанием. Но... тот сидел на диване, явно ожидая прихода УХёна – по всей видимости чтобы попрощаться. Он держал в руках какой-то листок, и глядел на него задумчиво, но когда УХён остановился напротив, Гю поднял на него глаза – равнодушные, холодные – и произнёс: - Не хотел уходить, ничего не сказав, но уже устал тебя ждать. Где... Нет, – Ким мотнул головой, усмехнувшись невесело, – не моё дело, где ты шлялся весь день. В общем, Нам УХён, – СонГю поднялся на ноги, – хочу сказать «прощай». - Что? – Наму чувствовал, как вмиг задрожали губы. Он знал, знал, что этот момент настанет – да всё его тело, без конца содрогавшееся в кашле, кричало об этом! Но всё равно оказался не готов. Но что он мог сказать? Спросить? Мог ли он потребовать остаться или хотя бы объясниться? Хотя бы узнать... - Почему? – выдохнул УХён, которому стало невыносимо трудно дышать. - Вот поэтому, – СонГю бросил на диван листок, что держал в руках, и, больше ничего не сказав и не оглядываясь, прошагал прочь из комнаты. А застывший, бездумно уставившийся на лист со своим диагнозом «ханахаки», УХён, словно сквозь сон услышал, как захлопнулась входная дверь, и звук этот был для него словно выстрел. *** СонГю не собирался умирать из-за того, что УХён вдруг втрескался в кого-то другого! Ким даже знать не хотел, кто этот человек, и видеть Наму тоже. Пускай хоть все лёгкие свои выкашляет – он это заслужил! Гю очень сильно злился и в то же время был подавлен, чувствовал себя преданным и... это было так больно! Почти так же больно, как ощущение врастающих в ткани тела цветочных корней. И, нет, он не желал УХёну смерти... просто в минуты отчаяния говорил себе, что тот сам виноват. Но Гю надеялся, что тому хватит мозгов на то, чтобы пойти к врачу, а не пытается справиться самостоятельно, как в тот раз, когда страдал он от любви к самому Киму. Ну или, что он хотя бы пытается добиться взаимности того, на кого променял СонГю. Сам Ким первым делом направился в клинику, что позиционировала себя, как лучший центр по лечению ханахаки... хотя все знали прекрасно, что эта штука не лечится. И на что вообще СонГю надеялся? Его доктор с энтузиазмом принялся за лечение, прописал кучу препаратов против кашля, обезболивающих, успокоительных, заставил сделать снимок лёгких, чтобы увидеть, где именно образуется эта его «цветочная опухоль», радостно заверил, что та ещё совсем мала – но Гю и сам это понимал, ведь из его горла ещё ни разу не вырвался ни один лепесток. А ему даже мазохистски интересно было, какими они будут. Он знал, что УХён кашлял мелкими белыми цветками, когда сох по Гю. И тому было из-за этого стыдно. Ким испытывал сильное чувство вины, зная, что Наму умирал из-за него. УХён не признавался, ничего не требовал, но даже дураку было ясно, кто виновен в его болезни. И СонГю готов был что угодно отдать, чтобы Наму излечился. И тогда-то он осознал, насколько дорог ему этот парень, и понял, что тоже любит его. И УХён был спасён. А теперь снова наступил на те же грабли? Идиот. Гю злился не только на то, что Наму его разлюбил, но и на то, что тот снова так глупо подвергал свою жизнь опасности. Но теперь это не было виной СонГю и разбираться он с этим не собирался! Его же собственное лечение не давало особых результатов. Его отправили на какие-то дурацкие тренинги и занятия с группой психологической поддержки. Врач уверял, что проблема ханахаки больше психологическая, нежели физическая... и тогда СонГю понял, что всё это лечение – полная чушь! Похоже, в этом центре не лечили, а лишь помогали принять мысль о скорой смерти от разрыва лёгких. Гю в тот же вечер с горя напился и порывался позвонить УХёну, но к счастью, удалил его номер ещё тогда, когда уехал из их общей квартиры вместе со всеми своими вещами. Зато номер Ким МёнСу радовал глаз ровным рядом цифр, а фото обнимающего кота парня в профиле контакта буквально шептало «позвони мне». СонГю даже не знал, как сумел его пьяный мозг сопоставить факты, но, похоже, после пары бутылочек соджу он соображал намного лучше, чем на трезвую голову, ведь раньше идея позвонить МёнСу у него не возникала, в то время как тот, на минуточку, не первый год трудился в каком-то исследовательском центре и, насколько Гю помнил, если он конечно ничего не путал – изучал и проблему ханахаки тоже. И как Ким мог о таком забыть? Наверное потому что никогда не интересовался этой болячкой, будучи убеждённым (какая неоправданная самоуверенность!), что его это никогда не коснётся. Ах, да и с МёнСу они в последние пару лет общались слишком редко, обмениваясь лишь дежурными «как дела?» в чате пару раз в месяц. А ведь он мог бы помочь! СонГю плохо помнил, что говорил Су, когда набрал его номер – кажется, просто ныл в трубку и жаловался. А ещё проклинал Нам УХёна пару раз. Но в итоге наутро обнаружил себя в какой-то клинике под капельницей, а через полчаса, когда Гю уже соскрёб воспоминания и факты в одну кучу, и даже милая медсестра заглянул проверить его, в палате появился и МёнСу. - Я вписал тебя в исследовательскую программу, – сказал он с порога, проходя и садясь на стул рядом с койкой Гю, – так что лечение будет бесплатным. - Спасибо, – пробормотал СонГю, смущённо почесав переносицу. – Прости, я плохо помню что вчера было... - Ты умолял спасти тебе жизнь, потому что не хочешь умирать из-за любвеобильности своего придурка бывшего, – ровным тоном ответил МёнСу, листая папку с какими-то документами, что была у него в руках, но во взгляде его искрилось веселье. - Знаешь, это всё не смешно! – возмутился Гю, приподнимаясь в койке и садясь поудобнее, при этом дёрнув рукой так, что чуть было не выдернул иглу от капельницы из своей руки. - Эй, хён, не буянь, – пригрозил пальцем МёнСу и, отложив документы на тумбочку, поправил катетер. - Извини, – сказал Гю. – А что это в меня капает? – кивнул он на свою руку. - Физраствор, – бросил Су. – Ты был уже очень пьян вчера, когда я тебя забрал из той забегаловки. СонГю закрыл лицо руками, чувствуя жгучий стыд перед тонсеном. Но всё же, разве у него не было оправдания в виде смертельной неизлечимой болезни? Глубоко вздохнув, Гю убрал ладони от лица и, тоскливо посмотрев на МёнСу, спросил: - Ты можешь что-нибудь сделать с этим чёртовым цветком в моей груди? Су задумчиво почесал нос и, помолчав немного, осторожно протянул: - Для начала я бы хотел проверить – есть ли у тебя там на самом деле цветок. СонГю удивлённо распахнул глаза и вздёрнул брови, но потом понял, что МёнСу не видел ни его снимков, ни результатов анализов, поэтому покачал головой и вяло отмахнулся: - Я привезу из дома свои документы, сам увидишь. - Я уже всё видел, – отозвался Су. - А? – Гю снова удивился, и его друг снисходительно хмыкнул: - Пока ты пребывал в отключке, хён, я запросил твою историю болезни из той клиники. И уже всё посмотрел. И то пятно на снимке твоих лёгких выглядит нетипично для ханахаки. Уж поверь мне – я тут сталкиваюсь с этим каждый день. - Воу, а ты действительно крутой доктор, – протянул СонГю, испытывая гордость за тонсена, который так быстро всё провернул. – Надеюсь, ты-то меня будешь лечить нормально, а не с помощью аутотренинга как в том шарлатанском центре, – скривился Ким. - Почему ты думаешь, что их лечение было неверным? – склонил голову набок МёнСу, внимательно глядя на хёна. - Потому что они заставляли меня ходить к психологу вместо того, чтобы вырезать из меня эту дрянь! – СонГю ударил себя по груди ладонью в то место, где, как он предполагал, растёт цветок, убивающий его. - Хён, ты меня слышал? – МёнСу серьёзно посмотрел Гю в глаза. – Нет там у тебя никакой дряни. - Что?.. – Ким приоткрыл рот, недоверчиво уставившись на парня – он же знал, что всё там есть! У него были снимки, на которых ясно было видно тёмное пятнышко на лёгких, и все симптомы говорили о том, что у него эта чёртова болезнь! - Ну, то есть что-то есть, – быстро поправился МёнСу, понимая, что вводит друга в заблуждение, – но сомневаюсь, что это ханахаки. - А что тогда?.. – СонГю хмурился непонимающе, всё ещё не принимая слова Су. А тот пожал плечами: - Пневмония, туберкулёз, рак... вариантов много. Но всё излечимо, хён. - Это ты сейчас так шутишь, да? – Гю не был уверен, какой диагноз ему не нравится сильнее – ханахаки или рак. А МёнСу вдруг и правда рассмеялся негромко, улыбаясь, как дурачок: - Если честно, то да, – кивнул он. - Ты идиот?! - Нет, хён, я врач. Причём, не самый плохой. И первое, что я сделал бы, увидев твои снимки – проверил бы все возможные диагнозы, а не принялся бы сразу радостно за терапию ханахаки, – теперь Су выглядел недовольным, явно осуждая прежнего доктора, лечившего СонГю. – И, пока я не буду уверенным в том, что верно диагностировал твой случай, не стану тебя обнадёживать, идёт? - Обнадёживать чем? – покачал головой Ким, запутавшись окончательно. - Давай сперва возьмём небольшую пункцию, ладно? - Что-то не нравится мне слово «пункция»... – Гю покосился недобро на МёнСу, который хмыкнул в ответ: - Процедура тебе тоже не понравится. И тут СонГю внезапно пожалел о том, что обратился к Су по пьяни... Он заблуждался! Позвонить Ким МёнСу было самой верной идеей из всех. Потому как спустя пару дней, после того, как из Гю под общим наркозом извлекли часть той фигни, что разъедала его лёгкие, и хорошенько рассмотрели её под микроскопом, или что они там делали – Гю на самом деле не знал, – Су с довольной улыбкой зашёл к другу в палату, где тот пролёживал скучные дни, без энтузиазма пытаясь работать на ноутбуке, привезённом ему тем же самым МёнСу, и возвестил: - Я был прав! - М? В чём же? – СонГю отложил ноутбук в сторону и сел, свесив ноги с койки. - Ты не болен ханахаки. Гю уже понимал, что к этому шло, потому что всё это время МёнСу только на это и намекал, а потому не сильно удивился, но любопытство распирало его, и он поторопил друга: - Тогда что же со мной? - Ложное ханахаки. - Чего? Это ещё что за фигня? – СонГю недоверчиво скривился. - Это та фигня, которой страдает восемьдесят процентов всех больных, обращающихся за лечением ханахаки, – вздохнул устало МёнСу. Он был серьёзен и явно не шутил, хотя Гю впервые слышал про какое-то там ложное ханахаки. - Ты правда думаешь, что от каждой неразделённой любви можно заболеть? – спросил МёнСу, читая недоверие и непонимание на лице Гю. – Тебе никогда не казалось это странным? Человечество бы давно вымерло, если бы это было так. Или, что же, все находят взаимную любовь? Серьёзно? – Су дёрнул бровью. – Помнишь всех тех девчонок, что бегали за мной в школе? СонГю кивнул в ответ – о, да, он помнил. Некоторые уже тогда начинали кашлять, а на МёнСу постоянно сыпались обвинения в том, что из-за него та или иная девчонка может умереть. Бедный парень тогда так намучился, что, видимо, потому и стал таким социофобом, и теперь чаще общается со своим котом, чем с другими людьми, исключая пациентов, конечно. - И, думаешь, хоть кто-то из них умер от ханахаки? – продолжил Су. – Нет, все живы-здоровы, а некоторые даже счастливы в браке. И невзаимность с моей стороны никого не убила. - Ну... видимо, они и не были в тебя влюблены по-настоящему, – пожал плечами СонГю. - Наверняка, – легко согласился младший Ким. – Но они-то думали иначе. А двое кашляли аж до рвоты. Это было ужасно, – он вдруг запустил руку в свои волосы, тяжело вздыхая, кажется, слишком живо вспомнив, каково ему было тогда. – В общем, – он вновь собрался с мыслями, – большинство случаев, которые принимают за ханахаки – это лишь ложная болезнь. И в отличие от истинного ханахаки – излечимая. Причём, лечение не представляет сложности. - Но... впервые слышу об этом, – пролепетал Гю. - Ну, ты ведь и впервые с этим сталкиваешься, – пожал плечами МёнСу. – Да к тому же в таких клиниках, как та, куда ты обратился в первый раз, больным почти никогда не раскрывают их истинного диагноза. Хотя и лечат правильно. - Но почему? – в душе СонГю поднималась волна возмущения. - Потому что иначе они не повесили бы огромный рекламный слоган «Мы излечиваем ханахаки!» на своём фасаде, – хмыкнул МёнСу. - Но они ведь не излечивают – все знают, что это неизлечимая штука, – мотнул головой Гю. – И я, когда шёл туда, не надеялся на полное выздоровление. Мне только обещали, что сделают так, что я смогу с этим жить. - Ага, – кивнул МёнСу, – а на самом деле жил бы ты с недолеченным ложным ханахаки, пару раз в год проходил бы терапию и профилактику, выкладывая за это немалые деньги, хотя мог бы излечиться раз и навсегда. - То есть... это всё обман?.. – в голове у СонГю уже ровными строчками выстраивалось заявление в прокуратуру. - Мммм... Не совсем. Вообще-то механизм ханахаки до сих пор мало изучен. И мы тут проводим исследования, – МёнСу обвёл рукой палату. – Есть уже реальные результаты и проверенные методы лечения ложного ханахаки и борьбы с симптомами истинного ханахаки, которые используются клиниками по всему миру. Но есть определённые моменты, которые ещё нельзя считать доказанными, не до конца изученные, и потому применять их незаконно, если это не в рамках исследования либо если это не идёт лишь дополнительной рекомендательной терапией. Слушай, можно я не буду вдаваться в подробности? – Су устало потёр лоб. – Просто знай – то, как тебя лечили в том центре, пожалуй, спасло тебе жизнь. Но ты всё равно можешь подать на них в суд, потому что диагноз тебе поставили не верный и, скорее всего, прекрасно об этом знали. Только не факт, что ты сможешь это доказать... - Спасло мне жизнь? – зацепился за эти слова Гю. – Так от этой ложной штуки тоже можно умереть? - Можно, – кивнул МёнСу, чуть хмурясь. – Если не лечить. По сути это тоже инородное тело, растущее в твоём организме и приводящее к разрыву тканей. Только в отличие от ханахаки эту опухоль можно вылечить приёмом определённых медикаментов, а в особо тяжёлых случаях даже вырезать. Цветок же... его невозможно извлечь из лёгких без фатального повреждения тканей, – МёнСу покачал головой. А СонГю передёрнуло. И всё же, ему сложно было осознать услышанное. У него не ханахаки... то есть... он будет жить. Отлично, это радует. Но значит ли это, что УХён не разлюбил его? Ким поднял смятенный взгляд на МёнСу, не зная, как подобрать слова, чтобы спросить обо всём, что его тревожило, но тот, кажется, сам догадался, что волнует хёна, и потому сказал, улыбнувшись уголками губ: - Ты совершенно точно не страдаешь от неразделённой любви. Если честно, хён... ты вообще даже не выглядишь страдающим! Ты злишься, но никак не тоскуешь, признай же. - Эй, да что ты знаешь о моих чувствах?! – вспылил СонГю, который определённо, совершенно точно страдал. Ну... не умел он проявлять свои чувства так, как нытик УХён. И, да, он злился. Злился, что самый дорогой ему человек променял его на кого-то другого, да ещё и обрек этим на мучительную смерть! Хм, только вот... похоже, всё это было совсем не так. И... не только МёнСу мог ни черта не разбираться в чувствах Гю. - Хэй, Су, – Ким нервно облизнул губы. – Если у меня эта ложная фигня, может ли быть так, что и у Наму она, а не... - Уверен на девяносто девять процентов, – не дослушав друга, кивнул МёнСу. – Это как раз то, что мы тут исследуем. Ваш случай идеально подходит, поэтому я и смог втиснуть тебя в исследование. Мы наблюдали за несколькими десятками пар и выяснили, что ложное ханахаки никогда не возникает, если есть условия для реального. В случае безответной любви – ты либо заболеешь ханахаки и умрёшь, либо не заболеешь вовсе. Тут многое зависит от склада характера, отношений, партнёра – вот эту сторону мы ещё не изучили. Но могу сказать точно – ты явно не склонный к ханахаки тип, – МёнСу скептически хмыкнул, а Гю не мог с ним не согласиться, ведь и сам всегда так считал. – А ложное ханахаки – имеет причины чисто психологические. Ты думаешь, что тебя не любят, а значит должен заболеть – и твой организм получает эти сигналы от мозга, развивая болезнь по типу той, которая, как тебе кажется, должна тебя мучить. Так вот у всех пар, за которыми мы наблюдали, было ложное ханахаки. Сразу у обоих или только у одного, но при этом безответная любовь отсутствовала. - Это-то вы как проверили? – скривился Гю. - Тесты на гормоны, изучение мозговых реакций, полиграф... – перечислил МёнСу, загибая пальцы. - Пытки, – подсказал ему Сон Гю. - Без этого обошлось, – улыбнулся Ким уголками губ. – Но в остальном мы использовали все доступные нам методы. Тебя я мучить не буду, если ты уверен, что любишь УХёна. - Уверен на все сто, – устало махнул рукой Гю. – Придушить его иногда хочется, но всё равно люблю. А он, похоже, в этом сомневается, раз начал кашлять. Если ты, конечно, тоже не ошибся в своих исследованиях, – СонГю зыркнул на друга с подозрением. – Может, он всё же втрескался в кого-то ещё? Наму всегда был любвеобильным... - Мы не узнаем, если не спросим. И тебе вообще-то стоило сперва именно это и сделать, а не уходить, хлопнув дверью. Ты же понимаешь, в какой УХён опасности? Гю тяжело сглотнул, чувствуя, как тяжёлым грузом вина ложится ему на плечи. Ему и так-то было гадко, стоило подумать о том, что он оставил УХёна одного бороться с болезнью, но раньше у него было оправдание в виде того, что Наму сам обрёк их на это. А теперь... теперь выходило, что во всём виноват только сам Ким. - Я сразу попытался найти УХёна, как только привёз тебя сюда, – признался МёнСу. – Но на звонки он не отвечает, в соцсетях тоже, а в квартире его, похоже, нет – свет не горел, и никто не открыл дверь, – Су как будто оправдывался, хотя уж ему-то было совершенно не в чем. - Я съезжу, – сказал СонГю глухо, ощущая, как его сердце сжимает холодной рукой страха. – У меня есть ключи. - Если он ещё жив, мы точно сможем его спасти, – бодро заявил МёнСу, явно пытаясь обнадёжить СонГю, но, наоборот, делая только хуже. Гю, чертыхнувшись, рванул прочь из палаты, и МёнСу, который в отличие от друга соображал здраво, удалось догнать его лишь на полпути к выходу, чтобы остановить и напомнить, что сперва стоит одеться, взять документы и деньги, прежде чем нестись через полгорода искать УХёна. Эта заминка помогла Киму немного успокоиться и собраться с мыслями, и уже более трезво мысля, он через десять минут вышел из клиники и запрыгнул в вызванное МёнСу такси, надеясь, что ещё не опоздал, и успеет вовремя добраться до Наму. *** СонГю выскочил из такси, буквально на ходу. Ему было страшно за Наму и тошно от себя – ведь столько времени его не особо волновало то, что его любимый человек загибается в одиночестве, но стоило узнать, что тот вроде как всё ещё его любит, как на Гю накатило осознание всей ситуации. А ведь если бы не МёнСу, то когда бы до него дошло, что он потеряет УХёна навсегда?.. Только, когда неизбежное уже случилось бы? Как вообще Гю мог поверить в то, что УХён его разлюбил? Это было нелепо, и тому не было никаких предпосылок. СонГю просто взревновал, как дурак – даже не ожидал от себя. А теперь УХён из-за этого, возможно, загибается где-то от разрывающей лёгкие боли. Гю чувствовал себя гадко. Он не должен был обижаться, как капризная школьница и бросать Наму вот так – одного справляться с болезнью. Даже, думая, что тот разлюбил, что влюбился в кого-то другого... Со стороны СонГю было жестоко оставлять УХёна умирать только за то, что он его больше не любит. Это было предательством. Так может МёнСу прав? Гю заблуждается насчёт своих чувств? Но как можно в таком ошибиться? Ким ясно чувствовал, что любит этого идиота Нам УХёна, несмотря ни на что. В который раз кляня себя за гордыню и чрезмерную обидчивость, упрекая себя за эгоизм, Ким взбежал по лестнице, едва не задыхаясь и, остановившись перед дверью их с Наму квартиры, согнулся пополам, подавляя рвущийся из горла кашель и пытаясь восстановить дыхание. Чуть подрагивающими пальцами он нащупал ключи в кармане, надеясь, что УХён и правда в этой квартире, а не свалил куда-нибудь в неизвестном направлении. По пути сюда СонГю позвонил в университет, в котором УХён преподавал, чтобы узнать, появляется ли тот на работе и, может, и сейчас там, но ему ответили, что он уже три недели находится в отпуске по болезни, и неизвестно, когда вновь выйдет на работу. Это были плохие новости, но по крайней мере, Наму не уволился, а значит есть шанс, что он ещё не прощался с жизнью и не планировал побег. Гю открыл дверь и тихо вошёл в помещение, которое выглядело, если и не заброшено, то точно не ухоженно. Любитель чистоты УХён явно махнул рукой на наведение порядка... или был просто не в силах. СонГю прошёл через гостиную к спальне, с каждым шагом ощущая всё более сильный страх, что Наму там не окажется, толкнул дверь... и выдохнул с облегчением, увидев на постели закутанного в одеяло спящего парня. Дыхание его было хриплым и тяжёлым, но он определённо был жив. СонГю присел рядом с кроватью, собираясь с мыслями, прежде чем разбудить УХёна. Он всё ещё не знал, как начать разговор, да и вовсе как смотреть ему в глаза. Ким обвёл взглядом комнату, убеждаясь в отсутствии каких-либо лекарств – судя по всему, Наму забросил лечение и даже не пытался справиться с болезнью. И это было паршиво. Гю самому себе готов был врезать за то, что сам был виноват в том, до какого состояния довёл себя его парень. Он протянул руку и легонько коснулся щеки Наму, негромко его позвав: - УХён-а... Эй, УХён, проснись. Несмотря на то, каким лёгким было касание и тихим голос Гю, Нам моментально отреагировал, резко вздрогнув и широко распахнув глаза, словно проснулся от кошмара. Тут же у него перехватило дыхание, и парень закашлялся – болезненно, хрипло, зажмурившись и скорчившись на постели. Гю, зная, как этот злосчастный кашель разрывает горло, тотчас метнулся на кухню за стаканом воды, и ему показалось, что вслед донеслось сквозь хрипы жалобное и отчаянное «СонГю...» голосом Наму, но он сейчас ни в чём не был уверен. Когда он вернулся, УХён сидел в постели, глядя в смятении на дверь, и Гю на мгновение замялся на пороге, встретившись с парнем взглядом. - Гю... – Наму глядел с таким недоверием, что ясно было – Ким был последним, кого тот ожидал здесь увидеть. – Это правда ты? – прохрипел он, и снова закашлялся. СонГю поспешил к нему, протягивая воду, и УХён, взяв стакан дрожащими пальцами, жадно припал к нему, делая большой глоток, давясь одновременно и им, и продолжающим вырываться из горла кашлем. - Я думал, мне померещилось, – прошелестел он, справившись с приступом. - Нет, я правда тут, – Гю протянул руку и коснулся щеки УХёна, хмурясь из-за того, что видел. УХён выглядел измождённым, бледным, а глаза, что глядели на Гю, казались почти безжизненными. - Эй, УХён-а, – СонГю сжал плечи парня, – ты в состоянии вообще ходить? Тот только кивнул, но так, словно просто хотел отвязаться от вопроса, потому что его явно волновали сейчас другие вещи – стиснув запястья Гю, Наму всматривался в его лицо с болезненной улыбкой, появившейся на потрескавшихся сухих губах. - Я думал, что больше тебя не увижу. - Так, прекращай это, – СонГю попытался прервать эту драму, которую явно начинал УХён. – У нас нет на это времени. Ты... какого чёрта ты не лечишься?! – Гю не сдержал возмущения и легонько тряхнул Наму. Тот поморщился и опустил взгляд. - А смысл? – едва слышно прошептал он. – Это неизлечимо. Да и второй раз оказался... больнее. И, если ты больше не любишь меня... - Я тебя люблю, – почти сурово заявил Гю, в упор смотря на Наму, который всё ещё отводил взгляд. - А? – УХён вскинул глаза на Кима, думая, что ослышался или неправильно понял. СонГю видел отражение работы мысли на его осунувшемся лице, и, зная потрясающие способности Наму выдумывать всякие глупости и самому верить в них, погружая себя в пучины депрессии, поспешил остановить запуск этого убийственного механизма, отчеканив: - Я тебя люблю. А ты – идиот. УХён-а, – протянул Ким уже гораздо мягче, ослабляя хватку на плечах Наму и ласково погладив их большими пальцами, – у тебя нет ханахаки. Если, конечно, ты любишь меня, а не какого-то левого придурка, – добавил Гю, насупившись, но на это Нам быстро-быстро помотал головой, отчего вдруг снова закашлялся. – Тише-тише, – СонГю дал время УХёну прокашляться и продолжил. – Хорошо. А то если не так, то мы оба в жопе, – Гю усмехнулся, и Наму, наконец, действительно осознал, что же тот говорит. - Но... ты же ушёл... - Потому что подумал, что ты загибаешься из-за ханахаки от любви к другому, – раздражённо бросил Ким. – Кто ж знал, что ты просто сам себя накрутил? Хотя... уж я-то должен был догадаться. СонГю потер ладонью лоб и вздохнул устало. Затем поднялся на ноги и протянул УХёну руку: - Если ты правда в состоянии передвигаться, поехали со мной. МёнСу тебя вылечит. И всё объяснит лучше, чем я. И... прости, ладно? – Гю отвёл взгляд. Наверное, не стоило сейчас лезть с извинениями, гораздо важнее было срочно приняться за лечение, но у СонГю такой тяжёлый камень на душе лежал из-за чувства вины, что он не хотел ждать. - Я так злился на тебя... Видеть тебя не хотел! – Гю краем глаза заметил, как УХён сжался от этих слов. – Но сейчас-то знаю, что только я сам во всём и виноват. Прости, что довёл нас до такого, что вёл себя, как урод... Я правда люблю тебя, и надеюсь, что это взаимно. И Наму даже ничего не ответил, просто выдохнул шумно и подался вперёд, обхватывая СонГю руками и утыкаясь лицом в живот. Он явно ослаб от болезни, но стискивал талию Кима крепко, сжимая в руках ткань худи и, кажется поскуливал, но точно понять было сложно из-за тяжёлого хриплого дыхания. - Всё, хватит разводить сырость, – Гю попытался мягко отстранить Наму. – У меня уже живот весь мокрый от твоих рыданий. - Я так рад... так люблю тебя, – подняв лицо на Кима, выдавил из себя УХён. И СонГю усмехнулся, потрепав Наму по волосам: - Ну, значит, мы будем жить.

~Конец~