The witcher's weakness

      Плотва шла не спеша, наклонив голову и чутко шевеля ушами. Ведьмак, сидя верхом, был задумчив и, как обычно, мрачен. Его взгляд рассеянно скользил по заросшей сорной травой дороге впереди. Наступал поздний вечер, и чёрные жуткие тени пролегли от высоких угловатых деревьев на дорогу. Они шли уже несколько часов, и надо было подумать о ночлеге. Геральт помотал головой, сбрасывая оцепенение, и только сейчас осознал, что на дороге один, а Лютика и след простыл. Как давно он едет вот так в тишине?       Ведьмак раздражённо тряхнул поводьями, заставляя Плотву ускорить шаг. Чёртов бард наверняка уже ушёл далеко вперёд, где его теперь искать? Геральт даже зубами заскрежетал, осознав, что его какого-то лешего волнует, если с Лютиком что-то случится. Плотва устремилась рысцой вперёд. Дорога все также была пустынна и зловеща. До ведьмака доносился лишь треск сухих веток под копытами его лошади. Он соскочил с Плотвы и замер, напрягая ведьмачий слух и зрение. Из ноздрей лошади вырывался горячий пар, растворяясь в студеном воздухе.       Тишину вдруг разорвал рык неведомой твари, а затем раздался вопль, узнать который Геральт мог бы из тысячи. Гребаный Лютик.       Ведьмак обнажил серебряный меч и ломанулся сквозь чащу, вынимая на ходу флакон с эликсиром и выпивая его одним глотком. Пустой пузырёк полетел на землю, разбиваясь на множество осколков.       Геральт мчался вперёд, безошибочно определяя дорогу среди одинаковых чёрных деревьев, и на его лбу даже выступил пот, но он ни за что бы себе не признался, что это от страха за чужую жизнь, а не от быстрого бега.       Он ворвался на поляну как раз в тот момент, когда голое, человекоподобное существо с горящими алыми глазами резко прыгнуло вперёд и, взмахнув острыми и длинными как кинжалы когтями, ударило Лютика в грудь.       Бард сумел отскочить, но этого оказалось недостаточно — гуль все равно задел его и разорвал когтями-бритвами рубашку. Лютик упал наземь, потеряв сознание, лютня жалобно звякнула где-то рядом.       Геральт в ярости взревел и в одно мгновение оказался рядом с гулем, который уже было устремился вновь к Лютику с намерением добить. Ведьмак со всей силы опустил меч на плечо мерзкого создания, но оно неожиданно увернулось и кинулось на него, раскрыв рот, полный ужасных острых зубов. Геральт отпрянул и пронзил мечом спину гуля, вогнав его почти по основание. Тварь издала свой последний жуткий вой и упала замертво. Геральт, поставив ногу на тело гуля, с усилием вытащил перепачканный в вонючей жиже меч и вытер о траву.       А затем кинулся к лежавшему без движения и признаков жизни Лютику. Он упал рядом с ним на колени, разорвал и без того драную рубашку барда, и оглядел раны. Грудь Лютика рассекали три длинные рваные полосы, из которых сочилась кровь. Ведьмак совсем разорвал его рубашку на несколько полос и перевязал раны, но лоскуты тут же пропитались кровью. Он чертыхнулся и поднял Лютика на руки, держа крепко, осмотрелся, а затем кинулся обратно на дорогу, к Плотве. Лошадь стояла, нервно водя головой и перебирая ногами, но стоило ей увидеть хозяина, как она успокоилась. Геральт вскочил в седло, аккуратно прижал безвольное тело барда к себе, а затем галопом помчал Плотву вперёд.       Лютик всю дорогу до маленькой деревушки находился без сознания, но изредка, сквозь окружавшую его черноту, он вдруг слышал хриплый голос Ведьмака совсем близко, как будто рядом с ухом, но не мог различить слова. Иногда ему казалось, как его горячего лба касается чья-то широкая мозолистая ладонь, а потом это всё пропадало и он вновь проваливался во тьму.       В этой деревне знали ведьмака, ведь он убивал по просьбе местных жителей стрыгу несколько лет назад, потому тамошняя целительница без вопросов распахнула перед ним двери своего дома.       Потом Лютик вдруг понял, что лежит на мягкой удобной кровати, в закрытые глаза навязчиво пробивается неяркий свет, а нос чувствует запах лечебных трав. Парень открыл глаза и заморгал, провел ладонью по лицу, по слипшимся от пота волосам. Он действительно лежал на чьей-то кровати в небольшой комнатке с широким окном, за которым только занималось утро. В шкафу у двери он заметил множество баночек и бутылок, самого разного размера и наполнения. По всей комнате были развешаны пучки сухих трав, их аромат витал в воздухе.       На тумбочке возле кровати Лютик обнаружил большую кружку с чем-то приятно пахнущим внутри. Жидкость оказалась тёплой и вкусной, и выпив все без остатка, он вновь провалился в сон.       Проснулся бард от привычного прикосновения ко лбу, и почувствовал как кто-то убирает с его глаз чёлку. Он приоткрыл глаза, только чтобы увидеть сидевшего у кровати на низком стуле ведьмака с рассыпанными по плечам волосами, в одной рубашке, без своего привычного доспеха.       Геральт отнял руку и прокашлялся.       — Ты в порядке.       Лютик попытался сесть в постели, но грудь вдруг пронзила резкая боль и он вновь упал на подушки.       — Я… — его всегда приятный и мелодичный голос показался ему сиплым. — Что я здесь делаю, Геральт? Что произошло?       Ведьмак скривился и поднялся на ноги, отошёл к окну, оказавшись к Лютику спиной.        — Ты снова нашёл приключения на свою тощую задницу, — неожиданно зло сказал Геральт. — Ты чуть не умер. Опять. Что ты делал рядом с гулем? Как ты вообще там оказался? Ооо, не отвечай, — он раздражённо взмахнул рукой и выругался. — Всегда, когда ты рядом, я не могу быть спокоен, я должен вечно следить за тобой, вечно вытаскивать тебя из передряг, только выбравшись из одного дерьма, я оказываюсь в другом.       Лютик молчал, уставившись куда-то в переплетение одеял и не поднимал взгляда.       — Ты… Ты просто несчастье, свалившееся на мою голову! Проклятье, чума, язва на моей линии жизни!       Бард ещё ниже опустил голову.       — Я уйду, если ты хочешь, — его слова были едва слышны. — Вылечусь, и мы больше никогда не увидимся, обещаю.       Почему-то его слова совсем не удовлетворили ведьмака, а разъярили ещё больше. Обычно холодно спокойный Геральт был невероятно взбешен, его глаза метали молнии.       Вдруг он замер. Ярость удивила его самого, и он застыл, силясь ответить на вопрос почему. Почему его так злил, раздражал бард, но при возможности навсегда с ним расстаться, ему резко перехотелось отпускать Лютика.       Всю дорогу бешеного галопа на Плотве, прижимая к себе худое тело парня, Геральт не знал, успеет ли добраться до деревни вовремя, сколько времени Лютик еще продержится с открытыми ранами на груди. Выживет ли он... Сердце ведьмака заходилось от острой боли, когда он глядел на искаженное болью лицо барда, не приходившего в сознание целые сутки.       Геральт повернулся к Лютику и что-то в его выражении лица показалось барду печальным, безнадежным, словно гнев, бушевавший в нем, куда-то исчез, а исчезнув, оставил опустошенным и совсем без сил.       Ведьмак вновь сел, его лицо почти скрылось за белоснежными волосами.       Лютик лежал, весь напряжённый, вцепившись тонкими пальцами в край одеяла, и не знал чего ожидать.       — Я не хочу, чтобы ты уходил, — с трудом выговорил ведьмак.       Бард непонимающе вскинул на него глаза.       — Что?       — Не уходи, — брови Геральта сошлись на переносице, а уголки губ дрогнули, выдавая переживаемую внутри бурю эмоций. — Я привык к тебе.       Ведьмаку никогда не давалось складывать слова в красивые предложения. Обычно он изъяснялся коротко, и чаще уж рычал или мычал многозначительное «Хммм». Говорить сейчас, приоткрыть завесу над своими чувствами, быть спустя столько времени отчуждения открытым, показалось ему сложнее, чем сражение с десятками гулей сразу.       — Но ты сказал… — хмурясь, начал Лютик, но замолчал, глядя на то, как Ведьмак нерешительно коснулся его руки.       —  Я много чего наговорил тебе. Тогда, теперь. Когда ты чуть не погиб из-за джинна, я боялся, что потеряю тебя. И меня жгло осознание, что я был груб с тобой, и это могло быть последним, что ты запомнил. Сейчас, когда я снова чуть не лишился тебя, мне стало… страшно. Я накричал на тебя… потому что испугался, — к моменту как Геральт договорил, его речь стала тише и сбивчивее.       Лютик сидел, приоткрыв рот и во все глаза глядя на ведьмака. Впервые в жизни он видел его таким растерянным и уязвимым, впервые в жизни Геральт не был бесчувственным бревном.       — Ты поправишься, — ведьмак задумчиво поправил повязки на груди барда, стараясь не смотреть тому в лицо.       Лютик вздохнул и нерешительно поднес руку к лицу Геральта. В нескольких сантиметрах от его щеки пальцы парня замерли и повисли в воздухе. Ведьмак поднял взгляд и несколько долгих секунд они глядели друг на друга, затаив дыхание.       Было что-то в Лютике обезоруживающее, то ли его хитрые глаза, то ли очаровательная улыбка, то ли его голос, то ли всё вместе, потому что без чего-то одного это был бы уже не Лютик.       Геральт не разрешал себе задумываться, почему так привязался к барду, почему так боялся остаться без него, ведь всю жизнь его единственным спутником была Плотва. Почему сейчас он не мог оторвать взгляда от его голубых глаз и почему в груди что-то противно щемило и не хотело проходить.       А внутри Лютика разрасталось какое-то новое чувство, широкое и объёмное, признаки которого уже давно сидели в нем, но которые он просто игнорировал и не понимал, хотя имел большой опыт в делах любовных.       Эти чувства свалились на обоих как снег на голову и были совсем не к месту. Но оба понимали, что не смогут просто отмахнуться от них, сделать вид, что ничего не происходит.       Геральту было сложнее: всегда скупой на эмоции, он вдруг чувствовал слишком много и не мог себе это запретить, не мог скрыться, как делал это всегда раньше. Он боялся этого неизвестного нового пугающего чувства к Лютику, желания заботиться о нем, касаться его кожи, волос, слышать его надоедливый голос и видеть неизменно шагающим рядом и распевающим свои баллады. В какой момент все зашло так далеко?       Он неловко обнял Лютика, аккуратно прижав к себе, ни на секунду не забывая об ужасной ране на груди барда, которая только начала заживать. Его грубые руки не умели обнимать и касаться нежно, но ради Лютика он готов был постараться.       Парень оказался уткнувшимся куда-то в шею ведьмака, пахнущую мускусом и еловыми ветками, а в лицо лезли и щекотали волосы Геральта.       Ведьмак коснулся рукой тёмных волос Лютика, пропуская пряди сквозь пальцы и пытаясь привыкнуть к новым ощущениям.       Время остановилось для них, и оба слышали лишь глухие удары сердца друг друга, а шею ведьмака опаляло горячее дыхание Лютика.       Геральт немного отстранился и коснулся губами виска парня, вложив в этот поцелуй все, что не досказал, не сумел донести с помощью слов.       Он вышел из комнаты и оперся о закрывшуюся дверь спиной, прикрывая глаза и пытаясь вновь обрести невозмутимость. Всем сердцем он желал, чтобы его слабость, единственная слабость во всем мире по имени Лютик, делавшая его уязвимым даже будь на нем сотня доспехов, не погубила его. Потому что сердце больше не принадлежало ведьмаку.