Worst Christmas

Неумолимо приближалось Рождество. Улицы укрывала пелена снега, витрины сияли разноцветными огоньками, стремительно вечерело. Весь Париж словно сошёл с иллюстраций какой-то волшебной сказки… Маринетт всегда любила этот праздник. Пекарня закрывалась раньше обычного, как только все заказы были разобраны; мама накрывала стол, и маленькая Маринетт забиралась на колени к бабушке, весь вечер слушая истории о её путешествиях и наблюдая за падающим снегом за окном. Рождество всегда имело для неё особенный вес и неповторимую атмосферу, но в этом году, подозревала она, всё должно было измениться по многим причинам. Во-первых, она уже слишком большая, чтобы сидеть у бабушки на коленках. Во-вторых, всё утро ей пришлось провести, помогая родителям с заказами в пекарне, отчего праздничное настроение слегка сползло по шкале вниз, пусть и не умалило духа Рождества. И в-третьих, она совершенно точно не сомневалась, что Кот Нуар обязательно испортит праздник. Сломает Эйфелеву башню в сотый раз, украдёт шапку у Санта Клауса… — Маринетт, всё хорошо? — спросила у неё мама, заметив задумчивость на лице дочери. Рабочий день уже подошёл к концу и они вместе сервировали стол. — Да, — кивнула девушка, чуть помедлив, и добавила с лёгким сомнением в голосе: — Я сегодня уйду спать пораньше. Что-то ей подсказывало, что в эту рождественскую ночь ей стоит быть настороже. *** С кухни по-прежнему доносились голоса родителей и бабушки, с яростным весельем что-то обсуждающих, когда она оставила их под предлогом усталости; на часах было только пол первого ночи. Цветные огоньки приветливо подмигивали ей в полумраке. Маринетт тяжело вздохнула и, ведомая неизвестным ей чувством, посильнее закуталась в плед и выбралась на балкон. С улиц доносилось бренчание уличных музыкантов и громкие разговоры. Эйфелева башня сияла в тон флагу, возвышаясь над невысокими парижскими домами. Люди в соседних окнах пили шампанское, зажигали бенгальские огни и праздновали начало нового года, словно в этом было больше, чем просто символика. Такая тихая и спокойная ночь, но что-то внутри всё равно не давало Маринетт успокоиться. Кто-то с ярко-зелеными смеющимися глазами, кто определённо имел на неё свои виды и все мотивы, чтобы испортить ей праздник. Ну, где же ты, Котёнок? Почему башня по-прежнему цела? Почему ты всё ещё не испортил чёртово рождество? Возможно, это было слишком — ожидать от него подставы, но она провела больше полугода, спасая Париж от последствий его обезумевших выходок, и было сложно верить, что он не поддастся всеобщему веселью и не выкинет что-нибудь в праздничную ночь… Но прошёл целый час, и это начинало походить на бессмыслицу. — Маринетт, ты уверена? Может, просто пойдём спать? — спросила Тикки, заметив тень усталости на лице девушки. — Давай пройдемся, — попросила Дюпэн-Чен, решительно поднимаясь с шезлонга и сбрасывая плед. Квами просто кивнула, и уже через мгновение на крыше пекарни стояла не дочь её владельцев, а национальная героиня. Не медля ни минуты, она сорвалась в ночь. *** Чутьё девушку не подвело, потому как, ещё не достигнув Эйфелевой башни, она уже издалека заметила до боли знакомую фигуру. Кот Нуар сидел на ограждении, сгорбившись и угрюмо глядя вперёд себя; на его костюме играли блики от подсветки башни, делая привычно чёрный латекс непривычно цветастым. И, что самое странное, он, славящийся кошачьей бдительностью, даже не заметил приближения Ледибаг. — Надо же, она ещё целая, — не без иронии заметила Ледибаг, приземляясь неподалёку от него. Блондин чуть вздрогнул, но не обернулся. — Праздник же, — иронично хмыкнул юноша. Ледибаг уловила странные нотки в его голосе и с опаской приблизилась. — Всё хорошо? — спросила она раньше, чем подумала, и почти пожалела об этом, увидев недоумение на лице — вроде как — врага. Кот Нуар промолчал, и Ледибаг уже мысленно загрызла себя за излишнее любопытство, приготовившись к очередной порции дурацких шуток, как он негромко произнес: — Ненавижу Рождество. В её списке вещей, в которые сложнее всего было поверить, на третьем месте стояли люди, которые не любили Рождество. (На первом был Кот Нуар, преследующий какую-то благую цель за всеми своими разрушениями, а на втором — она сама, приходящая на занятия вовремя) — Почему? — не удержалась девушка, аккуратно опускаясь рядом с парнем. Тот внимательно проследил за её движениями и слегка улыбнулся: — И даже не попытаешься меня ударить? — Если только не будешь трогать Эйфелеву башню, — неуверенно, Ледибаг улыбнулась ему в ответ. Отрицать свои чувства к Коту Нуару было глупо и бессмысленно, а сейчас, когда он выглядел таким разбитым и подавленным, игнорировать рвение собственного сердца тем более возможным не представлялось. Может, на один вечер они смогут забыть о вражде? Потому что, глядя в его грустные глаза, она не могла заставить себя противиться желанию закутать его в тёплый плед и отпоить горячим какао, лишь бы не видеть эту печаль на его лице. Бражник бы точно назвал её долбанутой, и она бы с ним согласилась. — С тех пор, как моя мама умерла, мы с отцом перестали праздновать Рождество. Мы перестали разговаривать вовсе, — начал Кот настолько тихо, что Ледибаг почти подумала, что ей мерещится, — Моя мама обожала этот праздник. Она всегда сама украшала весь дом и устраивала семейные ужины, — он улыбнулся; его туманный взгляд заметно потеплел, — А сейчас… дома так холодно без неё. Ледибаг представила себе высокие потолки в узких коридорах, где в полумраке одиноко петляла фигура Кота, не облаченного в чёрный латекс. Она позволила себе задаться вопросом, каким же был мальчик под маской злодея, прежде чем неуверенно протянуть руку к его лицу, смахивая с глаз упавшую чёлку. Кот удивлённо проследил за её рукой, прежде чем обернуться и посмотреть прямо в глаза; в которых совсем ничего нельзя было прочесть. Это было глупо и наивно. Он мог обманывать её, чтобы заполучить серёжки, пока она борется с приступами жалости; и хотя Ледибаг чётко это осознавала, как и собственную тупизну, она никак не могла объяснить, что заставило её так быстро поддаться его чарам. Возможно, всё дело было в глупой влюбленности, а может, она просто создана такой, чтобы жалеть и спасать нуждающихся… но в ту минуту она чётко ощущала желание помочь Коту. Ведь никто не должен быть несчастен в Рождество. Даже если этот кто-то рушит Париж по вторникам, как по расписанию. — Пожалуйста, подожди меня здесь, — попросила она, совсем не уверенная, что он согласится. Но когда девушка вернулась, он по-прежнему ждал её на крыше, с каким-то изумлением косясь на корзинку в её руках. Под внимательным взором Кота, она вытащила из корзинки термос, две пластиковые кружки и пакет с выпечкой. — Зачем это? — О, знаешь, — произнесла Ледибаг неуверенно, — Я просто пытаюсь спасти твоё Рождество. Я в курсе, что мы вообще-то враги и всё такое… — Ты пытаешься подкупить меня шикарной выпечкой? — улыбнулся Кот, выудив из пакета круассан с ванилью. — Шикарной? — переспросила она. — Обожаю эту пекарню. Девушка довольно улыбнулась. Что ж, вероятно, им даже повезло пересечься в обычной жизни… Может, однажды. И хотя они, конечно, друг друга не узнали, но их пути пересеклись на несчастные пару минут, пока парень выбирал выпечку, стоя у прилавка, а Маринетт терпеливо ожидала его заказа. Она могла бы спросить его о причинах, по которым он рушит Париж, как карточный домик; она могла бы поддаться моменту и вывести его на откровенный разговор, чтобы Моли было, за что её хвалить, когда он узнает об этой безумной выходке напарницы. (Хоть он и был тайным президентом клуба шипперов ЛедиНуар) Но они молчали, потягивая какао из термоса и уничтожая всю выпечку, принесенную девушкой из пекарни. На улице холодало, шум стихал, и Маринетт никогда не ощущала большей лёгкости, чем сейчас, в эту минуту. Когда часы показали пол второго ночи, она заспешила домой. — Ты ведь знаешь, что даже круассаны не заставят меня отказаться от моей цели? — произнёс Кот с непривычной серьёзностью, наблюдая, как методично девушка собирает вещи обратно в корзину. — Конечно, — ответила она. Будто вообще есть что-то, что способно тебя отказаться от своей цели, раз ты разрушаешь Эйфелеву башню вместо завтрака, хотелось съязвить ей, но Ледибаг прикусила язык, предаваясь попыткам закрыть корзину. Поверх её ладоней, обтянутых красным латексом, легла ладонь Кота, с лёгкостью захлопывающая крышку; она подняла глаза. — Спасибо. — Не за что. С Рождеством, Кот Нуар. — Увидимся во вторник? На его лице играла ехидная улыбка, хоть во взгляде и сквозила благодарность. Это всё ещё Кот Нуар, национальный преступник… и всё же это мальчик под маской, чьё Рождество она так хотела спасти. — Увидимся во вторник. Возможно, завтра Моль будет злобно подшучивать над ними двумя, и Ледибаг вновь будет теряться в догадках, кого из них ей хочется убить больше; может, завтра их вновь ждёт очередная битва. Но в эту ночь всё было совсем иначе. Всего на мгновение…