Любовь сквозь время и пространство

* - Здравствуй, Кёя. - Что ты здесь забыл, Рокудо? Иллюзионист как-то жалко улыбнулся и шмыгнул краснющим носом. Кёя хмыкнул и зажал пальцами сосульку на лице парня. - Это что такое? - Пусти, Кёя, - прогнусавил Мукуро, смешно дёргая головой, пытаясь вырваться. Сидящие в стороне остальные хранители захихикали. – Я просто немного замёрз. - Потому что идиот, - поставили ему диагноз, больно сжимая горячими пальцами аж заболевший от холода нос. Мукуро тоненько заскулил и попытался ткнуть трезубцем. Выбили. Кёя больно схватил за запястье, вывернул, заводя за спину и сжал иллюзиониста руками. - Оя! - Ая, - рыкнули на ухо, резко разворачивая и укутывая как в рулет в чужой пиджак. Мукуро испуганно охнул, когда его кинули на диван и прижали одновременно к подлокотнику и к горячему сильному телу. Тсунаёши хихикнул, а остальные сдавленно закашляли в рукава. Над макушкой насмешливо хмыкнули и стиснули тёплой лапищей, которую Мукуро чувствовал сквозь собственную одежду и чужую тоже. Сдул упавшую на глаза чёлку и покосился на Кёю красным глазом. - У меня рука болит. Кёя невозмутимо парировал. - У меня болела бы печень, если б ты ткнул своей зубочисткой. - Я не в серьёз, только чтоб отпустил. - Я должен был догадаться? И ты всё равно никуда не денешься. Мукуро шмыгнул отмёрзшим носом и вздрогнул, когда его накрыла тёплая ладонь. - Не дёргайся, я же тебя не убивать собрался. Что на самом деле удивительно. Мукуро пригрелся возле тёплого Облака и сквозь дрёму почувствовал как его волосы кто-то перебирает тёплыми пальцами. Дёрнулся. Там на голове не зажившая рана под иллюзией. Больно. - И когда ты ему скажешь? - Он нас слышит, - сдавленно рыкнул Кёя, затаскивая иллюзиониста на колени. - Знаю. Мукуро сделал вид, что спит, хотя все знали, что нет. Кёя был таким тёплым. - Рокудо. Мукуро дёрнулся и едва не свалился с лестницы. - Оя. - Ая, - передразнили его, Кёя стоял внизу и нагло ухмылялся, засунув руки в карманы. Мукуро скривил губы и по перилам, шатаясь, спустился. - Ты пьяный, что ли? - Конечно, - огрызнулся. – Мне заняться больше нечем. На миссии на перо напоролся. - Хм, - как всегда многословно откликнулся Кёя и вдруг подхватил на руки. - Ты что делаешь?! - Домой несу. - Куда?! - Тихо мне, а то сброшу. Мукуро подтянул ноги к груди и сжался комочком в чужих руках. - Вот и лежи. Показалось или чужие губы коснулись макушки? POV Я совсем не понимаю тебя, Кёя. Чего ты от меня хочешь? Зачем я тебе? От меня ни выгоды, ни пользы. Зачем ты возишься? Тратишь своё время и силы. Ты привёл меня в свой дом, вылечил, выходил, буквально поставил на ноги, хотя здоровье после Вендиче было на нуле, и вообще состояние было ближе к замогильному. Но Кёя, с нежностью крокодила почему-то заботился обо мне, хотя я сам бы давно уже плюнул и на себя и на свою жизнь – иллюзионист с нестабильным, практически бесконтрольным пламенем ломаного гроша не стоит, скорее даже наоборот, помимо отсутствия пользы, ещё и угроза для окружающих. Таких обычно вырезали собственные семьи, уж я знаю, Кёя. Так почему ты терпел мои кошмары, которые оживали в иллюзиях, мои истерики, за которых до тошноты стыдно? Почему? - Ты чего не спишь? – в волосы зарывается рука и успокаивающе поглаживает. Льну ближе, и вторая тёплая ладонь опускается на поясницу, поглаживает. Ты привязал меня к себе, Кёя. Боги, ты хоть знаешь, что ты сделал? Мой мир сузился до одного человека, замкнулся на тебе, ты – сосредоточение моего существования. Если тебя не станет, если исчезнешь, я не вынесу. И мир тоже. Я разнесу всё по камешку, выжгу своим ненормальным пламенем, потому что ни один мир не смеет существовать без тебя. - Опять кошмары? – что-то мурлычет как огромный кот, зажавший в лапах одну-единственную мышку. – Ничего не бойся, я с тобой. Я не боюсь, Кёя. Я знаю, что будет со мной, когда тебя не станет. Я всё знаю. - Не умирай... Не умирай, слышишь? Пожалуйста, я не смогу без тебя. Кровь. Так много крови, Кёя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Пусть это просто мой кошмар, пусть это лучше не выдерживает разум от пламени и ломается психика. Пожалуйста, Кёя. Я плачу, и слёзы мои такие же красные, как кровь, которая пропитала твою одежду и мои перчатки и меня самого, кажется. Пожалуйста, Кёя, не умирай. Выживи. Ты улыбаешься и чертишь кровяную линию на моей щеке. Твоё лицо такое прекрасное даже с запавшими глазами, пузырящейся кровью на губах. От тебя пахнет жжёной кожей и часть твоего тела обезображена ожогами, а на уцелевшей половине огромная рана, которая предназначалась мне. Глупый Кёя, лучше б это я сейчас умирал, а ты жил. Глупый Кёя. Шепчешь моё имя, а мне хочется убить тебя, но нашей жизни и так осталось на несколько минут. - Не бойся. Ещё свидимся. Не плачь. Шутник. Никогда не знал такой твоей черты. Но я сделаю всё, чтобы твои слова не оказались ложью? - Обещаешь? -... Твоими последними словами была просьба, чтобы я не плакал. Я не буду, Кёя. Для тебя я всегда буду улыбаться. Только найди меня потом, хорошо, Кёя? Обещаешь? А пока подожди меня, Кёя. Закрываю твои глаза ладонью, они не должны видеть то, что будет дальше. Гори оно всё огнём. - Остановись, Рокудо! Прости, кто ты? Я не различаю лиц, не слышу голосов. Мой… кто? Кто-то важный, моё всё – умер. Я точно знаю это. И вы все, те, кого я не вижу, последуете за ним. - Нет, остановись! - Он напал на Десятого! Стреляйте в него, стреляйте! - Нет, он – мой хранитель! Короткая вспышка боли, я падаю, почему-то не могу встать. Кто-то подхватывает на руки, но нет, это не те руки, не трогайте! Подожди меня, мы же ещё увидимся, да? Ты же не забудешь меня? Ты нужен мне, пожалуйста… ** Чёртов лжец. Эта мысль была со мной с самого рождения, что кто-то должен найти, должен заботиться. Мне так хотелось быть слабым рядом с кем-то. Брат постоянно крутится рядом и его неумелая забота напоминает мне о ком-то, что становится больно. - Что такое, Изу? – укачивает в своих объятиях как маленького. - Нет, ничего, - улыбаюсь и жмусь ближе. Я никому не нужен кроме него, долгое время меня считали бесполезным ребёнком и лишним ртом, полуголодное детство и вовсе могло оборваться, если бы Мадара не заступился за меня перед главой клана, нашим родителем. Хотя мы оба никогда не считали его таковым, этот человек легко бы пожертвовал не только мной, но и тобой – наследником клана. Мы оба стали сильными благодаря тебе, Мадара. Мой брат, мой единственный близкий человек. Я готов за тебя отдать и зрение, и жизнь, и всё-всё. Но не верь сладким речам чужих губ, слушай разум. Не слушай сердце, Мадара. Оно глупое, радо обмануться. Иначе почему я не могу оторвать глаз от чужого злого холодного лица, от ледяных красных глаз. Почему я хочу, чтобы руки, изрисовавшие мне всё тело шрамами, обнимали и утешили? Почему вместо того, чтобы больно схватили за волосы и чиркнули лезвием по горлу – нежили и ласкали? Почему? Не верь никому, Мадара. Не верь. Они лгут, они все лгут. Они обещают найти, обещают ждать, они приручают, а потом теми же руками, что обнимали, вырывают тебе ещё живое сердце. Забери мои глаза, Мадара. Чтобы я не видел то ненавистное (любимое) лицо того человека. Только почему мне всегда кажется, что глаза у него не алые, а тёмно-серые? И чёрные волосы. И черты лица немного мягче, но всё те же – хищные. - Ты уверен? Я киваю, и тьма накрывает меня. Безумие так близко, брат. Ты глухо рыдаешь мне в макушку, твои волосы такие жёсткие как и раньше. Это твоё последнее проявление слабости. Прости, я всем приношу боль. Где ты был раньше, когда я не был так сломан? Почему моя душа зациклена не на тебе, единственный любящий меня в этой жизни человек? Пожалуйста, я поживу ещё немного, только не нужно переживать и плакать. - Это всё мелочи, брат, - провожу рукой по пустым глазам и чувствую в них давление чакры – должны зажечься огни шарингана. Такие же вечные, как и твои сейчас, Мадара. Только – абсолютно слепые. - Мой Изуна, маленький братик, - снова качаешь на руках, и я знаю, что это – последний раз. Безумие так близко, близко, что я едва удерживаю мягкую улыбку, чтобы не причинить тебе боли. Пусть всё безумие будет только моим, Мадара. А ты живи, братик. - Учиха! Знакомый рычащий голос, и я оборачиваюсь, надеясь, что иллюзии не покинули меня и сейчас на тебя смотрят два алых огня с вращающимися узорами, а не жалкий слепой урод, убить которого – это ещё попросить надо. - Дааа? Скалюсь широко, что кажется, что щёки лопнут и раной разойдутся до самых висков. – Что такое, маленький, Сенджу? Ты взбешён, я слышу зов твоей чакры, такой прохладной и желанной. Убей меня! Ну же. В этот раз я умру раньше, хорошо? Сенджу Тобирама вытирает кровь об одежду мёртвого Учихи, брата Мадары. Странный, сумасшедший, бесшабашный. Мёртвый. Смотрит на него пустыми глазницами. Всегда казалось, что глаза у него должны быть сине-красными. И до самой смерти память хранила ощущение мягких волос в кулаке. Хотя Тобирама всегда был уверен, что никогда не прикасался к Учихе кроме того раза, когда убил его. «Почему ты забыл меня?» Кого он мог забыть? Ответь мне, Учиха. *** - Лань Чжань! - Вэй Ин, - тёплая любимая улыбка, когда этот холодный, невозмутимый с виду человек ловит в объятия, вжимается лицом в волосы, пахнущие огнём и солью, позволяет прижаться в ответ, сжать до боли, чтобы не терять больше, не терять. Вэй Ин поднимает глаза, чтобы утонуть в любящем янтарном взгляде. Чтобы потеряться в этом человеке, раствориться в нём, больше никогда-никогда не терять, не исчезать. Но он… … всего лишь призрак. - Вэй Ин, - любимый голос зовёт его, но не может прикоснуться. Он плачет, он кричит, но его не слышат. Его любят, его зовут, но не слышат. Я помню тебя! Мукуро-Изуна-Вэй Ин – он кричит, он рвётся, тянется, но не может достигнуть. Глаза серые-красные-янтарные – самые-самые любимые, почему ты не видишь меня?! Я люблю тебя, ты – мой мир, моя душа, моё всё! Услышь меня, узнай меня! Он словно изнутри видит маленького мальчика. Мальчика, которого обижают, мучают. Он знает его, знает, что будет дальше. И это убивает его, хотя он уже мёртв. Пожалуйста, не надо! Хватит, хватит умирать ради него! Мальчик чертит руны и круги своей кровью. Он плачет. Он не сумасшедший, он иногда видит одинокого мужчину-парня-мальчика с синими-красными-серыми глазами. Он видит его и хочет помочь. И обязательно поможет. - Мастер? Вэнь Нин улыбается, когда другой человек влетает в его мёртвые объятия. Поглаживает по спине. - Мой мастер, вы живы. - Да, да. Я здесь. У меня к тебе просьба, Вэнь Нин. - Всегда рад. - Оживи, пожалуйста. И держи своё счастье. Сердце пронзает оглушающая боль, он падает на колени и задыхается от оглушающего звука. Звука собственного сердцебиения. - Как? Как? Вэй Ин сверкает алыми глазами, в них на одно мгновение мерещится одновременно и синева, и вращающиеся узоры. А из тени выходит худенький очень бледный юноша с подрагивающей улыбкой. Сильный, сломанный, жаждущий быть любимым. У которого никогда никого не было. Вэнь Нин обнимает этого юношу и слышит его сердце, и то, что всегда ныло и кричало где-то внутри, вдруг утихает, замолкает, наполняется теплом и нежностью. Мо Сюаньюй улыбается бархатной всезнающей улыбкой, глаза его тёплые-тёплые. Будто внутри ребёнка живёт кто-то сильный и знающий, наблюдавший за ними. - Старейшина, - улыбается юноша, поглаживая по волосам прижавшегося к нему мужчину. Тот неверующе скользит пальцами по его лицу, вызывая щекотку и смех. – Вас ждут. Лань Чжань стоит неподалёку и улыбается немного неуверенно и грустно. Вэй Ин подлетает к нему и вжимается лицом. - Ты меня забыл. Сначала на лице краской разгорается стыд, а потом вспышкой – память-любовь-боль-нежность. - Прости. Вэй Ин плачет в голос и обнимает своего самого невозможного, самого любимого человека, пока тот с нежностью крокодила холодно-грубовато гладит его по волосам, сжимая в кулаке пряди у затылка, кладёт вторую ладонь на поясницу и позволяет потеряться в себе, в своей душе, в любви. - Не теряй меня, не забывай меня. - Ты обещал мне не плакать. - А ты, сволочь бесчувственная, морда ледяная, ты!.. - Язык вырву, Рокудо, - прорывается рык из прошлой жизни. Изуна показывает Кёе язык, а Тобирама обнимает Вэй Ина. Нашёл-нашёл-он мой! Моя жизнь, моя душа, моё всё! - Только посмей ещё раз потерять меня, ненавижу! - Не верю. - Не верь. Мо Сюаньюй смотрит на двух мужчин. Любящих, связанных алой нитью и заклинает, чтоб больше они никогда не расставались. Вэнь Нин смотрит на них тоже и вспоминает, как держал на руках истекающего кровью молодого мужчину, как тот не узнал, не увидел, как упрямо стремился к смерти. Ослеплённого младшего брата. Тсунаёши-Мадара-Вэнь Нин. Мо Сюаньюй смотрит и словно видит всё то же. - Кто ты? Улыбается, ластится, жмётся жадно-жадно. Я буду любить, я буду заботиться. Я буду помнить, не забуду, не оставляй. - У меня никогда не оставалось шанса быть с тобой. Сломанный, жалкий, брошенный, одинокий. Любимый. Вэнь Нин обнимает этого человека и смотрит через призму жизней. Мо Сюаньюй. Хаширама. Бьякуран.