Uncovering a Secret

      Корво замирает, осознавая.       Ведьма нараспев проговаривает что-то слишком неразборчивое издалека, и кровь на кости вдруг густеет, впитываясь.               – Надо их остановить, – шипит Корво Дауду. Здесь творится что-то тревожно неестественное, словно преступаются законы вселенной и сама ткань реальности искажается, разрываясь на лоскуты. Что бы тамкио ни делала ведьма, это что-то ненормальное – и это становится особенно заметно, когда китовая кость издаёт смертоносный вопль, насквозь пронзающий череп Корво.       Каждый нерв его напрягается. Пол дрожит под ногами, сотрясаясь, а воздух сгущается, вибрируя почти электрически.               – Сколько их там? – торопливо спрашивает Дауд, возясь со своим наручным арбалетом.               Корво быстро считает.               – Семнадцать, минус ведьма.               Сердце Корво сжимается от дурного предчувствия. Семнадцать против двоих без магии. Нехорошо.               Корво снова окидывает взглядом культистов, тихо выругавшись. Без магии оружие представляет реальную угрозу, но, прячась за ящиками, нельзя точно определить, у кого оно есть, а у кого нет. Это рискованно. Один выстрел – и Корво окажется на земле, умирающий от кровопотери.               Но и времени терять тоже нельзя, ведьма уже приступает к своему ритуалу. Земля колеблется всё сильнее, а ужасный звук, исходящий от «кита», только нарастает.               Корво заряжает в арбалет усыпляющий дротик, зажав еще пару дротиков в свободной руке.               Нужно остановить их. Сейчас.               – Я возьму тех, что слева.               Корво не дожидается ответа Дауда и выходит; усыпляющий дротик со свистом рассекает воздух, вонзаясь прямо в шею одного из культистов.               Он заряжает ещё один дротик как раз в тот момент, когда пружинный механизм встаёт на место, и, не успевает первая цель упасть, стреляет снова.       Второй культист начинает шататься, и когда первый, наконец, падает, разражается ад.               – Чужаки! Осквернители! Грешники! Избавьтесь от них! – кричит ведьма.               Чуть дальше падает ещё один культист, и Корво замечает за ящиками Дауда, перезаряжающего свой арбалет.               – Ты...               – Нет, – шипит Дауд в ответ, коротко показывая Корво зелёные дротики, прежде чем зарядить их.               Оставшиеся культисты теперь на взводе и ищут Корво и Дауда, рыча, как бешеные псы.               Новый дротик достигает цели, у Корво осталось только два – он не знает, сколько ещё у Дауда, но их точно не хватит, чтобы уложить всех культистов.               Как же с ними разобраться?               Вокруг всё снова вздрагивает – сопровождаемая утробный рыком, земля выдаёт особенно сильное колебание, и Корво теряет равновесие, выронив арбалет.               Он уже тянется за ним, как вдруг замечает неладное.               Его метка, обычно спрятанная под плотно замотанной манжетой, полыхает ярким жёлто–голубым заревом.       Она пульсирует болезненным холодом, и Корво, морщась, сжимает запястье.               Что происходит? Это чувство, ледяной ожог, нескончаемый холод…               Почему это похоже на...               – Оно… высасывает нашу магию через метки, – кривится Дауд, и Корво приходит к тому же выводу.               Магия Корво быстро истощается, и не так уж много времени осталось до того, как он рухнет от изнеможения. Корво бросает на Дауда раздражённый взгляд, тот кивает в молчаливом согласии, очевидно, подумав о том же.       Им лучше поскорее закончить с культистами, а потом разобраться с ведьмой.               Резьба на массивном костяном амулете загорается ярким золотом. Корво чувствует, как вокруг китового скелета сгущается туман, высасывая энергию из всего, что его окружает. Холодный и пустой, как сама Бездна.               Что задумала ведьма?!               Корво больше не теряет времени, одним прыжком перемахивает через ящики, не обращая внимания на боль в раненой руке, и стреляет усыпляющим дротиком.               Тот вылетает, пронзая ближайшего культиста.               Он невнятно булькает, отступая на пару шагов, а потом с грохотом рушится на землю. Это привлекает внимание остальных культистов, и они отшатываются – налитые кровью глаза наконец находят Корво.               Ближайший к нему – тот, чьи волосы пропитаны кровью – резко падает без сознания, и Корво краем глаза замечает, как выпрыгивает Дауд, присоединяясь к нему, заряжая новый усыпляющий дротик в арбалет.               Корво тратит свой последний усыпляющий дротик на культиста в углу, тот падает через несколько секунд, и Корво быстро отслеживает оставшихся культистов, оценивая ситуацию.               Двое слева, трое справа, пятеро сзади и один–               Корво отскакивает в сторону, когда этот самый один, кипя от злости, бросается на него, как разъярённый бык. Дауд сбоку отбрасывает его и вырубает быстрым ударом по голове.               Земля снова сотрясается, и жжение в метке нарастает. У Корво немеет рука, боль течёт по позвоночнику и пронзает череп, словно болт, и он, поморщившись, сглатывает.               От всей скопившейся в воздухе магии кожа почти горит, Корво задыхается: сама попытка сделать вдох приносит с собой неприятное чувство, будто он вдыхает разряд молнии.       Он стискивает зубы. Осталось не так много времени до полной отключки. Ему надо ещё ускориться.              И Корво бросается прямо на сбившихся в кучу пятерых культистов, стоящих по центру – пинает, сбивая с ног первого, подскакивает к следующему. Обычно он бы на такое не пошёл, но сейчас нет выбора.               Корво едва слышит сдавленные крики культистов за оглушительном биением сердца. Он врезается в третьего культиста, наваливаясь всем телом и одновременно уже замахивается на четвертого.               Удар лишь отбрасывает того на пару шагов, и Корво прикусывает губу, когда острая боль взрывается у основания его черепа.               Он слабеет. Он не может...               В паре шагов от Корво раздаётся выстрел.               Пуля свистит у самой руки, задев ткань, и выброс адреналина затапливает тело.               Ноги Корво горят огнём, когда он, прянув в сторону, уворачивается от нового выстрела – ещё один трескучий звук. Сбоку мелькает что-то красное, и Дауд врезается в стрелка, хватая того за руку и сбивая прицел, отчего пуля летит в потолок. Точно такой же приём Корво однажды применил, разбираясь с кучкой наёмников в переулке, но сейчас нет времени удивляться.               Тело Корво начинает перегреваться от истощения, но он заставляет себя собраться и сбивает с ног культиста, целящегося в Дауда. Удар выходит мощным, отняв у Корво ещё больше сил.               Он делает прерывистый вдох, тяжело дыша.       Бегло оглянувшись на Дауда, Корво замечает, что у того дела тоже обстоят не слишком складно. Может, у него и больший резерв магии, чем у Корво, но напряжение начинает сказываться и на нём, и Дауд с трудом загоняет вопящего культиста в угол.               И тут что-то врезается в грудную клетку Корво, лишая равновесия и выбивая воздух из легких. Корво валится на землю, едва успев заметить отблеск стали и дёрнуться в сторону, в последний момент уйдя от удара.               Тут же он пытается сбросить культиста, но тот даже не сдвигается, уставившись на Корво сверху вниз бешеными глазами.               Следующий удар уже видится ему как в тумане.              У Корво перехватывает дыхание. Он не сможет увернуться.               Остаётся только одно.               За долю секунды меч Корво раскрывается, и рука культиста отсекается одним взмахом – хлещет кровь и отрубленная конечность падает на землю.               Ещё один стремительный взмах, и уязвимая артерия на шее перерезана, из неё брызжет кровь. Сдавленный крик, и культист оседает на землю в луже свежей крови. Мёртвый.               Корво с трудом поднимается на колени. Его магия почти полностью истощилась. Зрение начинает затуманиваться, в голове настойчиво пульсирует боль, а жар охватывает всё тело.               Несколько мгновений спустя Дауд оказывается рядом и парирует удар другого культиста, стоящего позади Корво, отбрасывая его назад.               Дауд поспешно протягивает ему руку, блокируя новый удар. Корво без колебаний хватает её и бросается назад, вонзая меч между ребёр следующего культиста – на этот раз женщины – под углом вверх, пронзая сердце.               Ещё один сдавленный вздох, еще одна потерянная жизнь, и Корво, тяжело дыша, сбрасывает мёртвую культистку со своего меча.               Он быстро оглядывается по сторонам. Клинок Дауда тоже окровавлен. Осталось только трое культистов. Ведьма и ещё двое, с одним из которых Дауд расправляется через секунду.               Корво расправляется с последним. Тело падает на землю. Безжизненное.               Корво и Дауд теперь обращают свое внимание на последнюю. Главу детей Левиафана. Ведьму.              Она даже не замечает пропажи всех членов собственного культа, продолжая читать заклинание перед огромным костяным амулетом.               Корво и Дауд уже готовы броситься к ней, когда резьба на китовой кости разгорается ярче.               Корво щурится, закрываясь.               Несдерживаемая энергия пронизывает воздух, как молния во время грозы, хаотичная, необузданная, как будто в зале взвихрились десятки крошечных смерчей, изгибающих воздух и разрывающих на части саму реальность. Он чувствует, как вся скопившаяся сила затягивается внутрь, словно в невидимый водоворот, концентрируясь в самом сердце «кита».               Давление начинает нарастать, пригибая Корво к земле, тяжесть становится невыносимой, пока...               ...всё не взрывается.               Вспышка. Энергия мощной волной швыряет Корво через весь зал, впечатывая в стену.               Дауда тоже отбрасывает, и он со стоном падает.               Воздух вздрагивает, шипит, а потом замирает – принося с собой ледяную тишину.               Вспыхивает яркий свет, белый и дрожащий.               Когда Корво наконец оглядывается, его глаза мгновенно расширяются.               Он словно перенёсся в совершенно другое измерение.               Весь зал окутан фиолетовым сиянием с примесью голубого, чёрного и белого. Корво бьёт неунимаемая дрожь, а в лёгких словно застыл запах Бездны. А в центре всего этого хаоса, прямо в груди огромного скелета кружит кольцо сияющего света, пульсирующее нечестивой энергией. Что-то вроде портала.               Запах, свет и странное, искажённое притяжение, расходящееся, кажется, во все стороны.                Позвоночник Корво пронзает леденящим ужасом.               Это же не может быть...               Портал в Бездну.               Корво потрясённо застывает.               Ведьма благоговейно смотрит на открытый портал, на её лице безудержная радость.               – Сработало! Сработало! О, свершилось! – Слёзы текут по её лицу, она вглядывается пристальнее, не обращая ни малейшего внимания ни на Корво, ни на Дауда.               – Такая сила, такая красота, – шепчет женщина. – О, моя леди, как вы страдали. Скоро мы снова будем вместе как одно целое.              Корво сглатывает, пытаясь подняться, но тело отказывается повиноваться. Его мышцы просто слишком слабы. Корво продолжает попытки, собирая всю силу воли, которая ещё осталась в его ноющем теле.              Он должен остановить ведьму. В том, что она делает, есть что-то глубоко неправильное, не объяснимое никакими словами. Ужасающее, неестественное, омерзительное – ничто даже близко не может описать, насколько это неправильно. Бездной нельзя так манипулировать. Это просто... неправильно.              – Ведьма, – выплевывает Дауд, поднимаясь на ноги.               Ведьма, наконец, оборачивается, как следует разглядев Дауда и Корво, и чистый восторг на её лице сменяется яростью.               – А, Дауд, мелкий вредитель, – в её голосе, остром как бритва, слышится явное негодование. – Снова пришёл остановить нас?               Она смеётся, качает головой.               – Но ты опоздал. Всё уже случилось.               Корво наконец удаётся подняться: он держит шаткое равновесие и впервые как следует всматривается в ведьму.               По коже бегут мурашки.               В ней есть что-то очень тревожное, почти нечеловеческое. Её кожа совершенно белая, словно в теле нет ни капли крови. Конечности кажутся поплывшими, изгибаясь под странными углами, а лицо – иссохшее.               И тут Корво вдруг понимает, что искривлены не конечности. И она не изуродована.               На самом деле, всё тело её испещрено странными наростами и множеством длинных разрезов, змеящихся по коже, бугристых и подгнивших по краям, а плоть сшита грубыми зигзагообразными швами. Кожа, особенно рядом с разрезами, покрыта слизистой плёнкой, а сами раны сочатся гноем и запёкшейся, почерневшей кровью.               Корво мгновенно отшатывается.               Наросты на её теле выглядят знакомо. Слишком знакомо. Корво подобное уже видел: в канализации, в укромных уголках, поющие, стонущие.               Что за...               И Корво вздрагивает.               Ведьма издает булькающий звук и начинает биться в конвульсиях, словно у неё припадок. Портал светится, сквозь него прорывается щупальце тьмы и пронзает ведьму. Её конечности изгибаются назад, покачиваясь. Из тьмы прорастают прочные лианы и обвивают её тело, руки и ноги, а талию – лентой, на которой расцветает гроздь кроваво-красных цветов.               – Блядь, – ругается Дауд, в точности цитируя мысль Корво.               Ведьма издаёт последний леденящий кровь вопль, пронзающий череп Корво, как зазубренное лезвие.               Затем наступает тишина. Ведьма прекращает двигаться, опрокидываясь назад, а потом резко вскидывается, выпрямляя спину, словно реанимированный труп.               Она издаёт какой-то звук – и тон её голоса кажется выше. Сам голос стал резче, мелодичнее. Опаснее. Как будто она только что превратилась в совершенно другого человека.              – Как удивительно. Транспозиция сработала, – сам тембр, ритмика речи странны, и Дауд, кажется, узнаёт их. Он напрягается, серо-стальные глаза сужаются и наполняются яростью.               – Ты.               Женщина оборачивается с хищной грацией, и Корво замирает, когда замечает её горящие жёлтым глаза.               – А, мышь Дануолла. Дауд, вернулся чтобы снова расстроить мои планы. Вижу, ты подружился с... – Она замолкает. – Надо же, какой сюрприз. Королевский защитник, Корво Аттано.       – Делайла, – рычит Дауд. По телу Корво пробегает холодок, и он вспоминает аудиографию Дауда.               – Ты безмозглый глупец. Вечно вмешиваешься в дела, в которых ничего не смыслишь. Будущее могло стать потрясающим. Империя под правлением кого-то блестящего, не сопливой девчонки. Я была в своём праве.               У Корво наготове гневная отповедь, но Дауд встревает первым, уверенно и без колебаний.               – Эмили Колдуин правит гораздо лучше, чем ты смогла при всём желании.               Корво моргает, Делайла смеётся.               – Ты стал сентиментальным, не так ли? Слабый, размякший. Наконец отрастил совесть? Бедный, затупившийся клинок, ржавеющий от безделья.               Дауд сощуривается.               – Это не имеет значения. Тебе никогда не осмыслить великого замысла вселенной. Сила. Величие. Это за пределами твоего понимания. – Делайла качает головой. – Ты – напрасная трата его даров.               Глаза её горят холодным убийственным блеском, губы изгибаются, когда она поднимает руку.               Глаза Корво прищурены. Её плоть превратилась в изуродованное месиво, мясистое и местами опалённое, словно её погрыз злобный волкодав, а потом всю руку окунули в кислоту – и весь этот ужас контрастирует со знакомыми плавными изгибами метки Чужого, теперь ярко светящейся.               – Пригнись, – тут же командует Корво Дауд.               Корво подчиняется мгновенно, без вопросов, как раз в тот момент, когда по мановению руки Делайлы из ниоткуда вылетает серия чёрных стрел, похожих на молнии. Они, просвистев над головой, вонзаются в стену позади.               Дауд, ворча, поднимается после атаки, и переносится прямо к Делайле, невзирая на то, какие усилия ему, должно быть, приходится прилагать, и замахивается для удара.                Из земли с визгом вырывается лоза, без особых усилий блокируя выпад Дауда.               – Как трогательно, что твоё стеклянное сердце разбилось вдребезги в тот миг, когда ты вонзил клинок в грудь Джессамины!              Рассечённый побег растворяется в воздухе, снова издав пронзительный вопль.               – Каково это – сожалеть? Думаешь, эти попытки смоют твои грехи? – продолжает поддевать его Делайла, но Дауд её игнорирует.               Корво запускает в неё болт, и ведьма вскидывает руку, сияя меткой. Болт врезается во вновь проросшую лозу и ломается от удара.               – Ах, дорогой Корво. Не думай, что я о тебе забыла, – Её горящие глаза находят Корво.               Он заряжает новый болт и перекатывается, уворачиваясь от очередного залпа волшебных стрел.               – Так прекрасно сломленный. У Джессамины, безусловно, был вкус. Жаль, что ты растратил себя на неё...              Новый болт пронзает воздух там, где Делайла была секунду назад – она же переносится прочь.               – …стал её любимой комнатной собачкой, породив этого демонёнка.               Корво оборачивается. Он отбивает выпад клинка Делайлы сзади – и от силы удара рука его горит.                – Знаешь, что она сделала со мной? Что украла у меня?               Корво щурится в перекрестье мечей.               – Тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты сражаешься не на той стороне? Знаешь ли ты, за что вообще бьёшься?                Вблизи кожа Делайлы выглядит болезненно белой, куски плоти отпадают, как осколки стеклянной вазы, когда швы, скрепляющие её тело, начинают расходиться.               Корво стискивает зубы, сопротивляясь напору клинка Делайлы.               – Ты убийца.               Делайла громко смеётся в ответ.              – Как и ты. И твой дорогой «друг». Смею тебя заверить, то, что ты о нём знаешь, – лишь малая толика его прегрешений. Он когда-нибудь рассказывал тебе, что сделал с твоей драгоценной Эмили, когда забрал её из башни? О, как она кричала.       Это очевидный обманный манёвр, но Корво невольно вздрагивает, и Делайла в полной мере этим пользуется, ухмыляясь и усиливая давление на клинок, который теперь завис всего в нескольких дюймах от горла Корво.               Корво изо всех сил старается дать отпор, но ему приходится вести непростую битву. Делайла – упрямая, безжалостная сила, она давит и давит, а Корво быстро теряет силы, он просто слишком измотан, чтобы продолжать в том же духе. Его мышцы горят раскалённой болью от одной только попытки сдержать её натиск, но он по-прежнему… Не. Сдаётся.               И Корво впивается взглядом в Делайлу, отчаянно цепляясь за каждую крупицу силы, которую только может выжать из своего слабеющего тела.               Перед глазами мелькает Эмили. Джессамина. Дауд.               – Дауд. Изменился.               Два слова, и что-то необычайно яркое вспыхивает внутри, кристаллизуясь в источник энергии, сжигающий всю боль в его теле.               Корво с криком отбрасывает Делайлу, высвобождая клинок с оглушительным скрежетом.               Изуродованная ведьма в украденном теле отшатывается, и Корво уже готовится нанести финальный удар, когда из-под земли вдруг пробивается лоза, со щелчком обвивается вокруг его запястья и выбивает меч.               Тот с лязгом отлетает в сторону.               Не успевает Корво даже подумать о том, чтобы дотянуться до своего арбалета или потерянного клинка, как за спиной раздается грубое «ложись».               Корво, подчиняясь, падает на колени.               Дауд перемахивает через него, отталкиваясь от плеча Корво, и прыжком влетает в битву, нанося молниеносный удар. Делайла со смехом отбивает его. Меч Дауда вонзается в пол, кроша бетон.               Корво тут же понимает, что это не сработает, и вскакивает на ноги.               Делайла обладает полным комплектом сверхспособностей, несмотря на вселение в... искалеченное тело, в то время как Корво с Даудом совершенно измучены и не могут использовать магию.               Их единственный шанс победить Делайлу – или кто там она сейчас – перехитрить её. Застать врасплох.               Что же сделать?               Корво оказывается ещё дальше от своего клинка, снова уворачиваясь от залпа стрел.                Он думает, мысленно перебирая варианты. Меч вне досягаемости. Он не взял с собой ни пистолета, ни гранат, ни пружинных мин. Единственное, что у него осталось – это арбалет.               У него есть несколько простых болтов, ни одного усыпляющего и один зажигательный.               Зажигательный болт. Пальцы Корво замирают над ним, плотно сидящим в креплении, а разум лихорадочно пытается хоть что-то придумать. Что-нибудь.               Он смотрит на Дауда. Тот осыпает Делайлу шквалом ударов, которые она легко блокирует или уклоняется стремительными переносами.               Корво не может использовать свою магию, он выжат досуха, но если Дауд сумеет ещё хоть раз применить свою…                Он заряжает арбалет ещё до того, как план окончательно формируется в голове. У него нет времени, он просто должен сделать это и поверить, что Дауд догадается.               – Дауд! – зовёт Корво.               Тот встречается с ним взглядом через весь зал – посреди хаоса серый находит карий.               Корво щёлкает арбалетом, Дауд отслеживает это глазами. Это может иметь миллион значений, и Корво остается только слепо надеяться, что Дауд немыслимым образом поймёт ход его мыслей.               Короткий кивок.               Дальнейшее происходит как в тумане.              Дауд атакует снизу, намеренно сцепляясь клинком с клинком Делайлы, лезвия высекают искры.                Корво прицеливается – болт переливается голубоватым светом. Спусковой крючок нажат, и болт со свистом рассекает воздух, летя прямо в открытую спину Дауда, невидимый Делайлой.               Корво с бешено колотящимся сердцем смотрит, как он голубой вспышкой пронзает зал, оставляя Дауду долю секунды до воспламенения. Дыхание перехватывает.              Пожалуйста.               И как по сигналу, метка Дауда вспыхивает. Он растворяется в клочьях тьмы.               Болт проходит сквозь эту тьму и попадает точно в грудь Делайлы. Взрывается, обдавая её брызгами горючей жидкости.               Делайлу тут же охватывает пламя, ярко-оранжевое, и она кричит, отчаянно хлопая себя по изуродованному телу. Это бесполезно, пламя перекидывается на её пальцы и то, что осталось от волос, и она кричит ещё громче.               – Я отомщу, клянусь! – вопит Делайла, но это бесполезно.               – Даже если уйдёт вечность! Я вернусь! – Её крики длятся ещё секунд десять, пока она, наконец, не рассыпается, превращаясь в пепел, когда гаснет пламя.               Тишина.               Корво выдыхает.               Всё кончено.               Он падает на землю, тяжело дыша.               Она ушла. Она ушла.               Вся ночь вспышками проносится у него перед глазами: выстрелы, лязг мечей, запах крови, горелой плоти и худшее – вид того, как последняя искра жизни гаснет в глазах человека.               Корво дышит, пытаясь втянуть в себя как можно больше воздуха. Всё как в тумане, он взвинчен и не может думать. Ему нужно расслабиться, но его разум и тело дошли до предела, и он слишком измотан, чтобы успокоиться.               Ему не чуждо это чувство. Он королевский защитник, и каждый час своей жизни сталкивается с реальной угрозой смерти. Возможно, он десятилетиями тренировался сохранять внешнее спокойствие в реальном бою, но никто не застрахован от страха и боли, и он может бороться с внутренними порывами только до тех пор, пока всё не будет кончено. Корво погружается в себя, закрывая глаза и отключая все чувства, сосредотачиваясь на дыхании, вдыхая и выдыхая.               Вдох, выдох. Снова. И снова.               Он в порядке. Дауд в порядке. Делайла ушла. Всё хорошо.               Проходит долгая минута.               Когда Корво открывает глаза, он вновь чувствует запах Бездны, слышит пение гигантского костяного амулета и полностью ощущает, насколько он измотан. Всё тело горит и болит, и Корво несколько раз моргает, притерпеваясь к боли.               Потом Корво вдруг замечает, что манжета расстегнулась. Он хмурится. Теперь его метка открыта на всеобщее обозрение – жуткие чёрные линии, впечатавшиеся в кожу. Корво пытается снова застегнуть её, но это бесполезно, одна пуговица оторвалась и как следует застегнуться не выходит.               Корво принимает флакон с Аддермирской микстурой из рук Дауда и глотает прохладную жидкость. Через несколько минут боль начинает утихать, и Корво облегчённо вздыхает, придя в себя настолько, чтобы снова подняться на ноги.                – Весь этот бардак наверняка привлечёт смотрителей. Мы должны уничтожить этот... амулет до их появления. Сомневаюсь, что если оставить здесь этот портал, выйдет какой-то толк. – Говорит Дауд, когда они оба немного отдыхают, и подходит к широкому ребру, уже занося клинок.               Корво хочет кивнуть, но вдруг замирает.               Портал.               Это портал.               Корво поворачивается к киту, всматриваясь в него как следует. Портал, по-прежнему излучающий фиолетовый свет, светится, издавая странную мелодию Бездны и источая потоки холодного воздуха.               Врата в Бездну, место, куда попадает всё.               Смысл этого прошивает Корво дрожью. Его сердце снова разгоняется. Дыхание сбивается, и он поспешно подбирается ближе, забыв об усталости и боли.               У него больше никогда не будет такого шанса. Если это правда…               – Постой, – зовет Корво. – Дауд. Подожди.               – Что?               – Я... – Корво прикусывает губу. – ...Дай мне минутку, прежде чем ты его уничтожишь.               Бездна. Если это действительно то место, куда все живые существа попадают после смерти, то…               – Зачем? – недоуменно спрашивает Дауд. – У нас нет времени. Смотрители скоро будут.               – Пожалуйста, – умоляет Корво.               Дауд замолкает, по-прежнему сбитый с толку, но в конце концов кивает и опускает меч. Корво не обращает на него особого внимания, направляясь ко входу в портал. Здесь ужасно пахнет Бездной, и так же холодно, как когда он попадал туда в своих видениях.               Это его шанс освободить Джессамину.               Сердце Корво мгновенно сжимается от этой мысли. Он должен это сделать, он знает, что должен, он долго готовился к этому моменту, но…               Его глаза пронзает болезненной резью и он снова ныряет в знакомый омут горя и боли, захваченный воспоминаниями о Джессамине.               Джессамина – единственное, что связывает его с этим миром, даёт цель и спасает от безумия. Она – даже сейчас – единственное, что побуждает его поступать так, как он поступает. Мысль о том, что ему придется прожить остаток своей жизни без Джессамины, слишком ранит, и какая-то эгоистичная часть Корво сражается с остальными, желая оставить её рядом. Ещё на день, ещё на год… на всю жизнь – чтобы она была с ним и дарила силу жить дальше. Ещё рано. Он даже втайне надеялся, что шанс никогда не представится, так что у него будет разумный предлог удержать её с собой и…               Корво делает глубокий вдох, пытаясь сглотнуть ком в горле.               Нет. Хватит оправданий. Он обещал отпустить её, если шанс представится. И вот он, шанс, прямо перед ним, нежданный-негаданный, не такой, какого он хотел, но всё же шанс. Он должен отпустить её. Джессамина мертва. Теперь ничто не сможет её вернуть, и Сердце никогда не сможет заменить её. Она ушла, и меньшее, что Корво может для неё сделать – это дать ей покой и почтить её память, сделав все возможное, чтобы вырастить Эмили такой императрицей, которой Джессамина гордилась бы.               Одна эта мысль пробуждает Сердце, знакомая тяжесть ложится в левую ладонь.               Сердце Корво сжимается, его глаза наполняются слезами.               О, Джессамина.               Словно почувствовав мысли Корво, сердце сбивается с ритма, и Корво прижимает её к своей груди, желая обнять Джессамину в последний раз, послушать, как медленно бьется её сердце в такт с его собственным.               Когда ты рядом, я спокойна.               Услышав это, Корво яростно смаргивает слёзы и ещё крепче прижимает сердце к груди. Горло сдавливает сильнее.               Джессамина.               Он должен её отпустить. Джессамина так много дала ему, она заслужила покой. Настало время прощаться.               Корво вытягивает руку, осторожно подходя к воронке портала, а потом проносит Сердце сквозь неё. Руку Корво окутывает холодом, метка вспыхивает, резонируя с энергией, изливающейся из Бездны.               Вес на ладони легчает, и Корво закрывает глаза. Он не может на это смотреть. Не может смотреть, как она уходит от него во второй – последний! – раз.              Теперь она будет свободна и обретёт покой. Она больше не в ловушке. Он должен радоваться, но...              Почему ему кажется, что вместе с Джессаминой уходит часть него? Почему ему кажется, что весь мир рушится, и он распадается на части?..               Корво с трудом вбирает воздух лёгкими, словно стянутыми незримыми путами. Нет, он не готов, он никогда не будет готов.               Вес на ладони, наконец, исчезает.              И тут Корво вдруг чувствует прохладное прикосновение к щеке. Он резко распахивает глаза.               Джессамина.               Бледная, неземная, в облике духа. Волосы забраны, одежда – та же, что и в тот роковой день. В её теле нет ни цвета, ни яркости, присущих реальной ей, оно холодное, полупрозрачное, но это всё равно Джессамина, и глаза Корво снова обжигают слёзы, затуманивая зрение. Его прекрасная бабочка. Он не видел её с того самого дня и отчаянно пытается запомнить каждую чёрточку, каждый изгиб, каждый волосок.               – Я скучаю по тебе, – говорит он, даже если его сердце разбито вдребезги.       Он вспоминает то время, когда впервые встретил её. Корво уже тогда был тихим, а она – просто ребёнком, весёлая, озорная, часто заглядывающая в сады, где бывал и он. Они вместе кормили воробьёв, улыбаясь им, прыгающим на ладонях и позволяющим гладить крошечные перышки. Мимолетные моменты радости, тогда казавшиеся глупыми, теперь же очень дороги сердцу Корво.               Джессамина ничего ему не отвечает, Корво не уверен, что она вообще на это способна.                Ему просто хотелось бы ещё хоть немного побыть с ней. Любить её.               – Я люблю тебя, – прерывисто шепчет Корво.               Их первый поцелуй случился ночью в покоях Джессамины: лунный свет лился потоком, освещая всё вокруг словно прожектор. Корво точно помнит, какой холодной была та ночь и какой горячей – Джессамина, прижавшаяся к нему. Он помнит всё.               Джессамина гладит большим пальцем щёку Корво, нежно, как раньше. Это касание не греет, она уже не жива. Оно несёт с собою леденящий холод, но само прикосновение, звук, движение – точно такие же, и Корво подаётся навстречу, отчаянно тоскуя.              Воспоминания вспыхивают перед глазами: хорошие, плохие, все подряд.               Корво вспоминает Эмили, как он буквально прослезился, обнимая её в первый раз. В тот день он влюбился второй раз в жизни, и всё в мире стало правильным.               Он вспоминает, как спорил с Джессаминой во время чумы, как был напряжён и раздражён всем, что творилось вокруг. А потом – как тем же вечером, извиняясь, привел её в сады, и как они кормили воробьев, словно снова были детьми, повстречавшимися впервые.               Сколько ночей они провели вдвоём – ни с кем больше Корво не чувствовал себя таким драгоценным – принося друг другу клятвы любви нежными прикосновениями и тихими словами, мечтая, чтобы ночь длилась вечно.               Что бы он ни отдал, чтобы всё это вернуть.               Корво снова яростно моргает, сдерживая слёзы. Он не будет плакать. Не сейчас. Он не будет эгоистом. Джессамина сделала Корво счастливейшим из смертных, дала ему всё: тепло, любовь, уют, семью. Он не допустит, чтобы её последним воспоминанием стал Корво в слезах и трауре.       Он хочет, чтобы она знала, как счастлив он был повстречать её.               И вот Корво заставляет себя улыбнуться, даже если душа его хочет кричать и плакать, умоляя Джессамину не покидать его.               – Отдыхай, любимая.               Корво наклоняется, когда она кладёт ладонь ему на затылок, вплетаясь пальцами в густые пряди волос. Раньше ей нравилось перебирать его длинные волосы – теперь они слишком коротки. Всё изменилось. Его глаза снова горят.               Джессамина, его прекрасная бабочка.               Она никогда больше не будет рядом с Корво, он не сможет ни видеть её, ни слышать, ни чувствовать... больше никогда. Отныне он будет один.               И тут Джессамина отстраняется.              Корво усилием воли остаётся неподвижным, хотя всё внутри кричит: «Вернись!».               – Я люблю тебя, – говорит Корво в последний раз. Джессамина нежно улыбается ему и отступает в портал, её бледный силуэт растворяется в воздухе.               Корво оцепенело смотрит ей вслед, пока она совсем не исчезает, и все, что он может видеть – это бескрайняя Бездна.               Она ушла.              – Корво.               Корво не реагирует, по-прежнему неотрывно глядя туда, где только что была Джессамина. Она ушла.              – Корво.               Корво всё никак не может отвести глаз. Она действительно ушла.               – Корво. Надо уходить.               Корво моргает, а потом кивает, отходя от портала.               Он уже так сильно по ней скучает. Его глаза снова наполняются слезами, он всхлипывает и яростно сглатывает их. Нет, не сейчас. Пока нет. Он не может.               – Я сам здесь обо всём позабочусь. Иди, подожди меня где-нибудь, – мягко говорит ему Дауд.               Видел ли Дауд всё, что здесь только что случилось? Что он об этом подумал? Эта короткая мысль мгновенно растворяется, потому что Корво слишком устал, чтобы на этом сосредотачиваться. Всё, что он чувствует – тяжёлая неподвижность, словно разум его укрыт толстым слоем ваты.               Дауд достаёт свой последний флакон Аддермирской микстуры, откупоривает его и передаёт Корво. Тот немного проливает, принимая его – рука слишком дрожит, чтобы держать как следует, – но, тем не менее, делает большой глоток, взбалтывая густую жидкость во рту, прежде чем проглотить.               По венам проносится поток энергии, и Корво допивает драгоценный флакон, наблюдая, как Дауд начинает разбирать ужасающую конструкцию, разрубая провода и кости, чтобы уничтожить всякую связь с Бездной.               К тому времени, когда свет портала, наконец, меркнет, руки Корво прекращают дрожать.               На этот раз Дауд прокладывает путь от бойни до гостиницы, а Корво следует за ним. Он не уделяет этому особого внимания, слепо идя следом с по-прежнему цепенеющим разумом.               Перед самым входом в гостиницу Дауд останавливается на крыше и чуть оборачивается.               – ...Прости, Корво.               Корво замирает.               – Мне не нужны твои извинения, – хрипло отвечает Корво, слишком устав, чтобы злиться, грустить или чувствовать хоть что-нибудь.              Ни Адриэль, ни Кента на первом этаже нет. Кент, должно быть, ушёл наверх, спать, а Адриэль, вероятно, последовала его примеру. Дауд выбрасывает это из головы.               Он украдкой бросает взгляд на Корво, когда тот заходит в гостиницу, необычайно шумно шагая. Тот, как обычно, держится стойко, но глаза его выдают, остекленевшие и тусклые. Дауд видит, как он измучен и как сильно расстроен, и от одного вида что-то внутри сжимается.              Они должны радоваться, что остановили детей Левиафана, разбили вдребезги план ведьм, но вместо этого он чувствует абсолютный холод. Пустоту.               Ночь выдалась непростой для них обоих, но для Корво – особенно.                Столкновение с культистами, потом с Делайлой – в украденном теле – и последнее прощание Корво с Джессаминой, которая, как теперь понимает Дауд, каким-то образом оказалась заключенной в артефакте, скорее всего, не без вмешательства Чужого.               Это... ошеломляюще.               Он ничего не знал, Корво никогда даже не заговаривал о Джессамине – да и с чего бы ему? Это отчасти проясняет кое-что в его поведении, но, по большому счёту, ничего не меняет. Дауд всё равно убил ее, и теперь она ушла окончательно.              Он знал, что Джессамина много значила для Корво, но всегда воспринимал это только как утверждение, как обычный факт. Это стало реальностью только тогда, когда он сам всё увидел. Их связь была реальной, их чувства были настоящими, и Дауд всё это отнял.              В своей ипостаси Клинка Дануолла он был бессердечным, жестоким. Он не питал уважения ни к людям, которых убивал, ни к их близким. Ему было всё равно, заслуживают они этого или нет, он ни разу даже не удосужился подумать о семьях, которые разрушил, о связях, которые разорвал. Зачем, если он так исключителен и невероятно могущественен, одарённый благосклонностью Чужого?               И куда его это привело?               Сердце Дауда болит. Всё, что он сделал, жизни, которые разрушил, – никого он не ранил так, как Корво. Он так много отнял у королевского защитника и...               – Корво, я...               – Заткнись.       – Просто послушай, ты не... – Дауд делает шаг к нему. Он должен сказать это Корво. Он хочет, чтобы тот знал.               – Заткнись, – голос Корво опасно тих.               – Я просто...              – Я сказал, ЗАТКНИСЬ! – кричит Корво, и голос его гремит.       Дауд вздрагивает и затыкается. Корво никогда раньше не кричал, даже на него.               Проходит несколько напряжённых секунд, и Корво с непроницаемым лицом подходит к столу, зажигает лампу и достает письменные принадлежности.               Дауд направляется на кухню, чтобы заварить чай, просто чтобы на некоторое время дистанцироваться от Корво. Заварка. Чашки. Вода. Чайник. Он двигается машинально, в голове царит полная сумятица.              Он не знает, что делать. Его переполняет сожаление, он чувствует себя совершенно ужасно, желая вернуть всё как было, но сейчас это волнует его меньше всего.              Корво гораздо важнее.               Дауд хочет извиниться, дать понять, что… – Дауд сам не знает, что – но Корво явно не хочет ничего слышать. Дауд больше не хочет его провоцировать, если тот желает, чтобы его оставили в покое, Дауд оставит его, но…               Корво всегда находит способ помочь Дауду – забыть, что тот не заслуживает его доброты. Корво помог ему с Билли и пытался утешить всего несколько часов назад, когда тот погрузился в пучину ненависти к самому себе и снова начал во всём сомневаться.               Дауд хочет, по меньше мере, отплатить ему тем же.              Корво – человек, заслуживший уважение и восхищение Дауда как никто другой. Он добр почти нестерпимо, несмотря на всё невзгоды, что швыряет в него мир, и всегда стойко поддерживал всех, кто нуждался в помощи.               Но вот вопрос:               Кто проявит к нему доброту, которой он одаривает других? Кто поддержит его так же, как он бесчисленное множество раз поддерживал других? Кто скажет ему, что всё будет хорошо?              Сердце Дауда сжимается от ответа, глубокая, выворачивающая наизнанку боль пронизывает его до костей.               Никто.               Корво больше никому не доверяет. Слишком многое причинило ему боль, чтобы он мог чувствовать себя в безопасности и снова впустить кого-то в свою жизнь. Он держит маску бесстрастности, прячется за множеством стальных засовов, но Дауд знает – глубоко внутри он страдает. Одинок. Испуган. Он так упорно сражается за то, чтобы снова собрать себя воедино, но продолжает распадаться на части.               Дауд не знает, насколько он сможет помочь Корво, если вообще сможет. Он последний человек, от которого Корво вообще захотел бы принять помощь, но он всем своим существом, всем сердцем, всей душой жаждет попытаться, жаждет дать Корво понять, что он не один.               Дауд сглатывает, наливает две чашки чая и выходит с ними из кухни.               Корво пишет какой-то отчёт, на его лице по-прежнему невыносимо пустое выражение. Дауд снова сглатывает и ставит чашку рядом с Корво.              Тот вздрагивает, очевидно, он даже не заметил Дауда, что для него необычайно. Он, должно быть, действительно не в себе.               Корво удивлённо смотрит ему в глаза.               На этот раз он так открыт, но Дауд до сих пор понятия не имеет, о чем он думает.               – Выпей чего-нибудь.              Корво снова вздрагивает, а потом его глаза наполняются влагой, он снова краснеет, отводя взгляд в сторону и часто-часто моргая. Он выглядит таким уязвимым, раненым, полностью отчаявшимся.               Сердце Дауда сжимается.               Он всё понимает по глазам Корво, по его дрожащему лбу. Годы стресса и страданий, запертые внутри, копятся, пока не вырастают как волна, которую уже невозможно удержать, лавина, которая только и ждет, чтобы обрушиться на него, погребая под собой. Дауд видит всю боль, которую он хочет выплеснуть, каждый крик, каждое рыдание…               Сколько раз Корво делал это с собой, мучая себя в полном одиночестве в темноте? Сколько раз он цеплялся за кольцо Джессамины, сдерживая слёзы, не позволяя себе даже крохотной передышки?              Глядя на него, Дауд не видит могущественного королевского защитника. Он видит Корво Аттано, сломленного огромной потерей, человека, который скучает по своей любимой, по своей семье и не хочет ничего – только отпустить себя.                Дауд превратил его в это. Корво страдал так сильно и так долго. Хватит с него, твёрдо решает Дауд, он не позволит Корво продолжать так с собой поступать.               – Корво...               Отзываясь на имя, Корво вскидывает глаза, влажные и блестящие.               – ...не надо сдерживаться,  – мягко говорит ему Дауд.               Корво снова вздрагивает, потревоженный, как хищный зверь. Его глаза снова отчаянно изучают Дауда. Он застывает, как ледяная глыба. Дауд не может понять, чего ждать: нападения или побега.                Пульс Дауда учащается в волнении.               И вдруг Корво заливается слезами.               Дауд застывает, совершенно не готовый.               Слезы бегут по лицу Корво, как из крана, лицо мучительно искажено. Каждая капля – это боль, и Дауд чувствует, как выплёскивается его отчаяние и Корво наконец даёт волю всему тому, что тщательно скрывал долгие годы. Потеря возлюбленной Джессамины. Потеря Эмили. Пытки в Колдридже. Предательство, снова и снова. Стресс, страх, боль. В этих слезах все его потери. Корво разрешил себе горевать спустя годы сдержанности.              Дауду нужно что-то сказать, что-то сделать, но разум будто переклинило и он не может думать.               Тогда он отдаёт руководство инстинктам, кладёт руку на плечо Корво и легонько сжимает.               Всё будет хорошо, хочет сказать ему Дауд.              Дыхание Корво неровное, прерываемое всхлипами. Лицо мокрое, одежда вся в крохотных пятнышках, и Дауд снова сжимает его плечо.               Ты не одинок.               У Дауда перехватывает горло, он, похоже, не может озвучить ни единой мысли, но надеется, что Корво поймёт.               – Её больше нет, – стонет Корво, в голосе откровенное страдание. Плечи вздрагивают от рыданий, и сердце Дауда разрывается. Он пытается что-то сказать Корво, может, как-то успокоить, но ничего не выходит.               – Её больше... – Всхлип прерывает Корво, а слова превращаются в неразборчивое бормотание. Дауд просто сжимает его плечо, все ещё не в силах вымолвить ни слова.               Дауд знает, что Корво это нужно. Он слишком долго искал простой человеческой потребности выплеснуть свою боль, и Дауд хочет дать ему это, даже если один вид Корво в таком состоянии причиняет ему невыносимую боль.               Дауд просто стольким обязан Корво. Человеку, спасшему его. Корво направил его по другому пути, открыл глаза на совершенно новый мир, который Дауд привык разрушать всю свою жизнь. Корво подарил Дауду покой, дал возможность познать сострадание, доброту, счастье. Он показал Дауду так много прекрасных вещей, которыми стоит дорожить и за которые стоит бороться, и душа Дауда горит от того, что он сам лишил себя шанса даже разглядеть все это, не говоря о том, чтобы почувствовать.               Дауд сделает всё, чтобы снова собрать Корво воедино. Облегчит его одиночество и заставит его увидеть мир, который  благодаря ему теперь видит Дауд. Яркий, красочный, сияющий.               Он хочет снова сделать Корво счастливым.               Проходит очень много времени, прежде чем Корво успокаивается, неподвижно сидя на стуле, и Дауд вкладывает чашку уже холодного чая в уже практически ледяную ладонь Корво, безмолвно уговаривая его отпить хоть немного.               Он пьёт, но не поднимает глаз на Дауда. Лицо его по-прежнему красно.               – В норме? – Неуверенно спрашивает Дауд.               Кивок.               – ...Хочешь чего-нибудь поесть?               Отрицание.               – Спать?               Снова отрицательный ответ.               Дауд в последний раз сжимает плечо Корво и выпускает его. Корво по-прежнему подавлен, это ясно читается в лице, но Дауд полагает, что ему, скорее всего, сейчас лучше побыть одному.               Дауда снова начинает мучить чувство вины, и он подходит к дивану, подбирая книгу, чтобы отвлечься от тяжёлых дум.               Он ничего не слышит, наверное, часами, и когда наконец отрывает взгляд от книги, Корво, сгорбившись, лежит на столе.               На какую-то безумную секунду Дауду кажется, что с ним что-то не так, но он видит, как плечи мужчины медленно поднимаются и опускаются, видит склонённую голову, лежащую в изгибе локтя, и расслабляется.               Он просто спит.               Дауд откладывает книгу и тихонько подбирается к столу, стараясь не шуметь. Мужчина выглядит расслабленным, открытым, и Дауд позволяет своему взгляду задержаться на нём на несколько долгих секунд, а потом отворачивается и поднимается наверх.               Приносит тёплое жёлтое одеяло – одеяло Дауда – и осторожно накрывает спящего, накинув на плечи.               – Мне жаль, – не может не сказать Дауд, но голос его срывается. Перед глазами всё плывет. – Мне очень жаль.              Ответа нет, Корво по-прежнему крепко спит. Дауд стискивает кулаки. Он делает несколько глубоких вдохов для успокоения, а потом подходит к столу и берёт бумаги, которые писал Корво. Это отчёт для императрицы и герцога, отчёт о детях Левиафана, и он... не дописан.               На слове «культ» строка обрывается, и Дауд бросает взгляд на спящего королевского защитника, а потом снова на отчёт.               Потом он замечает полоску ткани, лежащую рядом с ручкой, оборванные нитки по краям и – пуговицу. Дауд озадаченно моргает, а потом до него доходит.                Он подбирает незаконченный отчёт, ручку, оторванную манжету рубашки Корво и гасит лампу.                            Следующее, что осознаёт Дауд – это рассвет, и Кент осторожно будит его.               – Эм... Дауд?.. Вы в порядке?              Дауд несколько раз моргает, по-прежнему заключённый в сонный кокон усталости. Где он?..               – Дауд?..              Ещё очень темно, но Дауд уже может различить силуэт Кента.              Почему Кент в его комнате?               Дауд морщится, наконец поднимается и со стоном осматривается.               Только тогда он понимает, что он не в своей комнате, а на диване.               Что? Что случилось прошлой ночью?               В голове пульсирует тупая боль, мысли путаются. Они словно плавают в вязкой жиже, а потом воспоминания о прошлой ночи начинают проясняться.               Делайла. Дети Левиафана. Костяной амулет. И... Корво.               – Где он? – спрашивает Дауд хриплым от усталости голосом.               – Кто?.. Корво? Он не здесь, – говорит Кент. – Вы точно в порядке?              Дауд кивает. Тёплое жёлтое одеяло сваливается с плеч.              Его взгляд устремляется на стол. Манжета рубашки, которую Дауд зашил, исчезла, как и отчёт (который Дауд тоже закончил).              Дауд снова стонет, пытаясь привести мысли в порядок. Но они ускользают, вспыхивая и пропадая, словно он ловит клубы сигаретного дыма, и Дауд окончательно сдаётся.               Бесполезно, он слишком вымотан. Он просто не может сосредоточиться. Ему нужно отдохнуть.               – Я иду спать, – бормочет он. Не дожидаясь ответа Кента, он, пошатываясь, поднимается в свою комнату и накрывается одеялом.              Он небрежно бросает пальто на стул у стола, промахивается и замечает, как оно падает на пол. Дауд вздыхает, опрокидывается на кровать и закрывает глаза.              Однако в конце концов мысль о том, что его одежда валяется кучей на пыльном полу, настолько раздражает его, что Дауд делает сознательное усилие подойти и поднять её. Сразу после этого он широко зевает, а потом быстро забирается обратно под одеяло и погружается в глубокий сон.               Когда он просыпается, первое, что он замечает, – это сложенный в несколько раз лист бумаги на полу, предположительно выпавший из кармана его пальто.              Дауд хмурится, поднимает его и осторожно расправляет.              Внутри всего два слова.              «Спасибо, Дауд».