О лучших решениях

— Извини, Цзян Чэн, но в этот праздник ты останешься без подарка, хаха, — смеясь, Вэй У Сянь раскрыл бутылку коньяка, которую вёз брату. Рейс снова перенесли. На этот раз на пять часов. Если пару часов назад шанс ещё оставался успеть домой на сам праздник, то теперь погасла и последняя надежда. Встретить новый год в аэропорту — чем не мечта? Если он выпьет немного, то за пять часов это выветрится. Если, конечно, их рейс в Пекин опять не перенесут. В четвёртый раз. Сильная метель за окном бушевала. Семь часов назад снег хотя бы позволял видеть белых красавцев, теперь же только мигающие огоньки — да и те отражение ёлки в зале ожидания. Если бы он отменил последний концерт, то успел бы домой вовремя. Алкоголь мягко прокатился внутрь. Нет. Для сожалений было не самое удачное время. Через четыре часа наступит новый год. Кроме звонка домой и заверений, что он жив, с ним всё в порядке и они обязательно вылетят, когда метель закончится, он уже больше ничего не мог сделать. Тогда зачем же травить душу грустными мыслями? Вэй У Сянь улыбнулся, глядя на своё уставшее лицо с тёмными кругами под глазами, и сделал ещё один глоток. Стоило найти себе местечко и подремать до следующего объявления о его рейсе домой. Зал ожидания был переполнен: дети, измотанные ожиданием, спали на коленях родителей, влюблённые обнимались и целовались — их не особо волновала ни задержка, ни угроза встретить праздник здесь, — компании молодых людей громко разговаривали между собой и веселились, отмечая праздник, одиночки забились в уголки большого зала, закрылись от мира наушниками, дисплеями или книгами. Каждый раз одна и та же картина. Вэй У Сянь театрально вздохнул и прикинул свои действия: он уже и сам был немного на веселе и мог развлечься с одной из компаний, а мог пойти смешить детей, которые либо уже выспались, либо слишком устали ждать, чтобы даже просто закрыть глаза. Но желания делать что-либо из этого не было совсем. Ему хотелось найти тихое местечко и поспать или, если совсем пропадёт настроение, допить бутылку и ждать нового года. Теперь ему оставалось привести план в исполнение, раз всё было решено. Несколько брошенных взглядов на зал ожидания хватило, чтобы понять — локве было негде упасть. Вэй У Сянь не сдавался и был вознаграждён: в конце зала вокруг мужчины в белом было много свободных мест. Вэй У Сянь поправил рюкзак, в котором покоились хрупкие подарки для семьи, футляр с Чэньцин, вещи по мелочи и билет, и отправился решительным шагом нарушать покой невероятно красивого мужчины в белом костюме. При ближайшем рассмотрении он оказался ещё прекраснее, чем увиделся поначалу. Вэй У Сянь никогда в жизни не встречал кого-то настолько же красивого, как он. Разглядывал он мужчину без стеснения. Его тёмные длинные волосы были убраны назад так, чтобы не мешались, а пряди лежали так ровно, так изящно обрамляли лицо, что этому можно было только дивиться и завидовать. Глаза его были прикрыты, выражение лица — спокойным. Кожа светлая, идеально ровная. Будто выточенная из нефрита изящная статуя, оставленная здесь для любования обывателям, которые должны успеть в полной мере насладиться её красотой, пока она не оказалась в музее. Белый костюм и саквояж были без единого пятнышка, такие же идеальные, как и всё, что относилось к этому мужчине. Рядом с ним, приставленный к скамейке, стоял футляр, о содержании которого оставалось только гадать. Аура вокруг мужчины царила настолько холодная, что Вэй У Сянь невольно вздрогнул, но с пути не свернул. Поправил лямку рюкзака и решительно приземлился на сидение скамейки, стоящей напротив неземной красоты мужчины. Он не ждал мгновенной реакции на свои действия, ведь был убеждён, что мужчина спит, но Вэй У Сяня ждал приятный сюрприз. Хладный мёд глаз обратился на бесцеремонного нарушителя покоя. Этот взгляд был способен заморозить целый океан! Вэй У Сянь чувствовал, как его внутренности покрылись коркой льда, а иней осел на губах и пальцах. Не осталось сомнений, почему остальные пассажиры их трижды задержанного рейса в Пекин держались от этого умопомрачительного мужчины подальше — им ещё не хотелось засыпать сладким сном. Но как говорил его брат: когда младенцам раздавали инстинкт самосохранения, Вэй Ин был в соседней очереди и получал добавку бесстрашия. Но этот леденящий до позвоночника взгляд был направлен не на самого Вэй У Сяня, а на бутылку коньяка, которую тот всё ещё держал в руке, хотя решил больше не притрагиваться к горлышку.  — Если тоже хочешь, то я с радостью поделюсь! — охотно предложил Вэй У Сянь, надеясь на неплохую компанию.  — Пьяным пассажирам запрещено находиться на борту. Это был осуждающий, а не желающий взгляд! И как Вэй У Сянь умудрился ошибиться?! Он хотел ударить себя рукой по лбу, но передумал, понимая, как абсурдно это может выглядеть со стороны и какое высказывание он может услышать — это точно будет замечание о драке в зале ожидания.  — Сейчас мы далеко не на борту. А когда будем, я успею два раза протрезветь. И вообще, я очень медленно пьянею, а за свои поступки и слова отвечаю в любом состоянии. Он сделал ещё один глоток под осуждающим взглядом, дерзко облизнул губы и одарил соседа широкой счастливой улыбкой.  — Бесстыдство, — прокомментировал тот и отвернулся.  — Как невежливо! — пожурил Вэй У Сянь, закрывая бутылку. — Оскорбляешь, а сам даже не представился! Меня зовут Вэй Ин, имя в быту — У Сянь. Рад буду познакомиться, если пообещаешь больше не поучать. Казалось, что медовые глаза сделались ещё холоднее. Странно, что Вэй У Сянь ещё не стал ледяной статуей, как героиня «Холодного сердца». Мороз по коже — это точно о реакции на пристальный осуждающий взгляд этого молодого господина.  — Лань Чжань. Лань Ван Цзи. На этом весь ритуал знакомства со стороны мужчины завершился. Вэй У Сянь понял, что рано обрадовался, услышав имя нового знакомого, потому что тот явно был не из болтливых. Лань Ван Цзи прикрыл глаза, игнорируя своего неожиданного соседа. Сколько бы Цзян Чэн не называл его наглым и бесстыдным, о некоторых правилах приличия Вэй У Сянь был осведомлён. Не соблюдал их, но знал! Как он считал, этого ему было достаточно для весёлой и отличной жизни. И только потому, что некоторые люди пугались его кипучей энергии, он старался сдерживать себя. Как и сейчас. Быть навязчивым — отвратительно. Но скука всегда была для него хуже всего.  — Господин Лань, — осторожно позвал он, боясь и ожидая встречи с медовым взглядом. — Ван Цзи-сюн. — Никакой реакции. — Ван Цзи. — Снова ничего. — Гэгэ. — Казалось, что мужчина напротив даже не дышал. — Лань Чжань! Глаза неожиданно открылись. Взгляд его метал молнии. Иногда Цзян Чэн также на него смотрел, когда Вэй У Сянь творил какую-нибудь свою выходку и попадался госпоже Юй. А потом всегда следовало наказание — и порка её любимым кожаным ремнём было самым нежным из них.  — Я звал тебя, но ты не откликнулся, хотя не спал. Так что не смотри на меня так! Ух, мороз по коже! Я произнёс твоё имя только потому, что ты не отзывался на «Господин Лань». Если хочешь, можешь меня в ответ тоже звать по имени. А когда раздавали скромность, её запасы закончились перед ним. Видел бы его Цзян Чэн сейчас, ударил бы и не поскупился. Точно бы высказался о том, что его мама недостаточно в детстве порола Вэй Ина, раз он вырос таким беспардонным. И заверений, что госпожа Юй порола его достаточно, он бы точно слушать не стал. Мужчина бросил ещё один порицающий взгляд, который должен был смутить Вэй У Сяня и отвадить его, прежде чем вновь прикрыть глаза.  — Нет, нет, Лань Чжань, не закрывай своих медовых глаз! — весьма громко попросил Вэй У Сянь. — Здесь так скучно, а в новый год никто не должен скучать. Ну же, поговори со мной. Ты тоже не должен скучать в новый год. Разговор нас развлечёт и прогонит скуку, не так ли? — Вэй У Сянь всем телом подался вперёд, стараясь перехватить взгляд мужчины. — Ты летел к семье на праздник? К жене? Мужу, м? — двусмысленно пошевелил бровями Вэй У Сянь, но так и не вызвал никакую реакцию. — К родителям?  — Брату. Он уже и не ожидал получить ответ, как короткое и лёгкое, словно сорвавшийся лепесток магнолии, слово коснулось его слуха, произнесённое мелодичным голосом этого идеального мужчины.  — Это так чудесно! Я тоже собирался прилететь к своей семье на праздник. — Вэй У Сянь с тоской глянул на большое окно, за которым всё равно ни черта не было видно, кроме летящего под углом снега. — Эта метель точно научит меня лучше планировать свой график! Он заливисто рассмеялся от своей шутки, запрокинув голову. Новый вариант осуждающего взгляда Вэй У Сянь пропустил, утирая выступившие от смеха слёзы. Прекрасный мужчина продолжал сверлить его этим самым взглядом, и даже уголок губ не дрогнул, хотя все вокруг твердили, что искренней смех Вэй У Сяня всегда хотелось подхватить. Но этот мужчина — ледышка. Он должен был любым способом развеселить его! В праздник никто не должен грустить! Вэй У Сянь был настроен решительно.  — Мы все вместе хотели собраться в доме дяди Цзян и госпожи Юй. Они мои приёмные родители. Даже Цзян Чэн пообещал прийти! Мы так давно не праздновали все вместе. Он часто придумывал весомые предлоги, чтобы не возвращаться в родной дом, а я его поддерживал. — Сожаление проскользнуло в его голосе. — Но летом госпожа Юй очень сильно заболела. И врачи едва-едва успели её спасти. Этот случай всех нас заставил вспомнить, как жизнь коротка на самом деле. Характер у неё лучше не стал, конечно, но она больше так не кричит ни на своего сына, ни на меня. Да и отношения с дядей Цзяном у них вроде как начали налаживаться. На праздник в их доме даже цзецзе приедет! Конечно, со своим мужем-павлином — от чего мы с Цзян Чэном не в восторге! — но ещё она привезёт нашего любимого племянника. А-Лин такой милый кроха. Все маленькие дети — милые. Я везу ему подарок и его маме, моей любимой цзецзе. Павлин обойдётся. Как и Цзян Чэн, кажется. Потому что коньяк был его. Вэй У Сянь отчего-то решил в подробностях рассказать, как они раньше отмечали этот праздник, ещё до того, как они с Цзян Чэном уехали на учёбу, а Янь Ли вышла замуж. Его не перебивали и, кажется, даже внимательно слушали, увлечённые его ярким повествованием. Хороший коньяк ударил в голову и развязал не особо нуждающийся в этом язык Вэй У Сяня, потому он говорил много, с чувством и не умолкая, полностью погрузившись в воспоминания. Он и сам не думал, что у него такая сильная потребность высказать всё, что есть на душе, пока поток слов не прекратился сам собой, истончаясь и затихая.  — Последние три года мы праздновали только вдвоём… — уже шёпотом заканчивал Вэй У Сянь, вперившись взглядом в мигающие огоньки ёлки, и потому не заметил, как от его слов вздрогнул, а потом помрачнел мужчина, поджав губу и передумав говорить. — А тут решили собраться все вместе. Даже мою маленькую семью позвали! Но я застрял здесь, в аэропорту, так далеко от дома… Хорошо, что я здесь не один. Ты отличный слушатель и отличная компания, Лань Чжань. Прости, что я совсем утомил тебя своей болтовнёй. Мне часто говорят, что я много болтаю. Но когда хочется говорить, почему бы не говорить, да? Зачем же подавлять свои желания? Вот и я так думаю. Он посмеялся, думая о том, что бы сказал Цзян Чэн о его философии. Цзецзе точно бы его похвалила за эту умную мысль! Стоило всё же убрать коньяк, пока он не допил его весь. А он под пристальным взглядом сделал ещё несколько глотков на протяжении своего рассказа. Так было забавно наблюдать за всё сильнее сходившимися на переносице бровями. Вэй У Сянь едва мог сдержать смех. Он точно просто прикрыл глаза, пока смеялся. В следующий момент кто-то звал его по имени.  — Вэй Ин. Голос, словно ожившая горячая подростковая фантазия. И Вэй У Сянь точно бы подумал, что это часть сна, если бы кто-то не дёргал его планомерно за рукав. Вэй У Сянь взглянул на обладателя этого великолепного голоса и в который раз подумал, что природа сделала нечто незаконное, создавая Лань Ван Цзи.  — Ты звал меня, Лань Чжань?  — Мгм, — подтвердил он, кивком указывая на кого-то сбоку от Вэй У Сяня. Он оглянулся и обнаружил того, кто и дёргал его всё это время за рукав. Это был мальчик лет шести-семи, в его широкой улыбке не хватало одного из передних зубов, но это не делало его менее милым. Вэй У Сянь улыбнулся ему в ответ.  — Привет, малыш, — мягко начал он, — ты что-то хочешь? Говори, не стесняйся. Всю свою храбрость мальчик растерял, пока будил его. Он оглянулся назад, куда-то в зал ожидания, глубоко вдохнул и выпалил на выдохе:  — Вы ведь правда Повелитель, да? Старейшина И Лин? Ему впору было краснеть от своих псевдонимов. К тому же, даже не он сам их придумал, а его ими наградили! Цзян Чэн не уставал его подкалывать на этот счёт, и сколько бы Вэй У Сянь не велел ему заткнуться, он его никогда не слушал.  — Да, да, это я.  — Моя мама любит ваше творчество, — признался мальчик. Его глаза загорелись ещё ярче. Он молодец, узнал музыканта, который так нравится маме. Она будет им гордиться. — Она дома, и мы с папой к ней должны были прилететь. Я… я хочу попросить ваш автограф… для неё. Пожалуйста. Ребёнок смотрел на него с такой мольбой в глазах, что даже у бессердечного что-то бы ёкнуло. А уж у него точно.  — Конечно же! — заверил он ребёнка. — Как её зовут? Он написал поздравление этой леди на протянутой её сыном бумаге такой же протянутой ручкой. Подготовился мальчик. Или здесь отец постарался, не решившийся сам будить человека, да ещё и в таких обстоятельствах. Может и правильно, что он подослал ребёнка. Это было даже умилительно. Мальчик, довольный, счастливо улыбающийся, убежал со своей добычей к отцу. Вэй У Сянь с мягкой улыбкой наблюдал за ним. И самому было лучше, когда вокруг люди были счастливы.  — Он напомнил мне сына, — поделился Вэй У Сянь, оборачиваясь к Лань Ван Цзи. Теперь у него выпала возможность наблюдать странную реакцию, поэтому он почувствовал нужду объясниться, хотя в этом не должно было быть потребности. — Приёмного сына. А-Юаня. Он пока жил у цзецзе. Они с А-Лином чудесно ладят. Наблюдать за ними одно удовольствие. Вэй У Сянь опустил взгляд на рюкзак, в котором лежал подарок и для него.  — Это первый новый год, который мы проведём порознь с тех пор, как я его приютил. Мы обычно праздновали вместе. Я вроде говорил уже… А тут госпожа Юй наконец-то смирилась и пригласила нас! Она была так против моего решения… Но А-Юань! Он чудесный! Я ни разу не пожалел, что тогда сделал это. Лучшее моё решение. Хочешь, покажу его фото?  — Мгм. Вэй У Сянь открыл отдельный альбом на телефоне с тремя тысячами фотографий и протянул Лань Ван Цзи. Тот неторопливо их листал, смотрел на весёлые селфи, на которых они оба кривляются так, что и не понятно, где здесь ребёнок, а где его приютивший отец, на красивые фото, центральное место которых занимал сам мальчик, а на фоне были разные города Поднебесной, из которых Лань Ван Цзи даже не все мог узнать, на смазанные, но милые изображения, сделанные втихушку, когда мальчик зевал, смеялся или прыгал в лужу, забрызгиваясь сам и забрызгивая всё вокруг. Он явно был готов просмотреть все три тысячи фотографий и пару сотен видео, но Вэй У Сянь аккуратно вернул себе телефон.  — Да, да, на А-Юаня можно смотреть вечно. Он словно сам как огонь и вода. Милый чудесный ребёнок.  — Ты скучаешь. Вэй У Сянь так и не понял, был ли это вопрос. Лань Ван Цзи смотрел на него серьёзно, голос его при этом оставался ровным и спокойным.  — Конечно! Мы не виделись месяц, пока я был на гастролях. Пока я езжу по Поднебесной, то всегда беру его с собой. Но не тащить же его ещё и в другую страну! Ему и так порой приходится сложно. Отец-музыкант. Ещё и приёмный. Да и с моим характером, хаха, такого никому не пожелаешь! Лань Ван Цзи посмотрел на него строго, но на Вэй У Сяня такой взгляд не производил уже никакого эффекта.  — Повелитель? — уточнил Лань Ван Цзи.  — А? — переспросил Вэй У Сянь. Вопрос мужчины мгновенно вывел его из меланхоличного состояния, навеянного остаточным воздействием коньяка на его взбалмошную голову.  — Ты про мой псевдоним. Меня много кто называет Повелителем Чэньцин. Или Старейшиной И Лин. И Лином звалось местечко, в котором я жил в студенческие годы. Я там был вроде как за главного среди пятидесяти человек. Оттуда и пошло. А вот Повелитель… Моя флейта носит имя Чэньцин. Оно даже на ней выгравировано. Нередко говорят, что я виртуозно на ней играю. Может, оттуда и повелось это «Повелитель». Сам я таких псевдонимов не придумывал. Конечно, Цзян Чэн говорил, что моя фантазия на названия просто ужасна, но и он сам не лучше. Ты бы знал, как он называл своих собак в детстве! Вот где самый настоящий ужас! Его смех звенел подобно новогодним колокольчикам. Не залюбоваться им немыслимо. Одно сплошное наслаждение. Тишина в сравнении с ним уже не так прекрасна. На фоне появился звук урчания живота. Щеки Вэй У Сяня приняли чудесный оттенок алого. Неужели голод стал единственным, что смогло его смутить? Странно, вызывает вопросы, но лучше отложить их на время.  — Ты голоден. Вэй У Сянь снова не разобрался в интонации. У этого мужчины точно были проблемы с передачей эмоций с помощью мимики и голоса. Сколько бы усилий Вэй У Сянь не прикладывал, чувства, испытываемые мужчиной, оставались загадкой. Лань Ван Цзи вынул из своего саквояжа контейнер, открыл его и протянул Вэй У Сяню. Внутри оказались чудесно выглядящие и пахнущие баоцзы. Слюнки так и грозились потечь. Страшно было даже думать о том, когда Вэй У Сянь принимал пищу в последний раз: перед спешной поездкой в аэропорт, когда он боялся опоздать на самолёт, времени на еду не было, перед концертом от волнения он никогда не мог что-то съесть, даже лёгкое. Оставался только завтрак. Он взял протянутое угощение с большим почтением.  — Спасибо, — поблагодарил он, поспешно откусывая. Радость снова была преждевременной. Вместо ожидаемого сочного свиного мяса ему была уготована начинка из капусты, моркови и грибов. Ах, идеальный мужчина оказался вегетарианцем. Ему стоило об этом догадаться. Но голод взял своё, и Вэй У Сянь благодарно съел целых три пирожка. Неизвестно, когда у него ещё будет возможность поесть, ведь их рейс снова могут перенести и тогда курица или рыба снова будут лишь частью его счастливого сна.  — Ты просто спас мне жизнь, Лань Чжань, — снова поблагодарил он, одаривая его широкой искренней улыбкой. — Ты это сам приготовил или где-то купил?  — Купил. Мне негде было готовить в отеле.  — Ах, точно! Я же совсем не спрашивал, отсюда ты, турист или ездил по работе!  — По работе, — ответил он, будто такой ответ уже был исчерпывающим. Подробности вытянуть оказалось сложнее, чем Вэй У Сяню казалось ранее. Лань Ван Цзи неохотно, но отвечал, а раз не велел заткнуться и не игнорировал, как раньше, то, видимо, смирился или больше не был против разговора. Ему удалось выудить только то, что они вместе с братом руководят фирмой, доставшейся им от родителей, а сюда он прилетал на три дня для подписания сделки, позволяющей им расширить сферу своего влияния. А ещё за каким-то антикварным инструментом для своей коллекции. И опять-таки без подробностей! Но Вэй У Сянь не привык сдаваться. Не так просто, не так рано. Следующим для выпытывания стала тема подарков. Так Вэй У Сянь выяснил, что помимо музыкального инструмента, в том магазине Лань Ван Цзи нашёл ещё и антикварный каллиграфический набор в подарок для брата и какой-то древний фолиант для дяди. Больше никаких родственников он не назвал, Вэй У Сянь не рискнул спрашивать, ведь это было не только не его дело, но он и сам не любил отвечать на вопросы о своих покойных родителях.  — Я бы хотел подарить кроликов А-Юаню на праздник, — поделился Вэй У Сянь, понимая, что его собеседник сказал всё и даже больше, чем хотел. — Но из-за наших вечных разъездов это не кажется такой уж хорошей идеей. Он никогда не думал, что кто-то может выглядеть так мило от одного упоминания кроликов. Но теперь ему выпала такая возможность. А Лань Ван Цзи действительно выглядел мило, он даже улыбнулся! Его глаза лучились улыбкой, уголки губ приподнялись. Всё его лицо будто светилось. Это выражение шло ему куда больше, чем вечно холодное и отстранённое. Вэй У Сянь в молчании любовался этим лицом, пока лёд в глазах не пронзил его вновь.  — Не надо, не надо так смотреть, Лань Чжань, — попросил Вэй У Сянь, подняв руки. — В том, что тебе нравятся кролики, нет ничего постыдного. Это даже мило. Лань Чжань, поверь, у меня даже в мыслях не было смеяться над тобой. А-Юань любит кроликов. И я люблю кроликов. Жареных. На этот раз его пронзили свирепым взглядом. Что ж, этот янтарь может быть острым, как заточенный меч, и холодным, словно айсберг. И притягательным. Шутка не пришлась Лань Ван Цзи по вкусу, и он принялся с двойным усилием игнорировать своего шебутного соседа по скамье. Вэй У Сянь безуспешно пытался снова втянуть молодого господина в разговор, но тот оставался безмолвным. Пустую болтовню Вэй Ин мог нести и без активного участия собеседника, но в этом случае ему хотелось, чтобы его слушали и отвечали. Цзян Чэн бы сказал, что его эгоизм и самомнение вышли на новый уровень, раз он отчего-то посчитал, что незнакомцу будет интересно его слушать. Может и до этого Лань Ван Цзи слушал его только из вежливости? А он очень воспитанный, тактичный и деликатный молодой человек, который не разбрасывается ни словами, ни взглядами, ни жестами. То, что он позволил Вэй Ину так много, уже что-то должно значить, но он никак не мог понять что. Неожиданно весь зал ожидания погрузился в темноту на несколько секунд. А потом лампы также резко загорелись, возвращая словно дневной свет помещению. На табло опять засверкали слова, оповещающие пассажиров о задержке вылета их самолёта, моргнули часы, отсчитывающее время до нового года, и дата, которая вот-вот должна смениться. Зажглось вновь всё, кроме гирлянды на ёлке. Послышался детский плач. Заворчали взрослые, понося электриков и погоду на все лады. Группки молодёжи, фоткающиеся подле новогоднего символа, высказали в ярких выражениях всё, что они думают об этом празднике.  — Как новый год встретишь, так его и проведёшь, — задумчиво повторил Вэй У Сянь, слушая ругань и ворчание людей рядом. Его рука лишь отчасти осознанно потянулась к рюкзаку и спрятанному в нём футляру. Чэньцин привычно скользнула в его ладонь. Он задумчиво склонил голову и взглянул на чёрное дерево. План тут же начал зарождаться в его голове. Он встретился с задумчивым взглядом Лань Ван Цзи и одарил его весёлой улыбкой, которая не предвещала тишины и спокойствия, но об этом могли догадаться бы только те, кто хорошо знал Вэй У Сяня, но Лань Ван Цзи всё равно невольно напрягся.  — Этому месту не хватает духа Рождества. И я собираюсь это исправить! Люди в зале замолкли и обратились в слух. До этого тишину нарушали только разговоры и споры, а теперь откуда-то полилась музыка. Флейта! И её мелодия звучала прямо как «Merry christmas»! Несколько детишек повскакивали со своих мест и бросились на звук. И пожилые, и молодые люди начали выискивать глазами того, кто рождал мелодию, предвещающую рождественское чудо. Это был красивый мужчина в чёрном простом костюме. В его руках покоилась флейта, к которой он нежно прикасался губами цвета лепестков вишни. Его дыхание создавало удивительную мелодию, способную растопить любые сердца и наполнить их радостью предстоящего праздника. Слушая эту песню, сыгранную на флейте, можно было забыть и о метели за окном, и о задержанном три раза рейсе, и о обстоятельствах, в которых придётся отмечать праздник. Когда мелодия закончилась, зал ожидания наполнился аплодисментами. Громче всех аплодировал мальчишка, что взял у него автограф — ему была отправлена широкая искренняя улыбка. Вэй У Сянь всех поблагодарил улыбкой и завёл следующую песню. Он сыграл «Rudolph the red-nosed reindeer» и «Jingle Bells», чем привёл публику в ещё больший восторг. Несмотря на потухшие огни гирлянды на ёлке, новогодняя атмосфера вновь воцарилась в зале. Когда Вэй У Сянь заиграл следующую песню, её подхватил другой инструмент. Это был гуцинь! Он никогда не думал, что услышит, как «Let It Snow» звучит на этом национальном инструменте. Вэй У Сянь обернулся на звук, чтобы узнать, кому он обязан компанией и поклоном таланту, как чуть не сбился с мелодии. Этим кем-то оказался Лань Чжань. А инструмент, тот самый, антикварный, который транспортируется для коллекции, лежал на его коленях, вынутый из футляра. Он был белый, словно свежевыпавший снег, с изумительным рисунком плывущих облаков на корпусе. Из-под пальцев, щипающих струны, рождались кристально чистые звуки, вплетающиеся в полотно мелодии, созданной его флейтой, и завершали волшебство своим идеальным звучанием. И это было лучшее, что Вэй У Сяню доводилось слышать в своей жизни. Он не отводил от него взгляда, как и добрая женская половина зала, и лишь надеялся, что ему простят эту слабость. Позор для артиста не смотреть на свою публику! Но в эту минуту игравший вместе с ним Лань Чжань был самым важным на всём свете. Как только последняя снежинка мелодии соскользнула с их инструментов, Вэй У Сянь откланялся и поспешил вернуться к Лань Ван Цзи, от которого отошёл на центр зала ещё на середине первой сыгранной песни.  — Это ты великий Хань Гуан Цзюнь! — в восторге закричал Вэй У Сянь, тыкая в него флейтой. — Кто бы мог подумать? Это точно историческая встреча! — Счастью Вэй У Сяня не было предела. — Ты так скривился, услышав псевдоним. Неужели и тебя им наградили неравнодушные фанаты? Как я тебя понимаю. Сам по себе он звучит великолепно, да! Как и твоя музыка. Это было виртуозно сейчас. По-настоящему виртуозно. Мы играли как истинный дуэт, хотя ни разу не репетировали. Уровень твоего мастерства и таланта достоин Небес! Я собираюсь поклониться тебе в ноги за оказанную мне честь сыграть вместе.  — Не нужно, — тут же остановил его словесно Лань Ван Цзи, возвращая гуцинь обратно в футляр. — Я играл плохо. Струны слишком старые. Если он называет это плохо, то?.. Вэй У Сянь не стал заканчивать эту мысль, обрывая сам себя. Он слышал, как особенно звучат его мелодии в записи. Услышав их в живую, наверное, можно вознестись на Небеса. И ему, одному из немногих, выпала подобная честь. Если это его новогодний подарок, то он больше ничего не имеет против метели и задержек рейса.  — Если бы люди знали, как ты выглядишь, у тебя бы прибавилось поклонников. Никто не знал, как на самом деле выглядит Хань Гуан Цзюнь, но в музыкальных кругах было мало тех, кто не слышал его великолепную игру на гуцине. Записи сочинённых им мелодий пользовались умопомрачительным спросом в сети. Вэй У Сянь тоже за ним следил, гадая, как выглядит гений, что написал столько берущих за душу мелодий, поэтому с такой лёгкостью узнал присущий только ему одному характер игры. Если до этого Вэй У Сянь мог сказать, что влюбился в игру этого человека, то теперь, увидя его, он…  — К этому бы не была причастна моя музыка. Ещё один лаконичный ответ, бьющий в самое «яблочко», словно стрела. Так и есть. Стоит только увидеть его, как начнёшь восхищаться внешностью, а не талантом. Такую жемчужину, как он, наверное, стоит оставить в раковине, ведь мир ещё не готов лицезреть эту красоту. Отведя наконец-то взгляд от него, Вэй У Сянь заметил, что все в зале нет-нет да поглядывают на них, либо гадая, что они за знаменитый дуэт, либо набираются смелости, чтобы подойти и взять автограф. Спокойствия им теперь было не видать после такой выходки, о которой Вэй У Сянь всё равно не пожалел бы, даже если бы весь аэропорт выстроился в очередь за автографами. Это того стоило. В зал вернулась новогодняя атмосфера, а ему представилась возможность узнать этого молодого господина с новой стороны. Точнее узнать то, что сам бы он ни за что не раскрыл.  — Это удивительная встреча, не иначе как предрешённая для нас Небесами. Лань Ван Цзи странно посмотрел на него после этих слов, но ничего не сказал. Всё же никто не стал к ним подходить после импровизированного концерта. Постепенно и внимание к их персонам сошло на нет. Так стало спокойнее. Вэй У Сянь вёл негромкий разговор, рассказывая о каких-то случаях, случившихся с ним и Цзян Чэном под новый год, смеялся над особенно забавными моментами и каждый раз одаривал Лань Ван Цзи ослепительной улыбкой. Ссора людей в зале неподалёку от них прервала очередной такой рассказ. Громко ругались родители какого-то мальчика, который стоял рядом и безуспешно пытался их примирить. Причиной ссоры послужило, конечно же, стихийное заключение в праздник в аэропорту. Метель за окном только-только начинала сходить на нет, но это никому не было способно поднять настроение, ведь новый год был совсем близко. Тут мальчик неожиданно замер и указал пальцем вверх над головами родителей.  — Вы под омелой! — закричал он обрадованно. — Целуйтесь! Взрослые наконец-то прекратили шумно выяснять отношения и тоже посмотрели вверх. Они и правда случайно остановились под подвешенным украшением. Не оставалось ничего другого, кроме как поцеловать друг друга, раз ребёнок так просит. Мужчина улыбнулся супруге, мягко притянул её к себе и коснулся губ. Под смех и улюлюканье, они целовались под омелой, а ребёнок был счастлив. Вэй У Сянь смеялся со всеми вместе, подхваченный радостью, и потому не заметил сразу удивлённо-вопросительного взгляда.  — Только не говори мне, Лань Чжань, что не знаешь о поцелуе под омелой? — Брови нахмурились чуть сильнее, чем вызвали новый приступ смеха. — Правда? Тогда я тебе расскажу. Если люди, которые нравятся друг другу, оказываются под омелой, они должны поцеловаться. Разве ты не слышал о таком раньше? Но теперь ты знаешь, и поэтому можешь воспользоваться. Поцелуи под омелой это так прекрасно, — мечтательно прикрыв глаза, поделился Вэй У Сянь. Лань Ван Цзи кивнул, ничего на это не ответив. Но он запомнил. Вэй У Сянь с любопытством наблюдал за веселящимися в зале ожидания детьми. Многие из них успели подружиться за то время, что провели здесь вместе. Они играли в свои игры, гонялись друг за другом и шумели настолько, насколько им позволяли взрослые. Для них этот праздник почти не был ничем омрачён, они смотрели на всё шире; рядом были их родители, здесь была ёлка и сладости, которые им купили, такие же дети, как и они сами, смех, игры и подарки. Чем не лучший праздник? И не понятно, почему взрослые такие мрачные, пусть и не все. Дети бросали друг другу игрушку, заменив ей мячик, которого ни у кого не оказалось. В какой-то момент игрушка оказалась на ёлке, прямо у вершины, брошенная туда с недюжинной силой одним из детей, не специально, конечно, но весьма досадно. Девочка, которой эта игрушка принадлежала, расплакалась, и её мама подбежала её утешать и успокаивать. Ребёнок, закинувший её, пустился в покаяние, но разве слова извинения могли вернуть игрушку владелице? У наблюдающего эту картину Вэй У Сяня сжалось сердце. Ребёнок в такой светлый праздник не должен плакать. Он поднялся с насиженной скамьи, не замечая вопросительного взгляда Лань Ван Цзи, и направился к кабинету работников аэропорта. Оттуда после десяти минут уговоров он вернулся с длинной лестницей. Он решил самолично достать застрявшую игрушку. Это была одна из тех не самых лучших идей, за которую от Цзян Чэна ему бы обязательно прилетело, но его рядом не было, поэтому у Вэй У Сяня были развязаны руки творить то, что ему вздумается. Дети были в восторге от такого помощника, а взрослые глядели на сумасбродного человека со скепсисом и едва ли не крутили пальцем у виска. Вэй У Сянь установил лестницу и приготовился лезть наверх.  — Вэй Ин. На мгновение Вэй У Сянь остановил восхождение и обернулся на зовущий его голос. Лань Ван Цзи подошёл к лестнице и взялся за неё, удерживая. Беспокойство легко читалось на его лице. Или Вэй У Сянь видел то, чего нет, но мысль о том, что за него волнуются, грела душу.  — Не волнуйся, Лань Чжань. Всё под контролем. Лестница стояла устойчиво, а с поддержкой таких сильных рук не было и шанса, что она соскользнёт. Вэй У Сянь быстро взошёл и снял игрушку. Она была тут же отправлена в руки девочки, у которой на заплаканном лице расцвела радостная улыбка. И мама, и девочка начали благодарить героя, который самоотверженно достал любимую игрушку. Вэй У Сянь театрально отдал им честь, лестница от таких действий вздрогнула и слегка накренилась. Если бы не придерживающий её всё это время Лань Ван Цзи, Вэй У Сянь давно встретился бы с полом или остался бы звездой на верхушке ёлки.  — Слезай оттуда, — во внешне спокойном голосе прорезались стальные нотки.  — Сейчас, сейчас. До земли оставалось немного. В том, чтобы придерживать лестницу, более не было нужды. Лань Ван Цзи слегка отошёл, чтобы освободить место для спуска, но держался рядом на всякий случай. Вэй У Сянь не смог сдержать мягкой улыбки, оглянувшись. До земли было не так много. Он мог бы… «Если он меня поймает, я…» Вэй У Сянь спрыгивает с лестницы и летит прямо в раскрытые вовремя объятия. У него и правда оказываются очень сильные руки. Они ловят его ещё в воздухе, а потом медленно опускают на пол. За заливистым смехом Вэй У Сянь безуспешно скрывает смущение. Боится поднять взгляд и сделать что-то импульсивное, безрассудное и о чём потом — нет, сожалеть не будет, ни в коем случае! — но даже у него есть немного гордости. А отказ или даже удар — это не то, что он сможет пережить от такого идеального мужчины мечты.  — Спасибо, Лань Чжань, — шепчет он в покрасневшее ухо мужчины, быстро отстраняется, боясь не сдержаться, и отворачивается к лестнице, которая сослужила свою службу и её теперь надо вернуть. На Лань Ван Цзи он не оборачивается, пусть и очень хочется. Когда он возвращается в зал, Лань Ван Цзи спокойно, словно нефритовая статуя, сидит на том же месте. Вэй У Сянь без прежней бравады идёт к нему и плюхается на скамью. Тишина угнетает, он к ней так не привык, да и не любит, но сейчас все слова казались мелкими, неуместными, а ещё голос мог выдать его истинные чувства, которые никому не нужны. Вэй У Сянь опасливо взглянул на Лань Ван Цзи, но тот сидел с закрытыми глазами и словно бы медитировал. Точно изящная статуя. Но самая красивая. Он бы никогда не устал любоваться, даже если, как и в музее, нельзя было дотронуться. На табло отсчёт до нового года пошёл на минуты. Вознося молитвы Небесам, Вэй У Сянь начал набирать номер цзецзе, которой он обещал позвонить.  — Цзецзе! — радостно закричал Вэй У Сянь, когда с третьего раза звонок по перегруженной линии прошёл. — Поздравляю!!! — Он пустился в витиеватые поздравления, умудряясь попутно спорить с кричащим на фоне Цзян Чэном и обзывать Цзинь Цзы Сюаня, припоминая ему все прошлые ссоры из-за Янь Ли; не обошлось и без восторженной речи, обращённой к Цзян Фэн Мяню, и даже несколько добрых слов озвучил в адрес госпожи Юй; дольше всех он поздравлял племянника, юного А-Лина, и своего сына, А-Юаня, насладился его радостным смехом и пообещал очень скоро приехать, рассказал как соскучился и чем они займутся в праздничные дни. Он говорил долго-долго, стоя на громкой связи, и продолжал бы без умолку болтать, если бы Цзян Чэн не заставил Янь Ли отключиться, «Бесит! Он как будто бы в комнате. Когда ты уже устанешь нести всякую чушь?!» — после этих слов звонок был сброшен, а Вэй У Сянь не стал перезванивать. Счёт был почти на нуле*. Вэй У Сянь за своим долгим получасовым разговором и не заметил, что Лань Ван Цзи также звонил домой, брату, и поздравлял того с наступившим новым годом. Иконка с подписью «брат» числилась в последних вызванных — Вэй У Сяню почти не было стыдно, что он подглянул в чужой телефон, прежде чем дисплей стал чёрным. Он встретился со строгим взглядом застывших медовых глаз.  — Ты сказал им обо мне? — произнёс Лань Ван Цзи. Теперь взгляд его стал совсем нечитаемым.  — Да? Я болтал так много, что совсем их утомил. Вэй У Сянь дёрнул себя за убранные в хвост волосы. Почему же фильтр между мыслями и речью порой так его подводил? Он точно успел наговорить цзецзе много всего об этом мужчине, который сидел рядом и явно слышал каждый правдивый эпитет о своей персоне. А говорил он много всего, расхваливая и внешность, и голос, и музыкальные способности. Ему стоило отойти подальше, прежде чем говорить такие речи. Но он ходил вокруг этой скамейки, болтая и выплёскивая на близких все свои эмоции. Он никогда не умел соблюдать какие-либо границы.  — Наш рейс объявили, — вывел его из ступора голос Лань Ван Цзи.  — Пора домой? — найдя в себе смелость на бесстыдство, подмигнул Вэй У Сянь, надевая рюкзак.  — Мгм. Лань Ван Цзи взял свои вещи и двинулся за Вэй У Сянем на выход из зала ожидания. Но не успели они пройти и половины пути, как Лань Ван Цзи неожиданно дёрнул Вэй У Сяня за руку и вынудил остановиться. Взгляд его при этом был очень странным. В нём была надежда? И страх? Вэй У Сянь чуть склонил голову, ожидая не ясно чего. Они стояли очень близко друг к другу. Чувствовали тепло. Дыхание Лань Ван Цзи касалось щеки Вэй У Сяня. В его нос проникал устойчивый запах сандала и ещё каких-то благовоний. Очень приятный запах, который Вэй У Сянь жадно вдохнул. Мочки ушей после этого его действия у Лань Ван Цзи заалели. Он сглотнул и облизал губы, чем невольно привлёк к ним внимание. Не делать глупости, да?  — Вэй Ин.  — Что такое, Лань Чжань? Его голос был низким, очень низким. Он следил с жадностью и некой одержимостью за тем, как эти невероятные губы рождают слова.  — Мы под омелой. Его губы были надёжно запечатаны самым идеальным поцелуем в его жизни. Вот оно, новое лучше его решение — проведение последнего концерта, который привёл его сюда, в аэропорт с трижды задержанным рейсом в Пекин. Туда, где он встретил свою судьбу, лучшего на свете мужчину, идеального, талантливого, красивого, а главное — готового его поддержать и помочь во всём, чтобы не взбрело в его голову. Если ему суждено так провести весь год, что ж, он совсем не был против.