***
Вокруг ели, которую лелеяли всем двором, носились дети с ёлочными игрушками и мишурой в руках. Периодически они в этой мишуре и гирляндах путались, спотыкались и падали, но не придавали этому большого значения и, хохоча, продолжали свои попытки нарядить ёлочку-красавицу. Дерево, растущее в углу детской площадки, было отлично видно из окон окружавших её домов, поэтому жители экономили на собственных ёлках, довольствуясь общественной. Шираиши не уставал от вида широких еловых лап и мощного ствола, любуясь этим великолепием круглый год. Он потратил время, требовавшееся на раскочегаривание мотора чепырки Кироранке, именно на это: созерцание единения молодого поколения с природой. Огата, поёживаясь, исподлобья кидал взгляды на детей, в основном смотря в сторону окошечек в подвалы домов, в тепло которых попрятались кошачьи морды, что Хякуноске периодически подкармливал, почти каждый раз вступая в конфликты с местными бабульками, уже облюбовавших здешних божьих тварей. Наконец Кироранке дал отмашку, что можно ехать, и вишнёвая девятка тронулась. — Не обращайте внимания на этот звук… — между делом бросил Киро, когда чепырка подлетела на очередном ухабе. Пассажиры понимающе закивали. Первой остановкой в маршруте был ларёк во владении Огаты, где он реализовывал табачную продукцию, кондомы, ещё чего-то по мелочи, а также прикрывал свои дела на чёрном рынке. Девятка подъехала прямо к окошку, чтобы Огата потратил меньше времени на дорогу из машины до внутренностей ларька. — Два «Беломорканала», пожалуйста. — с очаровательной улыбкой попросил Киро, протягивая в окошко купюры. — Не устану повторять, что ты куришь полное дерьмо, — Огата одной рукой пересчитал деньги, другой молниеносно достал из глубин ларька пачки сигарет и положил их на прилавок, — Хватит пялиться на этих коней. Ты проиграл их в честной битве. — Здесь не все, — Кироранке нахмурился, в глазах застыл первобытный ужас: он имел в виду фарфоровые статуэтки лошадок, что некогда спокойно стояли в серванте в его квартире и радовали всем глаз, ровно до момента, когда Огата победил его в карты и в качестве желания потребовал всех этих коняшек в свою собственность, и через некоторое время вся обширная коллекция переехала в ларёк. Киро на пару с Шуриком регулярно компостировали Хякуноске мозги по поводу судьбы фарфоровых коней — в два горла требовали ничего с ними не делать, вопреки угрозам Огаты, который нашёл в фигурках копытных отличный способ манипулирования, однако, конечно, границы пока не переходил, ограничиваясь лишь припугиваниями, что именно он сделает с коняшками. И вот, пожалуйста: в коллекции отсутствовали некоторые экземпляры, что и вызвало у Киро реакцию, известную как ушедшее в пятки сердце. — Успокойся. Дыши. Была поставка. Места не хватало. Часть твоих, то есть, конечно, уже моих коней я перевёз к себе. — тоном, которым разговаривают с маленькими детьми (хотя таким талантом он никогда не мог похвастаться), произнёс Огата. Киро сщурился, промолчав. Зато не промолчал Шираиши. — Ха-ха, то есть, Олежа КОНЕЙ ДВИНУЛ! Свист ветра сымитыровал «фьють». Огата закрыл ларёк и хотел было сесть в тёплую машину, но вдруг замер, уставившись на другую сторону дороги. — Это ли не наша любимая бабка Иенага! — довольно громко, так, чтобы названная бабка точно услышала, крикнул Хякуноске. В первую очередь его интересовала не столько сама Иенага, столько содержимое её тачки, которую она со скрипом везла куда-то для непонятных целей. Шираиши примкнул лицом к окну девятки, чтобы получше рассмотреть, что там происходит: тачка была наполнена чем-то загадочным и накрыта холщовой тканью, из-под которой всё же выглядывало нечто… тёмное и непонятное. Зная Иенагу, он с большой достоверностью предположил, что содержимое тачки точно имеет органическое происхождение, но, так как Шурик не имел привычки сильно лезть в чужие дела, развивать мысль он не стал. Огата перешёл на ту сторону дороги, чтобы пообщаться с Иенагой, и из машины ничего не было слышно. Они беседовали пару минут, в течение которых Огате пришлось поднять руки вверх по вежливой просьбе этой милейшей бабульки, выглядящей по определённым причинам не старше его самого. Все находящиеся в этой локации знали эти причины, но, так как у всех здесь есть свои секреты, тайны чужих также не разбалтывались просто так. Они разбалтывались при наличии чего-либо взамен. Огата с Иенагой распрощались и она была такова. Хякуноске наконец вернулся в машину. — Что там у неё? — нетерпеливо спросил Шурик. — Как что. Останки. Никто из них не ожидал другого ответа, но очень на таковой надеялся.***
Покорёженная вывеска, обозначающая автомастерскую-пункт назначения, подмигивала дешёвым неоном. Вишнёвая девятка лихо зарулила внутрь, в какое-никакое тепло гаража, преодолев неработающий вечно поднятый шлагбаум, ежесекундно грозящий шмякнуться на любой проезжающий под ним транспорт. В мастерской всё было как обычно: Сугимото возился с чьей-то «копейкой», гулко ругаясь на неё, чтобы брань не долетела до ушей Асирпы, что сидела за разложенными на столе тетрадками и учебниками и постигала азы алгебры для средней школы. В этом ей помогал из ниоткуда взявшийся в этой части города Който, периодически попивавший чай, закусывая его баранками и поправляя девочку, когда она путала знаки и забывала о мнимых корнях, а также иногда срываясь на лекцию-тираду о том, какой его бывший начальник великий человек и как он бы щёлкал эти многочлены как орешки. Асирпа индифферентно кивала, не отвлекаясь от задач и пытаясь не думать о том, что именно этот распрекрасный начальник Който был тем, кто посадил её отца в тюрьму. — Мда-а-а-а, — на всю машину протянул Шираиши, почёсывая щетину, — Недурная компания собралась. При виде Който оба Кироранке и Огата слегка напряглись, но не подали виду (Шурик всё равно заметил). Отоношин некогда был бравым служителем закона, приверженец справедливости, защитник слабых и угнетённых, но потом всё пошло совсем не по плану и теперь он зарабатывал продажей разнообразных запрещённых веществ, используя все оставшиеся с предыдущей работы связи. Ни Киро, ни Огата его никакими услугами не пользовались, не потому, что продукт был какой-то не такой, а по причине лёгкой неприязни к продавцу, тянущейся как раз к тем временам, когда по улицам славного Нижневартовска нельзя было пройти пару кварталов, чтобы не наткнуться на очередную разборку с участием милиционеров, других воров в законе и уже упомянутых Огаты, Кироранке и Вилка, что ныне куковал в местах не столь отдалённых. Предыдущим двоим названным невероятным образом повезло избежать такой участи, но пример боевого товарища их ничему не научил. Противостояли им как раз Който, обожаемый начальник Цуруми и его правая рука Цукишима; никто из этих троих не пользовался народной любовью. Даже Хякуноске, чей ларёк они какое-то время держали под своим крылом, оборвал с ними связи. Огата медленно выдохнул, вспоминая собственные советы, которые он давал Киро, и потёр переносицу. Киро вышел из машины, громко хлопнув дверью, отчего содрогнулся весь гараж, и направился к столу у стены — одно из немногих хорошо освещённых в мастерской мест благодаря настенному плафону. Асирпа заметно просияла, увидев Кироранке. — С наступающим, Ася, — татарин нежно потрепал девочку по голове, — Что за мозговой штурм перед праздником? — Это для Эноноки. Она отстаёт и попросила меня ей помочь. А я тоже не очень разобралась. Вот и повторяю. — Молодец, всё ради товарищей. Если что — обращайся. А Саня?.. — О, он сейчас занят, хозяин той машины умудрился разворотить ей днище… Който явно не устраивало, как его присутствие абсолютно проигнорировали, тем более такое, по его мнению, днище общества, как Кироранке. Он уже было хотел напомнить о себе, как тут на всю мастерскую раздалось «АХ ТЫ СУКА». Рефлекторно все повернулись к источнику звука: Огата с сигаретой во рту и поднесённой к ней зажигалкой второй рукой держал массивный гаечный ключ, который, судя по всему, в него запустил высунувшийся из-под автомобиля Сугимото. Хитрый план Хякуноске по элегантному сваливанию с места развития событий удался — конечно, он знал, что здесь курить нельзя — и Огата летящей походкой удалился смолить на улицу, кинув ключ в руки Шираиши и бросив «без меня разберётесь». Сугимото, увидев, что нарушать технику безопасности больше никто не собирается, моментально нырнул обратно под автомобиль. Киро, ещё раз похвалив Асирпу напоследок, направился прямо к торчащим из-под «копейки» ногам. Рядом с ним возник Шираиши, поигрывающий с гаечным ключом, и поинтересовался: — Саня, не подскажешь, где бы нам в это время года достать салюта? Ноги, до этого ерзавшие туда-сюда, замерли. Сугимото выкатился из-под днища со слегка скривившимся лицом, и негромко произнёс: — Я бы с вами поделился, но пообещал Асирпе зрелищное шоу, ну, в качестве подарка. И всё не мог их найти. В общем, мне подвернулся этот долбан, — стрельнул взглядом в сторону письменного стола, — что-то у него там отвалилось, я всё сделал, а он возьми да начни мне рассказывать, что, мол, «клиент» смог отдать только натурой, а натура у нас теперь, оказывается, фура левых петард и хлопушек, которые, оказывается, отлично реализуются в это время года. И предложил мне тоже «натурой». Не знаю, что он вам заломит за них. — Ничего, друг, мы что-нибудь придумаем. — Шираиши похлопал Сугимото по плечу, протягивая тому заблудший гаечный ключ. — Как такие страсти в бизнесе прошли мимо нас? — Кироранке почесал бороду, под «нас» подразумевая себя и Огату, хотя, принимая во внимание бешеный жаворонковский распорядок дня Огаты, тот был в курсе не менее чем трёх четвертей происходящего в городе, просто как обычно предпочитал держать язык за зубами. — Кое-кто просто не оккупировал кухню с семи утра. — Ты жалуешься, что ли? — Нет, у него же не будет такого великолепного новогоднего стола, как у нас. — Шурик пожал плечами. — Пойдем надыбаем салют. При приближении к столу этой великолепной двойки Който выпрямлялся всё больше и больше. Не успел никто из них открыть рот, Отоношин начал разговор сам: — Здравствуйте, граждане декриминализованные. Кироранке и Шираиши быстро переглянулись, поняв, что нормально переговоры провести не удастся. — Ой, совсем забыл, у меня дела. — Шурик изобразил дурачка, пытаясь покинуть беседу, но Киро мягко остановил его, приобняв за плечо. — Кхм, да, товарищ Карпенко, — он кашлянул; Който взвился, — мы находимся в острейшей нужде новогоднего счастья, и, по нашим сведениям, у тебя его предостаточно, так что, возможно, мы могли бы договориться о бартере? — Да-а-а? — Който закинул ногу на ногу и горделиво откинулся назад, — И что же ты мне предлагаешь? — У-у-у, он торгуется, Киро. Фейерверки наверняка ворованные какие-нибудь. — неприлично громко прошептал Шираиши, вполоборота повернувшись к уху Кироранке. — Уж кто бы говорил, Шираиши Йошитаке. — отрезал Отоношин, жирно намекая на криминальное прошлое Шурика. Тот совершенно не растерялся, уже поднимая украшенную наколками руку с оттопыренным средним пальцем: — Не собираюсь оправдываться перед мусором. — У вас двоих самые криминальные рожи, которые я только видел. Но что-то одного не хватает. Куда смылся этот драный одноглазый кошак? — НУ ТАК ВОТ, — прежде, чем конфликт развился бы дальше, Киро встал между ними лицом к Който, — У тебя же целая фура салютов, так? Но что-то я не помню, чтобы у тебя были необходимые для её вождения водительские права, — он постепенно нависал над Карпенко, — по невероятному совпадению, у меня такие права есть. Намёк ясен? Из-за широченных плеч Кироранке высунулась бритая голова, согласно кивая с угрожающим лицом. Който сначала покраснел, потом побледнел, потом опять покраснел, и в конце концов сделал глубокий вдох-выдох и, глядя в глаза Киро, произнёс: — Даже в ментуре методы были поприятнее. По рукам.***
— Да проще реально было украсть, тем более у этого… — Огата растерялся в подборе подходящего эпитета. С его точки зрения, сейчас они маленьким кортежем чесали куда-то за город только потому, что, стоило ему оставить Киро с Шираиши одних, они договорились о варианте с самым большим количеством лишних телодвижений. Он слегка дулся на Кироранке, который объяснил своё решение тем, что «сейчас уже времена не те». Да времена «теми» никогда и не были. Шираиши, сидящий на переднем сидении чёрной «Волги» Огаты, развлекал себя, попеременно смотря то в окно на пролетающий мимо лес, то вперёд, на зад фуры с фейерверками с Кироранке за рулём. — У тебя тут есть кассеты «Кино»? — Только «Наутилус». За «Кино» тебе в машину спереди. Из фуры действительно еле слышно доносились напевы Виктора Робертовича. Шираиши горестно вздохнул. — Ну, поставь «Наутилуса», а то скучно ехать. — Поставь сам. Кассеты в бардачке. Думая, какой Огата великолепный собеседник, Шираиши засунул кассету в магнитолу и тыкнул в пару кнопок. Динамики разразились песней. Какое-то время они ехали молча, слушая музыку. — Бутусов гений. — наконец резюмировал Огата. — Кажется, мы на месте. Фура, заехав в карман на шоссе, остановилась, «Волга» скользнула за ней. Из фуры выпрыгнул Киро и подошел к авто, оперевшись рукой о крышу и постучав по стеклу водительского места костяшками пальцев. Огата опустил стекло. — Он просил загнать прям совсем в глушь. Отсюда немного. Подождите меня. Из салона раздалось дружное «ой бля-я», но ждать пришлось действительно не так долго. Киро, вернувшись, плюхнулся на заднее сидение, на место рядом с ним прямо по салону просочился Шираиши, оставив Огату наедине с его Бутусовым. Обратно в город ехали в чуть более приподнятом настроении — в багажнике лежали коробки тяжким трудом добытых фейерверков. Оба пассажира, перед этим обменявшись парочкой плохих анекдотов, прикорнули друг у друга на плечах. Хякуноске, сделав музыку потише, курил в приоткрытое на тонкую щель окно. У дома были уже совсем затемно. Выйдя из машины, Огата окинул взглядом опустевший тихий двор и горящие окна домов, в некоторых из которых мерцали гирлянды. Он открыл заднюю дверь, отчего из салона чуть не вывалился Киро. Хякуноске подумал, что ему жаль прерывать такой внезапно крепкий сон товарища. — Подъём. — он потряс Кироранке за плечо. Тот не отреагировал. Огата недовольно выпустил воздух из носа и потянулся вглубь машины, где вокруг руки Киро намертво обвился Шираиши, тоже сладко сопевший. Его Огата тряс поактивнее, надеясь, что копошение Шурика разбудит и татарина. Наконец, оба зашевелились. — Бу-у, что ты нас не разбудил сразу, — Киро стал протирать глаза. — Вы молчали всю дорогу, как будто я отказался бы от такого подарка судьбы. — Классический Олег. — Шираиши, улыбаясь, выполз из салона на мороз и начал потягиваться и растягиваться. — Выметайся, — Огата обратился к Киро, тоже не верившему, что он так крепко уснул, — Я уже вынес коробки. Кироранке вылез из автомобиля, с облегчённым скрипом ставшем сантиметров на семь выше. Киро с наслаждением вдохнул морозный воздух и, выдохнув, следил за густым облаком пара, пока то не снесло порывом ветра. Он с улыбкой повернулся к Огате, который в тот момент закрывал багажник: — Красивый вечер. Огата поднял взгляд от ключа в замке и встретил прищуренный взгляд улыбающегося Киро, как обычно, совершенно обезоруживающий. Уголок губ Хякуноске непроизвольно дёрнулся вверх, образуя полуусмешку. — Вечер как вечер. — Ха! Ну, хоть так. А то с утра хмурый ходишь, — Киро в три шага оказался у лежащих на прикатанном машинами снегу ярко разрисованных коробок и, присев, поднял сразу обе, поставив одну на другую. — Эй-эй, не надорви спину, старик. — это Огата уже ждал у открытой двери подъезда, которую придерживал Шираиши, параллельно высунув язык и ловя им снежинки. Квартира встретила их уютным теплом, задерживающимся ещё лучше благодаря коврам на подавляющем большинстве стен, и еле уловимым запахом выпечки с мясом. Кироранке сгрузил коробку на пол прямо в прихожей, чуть не сбив ими Шираиши, который в последний момент увернулся. Огата, опять нахмурившись, вдруг не раздеваясь быстрым шагом направился на кухню. — Что ты понёсся как сайгак? — Шираиши вытянул шею в коридор для лучшего обзора. Ответом ему было молчание. — Господи, что там, — Шираиши почти картинно схватился за сердце и выпучил глаза, что Киро нашёл очень забавным и прыснул. Огата вернулся в прихожую и, снимая с себя куртку, заговорил: — На самом деле не всё так плохо. Никто не озаботился разложением продуктов в холодильник. Так что краб уполз. — Киро и Шираиши резко повернулись к Огате. — Шучу. Краб на месте. Просто уже не первой свежести. — Тоже мне, проблема, это же краб, деликатес, — Кироранке довольно прикрыл глаза, — Надо и его уже начать готовить, как думаешь? — Не успеем. Но здесь и так куча еды. — Эх, значит, довольствуемся едой, приготовленной самыми заботливыми руками в этом доме. — Сам себя не похвалишь — никто не похвалит. — Хякуноске усмехнулся, пригладив волосы, слегка пушащиеся после шапки. Ответственным за сервировку стола назначили Шираиши, который был признан чемпионом (правда, только потому, что был единственным игроком) по игре в тетрис — приставку ему на день рождения привёз из столицы Огата. Расчёт был на то, что навыков Шираиши должно хватить на расставление тарелок, не сочетавшихся ни стилем, ни цветом от слова совсем, так, чтобы можно было ещё их немного раздвинуть и поставить блюдо с горячим. Задачей Кироранке в этом круговороте еды в отдельно взятой квартире была непосредственно красивая раскладка нарезок и салатов в тех самых тарелках. Хякуноске оперативно освободил место на кухне, перенеся на балкон бутылку шампанского, торт и краба теперь уже второй свежести, где, как он задумал, всё это быстро придёт в кондицию, и вернулся на кухню, где Киро порхал над столом, втыкая ложки и вилки в миски. Из комнаты доносились трели предновогодних телевизионных передач, под которые Кироранке легко пританцовывал и — Огата напряг уши — даже подпевал. — Всё готово. Шурик! — Киро громогласно позвал своего товарища по постели. — Можешь расставлять. Возложенные надежды Шираиши оправдал с лихвой — даже если бы метафорическому яблоку нашлось место на столе, куда упасть, сам стол бы уже не выдержал. За свои старания Йошитаке был нежно чмокнут Кироранке в щёку. — Ну-ка, что там по ТВ… — Киро развалился на диване, щёлкая каналы пультом. — Что угодно, главное, чтобы не «Лебединое озеро», — мрачно заметил Огата. — Надеюсь, больше таких принудительных культурных просвещений не будет. А если и будут… — татарин кинул взгляд на настенные часы, показывавшие, что до полуночи осталось немногим больше двадцати минут, — то оставим их в году уходящем. — Какие мудрые слова! Давайте выпьем, чтобы все несчастья остались в уходящем году. — Шираиши уже разлил по бокалам шампанское, за это время успевшее охладиться на балконе прямо-таки экстремально. Под такой незамысловатый первый тост бокалы осушили залпом, в унисон поморщившись от холода напитка. — Возвращаясь к балету, — Огата пригладил волосы, — Вживую он лучше. — Ты посмотри на него. Москвич. Тьфу. — подтрунивал Йошитаке, опять заполняя бокалы. — Пока не увидишь сам — не поймёшь, — Хякуноске пожал плечами. — Ну тогда свози нас на балет в Большой театр. — В качестве новогоднего подарка? — Огата фыркнул, — Посмотрим. — Главное не натолкнуться там на твоего отца, да? — раздался гулкий голос со стороны дивана. — Ёбаный твой рот, блять, Киро. Кироранке захохотал, хлопая рукой по подлокотнику. — Моя любимая реакция во всём мире, честно, — татарин утёр пальцем выступившие слезинки. — Лучше было только когда мне пришлось буквально из воздуха сотворять новый телевизор… — А-а-а, это когда на «Поле чудес» засветился его братан и Олег всадил в экран всю обойму? Да-да-да, помню-помню, — подхватил Шираиши, подавшись вперёд через угол стола к Огате, у которого уже багровели уши, — Я тоже хочу на «Поле чудес». Туда вообще реально попасть? — Понятия не имею, — Хякуноске почти успешно не подавал виду, что не слишком рад нахождению Шираиши в его личном пространстве. В какой-то момент тот поймал намёк и плюхнулся обратно на табуретку, поднимая бокал: — Выпьем за близких нам людей. Не важно, родня или нет, — он тепло глянул на Кироранке. — Мне лень вставать, сладкий, но тост прекрасный, — Киро тоже поднял бокал и одним глотком выпил всё его содержимое. Хякуноске фыркнул, но игристое пригубил. — Оле-е-ег, это и про тебя тоже, ты нам очень нравишься и мы рады твоей компании, — совершенно довольный жизнью, с порозовевшими щеками, Шираиши опять полуприлёг на стол, подперев голову рукой. — Похоже, шампанское сильно даёт в голову, особенно молодым организмам, — Кироранке с задумчивым видом почесал бороду, поднимая взгляд с капель в его бокале на Огату, — Серьёзно, без тебя меня бы здесь не было. — Хватит уже жевать сопли, тащи свой зад за стол и будем праздновать, — проворчал Хякуноске и допил содержимое своего бокала. Кироранке с кряхтением потянулся, разминая спину. Хруст его суставов удивительным образом совпал с началом звона курантов, звучащем из телевизора. Татарин поторопился занять место за столом; садясь на табуретку, он взял свободную руку Шираиши в свою, отчего тот совсем обомлел и перетёк со стола на плечо Кироранке. Огата разлил шампанское, которого еле хватило на последний раунд, и убрал пустую бутылку со стола. — Ничего, на балконе что-то ещё лежит. — Киро махнул рукой в сторону упомянутого балкона. Под улюлюканье часы пробили двенадцать, и троица чокнулась бокалами, знаменуя наступление нового года. Телевидение продолжило вещать политические аллюзии, замаскированные новогодними костюмами на актёрах, танцующих и поющих на сцене очередного не то клуба, не то очень плохого дома культуры. Никому до этого не было дела. Кироранке уже заткнул уши берушами, чтобы не слышать грохот салютов; Шираиши прикрытыми глазами смотрел в окно, как раз на фейерверки, и сжимал руку Киро. Огата вышел курить на балкон в первый раз в новом году, так что он тоже не остался без шоу. Пока стихали залпы, все налегли на эчпочмаки с салатами. Силами одного только Киро, который и сам не помнил, ел ли он сегодня, отчего его аппетит становился в высшей степени зверским, стол был бы пуст в мгновение ока. Однако он был добрым хозяином и щедрым товарищем, и планировал, чтобы даже привередливый в еде Огата попробовал всё. Это стало гораздо более реальным, так как тот, задетый за живое упоминанием отца и оттого более захмелевший, стал заедать меланхолию. Первыми под горячую руку попались быстро подвинутые татарином под её траекторию — о да — эчпочмаки. Хякуноске откусил эчпочмак и видимо расслабился, опустив плечи и выдохнув. Кажется, Киро одним выстрелом убил двух зайцев, ай да Киро, ай да повелитель холодных сердец. Вдруг его тыкнули в бок. — Я принесу с балкона, что там осталось, — вопросительно-утвердительно прошептал Шираиши. Кироранке кивнул, и Шурик коброй рванул на холодный балкон и очень быстро вернулся за стол, звеня бутылками. — Бр-р, — он поёжился и осмотрел то, что принёс, — Вино и водка. — Вино я приносил, — заговорил Огата, накладывая себе азу, — Чтобы не пили водку. — Тогда мы будем пить вино, а ты — водку. — сказал Киро. — Просто хочу напомнить, что мы собирались сами запускать салют, и, душа моя, я не хочу, чтобы ты себе ещё что-то отстрелил. — В смысле «ещё»? — Шираиши удивлённо зазвенел бутылками. — Слушай, одно шампанское — это не серьёзно, — Киро предпочёл сосредоточиться на Хякуноске, который только что так повседневно назвал его так интимно, тем самым заставив обратить всё внимание на себя. Тот воспользовался этим моментом, чтобы укоризненно наставить на татарина вилку: — Если тебе приспичило нажраться и уйти в запой, я тебя останавливать не буду, полномочия сиделки давно не мои. Но потенциально портить при этом пацану праздник? Которого ты, как заявляешь, так любишь? Ну вперёд. «Пацан» перевёл взгляд с оскалившегося Огаты на застигнутого врасплох Киро. Последний кашлянул и примирительным жестом ладони отодвинул от себя поблёскивающие зубцы вилки. — Ты прав. Пойдём запускать фейерверки. Огата хмыкнул. За последние несколько лет они с Киро стали специалистами по вправлению друг другу мозгов самыми разнообразными способами, но теперь Хякуноске понимал, что такие взаимные сеансы терапии подходят к концу. Он положил вилку, освободившейся рукой пригладил волосы и встал из-за стола: — Бутылки я конфискую. Подгоню что-то получше. Ну, что сидите? Пошли. — слегка споткнувшись на первом шаге, Огата направился в прихожую. Оставшимся на кухне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Одним из популярных и, самое важное, ближайшим к дому Кироранке мест для запуска салютов в городе была старая футбольная площадка. Когда троица добралась до побитой жизнью и погодой конструкции, там уже не было ни души; только тут и там валялись немногочисленные использованные коробки фейерверков и конфетти из хлопушек, разносимое по площадке ветром. Огата распинал пустые картонные коробки к ограждению, освобождая центр площадки под собственные нужды. Киро поставил потом и слезами добытый фейерверк на притоптанный снег и начал колдовать над ним. В паре десятков метрах от него в ожидании шоу Огата уже закурил, а Шираиши ковырял носком ботинка снег, под которым что-то застряло. Наконец послышалось шипение горящего фитиля и топот бегущего к ним Киро. — Беруши? — спросил Хякуноске. — ЧТО? — Кироранке приложил ладонь к уху, закрытому шапкой. — Понятно. Все уставились на фитиль. Он догорел, но ничего не происходило. — А я сразу сказал, что они палёные, — Шираиши со знанием дела почесал щетину. Киро хотел было пойти проверить, но Огата с каким-то злым лицом остановил его, выставив руку, а второй достал из недр куртки пистолет и шмальнул в коробку пару раз. Коробка такого обращения с собой не потерпела и взорвалась возмущением, выразившемся в нормальной работе фейерверка: взлетели огненные искры, взорвались всеми цветами спектра и угасли, не успев упасть на землю. Радостный Кироранке положил руки на поясы Шираиши и Огаты, сгрёб в кучу и со всей своей богатырской силой сжал в объятиях от наплыва нежных чувств, даже немного приподняв в воздух. — Я вас не слышу, но с Новым годом! Я люблю вас, товарищи. — Я тебя тоже, — прокряхтел Шираиши. — Он не слышит, — Огате пришлось откинуть голову назад, чтобы избежать угрозы удушья от медвежьих объятий татарина. Наконец Киро закончил выражение чувств и опустил их на землю. Огата отряхнулся и прокашлялся, после чего сказал: — Отлично отпраздновали. Я пошёл. — Куда это ты пошёл? — Киро как раз в этот момент вытащил беруши. — Домой. — Ты дурак? Ночуй у нас. — Ты сам дурак. Где мне лечь? Вместо ответа Киро загадочно улыбнулся. Огата прищурился, начиная догадываться, во что его втягивают. — Киро, не смей, у меня пушка. — Да мы оба знаем, что ты её даже не достанешь. Не бузи. Хякуноске с шумом втянул носом воздух, чтобы что-то ответить, но, видимо, ему было не отвертеться. Раскладной диван в квартире Киро был как раз по размеру для него одного, уютно тесноват для него и Шираиши и совершенно не пригоден для принятия горизонтального положения, когда его допотопные пружины нагрузили вдобавок килограммами Огаты. Страдал определённо не один диван, но и, собственно, Огата, которого, не спрашивая, положили посередине и зажали с двух сторон. Перед тем, как лечь, в него также не спрашивая влили энное количество вина, по комментарию Киро, чтоб лучше спалось. Татарин тоже успел хлебнуть, прежде чем улечься и тем самым утрамбовать почти переосмыслившего жизнь Огату и уже сонного Шурика. Толкались ногами и пытались улечься так, чтобы было удобно всем, битый час; начала закрадываться мысль, что такие выкрутасы невозможны с точки зрения физики. Но, несмотря на научную необоснованность, через какое-то время копошение затихло и в квартире ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь остаточным тяжёлым дыханием. — Так скучно лежать. Давайте поговорим. — Шираиши очень старался не двигаться. — Я тебе поговорю, — пробурчал Хякуноске. — А вы знали, что индусы ассоциировали лошадей с космосом? — под шипение остальных Киро закинул руки за голову. — Знали. — отозвались двое. — А что лошади запоминают, кто им враг, а кто друг? А, Олег? — Угомонись, твою мать, не верну я этих фарфоровых коней. — Стоило попытаться… Эй, Шурик. Шурик? Шираиши каким-то образом успел заснуть сном младенца. Киро вздохнул и протянул руку, чтобы потрепать того по бритой макушке. — Нам тоже надо бы. — он улёгся на бок лицом к Огате. — Ага. Спокойной ночи. — С Новым годом. — С Новым годом. Все очень надеялись, что никаких последствий наутро первого января не случится, чтобы войти в новый год отдохнувшими, свежими и, что самое главное, живыми.