Исправленному верить

Майкрофт чувствовал себя хорошо. Настолько хорошо, что даже набрал пару фунтов за свои импровизированные рождественские каникулы — об этом радостно сообщил ему Шерлок, что скорее всего означало, что дело обстояло с точностью наоборот. Он не чувствовал вкуса еды, но он много пил, еще больше курил, а ночью подолгу ворочался в постели. И все время думал о Лестраде: точнее, об оскорблении, которое тот ему нанес, а так как Майкрофт не был склонен к самоанализу, когда дело касалось его промахов и особенно когда его в чем-то обвиняли (явно со знанием дела), то все его мысли сводились к бесконечному повторению одной и той же фразы «ты трус», «ты трус» «ты трус», что начало походить на манию уже спустя полминуты, а на второй день сделало его больным. Но Майкрофт чувствовал себя нормально — это то, что он повторял себе, глядя в черный монитор ноутбука, в черное стекло автомобиля, в черное отражение холодильника по утрам. Просто его голова была не в порядке, что с самого рождения не было для него новостью. Плюнув на все, он набрал Рика по скайпу, едва дождавшись, пока время в Аспене перевалит за семь утра. Тяжело было признаваться, но он скучал по этому недоумку. Рик выглядел заспанным, но что Майкрофт отметил сразу — так это солнечный свет, сквозь окна проникавший в комнату, где тот находился, что едва ли походило на семь утра в Аспене. — Где ты сейчас, — спросил он сходу с интонацией, мало напоминающей дружеское приветствие. Рик поморщился — солнце слепило экран. — Слушай, я едва тебя вижу. И тебе доброе утро, Майк. Майкрофт хотел было продолжить допрос, когда до слуха донесся странный звук из динамика. Звук повторился, подозрительно похожий на смесь смеха и стона. «Какой смешной акцент», — хихикнул мальчишеский голос, и, когда Майкрофт уже открыл рот, Рик воскликнул: — Черт! Говорил же тебе не… — Привет, — из-под одеяла показалась взлохмаченная черная макушка. — О-о-о, настоящий англичанин! — изумился ее смуглый волоокий обладатель. — А у вас все там так одеваются? — не скрывая восторга уточнил парень, намекая на костюм-тройку Майкрофта, и поднял голову на Рика. — Ты тоже такое носишь? Майкрофт прочистил горло, бывшее в совершенном порядке, и насмешливо потер переносицу. Учитывая, что парень лежал на Рике и игриво вышагивал пальцами по его накачанной груди, ситуация представлялась крайне неловкой — но в общении с Риком, ради сохранения собственного рассудка, стоило быть готовым ко всему, так что тот сократил объяснения до минимума (Майкрофт знал все и так): — Знакомься, Майкрофт, это Рикардо. Рикардо — это Майкрофт. О, да. Майкрофт знал. И все же, одна его бровь поползла вверх, по его собственным ощущениям, замерев где-то на уровне роста волос. По десятибалльной шкале неадекватности выходок Рика данная представлялась несомненной девяткой. — Майкрофт! — воодушевился парень, прижимая к груди сжатые кулаки. — Какое забавное имя! Это оу-очень по-английски, — протянул он с сильным испанским акцентом, умиляясь так, словно Майкрофт был двухчасовой подборкой видео про котиков на Ютубе. — Ричард и Рикардо, — сказал Рик, как бы извиняясь в ответ на видимое недоумение Майкрофта. — Смешно, да? На лице друга застыло выражение крайнего смущения — как если бы он был человеком сорока пяти лет, вынужденным сопровождать племянницу на концерт Ван Дименшн… Дистрэкшн… Дивижн…не важно. Делая на это скидку, Майкрофт напомнил себе о том, как важно оставаться вежливым, чтобы не сойти с ума раньше положенного срока. «Обхохочешься», — подумал он и ответил с присущей ему чванливой сдержанностью: — Предполагаю, что это в крайней степени забавно. — Если уж быть англичанином, то быть им до конца. — И все же я был бы благодарен, если бы в следующий раз ты ответил мне, когда закончишь со своими делами под одеялом, а не ставил меня в положение, когда я вынужден обременять тебя разговором. — Обременять! — воскликнул Рикардо. — Какое смешное слово! Вы говорите так в Англии? — Рикардо очень нравится все английское, — смущенно пояснил Рик. — Ты не подумай, мы ничего такого не… — Он просто помогал тебе поменять пододеяльник. Я понял. Так… ты на Кубе? — Как всегда в точку! — Рик отдал должное проницательности друга и добавил, извиняясь: — Аспен мне не очень понравился. Там… скучно. Все такие… скучные. Парень, летевший рядом со мной, читал «Вестник науки», представляешь? Я еще в самолете понял — надо валить. Меня словно озарило, знаешь, — сказал Рик воодушевленно, оседлав своего любимого конька. — Я как раз досматривал вторые «Грязные Танцы», когда почувствовал — вот оно. Мне нужно на Кубу. — Смею заверить, подобное озарение снисходит на меня не реже раза в неделю, что совершенно объяснимо, когда не видишь солнечного света двести пятьдесят дней в году, — насмешливо вставил Майкрофт. —…я приехал, и что ты думаешь? Первым, кого я встретил, был Рикардо, — сладким шепотом произнес Рик, замечтавшись, за что был вознагражден поцелуем в нос. — Рикардо настоящий кубинец! Говорю тебе, он меня приворожил. И он столькому меня научил, ты бы знал… всяким своим шаманским штукам, — добавил он, дразняще ткнув парня в бок. Рикардо захихикал, пробормотав что-то неотдаленно напоминавшее «как и ты меня, проказник». Майкрофт закатил глаза так, чтобы этого не было видно в камеру. — Поверь мне, — доверительно произнес Рик, — если б я только знал, что это будут за каникулы, рванул бы сюда не раздумывая. — Каникулы! — воскликнул Рикардо. — Вы так говорите? Дальнейший разговор протекал примерно в том же ключе. Рик с Майкрофтом говорили о новом ресторане, а Рикардо подхватывал британские словечки, каждый раз коверкая их на свой лад с искреннейшим восторгом. Майкрофт несколько раз порывался отключиться, пока Рик не сказал: — Не надо, Майк, можешь говорить свободно. У меня от Рикардо нет никаких секретов, — за что был вознагражден страстным поцелуем, заставившим покраснеть даже Майкрофта. Он передумал отключаться, ведомый вовсе не жаждой вуайеризма, а чистым любопытством. Услышать от друга нечто подобное было, мягко говоря, в новинку. — Послушайте, Рикардо, — не выдержал он, когда двое наконец оторвались друг от друга. — Не хочу показаться бестактным, однако надеюсь, что вы простите мне мое любопытство и сочтете его не более чем беспокойством за друга. Мне крайне неловко спрашивать о вашем возрасте, поэтому, я сформулирую вопрос иначе. Могу ли я быть уверен в том, что ваши отношения с Ричардом не выходят за рамки закона? — Ну это как посмотреть, — лукаво ответил парень, едва ли выглядевший на восемнадцать. — В некоторых племенах Амазонки… — Достаточно, — остановил его Майкрофт с елейной улыбкой. — Не трудитесь продолжать, я вас понял. Теперь покраснел Рик, и Майкрофту остро захотелось ударить себя по лицу в духе Джона Ватсона, когда Шерлок в очередной раз отчебучивал что-нибудь эдакое (то есть почти всегда, и если бы Майкрофт поддавался этому чувству, то давно бы отбил лицо). — Это не то, что ты думаешь, Майк, — поспешил оправдаться друг, внезапно, в первый раз в жизни, выглядя на свой возраст. — Это… другое. — Вот уж не ожидал от тебя такого основательного подхода, — с крайне серьезным лицом поддразнил Майкрофт. Рик славился тянущимся за ним шлейфом из романов-однодневок. — Ну, если честно, меня немного вдохновил твой романтический настрой, Майк, — ввернул тот мстительно. — Романтический настрой? — с искренним недоумением возмутился Майкрофт. — Нонсенс. Если так ты называешь произошедшее недоразумение… — Он замолчал. В контексте Лестрада говорить было решительно не о чем. — В любом случае я вовсе не хотел помешать вашему общению, — добавил он, готовясь сбросить звонок, но Рик прервал его, спихнув с себя расшалившегося Рикардо. — Подожди, — осадил он парня. — Постой, Майкрофт. Извини, я совсем не то хотел сказать… — Майкрофт ответил изящным взмахом руки, давая понять, что не в обиде. — Так… Как у тебя дела? Я плохо тебя вижу, но из того, что я вижу, выглядишь ты еще хуже, чем когда я уезжал. — А я по наивности смел надеяться, что алкоголь делает меня неотразимым… — Майк, — одернул его Рик. — Переживаешь, я же вижу. — Не неси вздор, Ричард, — раздражился Майкрофт. — Уверяю тебя, я в полном порядке. Но Рика было не провести. Он выглядел неуверенным отговорками друга, когда сказал: — Если хочешь поговорить… — Не о чем разговаривать, — отрезал Майкрофт. — Ему на меня плевать, а я не имею привычки навязываться и искренне надеюсь, что как хороший друг ты не станешь склонять меня к поступкам, о которых я наверняка пожалею. — Оу-о, дела любовные, — искренне заинтересованно влез Рикардо. — Так он тебя бросил? Он что, идиот? Как можно бросить такого шикарного парня? Майкрофт фыркнул, не впечатленный столь неприкрытой лестью. — Напротив, что-то подсказывает мне, что он гораздо умнее меня, раз понял, что ему не стоит со мной связываться раньше, чем я сам осознал, что мне не стоит связываться с ним. — Какая чушь! — вставил ремарку Рик. — Что именно кажется тебе чушью? Та часть, где он говорит, что между нами никогда ничего не было? Или та, где посылает меня на все четыре стороны? Боюсь, тебя не было там, иначе бы ты знал, что он выразился предельно ясно, указывая маршрут. Некоторое время они пререкались, и суть их спора сводилась к тому, что Рик был оптимистом и считал что не все потеряно, а сидевший с каменным лицом Майкрофт в самых пренебрежительных тонах убеждал его, что не желает и слышать о Греге Лестраде. — Да как ты не вобьешь себе в голову, что никто не полезет рисковать жизнью ради того, кто ему безразличен! — не выдержал Рик, которого упрямство Майка довело до белого каления. Раскрасневшийся от гнева, он на секунду сбросил ноутбук с коленей, но Рикардо вернул его обратно, принявшись успокаивающе гладить его по груди приговаривая что-то про «разбушевавшегося дракона». — Рисковать жизнью ради любви! — пробормотал парень. — Как это по-английски… Майкрофту очень хотелось развеять его фантазии, сказав, что «очень по-английски» было бы закрыться у себя в имении и неделю напиваться до бессознательного состояния, прикрикивая на слуг и бросая пустые бутылки в портреты умерших родственников, но он промолчал — скорее всего потому, что чем-то похожим занимался последние несколько дней. — Рисковать! — повторил он вместо этого. — Исключительно из чувства долга. На случай, если ты забыл, позволь мне напомнить: Лестрад — полицейский. И если ты вдруг, по чистой случайности, включишь голову, то поймешь, что он попросту не мог меня бросить… — Да, а ты забыл, что он чуть не сломал мне нос из ревности! — Что ж, это он зря! Рикардо, слушая их, хихикал. — Англичанин, полицейский и еще и ревнивец, — перечислил он, загибая пальцы, и весело поднял брови, — вот так смесь. Он ведь англичанин? — Наполовину француз, — ответил Майкрофт и, увидев, как померкла улыбка парня, добавил: — Прошу прощения, что разочаровал вас этим досадным фактом, но в свое оправдание скажу, что и сам разочарован не меньше. — Черт возьми, — задумался Рик. — Я мог догадаться. На самом деле, это многое объясняет, — протянул он многозначительно, рассмешив Майкрофта. — Ладно, Майк, я только одно скажу: каким бы он ни был и как бы к тебе не относился, это его заботы, но я знаю тебя, а Майкрофт Холмс, которого я знаю, никогда не отступает перед чем бы то ни было. Майкрофт вздохнул, чувствуя непонятное разочарование — то ли разговором, то ли самим собой. — Иногда я все же отступаю, — ответил он, вытянув губы в жесткую линию. — Перед лицом здравого смысла. Он доходчиво объяснил, что не хочет ни видеть меня, ни слышать обо мне после всего, что было, и, видит Бог, я не в силах этого исправить. Не говоря уже о том, что он знает меня как свои пять пальцев и знает, что я не изменился бы, даже если бы захотел. — А ты сделай что-нибудь неожиданное? — предложил Рикардо. — Прошу прошения? — Так обычно завоевывают людей, — пожал плечами парень, словно говорил об очевидных вещах, — делают что-то необычное, чтобы… не знаю, удивить, поразить. Моя ба всегда говорила — хочешь понравиться сеньорите, удиви ее. С девушками как-то не пригодилось, — он неловко прищурился, почесав бровь, — хотя Рик, кажется, уже оценил… — Поверьте мне, Рикардо, я ни на секунду не сомневаюсь, что Рик оценил бы подобное поведение, но в нашем случае спонтанность, не говоря уже о неоднозначности поступков, может лишь вконец все запутать. — В хорошем смысле, я имею в виду. Сделай что-то, чего он не ждет. — Следовательно — что-то неискреннее. Такое он сразу раскусит. Послушайте, — спохватился Майкрофт, вдруг осознав, что ни за какие деньги на свете не собирался развивать эту тему, — мы обсуждаем гипотетическую ситуацию. Аксиома же в том, что он ясно обозначил, что не желает иметь со мной каких-либо дел. — Англичане… — пробормотал Рикардо и, выбравшись из-под одеяла, исчез с экрана компьютера. — Мне действительно пора работать, — сказал Майкрофт, закругляясь. — Желаю вам двоим удачи. Рик, я искренне рад за тебя. — Правда? Клянусь, ему есть восемнадцать, — искренне заверил друг, для которого мнение Майкрофта никогда не было пустым звуком и который переживал, что тот в жизни не одобрит Рикардо. — Это он так шутит. А ты правда рад? — Да, почему нет? Почему бы мне не порадоваться, что друг ни с того ни с сего решил пойти по стопам Элтона? Возможно, однажды королева даже произведет тебя в рыцари… Рик рассмеялся, разводя руками в признании поражения. — Элтона Джона? — раздался голос Рикардо из-за кадра, — ты что, знаешь его? А он пригласит меня на свою вечеринку… — было последним, что расслышал Майкрофт, сбрасывая звонок. «Сделать что-то несвойственное», — фыркнул он с максимальным презрением. Как может быть несвойственным тебе то, что ты уже делаешь? Майкрофту, который сжился со всеми своими личинами так, словно те были вшиты ему под кожу, было невдомек, как можно считать притворство не свойством характера, а той его частью, которую, как маску, вернувшись домой, можно скинуть и запереть в ящике секретера до следующего утра. Притворство не было для него блажью, отнюдь, скорее необходимостью, продиктованной жизнью. Он не был таким уж здравомыслящим до зубовного скрежета человеком, каким его принято было считать: ледяной глыбой, айсмэном, рептилией, — и так далее по длинному списку персонажей, который мог простираться, без сомнения, бесконечно долго. По крайней мере не всегда, и не с самого начала. Просто когда в детстве соседские дети мечтали о великих сражениях, полетах к звездам и карьерах футболистов, а Шерлок представлял, как станет пиратом и поведет свои корабли к неизведанным берегам, Майкрофт мечтал лишь о том, чтобы однажды стать хотя бы чуточку глупее, чем он есть. Может, одно это помогло бы ему хоть немного понимать людей и их глупые поступки основанные на глупых, нелогичных, но словно впаянных в их системы схемах. И тогда его промахи в их глазах не задевали бы его так сильно. Но время шло и, каждое утро с надеждой открывая глаза, он понимал, что его мечта стать глупее, пожалуй, сбывалась у всех, кроме него самого, а ему нужен был план. Простой и ладный план, чтобы наблюдать, запоминать, перенимать, а главное — спрятать собственные эмоции и подавить чувства, засунуть их так глубоко, что не найдет даже единственный в мире консультирующий детектив — ведь Шерлок рос, а вместе с ним росли и его запросы, — а без эмоций и чувств их вечные спутники — разочарование, боль, одиночество будут задавлены еще в зачатке. Ничего сверхъестественного, простая логика, однако же — Майкрофт рос, а вместе с ним росли и его запросы — и простого плана впоследствии оказалось мало. Мало было просто спрятать эмоции от окружающих, в этом не было много смысла, пока он мог еще отыскать их сам и отделить притворство от себя, маску от лица, прозвище от данного родителями имени. Лестрад ненавидел его и был совершенно прав. Грег всегда мешал его плану — положа руку на сердце, он и был единственным его изъяном. Без него он справлялся — поступал и вел себя в точности так, как требовала того ситуация. Без него план Майкрофта мог бы быть безупречен, а вместе с тем — совершенен и он. А уж он-то считал, что предела совершенству нет, а если и есть — то пусть лучше это будет он сам. Лестрад был чертовски прав, пора им было заканчивать. Поначалу, как заведено, он постарается избегать его, а со временем видеть поблизости симпатичного полицейского, работающего с его братом — ничего криминального, только в рамках закона, — станет гораздо легче. Не будет даже необходимости говорить с ним — с присмотром за Шерлоком прекрасно справится Ватсон. Иногда он представлял, как все могло быть иначе, как Лестрад мог бы быть послушным и покорным, мог быть спокойным и рассудительным, всегда верным и всегда в безопасности — а еще, всегда лишь в его воображении. Он мог бы, пожалуй, держать его там, но соблазн был слишком велик. Ведь Майкрофту, у которого тоже были свои, специфические мечты, хотелось дотронуться до совершенства, и он никогда не смог бы довольствоваться жалкой копией Грега, мало напоминавшей его настоящего. Когда Лестрад действительно становился рассудительным и удобным, его это только злило. Майкрофт вздохнул. Он вспомнил разговор с Риком — тот выглядел таким счастливым с этим своим Рикардо. Вот кто по-настоящему умел радоваться жизни, — хотя терзания насчет несовершенства также не обходили его стороной, — и Майкрофт не раз ловил себя на мысли, что завидовал другу. Они с Лестрадом никогда не были хорошей парой, они не были даже хорошей идеей, но, черт возьми, как же хорошо им бывало. Майкрофт прекрасно отдавал себе отчет в том, что никогда и ни с кем не чувствовал себя так хорошо, просто находясь рядом. Никогда и никто не мог бы заставить его забыть обо всем, чтобы просто быть. Он схватился за лицо. За каких-то пять минут он умудрился от полного отрицания метнуться к полному обожанию, и это было плохо. Но как бы то ни было, Лестрад более чем ясно обозначил, что не желает иметь с ним ничего общего, и никакие уловки, подсказанные бабушкой Рикардо, не могли бы исправить тех ошибок, что они умудрились наделать, мечась от полного отрицания к полному обожанию, от совершенства до копии, от плана к крушению всех надежд, и мечтать об ином было непозволительно глупо. Но ведь когда-то он и мечтал о том, чтобы стать глупым…