Расскажи мне о своей катастрофе

      Дерзкий план изначально принадлежит капитану Тревилю, отчего вся ответственность падает именно на его плечи. Однако делать нечего, и если они хотят уберечь Францию от анархии и раздора, то нужно действовать решительно.       В конце концов, именно в этом и состоит их главная обязанность как королевских мушкетёров. — Я позабочусь о Рошфоре и компромате на него, — помощь миледи, которая преследует исключительно свою личную цель, сейчас очень кстати.       Женщина исчезает, растворяясь в толпе, действуя по своему собственному плану, в то время как мушкетёры начинают действовать по своему.       Им везёт, и тайное проникновение во дворец остаётся никем не замеченным. Атос и Тревиль идут вызволять королеву, д’Артаньян отправляется за Констанцией, а Арамис и Портос забирают дофина. Схема предельно проста и в то же время смертельно опасна.       В покоях дофина оказывается подозрительно пусто, отчего оба мушкетёра напрягаются, настороженно осматриваясь по сторонам. Портос держит наготове мушкеты, осторожно пятясь к кроватке ребёнка, прикрывая тем самым спину Арамиса, который, приблизившись к колыбели, предельно аккуратно забрал из неё спящего младенца.       Сердце в груди мужчины — отца — затрепетало, стоило ему прижать к груди дитя. Быстро, однако, пришлось сбросить наваждение и кивнуть Портосу, что дело сделано. — Уходим, — друг молча кивнул в ответ, и мушкетёры поспешили как можно скорее покинуть дворец.       В место, где они временно планировали скрывать королеву с дофином, Арамис и Портос прибывают первыми. Следом за ними возвращаются д’Артаньян с Констанцией, а после и капитан с Атосом и королевой. — Здесь, Ваше Величество, вы будете в безопасности, — Тревиль почтительно склоняет голову, на что королева с благодарностью кивает. — Ваш сын будет с вами, — Арамис едва заметно улыбается, держа ребёнка на руках, в то время как на встревоженном лице Анны отражается нескрываемое облегчение. — Спасибо, — она аккуратно забрала мальчика из мужских — отцовских — рук и с нежностью взглянула в глаза мушкетёра. — Пусть Господь хранит мушкетёров. Их верность — благословение Франции.       Никто толком не знал, как много времени придётся прятать королеву с дофином, однако мушкетёры всё равно не собирались оставлять свою владычицу и её сына без своей защиты. Портос и Атос дежурили на улице, натачивая шпаги и чистя пистолеты; д’Артаньян о чём-то разговаривал с Констанцией, в то время как капитан Тревиль попросил Её Величество на несколько слов. Арамис же сидел в комнате, чистя свой мушкет, погрузившись в собственные мысли, из которых его вывело детское похныкивание.       Дофин был не голодным и был переодетым — приходившая около часу назад кормилица позаботилась об этом, так что его встревожило и разбудило что-то иное. Арамис, отложив в сторону оружие, приблизился к ребёнку, с беспокойством глядя на него. — Что же встревожило Ваше Высочество? — забрав капризничающего малыша на руки, нежно улыбнулся ему мушкетёр. — Расскажите своему верному слуге, и он вмиг всё уладит, — дофин закряхтел недовольно и тут же начал всхлипывать.       На мгновение Арамис растерялся, но после снова тепло улыбнулся ребёнку на своих руках. Откуда-то он точно знал, что мальчика не тревожат боли или какой-либо другой дискомфорт, о котором дети оповещают плачем. Он, привыкший ко вниманию, просто чувствует себя одиноко, вот и пытается привлечь к себе чуть более повышенный интерес. — Ну-ну, будущему королю не престало капризничать, — покачивая младенца на своих руках, тихо обратился к нему Арамис. — Вы должны быть смелым и храбрым, и сильным. Ведь когда вы вырастете, на ваши плечи ляжет большая ответственность за всех ваших подданных. Вы должны быть готовы с честью её принять, — дофин успокоился и взирал на мушкетёра внимательным взглядом так, словно понимал всё, о чём тот ему говорил. А после вдруг широко зевнул. — Верное решение, — мягко посмеялся Арамис. — Вам нужно крепко спать, чтобы вырасти сильным.       Он медленно ходил по комнате, напевая незамысловатую колыбельную и укачивая ребёнка на своих руках, и всё его внимание было сосредоточено на нём, а потому мушкетёр не заметил, как на пороге застыли капитан с королевой и вошедшие следом за ними с улицы Портос и Атос.       Анна наблюдала за тем, как легко и естественно Арамис вёл себя с её — их — сыном. На губах её появилась нежная, но в то же время горькая улыбка, и королева первая сделала шаг вперёд. Она приблизилась к мужчине, который только-только убаюкал ребёнка, ласково и с затаённым сожалением глядя на него, однако не посмела нарушить этот миг уединения.       В конце концов, это было бы сущей жестокостью отбирать у отца, которому так и не было суждено познать все прелести отцовства, жалкие крохи времени, проведённого с сыном. Вместо этого королева всё также бесшумно развернулась и кивком головы попросила остальных мушкетёров удалиться.       И сама последовала за ними.