Расскажи мне о своей катастрофе

      Пожалуй, ещё ни разу в жизни Рой Мустанг не испытывал такой гордости. Он едва ли не в прямом смысле светился от неё, стоял гордо, расправив плечи, и сияющим довольным взглядом смотрел вперёд. При этом мягко и осторожно приобнимая за плечи стоящую рядом Ризу.       Его уже год как законную супругу. Наконец-то.       Молодая женщина на это лишь спокойно улыбается и тихо беззлобно посмеивается. Её дражайший супруг имел воистину удивительное качество: будучи серьёзным и вдумчивым взрослым, он при этом умудрялся быть самым настоящим ребёнком. Однако его несколько ребяческое поведение вовсе не раздражает, и Риза всё-таки не против, чтобы он немного покрасовался.       Почувствовал себя так, словно приложил руку к созданию чего-то действительно грандиозного и шедеврального. Что, в общем-то, так и было. По крайней мере в мыслях Роя уж точно. Ведь, в конце концов, по-другому и быть не может, если речь заходит о его собственном ребёнке.       Которого Риза уже семь месяцев носит под своим сердцем.       Рой Мустанг светится от гордости ещё сильнее, когда взгляды присутствующих на званом приёме, организованном фюрером Грумманом, устремляются на их пару и особенно долго останавливаются на Ризе. Сама она при этом не чувствует себя неловко, однако определённая доля усталости всё равно лёгкой шалью ложится на плечи.       Рой будто чувствует это, смотрит с обеспокоенностью, на что Риза лишь улыбается. — Я поговорю с фюрером, и вернёмся домой, — он легко целует супругу в висок, на что та прикрывает глаза.       От ребяческого легкомыслия в Рое не остаётся ни следа, и вместо него приходят те чуткость и понимание, что всегда были адресованы лишь ей одной. Риза улыбается спокойно, кладя голову на плечо супруга. — Можешь не торопиться, — отстраняется, глядя ему прямо в глаза. — Пока ты рядом со мной, я буду в порядке.       Рой снова сияет, зажигаясь изнутри той мальчишеской странной радостью, которую могла вызвать лишь Риза, и обнимает аккуратно возлюбленную супругу, ничуть не стесняясь своих чувств к ней.       А наблюдающий за ними фюрер Грумман довольно хмыкает себе в усы. В конце концов, он-то всегда знал, что так и будет.