Расскажи мне о своей катастрофе

      У Геллерта были удивительные глаза. Альбус смотрел в них, и ему казалось, что он тонул в них. Затягивающие в себя омуты, драгоценности, прекрасней которых не сыскать.       Геллерт сам по себе всегда был необычен. И глаза у него были такими же, необычными — редкое явление даже среди магов, когда оба глаза рознятся друг с другом в цвете частично или полностью. Оно было у Геллерта, и даже само по себе необычное, проявлялось ещё необычнее.       В голубом глазу, таком же, как у Альбуса, застыли льды. Воды спокойствия и статичности. Понимания и осознания, что весь окружающий мир лежит в ногах смотрящего, в то время как он возвышается над ним. Лишь при взгляде на Альбуса эти льды хоть немного таяли, и солнце играло бликами в кристальной чистоте.       Пока белый, невероятный, глаз так и оставался безжизнен и недвижим.       В нём — снега и вечная зима. Холод зимней вьюги и её безжалостность. Там никогда не бывает солнца, там нет места теплу. Там всегда мороз и статичность. Безжизненность и фатум, от которого не сбежать, как бы ни старался.       Для Альбуса это всегда было загадкой. А Геллерт усмехается лукаво и смеётся тихо, качая головой. — Всё куда более прозаично, mein Herz, — это вовсе не тайна, странно, что Альбус так до конца и не понял.       В его белом глазу, что как ничто лучше отражает всю его действительную суть, никогда не было жизни и света. Геллерту ничего для этого даже делать не пришлось — лишь родиться. Потому что вся тайна была в том, что с самых первых дней его жизни, этот глаз всего-навсего был слеп.       Он никогда не видел свет, потому что перед ним всегда была тьма. И ни одни чары не могли изменить этого. Так же, как в итоге не смогли изменить самого Гриндельвальда.