Расскажи мне о своей катастрофе

      Всю свою сознательную жизнь он ходил по тонкому льду между безумием и спокойствием, смертью и жизнью. Гнев и ярость мешались в крови со жгучим желанием мести, которое уже давно превратилось в кровавую необходимость. Не было ему от них покоя, и сколько бы он ни бежал от них, они всегда нагоняли его.       Заколдованный круг, из которого нет выхода. Но поддавшись слабости однажды, пойдя у них на поводу однажды, больше он не мог противостоять им. И за одним убийством следовало два других.       Это было его личное проклятие — чёрное, ненасытное, отбирающее у него всё, что он имеет. Закаляющее его в боли и ненависти, разжигающее внутри огонь, пожирающий его с головой.       Вечный мститель, плавящийся в чёрном яде своей боли — он просто не был предназначен для спокойной и мирной жизни. И все, кого он любил и кем он дорожил, были лишь жертвами, принесёнными на алтарь его кровавого долга.       К несчастью, Чарльз стал одной из таких жертв.       Он был добр, слишком добр к Эрику и участлив. Он был единственным, кто мог попытаться снять с него это проклятие. Разделить боль и тьму на двоих и справиться с ней вместе с Эриком, но…       Собственными руками Эрик оборвал все хрупкие нити зарождающейся связи. Ядовитая чернота ярости и гнева, что намертво срослась с его сущностью, затмевала его взгляд и разум. Эгоистичная, она ни с кем не хотела делить его, и Чарльз был главным её соперником.       Даже более чем соперником. От него нужно было избавиться.       Одно-единственное движение, неосторожное, случайное. Мойра, глупая женщина, пыталась попасть в него, Эрика, своими пулями. Лёгкого мановения руки хватает, чтобы отвести их все в стороны, не особо беспокоясь о том, куда они могут попасть.       Ничего удивительного, в таком случае, нет в том, что одна из них рикошетит в Чарльза.       Всё происходит для Эрика как в тумане. В замедленной съёмке, где он наблюдает каждое происходящее мгновение, но никак не может в него вмешаться. Пуля прошивает тело Чарльза, и немой крик вырывается из его груди. Удивление застывает в глазах и взгляде, которым Чарльз смотрит на Эрика.       Смотрит прежде чем упасть.       Эрик не сразу осознаёт, что бросается к Чарльзу и падает перед ним на колени. Вытаскивает пулю, переворачивая его на спину, и с тревогой вглядывается в стремительно бледнеющее лицо. — Чарльз? — отчаяние в собственном голосе долетает будто откуда-то со стороны, в то время как внутри всё замирает и обрывается.       Пуля задевает жизненно важную точку. Чарльза уже не спасти. — Чарльз… — жгучие слёзы опаляют щёки ровно в тот момент, когда тишину разбивает полный осознания и боли вскрик Рейвен. — Чарльз, — Эрик скрипит зубами, пряча лицо на более недвижимой груди того единственного, кто согласился и захотел принять его таким, какой он есть.       Но Эрик сам, своими руками лишил его жизни.       Боль переполняет его до краёв. Подпитывает жгучую ненависть, тьму в его душе, что урчит довольно, словно сытый зверь. Ведь он не предназначен для любви и покоя, а значит, жизнь отберёт у него всех и всё, чем он дорожит.       И собственными руками Эрик сделает из себя монстра.