Расскажи мне о своей катастрофе

      Рано или поздно это всё равно случилось бы. Никто не вечен, и Смерть так или иначе настигнет каждого. Вопрос лишь в том, как скоро это произойдёт.       Он и без того задержался в этом мире. Фигура его значения, силы и влияния всегда становится излюбленной мишенью и часто падает достаточно быстро.       Ришелье же удивительно твёрдо стоял на своих позициях. Сокрушал врагов и умудрялся лавировать между опасностями так, чтобы всегда выходить из них триумфатором. Качество, данное далеко не всем политикам и деятелям его рода.       Тревиль солгал бы, если бы сказал, что не восхищался подобным. Впрочем, солгал бы он также, если бы сказал, что не беспокоился из-за этого. Оба они вели опасную жизнь, но в случае Тревиля хоть всегда знаешь, откуда ждать удар, чтоб отразить его, а Ришелье...       Не было ничего грязнее политических интриг. Безжалостная борьба, в которой никто не брезговал пользоваться самыми низкими и мерзкими средствами для достижения своих целей. Она была беспощадна и в определённой мере слепа, ведь не видела ни границ, ни рамок, ни различий между добром и злом. В ней побеждает всегда хитрейший и наиболее беспринципный, тот, к кому Фортуна повернётся своим лицом.       Они оба прекрасно знают, что Ришелье и так задержался на этом свете. Удача не может быть вечно на его стороне, а потому они ждут, ждут предательский удар с любой стороны. Удар, что оборвёт одну жизнь и превратит в одинокое скитание другую — исход, на самом деле, известный с самого начала; обоюдоострый клинок рока, что в любом случае рано или поздно настиг бы кого-нибудь из них.       Тревилю кажется ироничным, что в итоге он настиг именно его.       Тайна смерти кардинала Ришелье покрыта мраком. Официальная версия говорит о том, что у него остановилось сердце. Тревиль не верит ей, знает наверняка, что силе и жажде жить кардинала мог позавидовать любой юнец. Он знает, что жизнь его была отобрана насильно, и даже догадывается, кто подсыпал яд в чужой кубок.       Но Тревиль простой солдат. Он не может, да и не хочет, влезать в безжалостную борьбу политиков. Он держит свои знания при себе, ведь теперь уже они ничего не изменят. Они не вернут того, кого у него забрали, равно как и не покарают того, кто это сделал.       Всё, что ему в итоге остаётся, — безмолвное прощание. Месса, которую проводят над покойником, и единственный скорбящий вместе с ней человек среди тех, кто тайно радуются тому, что кардинал почил. Тревиль скрипит зубами и сжимает руки в кулаках.       Расставание болезненно и невыносимо, как бы долго он к нему ни готовился. Печаль, завладевающая сердцем, больше его не покидает никогда, отзываясь воспоминаниями и болью. Одиночеством, которое более не заглушить и от которого не избавиться. Дорогой, что ему отныне надлежит идти одному.       И Тревиль... Он принимал это.