Расскажи мне о своей катастрофе

      На самом деле, Северус Снейп не любил то, чем он занимался. Вернее, любил лишь частично, ту часть, где он сидел в своих подземельях и варил зелья. К сожалению, эта часть была невероятно мизерна в сравнении с той другой, которая занимала большую часть его времени.       Он был учителем, и откровенно говоря, он ненавидел это бытие.       Лишь единицы из его учеников действительно проникались любовью и пониманием к тонкой науке зельеварения. Остальные же, коих было большинство, лишь портили имущество, переводили зря ингредиенты да попусту тратили его время.       А ещё — невероятно раздражали.       Дети Северуса Снейпа тоже не любили. Либо ненавидели, либо боялись — третьего, кажется, было не дано. Однако из любого правила всегда существует своё исключение.       Луна Лавгуд считалась сверстниками странной как раз потому, что была таким исключением. Она не вписывалась ни в одни рамки, показывая себя неординарной на грани эксцентричности личностью. И, пожалуй, она была единственной, кто не боялся и не ненавидел Северуса Снейпа.       Луне он нравился. Она ему искренне симпатизировала. Не в романтическом плане, разумеется, а просто как человеку. Несчастному, одинокому человеку, который, вообще-то, в сущности своей был не так уж плох. Но почему-то отчаянно стеснялся это показывать.       И тогда Луна решила сделать всё, что в её силах, чтобы мрачный профессор стал хоть чуточку светлее.       Она специально чаще других оставалась на отработки и на них всегда что-то рассказывала. Зельевара это первое время немало раздражало, но потом он привык, научившись просто не обращать на говорливую студентку внимания.       Вообще с Луной Лавгуд у него сложились странные отношения. Она сама была странной и нередко повергала даже такого мастера, как он, в искреннее замешательство. Она была интересной и во многом неординарной, и Снейп не мог не признать, что она была талантливой.       Зельеварение давалось ей легко. Луна всегда тонко чувствовала эту науку. Благодаря природному дару она была одной из лучших его учениц этого поколения, и в глубине души Снейп ею даже гордился.       Луна была забавной. Раздражающей, но забавной. То, как она пыталась вытащить его из его защиты, выстраиваемой годами, было возмутительно, но забавно, и возможно, это было единственным аргументом, почему Снейп до сих пор терпел это.       Наблюдал за ней со стороны, усмехаясь себе под нос. Забавная девочка, думающая, что знает и понимает больше других. Возомнившая себя спасительницей его души, но не знающая о нём ничего. Снейп наблюдал за ней, отбывающей очередную отработку, и не мог понять, зачем вообще делает всё это. Потакает и подыгрывает её желанию, давая и ей, и себе ложную надежду.       От тяжёлых мыслей его отвлекает скрип и приглушённый вскрик. Снейп качает головой, поднимая взгляд, и тут же вздрагивает, резко вскакивая со своего места. Луна, стоящая на верхних ступеньках лестницы, протирала верхние полки шкафов, но что-то пошло не так, и лестница вдруг начала заваливаться.       Профессор выверенным движением выхватил палочку, творя заклинание, помогающее удержать равновесие лестницы. Луна на ней покачнулась, с трудом удерживаясь от падения, но Снейп был на подстраховке, готовый, если что, поймать нерадивую студентку. — Спасибо, профессор, — неловко улыбнувшись, пробормотала та, осторожно спускаясь на пол.       Снейп хмыкнул, оценивающим взглядом скользя по хрупкой девичьей фигуре. Прикрыл глаза, выдохнув, и кивнул на дверь. — Ваша отработка закончена, мисс Лавгуд. Идите к себе, — произнёс он, на что Луна вздохнула, покорно покидая кабинет и оставляя преподавателя один на один с его мыслями.       Всё это было неправильно и странно. И надо было бы этот неловкий фарс прекращать пока не стало слишком поздно, но…       Они оба к нему привязались. И уже было слишком поздно.