Расскажи мне о своей катастрофе

      Девятнадцатый век был отвратительным. Англия не любил его совершенно. Долгий, тянущийся будто специально невыносимо медленно и тягуче, скучный. Угрюмый, унылый, душный, рыжий и горячий от паров и выхлопов с фабрик и заводов и закипающей в жилах крови, пропитанной революциями, восстаниями, войнами. Не теми, что идут прямо сейчас, нет. Но теми, что вот-вот взорвутся с неистовой силой.       Девятнадцатый век был липким, его хотелось содрать с себя вместе с кожей. Он въелся в поры, ядом проник во внутренности, разъедая их горечью никотина. От него хотелось вывернуть себя наизнанку, выплюнуть все органы, промыть их родниковой водой и положить на место. Вот только родниковой воды не осталось, вся она была отравлена выхлопами и отходами.       Глядя за окно, Англия мечтал лишь о том, чтобы этот ужасный девятнадцатый век поскорее закончился. Ничто не радовало его, великого и могучего гегемона Европы и целого мира, ничто не могло развеять его тоску. Беспросветное уныние, что пожирало его всего, сжигало дотла, оставляя по себе лишь горький тлеющий пепел.       Ничто не могло побороть скуку Англии, но это не значит, что никто не пытался.       Франция не то чтобы был в восторге от девятнадцатого века. Под его конец ему крупно не повезло и теперь надо было думать, что с этим делать и как всё исправить. Девятнадцатый век в принципе был тяжёлым и очень долгим, превратившемся для Франции в череду войн и кровопролития.       Франции девятнадцатый век тоже не нравился. Но до его завершения оставалось не так уж и много времени, что во Франциска вселяло немалую надежду и воодушевление: двадцатый век определённо будет лучше.       Собственным зарядом бодрости и надежд на лучшее Франция и пытался делиться со своим угрюмым мрачным соседом, то и дело пытаясь его куда-нибудь вытащить или втянуть в какое-нибудь дело. Отвлечённое от политики, разумеется, ведь она и без того сидела у них в печёнках.       Артур поддавался неохотно, но поддавался. Ворчал и закатывал глаза, но Франциск видел, как он расслабленно выдыхал, на пару мгновений прикрывая глаза, и напряжённая фигура его тоже немного расслаблялась. Франция прятал улыбку за лукавством и прищуренным взглядом, в глубине души прекрасно зная одну простую истину.       Как бы отвратителен ни был какой-то век, для Англии он всегда тот, кто делает его хоть чуточку приятнее.