Музыка внутри

Саш­ка од­нажды слу­чай­но зас­та­ла Ви­тю Еси­на в му­зыкаль­ном клас­се. К это­му вре­мени в шко­ле уже поч­ти ни­кого не ос­та­лось, да­же де­жур­ных, толь­ко не­кото­рые учи­теля, и мож­но бы­ло спо­кой­но выб­рать­ся на лес­тни­цу, по­сидеть с аль­бо­мом, что­бы ник­то не пи­нал. — До сви­дания, Са­ша, — про­ходя ми­мо, ска­зал фи­зик Ли­хов­ский со ста­ромод­ным ко­жаным пор­тфе­лем в ру­ках. — Шла бы ты до­мой. Она мол­ча кив­ну­ла, про­водив взгля­дом его бо­тин­ки, и пе­ревер­ну­ла стра­ницу, что­бы те­перь ри­совать Ли­хов­ско­го, но от­влек­лась на зву­ки пи­ани­но со вто­рого эта­жа. Ме­лодия на­поми­нала Рах­ма­нино­ва, но Ви­тя иг­рал её по-сво­ему, быс­трее и силь­нее, с болью. Он, на­вер­ное, ду­мал, что его ник­то не ви­дит, по­тому что си­дел спи­ной к две­ри. А Саш­ка ви­дела — сто­яла там, сжи­мая паль­ца­ми аль­бом, и не мог­ла по­шеве­лить­ся. Саш­ка до это­го лю­била Ви­тю толь­ко сов­сем чуть-чуть: его веч­но лох­ма­тые ру­сые во­лосы и грус­тный взгляд, буд­то слег­ка пь­яный, с по­воло­кой. А вдруг влю­билась так силь­но, что чуть не рас­пла­калась. Ей те­перь ка­залось, что в Ви­те кра­сиво всё: и всег­да серь­ёз­ные, без те­ни улыб­ки гу­бы, и су­тулая по­ход­ка, но боль­ше все­го — эта му­зыка внут­ри. Те­перь она всег­да ос­та­валась си­деть на лес­тни­це у му­зыкаль­но­го клас­са, но Ви­тя боль­ше не иг­рал. Он учил­ся в 11 «А» и был от­лични­ком, а Саш­ка бы­ла из от­ста­ющих «вэ­шек» и по­нима­ла толь­ко ма­тема­тику и рус­ский, где не нуж­но бы­ло чи­тать учеб­ник. По прав­де, Саш­ка уме­ла толь­ко ри­совать, а Рах­ма­нино­ва зна­ла, по­тому что до­ма бы­ли его ста­рые плас­тинки. Ещё бы­ли «Бит­лы» и Вы­соц­кий, и всё это вмес­те с про­иг­ры­вате­лем за­нима­ло кро­шеч­ную Саш­ки­ну ком­на­ту, так что ког­да до­мой при­ходи­ли чьи-то гос­ти, она за­сыпа­ла под эти плас­тинки. Пе­рес­лу­шав все­го Рах­ма­нино­ва, она по­няла, что Ви­тя иг­рал ме­лодию, по­хожую на «Эле­гию». Ви­тя так и не уз­нал, что Саш­ка тог­да его под­слу­шива­ла. Он, как и ос­таль­ные, хо­дил ми­мо неё на лес­тни­це и од­нажды да­же не за­метил, что смах­нул но­гой руч­ку, не под­нял, не обер­нулся, ему до Саш­ки не бы­ло ни­како­го де­ла, и ей от это­го как-то тя­жело ды­шалось. Она те­перь по­няла и про грус­тные гла­за, и про гу­бы, и по­чему Ви­тя да­же сре­ди лю­дей всег­да выг­ля­дел оди­ноким — бо­лела у не­го внут­ри эта му­зыка, толь­ко её ник­то не слы­шал. Саш­ке она те­перь лез­ла в го­лову по но­чам, и спать спо­кой­но не по­луча­лось. Рань­ше она ри­сова­ла всех, кро­ме Ви­ти, а сей­час все у неё вы­ходи­ли по­хожи­ми на не­го. Ри­сун­ки он уви­дел из-за то­го, что во­дил­ся с ком­па­ни­ей Ди­мы Ли­моно­ва, ко­торо­го все на­зыва­ли прос­то Ли­моном. Ли­мон был из тех, кто за­дирал сла­бых, Саш­ке он ка­зал­ся опас­ным, и она ста­ралась не по­падать­ся ему на гла­за, а ес­ли лез к ней — мол­ча тер­пе­ла. — Эй, Клю­ева! Она си­дела на ши­не в школь­ном дво­ре, сгор­бившись над аль­бо­мом, и не за­мети­ла, как он по­дошёл. Не за­мети­ла, что в ком­па­нии за его спи­ной был и Ви­тя. Ли­мон выр­вал аль­бом у неё из рук, и приш­лось со­бирать с тра­вы рас­сы­пав­ши­еся руч­ки и фло­мас­те­ры. На ри­сун­ки он ре­аги­ровал стран­но, они его по­чему-то сме­шили, хо­тя Саш­ка ни­чего смеш­но­го не ри­сова­ла. Она вып­ря­милась, наб­лю­дая за ним, но он вдруг ска­зал: — Еся, смот­ри-ка, и ты тут есть. И толь­ко ког­да он швыр­нул аль­бом че­рез чьё-то пле­чо, Саш­ка уви­дела лох­ма­тую Ви­тину ма­куш­ку. В дру­гой раз она и не по­дума­ла бы так де­лать, но сей­час, вос­поль­зо­вав­шись тем, что все от неё от­верну­лись, ус­пе­ла уй­ти за за­бор, где сош­ла с тро­ту­ара на тра­ву и как-то не­ук­лю­же скры­лась за цве­тущим бе­лым кус­том. От мыс­ли, что Ви­тя уви­дит свои пор­тре­ты в та­кой ду­рац­кой си­ту­ации, ей сде­лалось неп­ри­ят­но, но он ни­чуть не из­ме­нил­ся в ли­це, толь­ко ти­хо ска­зал что-то, рас­сме­шив свою ком­па­нию, и, смяв аль­бом на­попо­лам, за­пих­нул его за по­яс сза­ди. Саш­ке приш­лось спол­зти на тра­ву, при­жав­шись спи­ной к за­бору, ког­да, рас­про­щав­шись, ком­па­ния по­тяну­лась в раз­ные сто­роны, и Ли­мон с кем-то ещё по­шёл пря­мо на неё. Так и си­дела, по­ка он не скрыл­ся из ви­ду. — Что ты де­ла­ешь, Клю­ева? Саш­ка стук­ну­лась го­ловой о за­бор, ког­да ус­лы­шала Ви­тин го­лос. Он сто­ял на тро­ту­аре, втис­нув ла­дони в кар­ма­ны брюк и смот­рел на неё сквозь вет­ки. Под­ня­лась она не­удач­но, по­тому что за­цепи­лась сум­кой за куст, и выш­ла вся в мел­ких бе­лых ле­пес­тках. Не­под­го­тов­ленная к то­му, что­бы вот так рез­ко встре­тить­ся с пря­мым пыт­ли­вым взгля­дом, Саш­ка глу­по про­бор­мо­тала, что, мол, си­жу тут. А даль­ше был по­рыв — она про­тяну­ла ру­ку и поз­до­рова­лась: — Здравс­твуй, Ви­тя. И по­том ещё до­бави­ла за­чем-то, как буд­то ему бы­ло не всё рав­но: — Ме­ня зо­вут Са­ша. Ру­ка про­висе­ла в воз­ду­хе нес­коль­ко се­кунд, а по­том он пих­нул в неё по­мятый аль­бом. — По­чему ты ме­ня так ри­су­ешь? — спро­сил. Саш­ка сжа­ла аль­бом и опус­ти­ла ру­ку, взгляд то­же опус­ти­ла, а Ви­тя всё про­дол­жал на неё смот­реть так, что сво­дило гор­ло. Вот бы ей сей­час толь­ко не рас­пла­кать­ся. — Так я те­бя ви­жу. Та­ким, ка­кой ты есть. — Ты не зна­ешь ме­ня. Саш­ке хо­телось ска­зать, что она зна­ет про му­зыку, но она по­бо­ялась сде­лать ему боль­но. По­пыта­лась уй­ти, но Ви­тя прег­ра­дил ей до­рогу, и те­перь по­лучи­лось, что они сто­яли дос­та­точ­но близ­ко друг у дру­гу. У Саш­ки зак­ру­жилась го­лова, а в мыс­лях толь­ко и бы­ло что: люб­лю те­бя, люб­лю, люб­лю, люб­лю... — Иног­да дос­та­точ­но пос­мотреть в гла­за, — кое-как вы­гово­рила она и пред­при­няла по­пыт­ку обой­ти его, но он сно­ва пов­то­рил ма­нёвр, ока­зав­шись бли­же ещё на один шаг. — Что не так с мо­ими гла­зами? — Они грус­тные. Мож­но я прой­ду? — Нет. Не нуж­но боль­ше ри­совать это. — Хо­рошо, я от­дам те­бе все ри­сун­ки. — Они мне не нуж­ны. Он от­сту­пил в сто­рону, и Саш­ка, за­мерев на мгно­вение от то­го, как боль­но он ска­зал это, смог­ла уй­ти. В пу­ти она всё-та­ки рас­пла­калась, как ду­ра. До­ма наш­ла и по­выди­рала из аль­бо­мов все ри­сун­ки, что ус­пе­ла на­рисо­вать за эти дни. Не нуж­но и не нуж­но, по­дума­ешь, так бу­дет да­же луч­ше (не бу­дет). Стоп­ка соб­ра­лась при­лич­ная, и Саш­ка нес­коль­ко дней тас­ка­лась с ней в шко­лу, по­тому что Ви­тя всё вре­мя был в сво­ей ком­па­нии. Она чес­тно пы­талась не ри­совать — доль­ше де­лала уро­ки, чи­тала да­же ге­ог­ра­фию, а ещё взя­ла в биб­ли­оте­ке «Ти­хий Дон», ко­торый за­дали по ли­тера­туре, толь­ко за­кон­чи­лось всё тем, что она ри­сова­ла Гри­гория Ме­лехо­ва, а по­лучил­ся Ви­тя с уса­ми. Этот ри­сунок она выб­ро­сила. В ито­ге Саш­ка ре­шила ос­то­рож­но пой­ти сле­дом за всей ком­па­ни­ей и дож­дать­ся, по­ка Ви­тя ос­та­нет­ся один, но на вы­ходе из шко­лы он ска­зал ос­таль­ным, что за­был те­лефон в клас­се, и за­дер­жался в хол­ле. — Я те­бя ви­жу, Клю­ева, — со­об­щил он и по­вер­нулся к лес­тни­це, где она пря­талась. Саш­ка вздрог­ну­ла и съ­еха­ла со сту­пень­ки от не­ожи­дан­ности, чувс­тво бы­ло та­кое, буд­то кто-то трес­нул её по го­лове: всё пош­ло кру­гами. Она спус­ти­лась, сколь­зя ру­кой по пе­рилам, и по­дош­ла к не­му. Сно­ва не смог­ла сдер­жать это «Здравс­твуй, Ви­тя», но ру­ку, по­мучив­шись, не про­тяну­ла и са­ма се­бе под нос про­шеп­та­ла от­вет: — Здравс­твуй, Са­ша. А Ви­тя всё про­дол­жал мол­ча на неё смот­реть сво­ими се­рыми гла­зами, ожи­дая объ­яс­не­ний. Она на­конец дос­та­ла из сум­ки стоп­ку лис­тов и про­тяну­ла ему. — Я обе­щала от­дать те­бе ри­сун­ки. — А я ска­зал, что они мне не нуж­ны. — Тог­да возь­ми их и выб­ро­си. Он так и сде­лал: взял и пих­нул в ур­ну пря­мо тут, а по­том прос­то по­шёл на ули­цу. Саш­ка ос­та­лась сто­ять, гля­дя ему вслед. Конечно, Сашка понимала, что это дурацкая идея, но когда она увидела на учительском столе в кабинете истории журнал 11-го «А» — то всё-таки влезла и прочитала Витин адрес, а потом пошла и посмотрела. Он жил в двухэтажном частном доме на Севастопольской. Сашка эту улицу знала наизусть, потому что она была широкая и тихая, тянулась почти через весь Азов, и по ней вечерами хорошо туда-сюда гулялось. А Витин дом был самым красивым на всей улице, и перед ним рос клён с бордовыми листьями. Пос­то­яв нем­но­го, Саш­ка всё-та­ки дос­та­ла из сум­ки све­жий ри­сунок и при­лепи­ла его на за­бор ме­дицин­ским плас­ты­рем, по­тому что скот­ча у неё не бы­ло. Она сде­лала то же са­мое на сле­ду­ющий день, и на сле­ду­ющий пос­ле сле­ду­юще­го, а на чет­вёртый раз по­веси­ла ри­сунок на клён, по­тому что он был са­мым сме­лым: она на­рисо­вала Ви­тю, иг­ра­ющим на пи­ани­но. Все лис­ты ис­че­зали, и Саш­ка пе­режи­вала, что их сры­вал не Ви­тя. Ещё пе­режи­вала, что ему от это­го мо­жет быть боль­но. Но она ре­шила, что луч­ше бу­дет про­дол­жать ри­совать его и от­да­вать все ри­сун­ки, да­же ес­ли он их то­же ста­нет выб­ра­сывать. Саш­ке очень хо­телось, что­бы Ви­тя боль­ше не чувс­тво­вал се­бя оди­ноким, пусть он это­го не по­кажет хоть сов­сем ни­ког­да. Она, как ни глу­по, не чувс­тво­вала се­бя оди­нокой те­перь, ког­да лю­била Ви­тю. Он по­дошёл к ней сза­ди, ког­да она си­дела на лес­тни­це пос­ле уро­ков, ос­та­новил­ся, ед­ва не ут­кнув­шись нос­ка­ми кед ей в спи­ну, и ска­зал: — Ты ду­ра, Клю­ева? Саш­ка уро­нила руч­ку, и та до­кати­лась до са­мого кон­ца про­лёта, где на неё тут же кто-то нас­ту­пил. Ви­тя сто­ял на вер­хней сту­пень­ке, всё та­кой же лох­ма­тый и серь­ёз­ный, а Саш­ка ока­залась на две сту­пень­ки ни­же и смот­ре­ла на не­го сни­зу вверх. — Здравс­твуй… — на­чала опять, но он её обор­вал. — Хва­тит уже. Я ска­зал те­бе ме­ня не ри­совать, а ты те­перь ещё и до­мой ко мне это всё тас­ка­ешь? — Я не мо­гу пе­рес­тать ри­совать, но я мо­гу от­да­вать те­бе ри­сун­ки, ес­ли ты бо­ишь­ся, что их кто-то уви­дит. — Да не нуж­ны мне твои ри­сун­ки, гос­по­ди, прос­то, по­жалуй­ста, ри­суй ко­го-ни­будь ещё. Он ска­зал это так стран­но, поч­ти с моль­бой в го­лосе, что у Саш­ки всё рас­плы­лось пе­ред гла­зами, и она не мог­ла боль­ше на не­го смот­реть. Опус­ти­ла гла­за и ска­зала сов­сем уж ти­хо: — Те­бе от мо­их ри­сун­ков боль­но, по­тому что они прав­ди­вые? Мне от это­го то­же боль­но. От то­го, что ты всег­да оди­нокий и грус­тный и не улы­ба­ешь­ся да­же с друзь­ями, по­тому что они не нас­то­ящие друзья. И от то­го, что ник­то не зна­ет, как силь­но и кра­сиво ты иг­ра­ешь и как мно­го внут­ри те­бя этой му­зыки. И от то­го, что ты да­же не пред­став­ля­ешь, нас­коль­ко ва­жен. Я, мо­жет быть, не те­бя ри­сую, Ви­тя, а свою боль, и мне от это­го ста­новит­ся лег­че. Не зап­ре­щай мне ри­совать, по­жалуй­ста... На ми­нуту меж­ду ни­ми ус­та­нови­лась ти­шина, Ви­тя смот­рел на Саш­ку, а она — на его бе­лые ке­ды. Он так ни­чего и не ска­зал, прос­то обо­шёл её и спус­тился по лес­тни­це, а она ещё дол­го не мог­ла по­шеве­лить­ся, и толь­ко ког­да осоз­на­ла, что приз­на­лась Ви­те в люб­ви, на­чала за­дыхать­ся. На гла­за Ли­мону Саш­ка по­палась слу­чай­но, и он к ней при­цепил­ся из-за то­го, что она тог­да от не­го уд­ра­ла. Пой­мал в хол­ле и вмес­те со сво­ими друзь­ями не да­вал ей про­хода, го­ворил вся­кую чушь и сме­ял­ся. Саш­ка рань­ше это тер­пе­ла мол­ча, а се­год­ня вдруг рас­пла­калась, на­вер­ное, из-за то­го, что мель­ка­ла за спи­ной у дол­го­вязо­го Ли­мона Ви­тина ма­куш­ка. Приш­лось по­том дол­го дер­жать ли­цо под кра­ном и си­деть в ту­але­те на по­докон­ни­ке, что­бы не за­ходить на урок с крас­ны­ми гла­зами. И по­том, ког­да Ли­хов­ский за­дер­жи­вал­ся на учи­тель­ской пла­нёр­ке, а в клас­се тво­рил­ся бед­лам, Саш­ка не ри­сова­ла в аль­бо­ме, как обыч­но, а бес­толко­во смот­ре­ла в ок­но, по­тому что бы­ло ей пло­хо и сно­ва хо­телось пла­кать. Она да­же соб­ра­лась пос­ле уро­ков пой­ти сра­зу до­мой, но на пер­вом эта­же ус­лы­шала чей-то вопль: — Па­цаны, там Ли­мон мочит Еси­на во дворе! Саш­ка спер­ва так рас­те­рялась, что зас­ты­ла на мес­те, буд­то не мог­ла по­нять смыс­ла слов, а ког­да на­конец вы­бежа­ла во двор, уви­дела, как Ви­тю уда­ром сва­лили на ас­фальт. От стра­ха она пе­рес­та­ла со­об­ра­жать и, ка­залось, ды­шать, по­лез­ла в тол­пу, рас­пи­хивая всех в сто­рону, а даль­ше — пря­мо в дра­ку и, ни­чего от слёз не ви­дя, как-то умуд­ри­лась вы­тащить Ви­тю за ру­ку. Он спо­тыкал­ся и сплё­вывал кровь, ког­да она тя­нула его со школь­но­го дво­ра, вслед что-то кри­чали, она не слы­шала. А ког­да Ви­тя ска­зал «от­пусти», ус­лы­шала, и он по­валил­ся на тра­ву за тем бе­лым кус­том, за ко­торым она са­ма не так дав­но пря­талась. Саш­ка се­ла ря­дом и толь­ко сей­час по­няла, что она на са­мом де­ле ды­шит так час­то, буд­то на­чина­ет­ся па­ника, и креп­ко впи­лась паль­ца­ми в тра­ву. Ру­ки у неё бы­ли в Ви­тиной кро­ви, и это при­вело её в чувс­тва. У не­го бы­ли сби­ты кос­тяшки паль­цев и от па­дения на ас­фальт — ла­дони, тек­ла кровь из но­са. Он си­дел у за­бора, рас­ста­вив сог­ну­тые но­ги, и сплё­вывал вяз­кую бор­до­вую жи­жу. — Всё-та­ки ты ду­ра, Клю­ева, — ска­зал. — И че­го толь­ко я из-за те­бя… — Из-за ме­ня?… — Ты за­чем в дра­ку по­лез­ла? Ма­ло те­бе бы­ло ут­ром? — Спас­ти те­бя. — Я же те­бя ут­ром не спас. У Саш­ки так сту­чало сер­дце, что дро­жал вы­бив­ший­ся из-под сви­тера на­тель­ный крес­тик. — Это не зна­чит, что я дол­жна бы­ла пос­ту­пить так же в от­вет, — про­бор­мо­тала она. Ви­тя ни­чего не от­ве­тил, толь­ко раз­ма­зал кровь по ще­ке. — Те­бе нуж­но в боль­ни­цу? — Нет. Мне нуж­но где-то мор­ду умыть, что­бы до­мой так не ид­ти. — Во­да не по­может, нуж­но пе­рекисью про­мыть. Я тут не­дале­ко жи­ву, на Ин­зен­ской. Он кив­нул и да­же под­нялся рань­ше неё. Шли мол­ча. Саш­ка мо­лилась, что­бы до­ма ни­кого не ока­залось, но уже из-за две­ри квар­ти­ры ус­лы­шала го­лоса и до­сад­ли­во по­мор­щи­лась. При­ложи­ла па­лец к гу­бам, поп­ро­сив Ви­тю не шу­меть, и ос­то­рож­но по­вер­ну­ла ключ в зам­ке. Они вош­ли в тес­ный ко­ридор, шум пь­яных го­лосов до­носил­ся из кух­ни, от­ту­да же пах­ло си­гарет­ным ды­мом. Саш­ка спря­тала Ви­тины ке­ды на обув­ную пол­ку и ти­хонь­ко про­вела его в ван­ную. Из кухни никто не выглянул, но Саш­ка всё рав­но ис­пы­тыва­ла гад­кое чувс­тво сты­да. Ви­тя мол­ча вы­мыл ли­цо и ру­ки и поз­во­лил ей за­лить сса­дины, а по­том си­дел на краю ван­ной и смот­рел, как пе­нит­ся пе­рекись впе­ремеш­ку с кровью. Саш­ке да­же не приш­лось его ка­сать­ся, но она бы­ла так близ­ко с Ви­тей, что мог­ла чувс­тво­вать за­пах его те­ла, и от вол­не­ния у неё дро­жали ла­дони. Про­мыв сса­дины ещё па­ру раз, она от­ве­ла его в свою ком­на­ту. Шум сю­да до­носил­ся не так силь­но, но Саш­ка сра­зу же вклю­чила про­иг­ры­ватель нег­ромко, и ста­ло го­раз­до луч­ше. Мес­та у неё бы­ло ма­ло, по­меща­лись толь­ко од­носпаль­ная кро­вать, шкаф с одеж­дой и плас­тинка­ми и ма­лень­кий стол, но из-за боль­шо­го ок­на бы­ло мно­го све­та. — Те­бе нуж­но по­лежать, — ска­зала Саш­ка ви­нова­тым то­ном, буд­то оп­равды­валась, за­чем за­дер­жи­вала Ви­тю тут, но он, ка­жет­ся, ни­куда и не рвал­ся, смот­рел по сто­ронам и сно­ва толь­ко кив­нул. — Я при­несу что-ни­будь по­есть. — А пи­ва у те­бя нет? Саш­ка за­мялась, но от­ве­тила, что пос­мотрит. Она зна­ла, что пи­во, ко­неч­но, есть, по буд­ням отец ни­чего креп­че не пил, но он по­купал раз­ливное в боль­ших бу­тыл­ках, и ста­щить нем­но­го по-ти­хому не бы­ло воз­можнос­ти. — А, Са­ня! — ска­зал он как раз, ког­да она по­яви­лась на за­пол­ненной кух­не. — Ты се­год­ня ра­но. Она ни­чего не от­ве­тила и, про­тис­нувшись меж­ду людь­ми, взя­лась быс­тро де­лать бу­тер­бро­ды с кол­ба­сой и сы­ром. К счастью, ник­то из гос­тей не стал к ней об­ра­щать­ся, они ожив­лённо бол­та­ли меж­ду со­бой. — Мать се­год­ня во сколь­ко вер­нётся? — спро­сил отец, по­вер­нувшись к ней. — В де­вять. — Ты ей не го­вори, что мы тут си­дели, лад­но? Саш­ка сжа­ла гу­бы. Она не­нави­дела, ког­да её про­сили ко­му-то врать, и к то­му же это зна­чило, что до ма­мино­го воз­вра­щения ей при­дёт­ся вы­мыть по­суду. — Не ска­жу, ес­ли наль­ёшь мне круж­ку пи­ва, — от­ве­тила она. — Ты же его тер­петь не мо­жешь. Саш­ка мол­ча пих­ну­ла ему круж­ку, по­том так же мол­ча заб­ра­ла вмес­те с бу­тер­бро­дами и пос­пе­шила вый­ти из кух­ни. Пе­ред тем как вер­нуть­ся, она наш­ла ду­рац­кую ре­зино­вую грел­ку и за­пол­ни­ла го­рячей во­дой, а по­том, кое-как уп­ра­вив­шись с но­шей, не­ук­лю­же вош­ла в ком­на­ту и при­вали­лась спи­ной к две­ри, что­бы плот­нее её зак­рыть. Тут она за­мер­ла на нес­коль­ко се­кунд, осоз­нав в пол­ной ме­ре, что у неё в ком­на­те си­дит Ви­тя Есин. Заб­равшись с но­гами на кро­вать, он зап­ро­кинул го­лову на по­душ­ку и смот­рел в по­толок. Саш­ке тут же за­хоте­лось бро­сить всё и ри­совать его та­ким. Не от­ры­ва­ясь от по­душ­ки, он по­вер­нулся к ней и на нес­коль­ко се­кунд прев­ра­тил­ся в сле­пое пят­но, по­ка Саш­кин мозг не вер­нулся на мес­то из кос­мо­са. Она по­дош­ла к кро­вати и спер­ва сбро­сила грел­ку. — По­ложи, по­жалуй­ста, под но­ги, что­бы кровь от­ли­ла от ли­ца. По­том про­тяну­ла круж­ку. — Де­шёвое, но есть толь­ко та­кое. Ви­тя под­нял го­лову, взял круж­ку и сра­зу вы­пил пол­ностью, по­мор­щился. Саш­ка заб­ра­лась на кро­вать с дру­гого кон­ца и пос­та­вила по­сере­дине та­рел­ку. Они си­дели мол­ча и ели бу­тер­бро­ды, толь­ко Ви­тя всё смот­рел на Саш­ку, и она с тру­дом смог­ла съ­есть один, а по­том прос­то си­дела и, об­хва­тив ру­ками ко­лени, смот­ре­ла на Ви­тю в от­вет. Он, да­же жуя кол­ба­су, ка­зал­ся ей не­зем­ным. Саш­ка, ко­неч­но, зна­ла, что ког­да лю­бишь, счи­та­ешь че­лове­ка са­мым луч­шим, да­же ес­ли это сов­сем не так, но сей­час си­дела и ду­мала, как хо­рошо, что она влю­билась имен­но в Ви­тю, а не в ко­го-то дру­гого, ведь он был не толь­ко сна­ружи кра­сивым, но и ду­ша у не­го бы­ла кра­сивая. — Ви­тя, по­чему ты… — за­гово­рила она роб­ко и об­лизну­ла от вол­не­ния гу­бы, — по­чему ты иг­ра­ешь, толь­ко ког­да это­го ник­то не слы­шит? Он до­жевал и вы­тер рот ла­донью. Всё смот­рел на неё, смот­рел и на­конец ска­зал: — Ты под­слу­шива­ла. — Толь­ко один раз. Слу­чай­но. Я прос­то си­дела на вто­ром эта­же. Он от­ки­нул­ся на­зад, на по­душ­ку, так что под­прыг­ну­ли пру­жины кро­вати, и Саш­ка ед­ва ус­пе­ла пой­мать по­суду, уб­ра­ла её на по­докон­ник. — Ког­да я ска­зал, что хо­чу пос­ту­пить в кон­серва­торию, отец зап­ре­тил мне иг­рать и про­дал наш ро­яль. Он счи­та­ет, что му­зыка мо­жет быть толь­ко хоб­би, а как про­фес­сия го­дит­ся для бес­толко­вых и… ко­го же ещё… а, го­лубых. Для бес­толко­вых и го­лубых, пот­ря­са­юще. — Ви­тя хмык­нул и за­пус­тил ла­дони в и без то­го рас­тормо­шён­ные во­лосы. — Ес­ли бы он не был мо­им от­цом, я бы ска­зал, что он иди­от. — У не­го свой биз­нес? — Нед­ви­жимость вся­кая. Стро­ит, про­да­ёт, по­том сно­ва стро­ит, ску­па­ет, пе­реп­ро­да­ёт… — Он вздох­нул. — Мне от тво­ей грел­ки жар­ко, мож­но я ру­баш­ку сни­му? Саш­ка толь­ко от­кры­ла рот, но он уже вып­ря­мил­ся и стя­нул ру­баш­ку че­рез го­лову, ос­тавшись в од­ной бе­лой фут­болке. Приш­лось ут­кнуть­ся но­сом в ко­лен­ки, по­ка мозг сно­ва где-то ле­тал. — Не­обя­затель­но ведь… — Саш­ка сглот­ну­ла за­гус­тевшую слю­ну, — учить­ся в кон­серва­тории, что­бы быть му­зыкан­том. Есть же ре­пети­торы и ещё… вся­кие ви­део-уро­ки. Ты мо­жешь учить­ся, где хо­чет отец, ес­ли не по­луча­ет­ся на это пов­ли­ять сей­час… но он ведь не бу­дет кон­тро­лиро­вать те­бя всю жизнь. Ви­тя по­дал­ся впе­рёд, ут­кнув­шись лок­тя­ми в ко­лен­ки, и у Саш­ки всё внут­ри за­боле­ло от же­лания его об­нять, та­кого тёп­ло­го и кра­сиво­го. — Че­го ты так к мо­ей му­зыке при­цепи­лась, Клю­ева? — Са­ша, — ед­ва слыш­но про­шеп­та­ла она, а Ви­тя вдруг хмык­нул и улыб­нулся од­ним угол­ком губ ес­тес­твен­но и прос­то. Саш­ке те­перь уже сов­сем по­дур­не­ло от счастья, хо­тя она по­нима­ла, что он улы­ба­ет­ся, ко­неч­но, из-за креп­ко­го пи­ва. — Ког­да я ри­сую, это как… как буд­то это и есть я. Это вся моя боль, и вся моя лю­бовь, и всё, что для ме­ня важ­но. И ес­ли я пе­рес­та­ну ри­совать… то как буд­то это бу­ду уже не я, а толь­ко часть ме­ня. Ког­да ты иг­рал, я уви­дела ка­кой ты и... Ви­тя смот­рел так серь­ёз­но и прис­таль­но в этот мо­мент, что у Саш­ки пе­рех­ва­тило ды­хание, и она так и не смог­ла до­гово­рить, что тог­да его и по­люби­ла. Саш­ка точ­но не зна­ла, где жи­вёт Ли­мон, зна­ла толь­ко в ка­кой сто­роне и под­жи­дала его, взвол­но­ван­но топ­чась на мес­те. Нуж­но бы­ло зас­тать его од­но­го и так что­бы по­даль­ше от шко­лы, от глаз дру­зей. Но опоз­нав его ещё из­да­ли по бе­лому сви­теру, она ус­пе­ла ты­сячу раз усом­нить­ся, уй­ти, вер­нуть­ся на мес­то и сно­ва уй­ти. В ито­ге по­лучи­лось, что она чуть не стол­кну­лась с ним, вы­вора­чивая из-за ка­лит­ки са­дика, за ко­торой со­бира­лась пря­тать­ся. — Клю­ева. — Уда­ришь ме­ня? — спро­сила она по­чему-то, хо­тя не за тем приш­ла, не раз­го­вари­вать, и толь­ко он от­крыл рот, что­бы наг­ру­бить, как она тут же про­тяну­ла ему око­ло де­сяти лис­тов, выд­ранных из аль­бо­мов. — Вот. Все мои ри­сун­ки те­бя. Ли­мон от не­ожи­дан­ности прог­ло­тил гру­бость и спро­сил: — По­чему у те­бя столь­ко ри­сун­ков ме­ня? — Это за всё вре­мя. Я ри­сую всех ко­го знаю или прос­то ви­жу. За­бери их. Выб­ро­си, ес­ли хо­чешь. Он взял лис­ты, пос­мотрел быс­тро, а по­том за­дум­чи­во пос­мотрел ещё раз. Саш­ка ри­сова­ла Ли­мона так же, как и всех ос­таль­ных, её ри­сун­ки бы­ли доб­ры­ми, че­го он ни­как не мог от неё ожи­дать. Они бы­ли всё рав­но что объ­ятие в от­вет на по­щечи­ну, и Саш­ка это са­ма по­няла, толь­ко ког­да соб­ра­ла их все в ку­чу. Вы­ходи­ло, что она ра­зумом счи­тала его опас­ным, а нут­ром чувс­тво­вала, что са­мый обыч­ный, вот и не наш­лось у неё ни од­но­го зло­го пор­тре­та. — По­чему ты… — на­чал бы­ло он, но Саш­ка уже уш­ла, поч­ти сбе­жала. Она ду­мала, что ес­ли Ви­тя об этом уз­на­ет, то окон­ча­тель­но уве­рит­ся, что она ду­ра. Но ей всё же ка­залось, что иног­да ду­рац­кие пос­тупки мо­гут быть са­мыми пра­виль­ны­ми и что иног­да нуж­но до­верять пер­во­му по­рыву. Толь­ко Ви­тя, ко­неч­но, не уз­на­ет и не при­дёт ей ска­зать опять, что она ду­ра, и во­об­ще не при­дёт, с че­го ему вдруг при­ходить, но пос­ле уро­ков Саш­ка всё рав­но усе­лась на всю ту же лес­тни­цу у всё то­го же му­зыкаль­но­го клас­са и ста­ла ри­совать по­чему-то ли­моны. Ра­зош­лись де­жур­ные, про­шёл Ли­хов­ский со сво­им пор­тфе­лем, и ког­да ста­ло сов­сем ти­хо, сза­ди проз­ву­чал Ви­тин го­лос: — Са­ша. Она вздрог­ну­ла и по­вер­ну­лась. Ви­тя сто­ял, прис­ло­нив­шись пле­чом к ар­ке, и смот­рел на неё за­дум­чи­во. Саш­ка вып­ря­милась и под­ня­лась на вер­хнюю сту­пень­ку, зас­ты­ла, сжи­мая аль­бом в ру­ках. — За что ты ме­ня лю­бишь? — вдруг спро­сил он, а у неё го­лова зак­ру­жилась, и собс­твен­ный го­лос по­казал­ся чу­жим. — Ни за что, на­вер­ное… Прос­то люб­лю та­ким, ка­кой ты есть. Ви­тя по­дошёл к ней и за­дер­жал на нес­коль­ко се­кунд пря­мой чис­тый взгляд гла­за в гла­за, а по­том по­цело­вал её гу­бы. Саш­ка вы­рони­ла аль­бом. Она ты­сячу раз ду­мала о по­целу­ях с Ви­тей, но ей всег­да ка­залось, что она всё ис­портит и во­об­ще ум­рёт на мес­те, а сей­час она обо всём этом за­была. У неё сби­лось ды­хание, в го­лове взры­вались звёз­ды, а сер­дце, ка­залось, из­лу­чало лю­бовь, слов­но сол­нце. Сна­чала они с Ви­тей це­лова­лись мед­ленно и неж­но, его ла­дони дер­жа­ли Саш­ки­ны пле­чи, а она пу­талась паль­ца­ми в его во­лосах. Но пос­те­пен­но он уси­ливал по­целуй, Саш­ка чувс­тво­вала при­кос­но­вения его язы­ка на гу­бах, его рук — на шее, на ще­ках и по­дат­ли­во та­яла. Толь­ко ког­да ста­ло сов­сем жар­ко и Ви­тя за та­лию при­тянул её те­ло к се­бе, Саш­ка са­ма обор­ва­ла по­целуй, по­тому что уже не мог­ла ды­шать. Ей ка­залось, что из за­тыл­ка сей­час выр­вется стая лас­то­чек. Ви­тя по­шёл вниз по лес­тни­це, а она ос­та­лась сто­ять на мес­те, ни­чего слы­ша и не ви­дя, счас­тли­вая. Сле­ду­ющий раз Саш­ка уви­дела Ви­тю в му­зыкаль­ном клас­се, и сер­дце у неё зат­ре­пыха­лось и от Ви­ти, и от его му­зыки. Он иг­рал Пре­людию соль-ди­ез ми­нор Рах­ма­нино­ва, сно­ва по-сво­ему, но Саш­ка её уз­на­ла и вспом­ни­ла, что эта ме­лодия зву­чала с плас­тинки, ког­да они с Ви­тей вмес­те си­дели на кро­вати. Она ос­то­рож­но прош­ла в класс и ос­та­нови­лась за его спи­ной, чуть по­одаль, прос­то сто­яла, слу­шала и сно­ва в не­го влюб­ля­лась. Ви­тя ни ра­зу не сбил­ся, он был весь в се­бе и, до­иг­рав, на нес­коль­ко се­кунд за­мер, а по­том обер­нулся, буд­то за­метил Саш­ки­но при­сутс­твие. — Здравс­твуй, Ви­тя… — ска­зала она роб­ко и по­дош­ла, что­бы про­тянуть ему ру­ку. — Ну здравс­твуй, — он улыб­нулся и по­жал её ла­донь. Улыб­ка у не­го бы­ла то­же нем­но­го пь­яная, и Саш­ка за­улы­балась ему в от­вет. Он не сра­зу вы­пус­тил её ру­ку, за­дер­жал не­надол­го, пог­ла­див кос­тяшки боль­шим паль­цем, на его ла­дони про­щупы­вались шер­ша­вые сса­дины. Саш­ка вдруг ос­ме­лела и ска­зала: — По­обе­щай мне, по­жалуй­ста, что бу­дешь иг­рать каж­дый день. Ви­тя си­дел те­перь сгор­блен­но, вы­тянув впе­рёд но­ги. Он ничего не пообещал, но вдруг спросил: — Ты зачем к Лимону полезла? Саш­ка тут же сму­тилась, пок­расне­ла. Узнал всё-таки. — Я хотела, чтобы он перестал злиться. Витя смотрел на неё снизу вверх внимательным взглядом, будто пытался понять и не мог. — Он извинился, знаешь… — сказал и отвернулся обратно к фортепиано, спросил обычно: — Что те­бе сыг­рать? А у Сашки дыхание перехватило, и она долго соображала, что ответить. Наконец сказала: — Мо­жет быть, ты зна­ешь му­зыкаль­ные мо­мен­ты? Мне нра­вит­ся чет­вёртый. — Чет­вёртый знаю. Ко­неч­но, он знал. Она по­тому и вспомнила имен­но о чет­вёртом, что он был по­хож на Ви­тину му­зыку. Сашка прош­ла к крес­лам и се­ла на пер­вом ря­ду. А Ви­тя по­вер­нулся к пи­ани­но и стал для неё иг­рать.