Теперь ты всегда будешь со мной

—Здравствуйте, я Чон Хосок, ваш психолог.—произносит парень двадцати семи лет, дружелюбно улыбаясь и протягивая руку своему новому пациенту. Всё, наступила точка невозврата. Эти двое не знали во что влипли, не знали, что их будет ждать. Казалось бы, обычный пациент, который в ответ пожимает крепкую ладонь, поправляет свою светлую прядь волос, а затем с хищным прищуром смотрит, словно жертву свою выискивает, зубами улыбается, клыки острые показывая и ухмыляясь. Страшно. Опасно. Подозрительно. Пару шагов до стула. Парень, явно старше врача, шумно приземляется на скрипящий стул, который уже давно нужно менять, бегло рассматривает кабинет и отмечает, что здесь нужен ремонт. Психолог, сидящий напротив сканирует Юнги, но на лице ни одного движения. Вот что значит уметь скрывать свои эмоции. —Юнги, да?—похрустев костями, спрашивает он, наклоняясь немного вперёд, чтобы лучше разглядеть обладателя шоколадных и очаровательных глаз.—Что вас беспокоит? Далее следует смешок, грустный смешок. Юнги так устал. Устал бегать и прятаться. Таких как он не поймут, таких как он презирают и законно наказывают. Но блондин делает это всё неосознанно, оно само. Будто в нём сидит зверь, жаждующий крови, мяса, чтобы кусать до хруста, чавкать и облизываться языком, кончик которого чётко чувствует металлический вкус. Хосок уже напрягается, видя неловкое молчание. Его взгляд невольно опускается вниз на забинтованные руки пациента, который откидывает мысль прятать их. Он же пришел к психологу. К врачу, к специалисту. Юн верит, что ему помогут, спасут от самого себя. Чон выдыхает, откидываясь на своё кресло. Ему попался суицидник? —Я каннибал, помогите мне.—бесшумно сглатывает и прячет свои глаза, наполненные болью и отчаянием. У психолога сердце сжимается от слов. Ему приходилось работать с серьезными диагнозами, но каннибализм. От одного слова волосы дыбом встают, заставляя инстинктивно сжаться. Только Чон не должен своего страха показывать. Он врач, который должен помочь пациенту и разложить всё от и до. Смогут ли они справится с этим? Чон не знает. Он всё время задавал сам себе этот вопрос, вставший уже поперёк горла. В данном случае с Юнги, у него не начальная стадия, увы, совсем запущенная. Юнги жил долго время с этим, боролся с внутренним зверем, пытаясь заглушить его. Только недолго длилась борьба. В один день зверь сорвался, когда на язык попала собственная кровь. Юнги просто носки свои зашивал. Этот вкус железа ударил в голову, желание добавки росло и росло, что светловолосый начал легко ковырять иголкой дырочку, чтобы сделать рану больше. Ему было всё равно на боль. Он только больше обгладывал свой палец, прокусывая нежную кожу больше. Спустя время назвать руки парня своим названием было сложно, лишь было месиво, небрежно замотанное в белоснежные бинты. Тогда уже Мин Юнги понял, что пора бить тревогу. Ему не хотелось сидеть в сранной и вонючей тюрьме за убийство и поедание людей. —Я помогу вам, обещаю.—сказав это, Хосок подписал себе смертный приговор, сам того не понимая. Не понимая, что не избежать последствий. Не избежать привязанности и любви. Да. Вы не ослышались, любви. За несколько проведенных месяцев вместе у них зарождались самые чистые и искренние чувства к друг другу. Чон Хосок старался любыми способами помочь своему возлюбленному, пытаясь вылечить от недугов, от плохих привычек, поедать самого себя. Юнги пытался помочь своему психологу, добивался доверия, просил, чтобы его не боялись и уверял, что он вылечится. Просто время нужно, время, которого всегда в нашем мире не хватает. Хосок с улыбкой на лице верил Мину. Хоть он был связан с такой профессией, то это не значит, что ему было легко. Он был раним, но старался работу не смешивать с личной жизнью. Только не выходило, и он плакал по ночам. Плакал в подушку, думая, что Мин спит, только тот не спал, а с болью в сердце лицезрел на слабость психолога. Поверьте, даже самые сильные люди могут быть уязвимыми. И Чон боялся этого, боялся, что им воспользуются и выбросят, когда всё-таки его заметили. Младший сразу принялся лицо прятать и вытирать свои слезы, на что Юнги непривычно нежно обнимал парнишку, прижимал к груди и целовал пунцовые щеки, подушечками пальцами самостоятельно вытирая слёзы. У обоих внутри приятная истома разливалась, отдаваясь по всему телу приятными покалываниями. Они нашли друг друга. Они могут друг другу доверять и не стесняться. Они могут быть счастливы, но нет. Эта встреча была роковой ошибкой для них обоих. За счастье надо платить. Увы. Время летело, времена года сменялись один за другим. Их связь становилась крепче. Юнги сразу дал понять Чону, что в никакие больницы ложиться не будет, поэтому психологу пришлось взять большую ответственность и стараться помочь, обоходясь без больницы. Они часто назначили время встречи, ходили в кино, посещали разные места, пробовали сладости, целовались так же сладко и всё основное время проводили вместе. Чон назначал ему лекарства и под личным контролем проверял следует ли Юн его указаниями. Пациент сначала морщился, но слушался, ведь хотел избавиться от недугов, хотел быть счастлив. Наступила зима, Рождество. Пора, когда в гости приходит волшебство. Появляется праздничное настроение, желание пить глинтвейн, кушать тающее во рту ибмирное печенье и дарить друг другу подарки. —Юнги, ты меня любишь?—в самые губы шепчет младший, горящими и глазами смотря на Мина. Они были так рады, что это диагноз покинул их, долгое время не тревожил, ведь это так было тяжело сделать. Юнги очень тяжело было не сорваться, поэтому он втихую грыз пальцы, чтобы не причинить боль любимому человеку. —Конечно, солнышко. Скажи, у тебя есть желание?—с улыбкой на лице спрашивает старший, ребром ладони очерчивая скулы Чона. Он крепко его прижал к себе и усадил на колени, словно Санта, дарящий подарки. —Есть...Быть с тобой всегда.—смущенно выдыхает в щеку старшему и прикрывает глаза. Он никогда не думал, что влюбится в собственного пациента. О чем вскоре пожалеет. —Я понял тебя, любовь моя. С Рождеством тебя. —бархатным голосом шепчет он и ловко одевает на палец Чона красивое колечко с гравировкой «Мин&Чон». Так романтично и не забываемо. Чон, заметив это, глаза открывает, смотрит и чуть не кричит от радости, восторга, засевшие внутри него. Он голову откидывает, чтобы открыть больше пространства для жгучих губ, принявшие нежно целовать его, облизывать и слюнявить. Чон смеётся, ведь его кожа очень чувствительная, а тут еще негодяй Юнги, крепко обнимающий, что даже ребра сдавило и дышать нечем стало. Мин улыбается, мурчит, в губы кратко целует, талию руками сжимает и снова в шею тыкается, зубами хищно водит и надавливает. Алая струйка крови попадает на язык Мина. Чон, сначала не понял, что произошло, но потом зашипел от щипания и рефлекторно начал отстраняться, что собственно сделать ему не дали. Внутреннее чутье подсказывало: опасно, беги. Особенно, когда он почувствовал впивающиеся зубы в нежную кожу. —Ю-юнги...—испуганно зашептал младший, сжимаясь, он начал извиваться и брыкаться под Мином, который уложил его на кровать, под себя. Самостоятельно вылезти из под тяжелого парня было почти невозможно. Мин начал рычать, словно дикое, изголодавшее животное. Боялся ли его психолог? Раньше да, особенно когда встретил в первый раз в кабинете, далее они узнавали друг друга, и, страх пропал. Только сейчас он кажется снова возвращается. Чон дрожит как осиновый лист, видя любимые, озлобленные глаза. Что-то было не так. Совсем. У него началась ломка, которая вроде бы покинула их, но нет. Хосок хотел воспользоваться моментом, когда хватка была ослаблена, он планировал достать таблетки, надеясь, что они купируют приступ, только вот Юнги резко появился с чем-то в руках. Мин явно не контролировал себя, стоило ему только попробовать сладкой крови, как крышу снесло. Ему и раньше было тяжело справляться с ломками, а тут... Хосок сглотнул, видя, как его парень ведёт борьбу с самим собой. Старший бешенно смотрел на парня, оскалив зубы, схватил грубо за запястье и привязал их веревкой к изголовью кровати. Чон кричал, брыкался, понимая, что всё, он полностью влип. Эмоции контролировать было сложно и слёзы лились самипо себе. Было так больно и страшно, больно представлять о дальнейших действиях Юнги. Светловолосый облизывал свои губы, на которых был привкус запекшей крови. Мин осмотрел спальню и направился на кухню. Он совершенно не соображал, некая пелена затмила его разум. Внутреннее существо, которое было в парне очнулось. Каннибал достал из ящика, где хранились столовые инструменты, среднего размера нож, с острым лезвием, в отражении которого была видна улыбка Юна. Чон, пока Юнги отсутствовал, смог развязать веревки, он знал, что с этим у Мина проблемы. Но не знал, что его любимый пациент ударит тупым предметом по голове, пока он открывал дрожащими руками входную дверь. Психолог сразу же потерял сознание и обмяк, в руках Юна, который небрежно поволок по полу, мимо разбившейся вазы, той самой, которой Хосок получил удар. Очнулся Чон через минут двадцать, чувствуя заполненность и боль внтури, а так же, как дышать стало труднее. Бедный Чон замученно поднял глаза, видя, как его же парень его насилует, параллельно начав его душить. Против воли, насильно. Руки были привязаны в этот раз крепче и до кровоподтеков. Мин размашисто двигался в парне с характерным звком шлепков тела о тело. Юнги сжимал болезненно хрупкое горло. Чон задыхался, кашлял, синими губами ловил воздух и закатывал глаза, он мог снова упасть в обморок, но вдруг хватка ослабла. Парень начал жадно дышать, всхлипывая и судорожно умоляя парня отпустить его. Хосок совершенно не понимал, что происходит. Почему на него так плотоядно смотрят, языком проходясь по нижнему ряду зубов. —Умоляю...Отпусти...—хрипло шепчет со слезами на глазах Чон, чувствуя, как сердце в грудине сжимается. Но Мин как на зло его не слышит, словно под гипнозом, находясь в себе. Он приближается, лукаво улыбается и впивается в губы Чона, но целует не как обычно с нежностью, а дико, хрипя и наслаждаясь болезненными стонами младшего. В последние минуты Мин набирает темп, вбиваясь в тело Хосока, вообще не жалея его и не задумываясь о последствиях. Чон пустым взглядом смотрит куда-то и не понимает, когда он упустил момент, что каннибализм даст о себе знать. Слышится скупой стон, когда Мин изливается в парня своим горячим семенем.Чон в свою очередь тихо всхлипывает, боясь сделать лишнее движение. Юнги припадает к нежной шейке младшего, облизывает и сглатывает, в руке его блестит нож, который он подносит к коже. —М..Сладкий...Ты наверное очень вкусный...Как думаешь, с чего лучше начать?—усмехается Юнги с дикой улыбкой на лице, ножом проводит по шей, спускаясь к ключик и надавливая немного, оставляя кровавую дорожку. Чон с ужасом смотрит на это, кричит от боли, срывая свой голос. —П-пожалуйста...Не надо...Юнги...Я же люблю тебя...—дрожащим голосом шепчет, умоляяет, так хочется спрятаться от всего этого. Он не может поверить в происходящее. Просто не может. Ему страшно. Он не хочет умирать, не хочет, чтобы так было, чтобы его съел собственный парень. —Тш...Я знаю.—после слов следует заливистый смех, совсем не вписывающийся в эту ситацию. С прищуром лисы Мин поднимает руку с ножом, на пару секунд замирая на месте, чтобы лучше разглядеть свою жертву. Взмах. Следует сильный колющий удар в в сердце. Мин поворачивает нож в ране, хладнокровно смотря на Чона, который начинает бледнеть, Парень ещё жив и его ещё можно спасти, но...Юнги вытаскивает нож, что вызывает мощный выброс крови внутри Чона, и вскоре он навсегда закрывает глаза. Светловолосый смачно облизывает свои пальцы, собирая капельки крови. Он всё ещё не осознает, что творит. Но когда поймёт, то очень пожалеет. А сейчас Мин голоден. Он желает крови, мяса. Его любимый Чон был таким худеньким и хрупким, но тем не менее Юн обожал щипать, мять ляжки парня. Каннибал, поняв, с чего начнет, прошелся языком по лезвию ножа, чтобы собрать остатки крови. Затем укладывает ноги трупа на свои коленки, когда садится рядом и нежно поглаживает бледную кожу. Лезвие представляет к бедру, нажимает и проводит под нужным углом. Кровь вытекает, пачкая кровать Юнги, течет по простынями и капает на пол. Мин уже руками хочет вырвать этот кусок, но не делает этого, просто кидает куда-то нож, приближается лицом к оголенному мясу и кусает, кусает сырое мясо своего парня, парня который был жив пару минут, молился о помощи и говорил о любви. Приятный сладкий, терпкий вкус кровати остается во рту. Как его это манило, пленило, хотелось большего, большего —Ещё, ещё...—рычит Мин, скалясь и поедая мясо, чувствая зубами жилки. —М-м...Ещё! Глаза будто кровью наливаются, Мин уже давится этим мясом и вкусом, он глазами ищет свой инструмент и берет в руки. Парень непоколибимо снова вонзает нож в рану, чтобы расширить её, и это на самом деле нелегко. Лезвием проходится по нескольким сухожилиям, небрежно разрезая, чтобы вытащить сердце. Да, сердце. Именно всем сердцем Чон Хосок, психолог, любил своего пациента. Пациента, разрывающий зубами плоть, главную мышцу человека, источник жизни. —Теперь ты всегда будешь со мной...

***

С этого события прошло несколько лет. Сосед, почувствовав через несколько недель запах гнилой плоти, начал бить тревогу. Он вызвал полицию, которые вскоре приехали и сразу же пожалели об этом. На кровати лежал обглоданный труп парня с дырой в груди, а рядом обнимал другой парень, чьи руки были порезаны. Тут не трудно составить картину, что на утро того дня каннибал пришёл в сознание, увидя, что сотворил, он бросился с слёзы, умолял простить его. Мин поверить не мог, что он убил свою любовь, своего родного человека, чье сердце ещё и съел. Светловолосый не мог так жить. Всю неделю он находился рядом с трупом, а в голове всплывали воспоминания, как его Чон Хосок был в страхе, полном ужасе, молил о пощаде. Мин не мог так жить. Он любил своего Хосока. Поэтому так же непоколебимо порезал свои запястья. Он прижимал к себе бездыханное тельце, поглаживал руки, пальчик, на котором красовалось то самое колечко, шептал слова о любви, обещания, что вскоре они снова будут вместе. Боль закончится, обязательно.