Моя свобода

— Ах, так? Ну и иди на все четыре стороны! — гневно крикнула богатырша вслед уходящему Некрасу. — Вот же нечистый меня попутал — с Волком связалась на свою голову! Знала же, какой ты!       Волк поспешно шел по дороге, ведомый инстинктом. Куда? Да куда глаза глядят. Соскучился он по жару крови на клыках. Соскучился по новым запахам, по воле! Он, в конце концов, волк! А волку ничего не нужно, кроме свободы!       Женский смех привлек внимание Некраса. Недалеко стояли две красавицы, да взгляды игривые кидали в его сторону. Он хищно улыбнулся — вот оно! То, чего ему так не хватало после победы над Змеем! — Куда путь держишь, красавец? — спросила зеленоглазая девушка. — Да вот молва идёт, что у вас тут девица самая красивая на свете живет, пришёл хоть одним глазком глянуть, да, видимо, мне посчастливилось встретить её!       Некрас хитро улыбается и переводит взгляд на вторую девушку. Глаза у нее цвета неба, голубые и глубокие. Почти как у его богатырши.       Некрас нахмурился и слегка тряхнул головой.       Не его она вовсе! И что он о ней думает, когда вот перед ним две девицы игриво накручивают локоны на пальцы? — Самая красивая, говоришь? Как же ты красоту за сарафаном таким пышным увидеть можешь? — спросила голубоглазая. — А с чего ты решила, что он о тебе? Обо мне он говорит! Все знают — я самая красивая в Киеве! — А вот давай его и спросим, о ком он говорит!       Девушка вновь устремила игривый взор своих голубых глаз на волка.       А вот богатырша его смотрит иначе. Сурово, исподлобья — когда приказы выкрикивает дружине. Но мягко — когда с сестрицей Алёнкой разговаривает. И на Некраса она смотрит иначе, особенно.       С нежностью и лаской. Ни у кого и никогда он не видел, чтобы холодные голубые глаза могли смотреть так тепло. И только последний ее взгляд, когда она кричала ему вслед, был лишён этой теплоты и полон обиды…       Да что ж такое с ним творится? Что за наваждение такое?       Некрас снова по-волчьи тряхнул головой и посмотрел на двух красавиц.       Нет, они сегодня ему не помогут. Не то всё, не то. — А я, милая… — Ольга! — речь Некраса прервал скрипучий голос старика. — А ну иди домой, дуреха! Жених, небось, увидит, как ты на мужиков чужих смотришь, и отменит свадьбу! И ты, Любава, быстро в дом! — Ну, батюшка! — Никаких «ну», бесстыжая! — грозно рявкнул старик и угрожающе посмотрел на Некраса: — А ты, прохвост, не смей на моих дочерей глаза свои волчьи таращить! Уж не знаю, чем ты так полюбился князю и воеводе, но я с тебя шкуру спущу, ежели ещё раз увижу!       Некрас хищно улыбнулся старику и, подмигнув напоследок девушкам, отправился дальше.       Не больно-то ему и хотелось с ними время проводить.       Ноги его сами привели за ворота городские к пастбищу, где паслась отара овец. Животные, почувствовав хищника, обеспокоенно заблеяли и засуетились, будоража кровь волка.       Некрас уже чувствовал, как удлиняются клыки, как дрожат мышцы в предвкушении охоты.       Охота! Свобода!       Как давно он не давал свободу инстинкту здесь, а не в лесу? Когда последний раз он чувствовал во рту кровь большой добычи, а не только зайца?       Давно. Это было давно. Овца, которую он задушил в деревне.       Той самой деревне, что встретилась им на пути по княжескому поручению, которое он так и не смог выполнить.       Той самой деревне, где его богатырша была дорогим гостем. Тогда она ещё смотрела на него иначе — как на разбойника, на ловеласа. Ее неодобрительный взгляд, когда на его коленках сидела девица, чьего имени он даже не помнит, до сих пор горит клеймом в его памяти в минуты споров с ней. — Нравится, так пользуйся! Я не в обиде буду. — такими были ее слова тогда. Да что греха таить: Некрас и рад был, что богатырша не мешала ему наслаждаться свободой. Правда, в глубине души обидно было — неужто он ей сам не приглянулся?       Он тогда ни в чем себе не отказывал — пил жадно, ел, будто в последний раз, да девицу целовал.       Изголодался он тогда по воле, насиделся в четырех стенах в темнице княжеской, соскучился за жаром девичьего тела, за предвкушением охоты, за свободой.       Тогда-то она, его богатырша, собой рискуя, отпустила волка. На глазах всех крестьян отпустила, не отдала его им, и сама к ним в плен угодила. — Вот ведь зараза! Да что со мной такое, в самом деле?!       Некрас с досадой пнул камешек ногой. Не было больше дрожи в ногах, во рту был лишь вкус горечи. Не было ощущения свободы.       Волк недовольно вздохнул и повернул назад в город. Не то всё, не то.       Он бесцельно блуждал по дорогам Киева, пока его не остановили ароматы блюд разных, да такие ароматы, что рот слюной наполнялся сам. В корчме через улицу стоял гул, и только и слышны были песни, да смех.       Вот, что ему нужно, чтобы отвлечься от мыслей.       Не раздумывая, волк направился внутрь. За дверьми его приветствовал дух празднества: все столы были уставлены яствами, да кружками, наполненными доверху медовухой, а музыканты играли заводную песню.       Некрас привычно улыбнулся, поймав на себе взгляд дочери хозяина корчмы. Сам хозяин был уже пьян и сидел в обнимку со своей женой за одним из столов. — Я прошу прощения, у нас сегодня празднество, мы не принимаем, — заговорила с Некрасом молодая девушка, оглядев его с ног до головы. — Отчего же я не могу присоединиться к празднику? — Некрас чувствовал, что привлекает ее. Быть может, она — то, что ему надо сегодня? В этом случае, он не намерен уходить, — Что празднуем? — Именины мои, совершеннолетние… — Вот оно как! Поздравляю! А хочешь песню сыграю? Сам ее сочинил, тебе могу посвятить… За подарок сойдёт? — Ой, правда? — янтарные глаза девушки загорелись огнем, и она с напускным смущением опустила взгляд. — Ну тогда будешь гостем дорогим! Пойдем, я найду тебе место за столом. — Ох, погуляем! — Некрас с готовностью последовал за именинницей, и уже через час вовсю веселился и плясал с остальными гостями. — Ты, наверное, проголодался? — шепнула на ухо ему виновница торжества во время танца и повлекла его за руку вглубь корчмы. — Хорошо-то как! — волк сделал щедрый глоток медовухи и усадил на колени хихикающую девицу. Он поймал локон ее белокурых волос и, игриво улыбнувшись девушке, накрутил его на палец.       А у его богатырши волосы длиннее. В тугую косу почти всегда заплетены. И кажется, будто бы только он видел всю красоту ее распущенных локонов в моменты их близости. Когда он накручивал волосы на кулак, а она в ответ послушно подставляла шею для его поцелуев. И он обязательно перед поцелуем сначала втягивал полной грудью ее запах.       Запах разнотравья, горечи полынной, свободы.       Запах, который каждый раз кружил ему голову.       Запах, который он не мог почувствовать сейчас. Девица пахла сладко — мёдом, да сладким пирогом, что пекла она перед праздником. Но не то всё это было. — Что ж ты ждёшь? — жарко зашептала она и, взяв его за руку, начала водить пальцем по его ладони.       А у его богатырши ладони, привыкшие Кладенец держать, все в мозолях. А ведь ее пальцам бы на струнах играть, да волосы его, Некраса, перебирать.       Не то. Все снова не то. Не так пахнет свобода. Не так она ощущается!       Что же не так с ним? Почему душа покоя найти не может? Мечется внутри, будто волк в клетке, и вой из груди так и желает вырваться.       Разозленный на свои мысли и на то, что никак его богатырша из головы не идёт, Некрас притянул девицу к себе ближе и впился в ее губы жарким поцелуем. На миг остальные звуки затихли, но потом чуткий слух волка уловил знакомый голос. — Так и сказал, да! Князь — ИК! — специально за ним послал голубей, это ж — ИК! — дело такое — колдовское! А кому, как не колдуну помогать воеводе с этим — ИК! — разобраться?       Некрас дернулся против воли и посмотрел на обладателя голоса. Первак его звали? Или Третьяк? Дружинник, что встретился Некрасу и его богатырше в лесу. Тот самый, с кем она служила у князя одного.       Что он сказал? Дело колдовское для воеводы? Нехорошее чувство змеей заползло на сердце волку. После смерти Яровида только один колдун на его памяти был вхож в княжеское окружение. — Эй! — недовольно взвизгнула девица, когда волк резко вскочил с места. Некрас даже не удосужился взглянуть на нее и сразу направился к пьяному дружиннику. — Как, говоришь, имя колдуна? — Да всем известно! Ученик Яровида — ИК! — Остромир…       Остромир.       Руки Некраса сжались в кулаки при воспоминании колдуна. Некрас помнил, будто это вчера было, как Остромир смотрел на его богатыршу. Помнил, как он заигрывал с ней, как норовил коснуться ее руки. Помнил, как она гладила Остромира по голове, когда тот пал на землю в судорогах.       Некрас все помнил.       И изнутри наружу рвалось гортанное рычание.       Волк выскочил из корчмы, не оглядываясь, и кинулся в сторону дома. Его дома. Их дома — его и её.       Белокурая грива Остромира была видна издалека даже в сумеречный вечер. Колдун стоял рядом с богатыршей Некраса и что-то ей говорил. Вдруг его ладонь взметнулась к её плечу и ласково погладила, от чего у волка свело челюсть.       Как было бы чудесно откусить ему его культи загребущие! Чтоб не смел трогать его богатыршу! Чтоб не смел на нее смотреть ТАК!       Ярость стучала в виски, и до Некраса долетел обрывок фразы Остромира: — … говорил. Он волк. Волкам веры нет. Ты же завидная девица, любой нормальный мужик, если бы мог, схватил тебя в охапку — и под венец! А он что? Свободы хочет! Вот и пусть этот идиот по девкам скачет, зачем тебе он? Рядом же есть тот, кто хочет тебя счастливой сделать! — Уж не себя ли ты имеешь в виду? — прервал колдуна Некрас, не спуская глаз с руки Остромира на плече его богатырши. — Некрас!.. Я думала, ты ушёл… В ее глазах было удивление, смешанное с непониманием. — Легок на помине, — усмехнулся колдун, дерзко встречая взгляд волка.       Волк недобро оскалился на Остромира. Разве он мог уйти?       Разве он мог позволить, чтобы пальцы его богатырши гладили чью-то другую голову?       Чтобы нежность в ее глазах другому предназначалась,?       Чтобы вкус ее губ попробовал кто-то ещё, а жар её тела согревал не его? — Уйдёшь тут — тебя если не украдут, то на задание какое пошлют. Потолковать хотел с тобой, да, вижу, не вовремя я. Некрас встретился с ней взглядом, и сердце волка сжалось в груди от тоски. Он вдруг снова почувствовал, как начал тонуть в омуте ее голубых глаз. — Остромир… — Ох, глупая ты, богатырша, глупая. На грабли-то те же наступать снова… — Остромир неодобрительно покачал головой. — Князь дал два дня на подготовку, так что будь готова — на заре выйдем. Богатырша благодарно кивнула колдуну, и тот, обернувшись птицей, улетел. — Что ж, Некрас, давай потолкуем, — богатырша скрестила руки, и взгляд ее похолодел, — всех девок перелапал? Почувствовал вкус свободы, а обратно зачем вернулся? — Место тебе показать хочу одно, пойдёшь со мной? — Место показать? Вроде потолковать хотел?       От холода в ее голосе ему захотелось скулить. Ее глаза не согревали его, и сердце волка снова сжалось. — Ты мне не доверяешь? — тон Некраса кажется непринуждённым, но богатырша почувствовала надрыв в его голосе.       Её взгляд смягчился и она, подумав ещё пару мгновений, устало кивнула ему. Они шли молча — Некрас чуть впереди. Он вел ее за город, на холм перед пастбищем, откуда небо ночное было будто на ладони. К моменту, когда они пришли на место, на землю опустилась ночь. Некрас вдохнул полной грудью свежий воздух и посмотрел на ее лицо, освещаемое луной. — И что мне с тобой делать прикажешь, горемычный?       Во взгляде ее усталых глаз он снова увидел нежность, и по телу его разлилось тепло.       Некрас вдруг вспомнил, как умер.       Смерть была быстрой, но болезненной — Змей сомкнул на нем свои челюсти. А следующее, что волк помнил, так это ее теплые руки на его лице и вкус ее соленых слёз. — Некрас!.. Сколько боли, отчаяния и ужаса было в ее голосе. За пеленой слёз синева ее глаз была ещё ярче и блестела на солнце подобно сапфирам. Он вернулся в мир живых, и первое, о чем он подумал — что умер бы ещё тысячи раз, лишь бы чувствовать на своих губах вкус ее губ.       Вот и сейчас он смотрел на неё и понимал — он снова готов пасть в битве со Змеем, лишь бы она была рядом. — Прости меня. Дураком я был. Не могу так больше. — Чего ты не можешь? Сам же свободы хотел, так я отпустила! — Это не то. — Что же то?       Некрас взял ее ладонь и положил себе на грудь, чтобы его богатырша чувствовала биение его сердца. — Будь моей. — Была я твоя, тебе ж мало оказалось!       Некрас читал на ее лице удивление, оно и понятно — его богатырша никогда не отличалась хитростью и всегда все свои чувства в рукаве носила. Хитрость была его коньком. — Мало, — согласился волк. — Я хочу, чтобы ты была моей до конца. — До конца? Что ж ты, в жены меня брать собрался? — В жёны… — эхом вторил Некрас. Это слово было непривычного вкуса. Но оно оказалось куда приятнее, чем ему думалось. — А что? Волчьей невестой тебя давно крестьяне прозвали. Пора бы другой титул завести, что скажешь?       Некрас улыбался, мысль о женитьбе с его богатыршей пьянила голову сильнее медовухи в корчме. Она улыбнулась в ответ. — Ты же знаешь — я жадная, и мужа делить ни с кем не собираюсь? Выдержишь без свободы? — Ты моя свобода, — прошептал уже в губы ей Некрас.       Его поцелуй был пылкий, всепоглощающий, жадный.       И здесь, на холме под звёздами, сжимая свою богатыршу в объятьях, волк вдруг понял — не нужно ему судьбы другой, лишь бы его свобода всегда была в его руках.