Лучшие друзья это...

Тихая ночь и стрекот цикад капают на нервы, да бесят просто после тишины Курагайны. Лицо — та часть, что подчиняется без труда, — остаётся невозмутимым, даже когда в голове мелькает неприятная мысль с ехидным голосом дерьмо-кока, что он, кажется, где-то свернул не туда. — Ты как здесь оказался, парень? — Как ты здесь оказался? — цедит Зоро сквозь зубы. Катаны уже тихо напевают ему в ладони о битве, шепчут — сладко и упоительно, — молят взять и резать-резать-резать, но что-то, растворённое в самом воздухе, останавливает. Что-то мягко шепчет через плечо, что об этом можно пожалеть раньше, чем откроется его второй глаз. Человек возвышается словно гора — вдвое выше и шире мечника, — и смотрит совсем спокойно, без угрозы, а у Зоро скулы сводит. То, что вынуждает его держать ладонь на гладкой рукояти меча и не наглеть — Хаки этого человека. Там, если задрать нос до неприличия, чёрные зрачки сверкают, обжигают и требуют чего-то больше пустых слов, и храни каждая из трёх катан по жизни для Зоро, он не знает, хватит ли их для победы. — Отвечай на вопрос, — гремит голос, но звон меча Зоро понимает лучше. И этот человек, как ему кажется, тоже. Лёгкая волна силы, всего лишь проверка, попытка ощутить и заглянуть в будущее — вот что чувствует он, поднимая взгляд, но не голову. Михоук умудряется смотреть свысока даже из-под полов своей шляпы и не терять терпения, чему Зоро, если подумать, так и не научился. — Будет Вам, командир, — хохотнул парень за спиной громилы, нервно взъерошивая тёмные волосы и становясь сбоку, — у этого… зелёноволосого, кажись, не все дома. Зоро хмыкнул и переступил с ноги на ногу, чувствуя, как холодные песчинки облепляют голые ступни, и поймал такой взгляд, что спину обдало жаром. Он копошился в сердце, дёргал и опутывал металлической проволокой, будто мстили за что-то, а за что — не понятно, но неприятно, чёрт возьми, не приятно! Зоро медленно перебрал пальцами вдоль ножен и ухмыльнулся. Ну и хрен с ними, сейчас всё будет по-человечески. Однорукий поднял мышиные глаза на море, и вспахивающая берег волна настороженно замерла, затихла, а потом, вздрогнув испуганно, отступила назад в дом из белой пены. Море протянуло свои тонкие руки и… Зоро не понял, откуда в голове появилась эта мысль, но был уверен, что ему не чудиться. Волны выступали на берег, разматывая песок как грязь, кутали ноги великану и пытались ухватиться, задержаться, не желая отпускать. Море плакало. И молило остаться. Лицо однорукого оставалось неподвижным. — Гуляй-ка отсюда, зелень. Пальцы Зоро провели по ершистой рукояти, и она со скрипом и жаждой отозвалась в ответ, готовая подчинится и спеть. Мечник моргнул и в это мгновенье он услышал весь мир — грохот мёртвого, но живущего моря, древний шёпот камней и свист ветра незнакомой земли. Он готов сражаться, он готов побеждать и наконец-то прибыть на Сабаоди, который, чёрт побери, опять потерялся. — Может не над… — парень осёкся на полуслове, и с просьбой взглянул в лицо своего командира, прислушивающемуся в шелестящему и рокочущему морю. Громила улыбнулся и провёл ладонью по затылку, делая шаг навстречу Зоро. — Не перестарайтесь… — сориентировался парень, чуть ли не скрипя зубами. — Пожалуйста. Великан сощурился в ровную линию над кромкой вод, но на сухие губы легла лукавая улыбка: — Это уже не от меня зависит. Парень помялся на месте, сжимая и разжимая кулаки, а потом повернулся на носках и пошёл в противоположную сторону, босыми ступнями вскидывая песчинки. Через десяток метров к нему вышла небольшая толпа, но он зло замахал руками и влепил кому-то подзатыльник, утаскивая за собой в джунгли, не преминув пару раз прикрикнуть на особо нерасторопных. Зоро прислушался к Воле и убедился, что теперь на берегу остались только они с неизвестным. — Знакомое у тебя всё-таки лицо… Я не бил тебя раньше? Зоро, опешив сперва, не сдержал улыбки и хохотнул:  — Думаю, такое бы я запомнил. У него вздрогнули пальцы. Волна силы — осторожная, аккуратная даже — коснулась его рук, возвращаясь обратно к хозяину. Соперник теперь смотрел без насмешки, а в следующее мгновенье его кожа заискрилась, начала переливаться и, скукожившись, превратилась сначала в что-то серое и гладкое, а потом… Зоро завороженно скользил взглядом по неровным линиям и вспомнил слова, сказанные им будто бы в прошлой жизни: Перед глазами мелькают душные улицы Арабасты, между складок одежды зудит раскалённый песок, и Зоро не может поверить своим глазам, поэтому и застывает, так и не вынув оружия из ножен. Хорош лишь меч, что вторит воле хозяина — он режет сталь и не тронет живой лист дерева, если того не пожелает мечник. Вадо Ичимоджи повинуется руке Зоро, лежит в широкой и грубой ладони, становясь её продолжением — голос Куины направляет удар, и бой завершён. Он не проиграет, ведь дал обещание. Себе. Ей. Луффи. Сталь перестанет быть сталью, шёлковой тканью расстилаясь у его ног, покуда от этого зависит хоть что-то — хоть кто-то, — ведь учитель сказал, что меч должен защищать, а не рубить. Только недавно до Зоро дошёл смысл его слов. Даз Бонс преклоняется — падает на колени, ведь ноги его не держат — и слушает. Шелест песка пустыни, далёкие выстрелы оружия, и, кажется, даже шипение плавящейся на брусчатке крови. Он слышит так много даже не подозревая, что Зоро слышит куда больше. — А дальше что? — сиплый голос тонет в беспокойном вихре, сбежавшем к ним с людной площади, а рана на его груди вгрызается глубже с каждой секундой. Пыльная грязь улиц оседает на рассечённой коже, и в этом тоже чувствуется мятежный дух Арабасты. — Попробуешь разрезать алмаз? Вспоротая грудь, белая рубаха с цветущим алым узором и больной, блестящий чёрт знает чем взгляд. Зоро тянет ртом спёкшийся и горячий воздух и закашливается, сгибаясь к земле. В песке на камнях мерцают незнакомые звёзды, откуда-то с запада веет солоноватый ветер с запахом крови и слёз. Вкус на кончике языка отдаёт металлом и горечью. — Алмаз… жалко. Бледнеющее лицо Зоро, ряд зубов в самой искренней из виденных улыбок и чувство восторга будут единственным, что Даз запомнит после боя. — Ты прав, чёрт возьми, — улыбка, прежде чем упасть в темноту, — ты прав. — Я знаю, кто ты, — шепчет Зоро, вскидывая голову. Отчего-то ему тяжело смотреть на человека перед собой. Мир подтрунивает над ним, посылая навстречу тех, перед кем виноват не он лично, но виноват по наитию — потому что не был рядом, потому что не спас и не уберёг, — и Зоро тяжело выдержать взгляд третьего комдива, потому что тот видел и был там, где был Луффи. И боль его видел тоже. И сам пережил такую же, а Зоро не может найти слов сострадания, потому что ему не жаль — его мечта жива и ждёт на Сабаоди. Кто-то теряет, а кто-то находит. Зоро, в свою очередь, нужен для того, чтобы защищать. Ещё бы не теряться… — Ты видишь мертвецов, парень, но это дело поправимое, — однорукий пират смотрит ядовито, и по венам течёт быстрее. Зверь внутри поднимает ободранную морду и готовится к броску. Огромный человек заносит руку, и в следующий момент Зоро уже оказывается в паре метров от воронки, сотворённой одним-единственным взмахом руки. Его бы размазало в лепёшку, задержись он на тысячную секунды, и это будоражит, почти веселит, если не думать, что этой силищи оказалось мало для кого-то из адмиралов. Зоро чувствует, как вокруг сжимается воздух и волоски на руках поднимаются дыбом. Он уже жалеет, что не ответил на выпад, но отступать было некуда: — Я первый помощник Мугивары Луффи. Джоз замер, пристально разглядывая Зоро как какую-то букашку, которая сама лезет под подошву ботинка, и это злит мечника, потому что он вновь возвращается мыслями к команде, и не своей. Он должен увидеть Луффи. Во что бы то ни стало. — Вот оно что, — прогудел Джоз, выпрямляя спину. Жжение и чувство опасности наконец-то унялись, а зверь покорно опустил голову до поры-до времени. Зоро глубоко вдохнул, чувствуя, как ночной воздух гладит расшалившиеся нервы. — А тут ты что делаешь? Зоро был готов дать руку на отсечение, что третий командир Белоуса улыбается, пусть и лицо его похоже на каменную глыбу. Он чувствует это в глазах, в неподвижных линиях губ и складках на лбу, слышит смех в шуме прибоя и всё равно не может разозлиться. Лучшие друзья — это бриллианты, да? — Моя проводница потерялась, ушла в город и пропала. Джоз недоверчиво взглянул на Зоро, у которого заалели щёки, огляделся вокруг, а потом затрясся всем телом, прикрыв глаза обгорелой ладонью: — Мальчик, это необитаемый остров. — Я лодку… в порту… оставил — Зоро неверяще озирается по сторонам, ругается, не стесняясь, и бегом разворачивается, чтобы уйти. — Подожди, да стой ты, зелень! — всё ещё смеясь, догоняет его Джоз и по-дружески хлопает по спине так, что у Зоро из лёгких выбивает весь воздух. — Как, говоришь, тебя зовут?