Хельга и дух Рождества

      Её зовут Хельга Шотмен, ей 27 лет, есть муж и двое детей. И она по-прежнему обожает Рождество, счастлива провести его с людьми, которых взаимно любит, которые, как она когда-то мечтала и верила, не покинули её и в самые трудные времена. Для неё это всё такое же чудесное время.       Но кое-что всё-таки изменилось.       Как известно, со взрослой жизнью приходит необходимость брать на себя ответственность (иногда и за других), принимать решения, думать о будущем, организовывать, нередко самому делать львиную долю того, что не хочется, что лень, но надо. Подавляя малодушие и не ожидая, что это внезапно сделает кто-то за тебя. Конечно, в некоторых случаях могут найтись люди, которые помогут, но на твоих плечах всё равно лежит многое, об этом нельзя забывать.       Особенно если ты Хельга — всегда тянувшаяся к лидерству и обожавшая командовать людьми. К счастью, никто в «Сансет-Армз» не был против. Ну, как никто... Когда Патаки стала Шотмен, то есть членом семьи официально, в связи с чем окончательно и бесповоротно поселилась в пансионе*, она вдруг начала активно участвовать в наведении здесь порядка. Хельга приструняла Оскара, вздумавшего упражняться на саксофоне, когда маленькая дочка Поттсов засыпала; Хельга гасила споры постояльцев во время совместных приёмов пищи; именно Хельга когда-то сподвигла всех провести ремонт в старом пансионе. В какой-то момент Филлип попросту передал свои организационно-руководящие полномочия ей, у которой есть «молодость и жёсткая рука, необходимая для удержания в узде царившего здесь бардака». И блондинка взялась за дело. Конечно, жильцам не очень-то приходилось по душе, когда им велели использовать свои растущие из причинного места руки хоть иногда, а не донимать Майлза и Арнольда при любой, даже пустяковой бытовой проблеме, и уж тем более не припахивать к этому Филлипа, как им не стыдно в его-то возрасте! И не имеет значения, что он в превосходной форме!       Новоиспечённая миссис Шотмен собирала с постояльцев плату за проживание, прижимала должников к стенке, контролировала, чтобы дежурства по кухне, уборке, походам в химчистку не нарушались. Заставляла присмиреть спорщиков и скандалистов, напоминая, что они живут в одном доме, значит, должны вести себя как семья, тем более что в самом деле любят друг друга, и кроме того: какой пример они подают своим детям, какую атмосферу для их воспитания создают своими вечными криками и претензиями? Ну или же Хельга могла просто грозно зыркнуть, с годами у неё это получалось всё лучше.       Так девушка заняла в этом доме, в этой семье важную нишу. Ей нравилось, она, несомненно, была в своей стихии. Но ещё это были дополнительные хлопоты и ответственность. Конечно, неверно будет сказать, что Хельга справлялась со всем в одиночку. Проводить задушевные беседы, взывать к совести, напоминать всей разношёрстной компании о моментах единения, взаимопомощи, общих радостях всё так же было призванием Арнольда. Его мудрые советы неизменно помогали его жене. Другие члены семьи обучали её некоторым тонкостям и особенностям налаживания хозяйства. Даже всего лишь одобрительно поднятый вверх большой палец иногда был очень нужен Хельге, её решительному настрою.       Потом у молодых Шотменов появились дети. Ещё бóльшие хлопоты, ответственность, уйма сил, времени, средств. Женщина старалась этого не показывать, но, честно говоря, поначалу очень переживала, что не справится: невольно даст слабину, уступит своим порокам — в итоге что-нибудь пойдёт не так. Она ожидала, что будет трудно.       Так и получилось, но справиться с этим оказалось легче, чем она думала. С ней был любимый, бесконечно внимательный и заботливый муж, его родители, его бабушка и дедушка — ставшие и её родными, не только по фамилии, и гораздо раньше, чем был зарегистрирован брак. Близкие делили с ней заботы.       А ещё Хельга любила, безмерно и безумно любила своих детей, с полной самоотдачей, с желанием сделать их счастливыми и готовностью пойти ради этого на всё. Это было так похоже на то, что она питала все эти годы и всегда будет питать к Арнольду — сумасшедшие в своей силе и страсти чувства.       Именно поэтому блондинка металась сегодня по пансиону (где недавно совместными усилиями была проведена генеральная уборка, а после — должное оформление) вся в предрождественских заботах. В обожаемый её семьёй праздник всё должно быть идеально.       Вот Хельга достала из духовки мясной пирог — и мигом вернулась к столу, чтобы вместе со Сьюзи дорезать салат, успев ещё и прогнать с кухни звериную свору. Вскоре ринуться за этой сворой в погоню, ибо, как оказалось, она умыкнула целую тарелку яиц в корзинке.       Преступление было раскрыто по горячим следам: питомцы оказались лишь исполнителями и привели шерифа прямиком в штаб заказчика — комнаты семейства Кокошек.       Наверное, весь пансион до сих пор помнил, какое впечатление произвела новость, что эту семью ждёт пополнение. Радость и вместе с тем беспокойство. Ребёнок — это большое счастье, но в семье, где отец, пусть уже небезработный, однако ответственности и думать о других ему, определённо, ещё стоило поучиться? В связи с чем у родителей постоянно возникают конфликты, иногда это доходит почти до развода. Будет ли счастлив ребёнок в такой семье? Мнения постояльцев пансиона разделились, Кокошки же решили родить и вырастить.       К изумлению почти всех, дополнительные ответственность, нагрузка, резкое уменьшение внимания со стороны жены и увеличение расходов благотворно повлияли на Оскара. Он нашёл вторую работу, приучился делать определённые дела по дому сам, не запрягая Сьюзи. Самое главное — кажется, стал понимать, что он не лучший человек, и старался не подавать сыну дурной пример. Однако кое-какие грехи за мистером Кокошкой по-прежнему водились, и кое-каким хитростям жизни он подрастающее поколение учил.       — Я же сказала: еду не таскать! — отняла тарелку у двух подельников Хельга. — Вы знаете, на сколько человек мы готовим, сколько сил и времени на это уходит? А вы у нас воруете, хотя недавно обедали! И не врать, что вас плохо покормили, опять ведь заначки делать собирались. Займитесь делом! Найдите Майлза и узнайте, как обстоят дела с комнатами для гостей.       Покивав подобно китайским болванчикам, Оскар и тринадцатилетний Марк (папаша сначала настаивал, что ребёнка надо назвать в его честь, но, вспомнив племянника жены и возникавшую из-за одинаковых имён путаницу, согласился на Марка) поспешили скрыться из поля зрения свирепой миссис. Хельга же с чувством выполненного долга и яйцами в корзинке направилась обратно на кухню...       Чтобы постучаться в комнату Поттсов, так как игнорировать доносившиеся оттуда громкие взволнованные голоса было невозможно.       — Элле, конечно, лучше, но я, право, не уверена уже можно нарушать постельный режим, — высказалась Лола, не принимавшая участия в кулинарном марафоне по причине простуды дочери. Десятилетняя Элла уже шла на поправку и отпрашивалась у заботливых родителей на рождественский ужин. Отец был не против, а вот мать сомневалась.       — Думаю, не случится ничего страшного, если Элла будет в праздник вместе с нами. Хотя бы недолго, — высказала своё мнение блондинка. А после подкинула обезоруживающий аргумент в лучших традициях своего мужа: — Это же Рождество.       Лола капитулировала, и Хельга продолжила путь на кухню. Пришлось ещё сделать остановку в гостиной, дабы поправить ёлку, подкошенную тем же не в меру активным зверьём, и заметить, что несколько съестных украшений уже исчезли.       На кухне миссис Шотмен поджидала новость, грозившая подпортить планируемый идеальный праздник: яблок оказалось недостаточно. Ни секунды не рассматривая вариант, при котором её дети останутся без любимого яблочного пирога, Хельга выловила Оскара и Марка и отправила их в магазин, покуда он ещё не закрылся, за яблоками, сливками и корицей (для эгг-нога). С ними выдвинулся в аптеку и Эрни.       После Хельгу отвлёк Майлз, и они вместе искали запасной комплект постельного белья для Митци, которая должна была навестить их завтра.       Так и проходил день: то она вместе с мистером Хьюном запускает курицу с апельсинами в духовку, а то скорее строчит Эрни SMS, чтобы купил ещё что-нибудь, способное помочь при несварении желудка (Филлипу на всякий случай), затем вспоминает, что они забыли повесить в комнате, приготовленной для семьи Май, вернувшиеся из стирки шторы, и бежит исправлять эту оплошность, потом снова возвращается на кухню украсить яблоками пирог, что-то нарезать, посолить, перемешать… Голова кругом. Хорошо, семья убедила деятельную блондинку убрать из рождественского меню тапиоку: и без того часто её едят, в Рождество уж как-нибудь обойдутся.       В какой-то момент порядком уставшая Хельга, помешивая фасолевый суп, поймала себя на том, что разглядывает рисунки на оконном стекле. Несколько дней назад она вместе с Арнольдом и их детьми лично разрисовала чуть ли не все окна в пансионе. Трудно сказать, кто больше наслаждался процессом: младшее или старшее поколение. Каждый, вооружившись кисточкой, торжественно опускал её в воду, затем – в краску и с трепетом водил по холодному стеклу – создавал шедевр, идущий из самого сердца. Симпатичный дедок с мешком в исполнении Арнольда. Большая, на пол-окна, но кривоватая рождественская ель Лоренса, изображённая мальчиком на чистом вдохновении: так увлечённо и усердно, прыгая кистью по палитре, он сначала «развесил» гирлянду, а потом нашёл место для того несметного множества разнообразных ёлочных игрушек, которые породило его воображение. У маленькой Мии, на удивление, хорошо получился олень, разве что ноги пропорционально больше, чем надо, но даже так вышел до того милым, что оторвать взгляд и перестать улыбаться было никому не под силу. А Хельге вдруг вспомнилось, какой она сама была в возрасте Мии: маленькая девочка, околдованная Рождеством, восторгавшаяся всему, что видела. Как и тогда, она усеяла стеклянную поверхность окна узорами. А ещё снежинками – до сих пор веря, что нет среди них двух одинаковых. Смеясь, все вместе рисовали под ёлкой Лоренса подарки: втиснули с дюжину коробочек разных размеров, форм и цветов. Они придумали, что может находиться в каждой из коробочек. Потом наперегонки носились по пансиону, бросая якорь лишь у следующего окна. Воображая себя художниками, Шотмены вспомнили и изобразили акварелью на стекле всё, что хоть как-то относилось к волшебному празднику: венки, леденцы, пряники, звёзды, сани Санты с оленьей упряжкой, белые мишки в шарфиках, носки, камин, уголь, Гринч, красные колпаки, коньки, мишура, индейка… Конечно же, в комнате каждого постояльца не забыли «оставить» большую коробку с подарком. На окне в комнате больной Эллы, по настоянию Мии, которая хотела чем-нибудь порадовать мисс Поттс, нашла воплощение целая сказочная история: мисс Шотмен старательно изобразила несколько сцен, а её старший брат вёл подробное повествование…       От этих воспоминаний Хельга расплылась в блаженной улыбке, не отдавая себе в этом отчёта. Они тогда просто замечательно провели время. Почему ей раньше не приходило в голову расписывать окна? Хотя без её любимых это, наверное, не было бы и в половину так прекрасно.       В такт её мыслям за рисунком большого белого снеговика в красных шарфе и колпаке выступили знакомые силуэты, лепившие на улице настоящего снеговика. Фил с Лоренсом накатали внушительный снежный ком, Арнольд установил на нём другой, поменьше, а Герти торжественно водрузила наверх самый маленький. После отец поднял Мию, чтобы она воткнула руки-ветки, прикрепила глаза-угольки из домашнего камина. Ну и голова, как и полагается, была увенчана голубым ведром, доселе пылившимся в кладовке. Не хватало лишь одного…       — Иди к ним, — голос Стеллы над ухом заставил чуть ли не подпрыгнуть.       — Что? — донельзя глупо захлопала глазами Хельга, вспоминая, кто и где она. — Ох! Ах! Суп… — вспомнив наконец, хотела продолжить мешать суп… которого не было.       — Он сварился, я его переставила, — с улыбкой ответила на неозвученные вопросы невестки женщина, указала на соседнюю холодную конфорку.       — Извините, я что-то отвлеклась, — неловко пробормотала блондинка.       — Всё в порядке, — заверила Стелла. И повторила: — Иди к ним.       — Нет-нет, — запротестовала Хельга, хотя безумно хотела так сделать, — я…       — Мы уже почти закончили. С оставшимся уж как-нибудь управимся, — твёрдо заявила свекровь. — Иди.       Мистер Хьюн и Сьюзи, наблюдавшие за ними, согласно закивали. Хельга благодарно всем улыбнулась, подцепила морковку из миски и пулей вылетела из кухни. Она всячески пыталась притормозить себя, напомнить себе, что она уже взрослая женщина и не должна нестись сломя голову как девчонка, собираться в жуткой спешке. Выходило плохо.       — Мама! — её дети были откровенно счастливы, когда она внезапно возникла рядом с ними и добавила к их снеговику единственную недостающую деталь.       Её муж тоже сиял улыбкой. У неё, без сомнения, была лучшая в мире семья.       Завалилась домой их компания лишь спустя пару часов. Вдоволь налюбоваться на сотворённого их руками снеговика не дала семейка Джоханссенов: пятилетняя дочь Энди под руководством прямо пылавшего энтузиазмом папочки и лукаво улыбавшейся мамочки (как и в Хельге, вторая половинка произвела перемену в Фиби. И – бывшая Патаки не могла не признать – то были перемены к лучшему). Снежком прилетело едва ли не каждому из шестерых Шотменов. Победить в развязанной не ими снежной битве было делом чести.       Скоро число участников их холодного конфликта заметно возросло. Сначала к Джоханссенам присоединились супруги Бартлетт**: Брейни и Лайла, ссылаясь на то, что шестеро на троих нечестно, примкнули ко второй группе. А потом неизвестно как и откуда – словно те же снежинки и всё на их головы – появились тоже бездетная пока семейная парочка «Веллингтон-Ллойд+Гаммельторп», незарегистрированный ещё дуэт Шины и Юджина (последняя попытка сочетаться браком, кстати, сорвалась из-за сломанной прямо на торжестве руки жениха), Гарольд и Пэтти, ожидавшие пополнение, Надин и Пипод Кид (на их свадьбе Хельге, как и некоторым другим гостям, внезапно открылось, что зовут его на самом деле… Чарльз. Впрочем, она, многие другие, включая новоиспечённую жену Чарльза, продолжали использовать его школьное прозвище), даже Стинки с Сидом привели своих недавно обретённых возлюбленных – близняшек-филиппинок, приятных девушек, но со странными предпочтениями в одежде и в парнях. Честное слово, миссис Шотмен не отпускало ощущение, что их снежное побоище было одновременно и вечером встречи выпускников. Все они набирают в руку снега, целятся, уворачиваются, прячутся за импровизированным щитом-деревом, снова идут в атаку. Такие беззаботные, такие весёлые, нет, больше – они счастливые, будто они всё ещё дети, какими были когда-то: без груза ответственности, просто игравшие и хохотавшие. Словно они вернулись в четвёртый класс.       Хотя это, конечно, было не так. В одних рядах с ними «сражались» собственные дети некоторых из них, а через несколько лет этих детей прибавится. Все они были уже взрослыми, очень разными, даже не все постоянно жили в Хиллвуде. Но на Рождество снова собрались здесь и были счастливы.       Её муж абсолютно прав: этот праздник полон чудес.       Победу в битве на снежках надо было отметить: вдоволь накатались с горки, вываляли друг друга и вывалялись сами с сугробах, ловили ртом снежинки… В итоге в пансион «Сансет-Армз» завалились не люди: они даже больше походили на снеговиков, нежели тот, которого слепили под окнами. Наморозившиеся, с алыми щеками, но безумно довольные, шестеро Шотменов, толкаясь во внезапной тесноте прихожей, подшучивая друг над другом и покатываясь со смеху, вытряхивали снежные сугробы, что налипли и набились везде и всюду.       Следующим шагом было переодеться не только в сухое, но и в праздничное: гости вот-вот прибудут и начнётся рождественский ужин.       Трёхлетняя Мия Шотмен восторженно кружилась перед зеркалом, наблюдая, как «летает» подол её воздушного розового платья, расшитого снежинками. Головку с золотыми кудряшками венчала маленькая корона. Девочка не могла насмотреться на себя, а её мама – налюбоваться на неё. К тому же Мия напоминала Хельге её саму, в самых лучших её проявлениях – самых искренних, самых добрых, самых мечтательных, даже немножко наивных. И всё же дочка куда больше переняла у папы, у Шотменов. Более всех напоминала Стеллу на её детских снимках.       С шестилетним Лоренсом всё было наоборот: в нём проявлялись гены Патаки, и сильнее, чем того хотелось бы его матери. Мальчик и внешне был мужской версией маленькой Хельги.       Но Хельга никогда не сделает того, что сделали её родители: ни за что не станет пренебрегать, попрекать, отодвигать на второй план своего ребёнка, лишь потому что он казался менее замечательным. Тем более что это чушь собачья. Оба её ребёнка потрясающи, пусть и по-разному, так же, как всегда была потрясающа и она, хотя за вечно сверкающей, идеальной Ольгой это сложно было разглядеть сразу. Арнольду и Хельге эта ошибка не грозила: как и любые нормальные родители, они любили своих детей абсолютно одинаково.       Поняли ли с годами свою ошибку Боб и Мириам? Сложно сказать, если честно. О младшей дочери они мало пеклись, и когда она была подростком, проявили, пожалуй, небывалую для них заинтересованность, когда после школы, поступив в Хиллвудский литературный институт, она переехала в «Сансет-Армз», но скоро успокоились. Несколько дольше они волновались, стоило Хельге и Арнольду, которые не так уж долго прожили вместе, решить связать себя узами брака. Даже Ольге и самой Мириам так рано это в голову не приходило! Да и за кого замуж!..Едва не разразился скандал. Но семейству Патаки некуда было деваться, только смириться, ведь слушать их своенравная девушка собиралась в последнюю очередь. Несомненно, тут им на выручку пришли ещё привычка тратить на беспокойство о младшей дочери меньше нервных клеток и в принципе осознание, что это не Ольга, «был ли смысл ожидать лучшей партии?». А в скором времени – ребёнок, которого и сами супруги не планировали так рано (и женились совсем не по залёту!). Через три года – ещё один. С появлением внуков что-то поменялось к лучшему. Хотя до тёплых семейных отношений было далековато. Уже немолодым Бобу и Мириам было сложно повиниться в своих грехах, подавить гордость? Или внуки пока ещё не делали ничего грандиозного, чтобы удостоиться постоянного внимания со стороны родни по матери? Хельга не знала точно. Но её это уже давно перестало трогать так, как это было в детстве. И она сделает всё, чтобы и её дети от этого никоим образом не страдали.       С Ольгой отношения были, без сомнения, лучше, особенно когда ей несколько лет назад открылась насыщенная личная жизнь сестры и вместе с тем словно рассеялось слепое убеждение, что младшая – беспомощная малышка. Правда, близкими подругами они так и не стали, слишком уж разными были. Ещё этому могло мешать не изжившее себя стремление Ольги лезть в жизнь сестры. Но теперь Хельга не злилась на любимицу родителей: она знала, что куда удачливее и счастливее идеальной сестрёнки, она уже устроила свою личную жизнь наилучшим образом. А вот Ольге не везло. Тридцативосьмилетняя женщина, она по-прежнему была красавицей, милой и очаровательной, мужчины (в том числе и помоложе) продолжали обращать на неё внимание. Но она никогда не была замужем, хоть и собиралась неоднократно. Беда в том, что выбор всякий раз останавливала на сомнительных субъектах. Спасала её от горькой жизни с такими опять же Хельга.       Миссис Шотмен давным-давно перестала желать неприятностей сестре, напротив, будучи сама совершенно счастливой, хотела, чтобы и та, наконец, нашла своё счастье. Быть может, и это чудо случится в Рождество? Позвонив и поздравив, Ольга взяла с младшей обещание, что она будет с семьёй завтра на праздничном обеде у Патаки. Пока-ещё-мисс привезла познакомить с родными очередного жениха и клялась, что этот «совсем не такой, как остальные»…       — Здесь все подарки? — вернул Хельгу из мысленных странствий сын.       Детям не терпелось положить подарки под ёлочку уже сейчас, и мать просто не смогла устоять перед их умоляющими глазками.       Поместив под ёлку несколько свёртков (очень симпатичных свёртков, аккуратных и незаметно скреплённых скотчем и степлером; венчали всё это шикарные банты из лент – Хельга могла с гордостью сказать, что овладела магией заворачивания подарков), женщина немного отошла и окинула рождественское дерево взглядом. На вершине – красная звезда, закреплённая Мией, сидевшей на шее у дедушки Майлза. Большие разноцветные шары – блондинка как-то наткнулась на их набор в магазине и сразу вспомнила, как ребёнком, стоя перед огромной наряженной елью у ТРК, смотрела на своё отражение в, казалось, миллионе очень похожих на эти шаров. Набор был куплен Арнольдом, стоило ему услышать ответ на свой вопрос («Почему ты так смотришь на эти шары?»). А вон ту серебристо-золотую птичку тоже однажды подарил ей Арнольд, когда незадолго до Рождества вышла её первая книга – сборник рассказов, посвящённых этому удивительному празднику. Самым очаровательным персонажем этих рассказов была волшебная птичка, подарок мужа удивительно её напоминал (и где выискал?). Вот этого снеговика купили, потому что он неожиданно очень приглянулся Лоренсу (кстати, после этого было твёрдо решено слепить снеговика). Словно припорошенные снегом шишки и фонарики были сделаны руками инициативных Стеллы и Майлза. А стеклянная игрушка в виде часов с кукушкой принадлежала ещё детству Фила, была его светлой памятью о юных годах. Старичок едва не пришиб Эрни, который стоял на стуле, выбирал, куда повесить эту реликвию, и в какой-то момент потерял равновесие. Стеклянные часы с кукушкой были на волоске от гибели!       А ещё яблок и конфет на ёлке снова убыло. Ох, уж эти детки! Впрочем, это могли быть и взрослые.       Май с семьёй появилась точно к назначенному часу. Девятилетних близнецов звали Бао и Лан. Точнее, так их звали для мамы, дедушки и в документах. Остальные называли их Барт и Лана. В память о покинутой, но любимой, незабываемой родине Май хотела назвать детей вьетнамскими именами. Её муж, самый американский парень по имени Джим, поддержал супругу. Так сын получил имя, имеющее значение «защита», а дочь была награждена цветочным именем. Всё бы хорошо, вот только эти вроде бы простые имена вызывали сложности у многих не говоривших на вьетнамском. Во вьетнамском языке несколько тонов, и слова различаются по смыслу в зависимости от этих тонов. Произнести правильно и назвать по имени, а не обозвать каким другим словом оказалось не так-то просто, Хельга быстро это сообразила. Отчего посчитала решение Май и Джима назвать детей именно так несколько… необдуманным. Но обошлось: их прозвища, «американизированные» имена хорошо прижились.       И вот, наконец, все собрались за рождественским столом. Майлз и Стелла сразу подгребли поближе к внукам: сегодня днём была не их очередь возиться с ними и дедушка с бабушкой успели соскучиться.       Этот рождественский ужин тоже не предполагал никаких особых развлечений, но был потрясающе атмосферным. И делали его таким сидевшие за одним большим столом люди: все вместе и каждый по отдельности. Девятнадцать человек, но сегодня все они были удивительно мирны, улыбчивы, болтали друг с другом, вкушали блюда, от которых ломился стол. Спустя несколько блюд Хельга просто откинулась на спинку стула и стала лениво наблюдать за другими, получая от этого немножко странное, но бесспорное удовольствие.       Было прекрасно видеть Фила и Герти, постаревших ещё сильнее, но по-прежнему в ошеломительной для их возраста физической форме. Казалось, они и детей правнуков легко могли дождаться. Сейчас самый старший Шотмен бурно обсуждал с Джимом китайские шашки, а их жёны –… правила вождения бульдозеров?       Ёлка в который раз едва не упала. Сверкающую на ней гирлянду опять пытались стащить и пожевать. Но не Абнер: он был уже достопочтенным пожилым свином, не озорничал как раньше. Однако стал наставником и идейным вдохновителем шебутного котёнка по кличке Элизабет, которого Арнольд и Хельга таки подарили детям на прошлое Рождество, поддались на уговоры.       Мистер Хьюн поёжился, глядя на то, как его довольные внуки исподтишка угощают с рук отогнанную от ёлки Элизабет и Абнера. Беконом. Хотя не исключено, что в нём ещё испытывает в этот момент боль первоклассный шеф-повар, настоящий эстет и в приёме пищи.       Темноволосая Элла Поттс была вся в маму, только ростиком невысокая да нос чуть длиннее, чем надо. Ещё слегка бледная, но в остальном выглядела здоровой. Особенно в эту минуту, когда хихикала над чем-то, что тихонько рассказывал ей Марк, рыжеватый в отца, но чертами лица тоже больше похожий на мать. А напротив них Эрни выговаривал Оскару, тот горячо возражал, перестав даже пытаться увести куриную ножку из тарелки Майлза. Заинтересовавшись, Хельга прислушалась. Оказалось, отцы спорили о детях: мистер Поттс волновался из-за дружбы Эллы и Марка, опасался ген Оскара в его сыне, должно быть. А их любимые супруги никаких претензий друг к другу не имели, явно найдя какую-то общую тему, увлечёно болтали. А потом вдруг придумали петь песни. Герти, не раздумывая, принялась им аккомпанировать на пианино.       Хельга с лёгкой улыбкой смотрела, как пританцовывает под их «jingle bells, jingle bells…» её малышка. А очень скоро – и как она вытаскивает танцевать с ней старшего брата. Лоренс упирался-упирался, но в конце концов заразился рождественской мелодией и настроением сестрёнки. Миссис Шотмен была уверена, что их семья и Мия в частности никогда не дадут ему зачерстветь.       Хельга вдруг почувствовала, как её обняли руки человека, который всегда спасал её саму от перспективы зачерстветь, от горьких дум. Арнольд незаметно отошёл от родителей, которые любовались то внуками, то детьми. Их дочка Хельга видела эти взгляды и смущалась, словно их снова застукали у машины Зеленоглазых, когда они были, по сути, ещё детьми.       Но больше всего она смущалась от любви и нежности, которые со всей свойственной ему щедростью дарил ей муж. Он уже столько лет был её мужем, отцом её детей, не говоря уже о том, как давно её самая заветная, хрустальная мечта – любовь Репоголового, такая же сильная, как её любовь к нему, – сбылась, а она до сих пор иногда смущается от его внимания, трепещет и тает от звука его голоса, от его прикосновений. И как прежде пишет стихи, иногда позволяя ему прочесть.       Его завораживавшие, гипнотизировавшие глаза были зелёными-зелёными. Прямо как её платье, специально выбирала. И Арнольд сполна оценил и её платье, и её простейшую причёску (пришлось ограничиться щёткой для волос, со столькими хлопотами навести полноценный марафет буквально нет времени!). Но любимый смотрел на неё восхищённо, словно она была красивейшей из женщин – и она верила ему, как и всегда.       Завершалась рождественская ночь в пансионе, на фасаде которого по сей день красовалась табличка, не одобрявшая присутствие тут детей, только питомцев. Тем не менее и те, и другие были здесь. Последние разбежались по пансиону, а первые воодушевлённо гадали, когда же Санта Клаус навестит их дом (детям постарше незаметно был показан большой кулак), взяли с родителей обещание, что в следующий раз обязательно испекут для него печенье.       Потом все шестеро расселись на ковре у камина. Арнольд снял с полки книгу с рождественскими историями – ту самую первую книгу Хельги. Строго говоря, эта книга была авторства не одной лишь Хельги: ряд сцен и идей были позаимствованы из жизни, кое-что невольно подсказали ей любимые люди – её неисчерпаемый источник вдохновения. А некоторые рождественские сказки писались буквально в соавторстве с выдумщиком Филом. Поэтому ставить на обложке этой книги только имя Хельги было не совсем честно. Впрочем, имя Хельги и не стояло: все её творения видели свет исключительно под псевдонимом.       Все дети: и помладше, и постарше (даже несколько взрослых, пристроившихся в сторонке) зачарованно слушали рассказы о магии Рождества. И это при том, что уже слышали их. Это признание невероятно грело душу блондинки.       Однако это не помешало Марку после чудесного завершения очередной истории скептически выдать:       — Это всё сказки. Мечты не могут всегда сбываться, просто потому что мы нарядили ёлку и поём рождественские гимны.       — Конечно, могут. И чудеса в Рождество случаются не только в сказках, — возразил Арнольд. — Не веришь? Тогда устраивайтесь все поудобнее, я расскажу вам реальную историю, которая произошла, когда мне было девять лет. Прямо как вам, Барт, Лана. История эта про ваших маму и дедушку. Итак, одним морозным декабрьским вечером…       Тишина окутала пансион «Сансет-Армз». Слышны были лишь завывание ветра за окном, потрескивание огня в камине да голос Арнольда, рассказывающий волшебную историю о том, как встретились спустя много лет отец и дочь в этой самой комнате у рождественской ёлки.       Хельга поймала взгляд Май и украдкой приложила палец к губам, как делала все эти годы. Её муж до сих пор не знал (хотя, может, и догадывался), что рождественскому чуду помогла случиться именно она. Блондинка не хотела, чтобы этот удивительный репоголовый мальчик, мужчина перестал верить в чудеса. Так же, как хотела, чтобы в них верили и дети.       Хельги Шотмен улыбалась. Она как никогда ощущала его – дух сказочного, волшебного семейного праздника.