Carol of the bells

      - Юнги, где мы?       - Ты сам знаешь.       Договориться с охраной было сложно, Мину пришлось отдать последние сбережения, чтобы этой ночью их пропустили.       - Современная молодежь совсем с ума посходила. Экстрим им подавай, острых ощущений, - ворчал старик, отпирая двери, когда закончил пересчитывать купюры.       Из освещения только включенные аварийные подсветки здания да старый карманный фонарик, но Юнги помнит каждый поворот, будто не было этих долгих лет с последнего его появления здесь.       Холодом веет задолго до того, как они попадают на основную арену. Скрип закрываемой двери и грохот от массивной металлической задвижки эхом проносятся по огромному помещению, вызывая у Тэхена ворох бегущих по спине мурашек, заставляя удобнее перехватить белую трость и вцепиться в рукав пальто друга.       - Зачем ты привел меня сюда?       Голос парня хриплый, в конце слышаться нотки подступающей паники. Он не хочет быть здесь. Не хочет вспоминать. Не хочет вновь чувствовать все то, что так долго прятал ото всех внутри.       Юнги не обращает на него внимания, продолжая вести вперед мимо ограждения к лестнице, а потом вверх на несколько рядов. Он идет позади него, придерживая за плечо одной рукой, подталкивает к центральным местам. Помогает сесть на холодное пластиковое сиденье и заботливо накрывает худые ноги пледом, принесенным с собой. Сидит перед ним какое-то время, перебирая чужие длинные пальцы своими немного грубыми, собираясь с мыслями, чтобы осмелиться заговорить.       - Тэ, я знаю, ты давно этого не делал, но, - прочищает горло, отдаляя момент, боясь реакции, зная, что причинит боль, но ему и самому очень больно, - ты не мог бы сыграть для меня сегодня?       Тэхен вздрагивает как от удара, дышит часто, поджав губы и сжав ладони в кулаки. Не верит, что тот, кто так хорошо его знает, попросил об этом. Ему хочется встать, уйти отсюда как можно дальше, чтобы не чувствовать знакомый холод, не слышать гудение машин откуда-то из-под земли. Он тянется рукой туда, где оставил трость, и пытается привстать, но его останавливают сильные руки.       - Нет, не уходи, пожалуйста, Тэ, - отчаяние, которого Ким давно не слышал от Юнги, режет по сердцу не хуже воспоминаний. – Прости меня, прости. Не играй, если не хочешь, ты не обязан, но только не уходи. Я... Подожди меня здесь, хорошо?       Тэхен не видит, да и не может этого, но слышит, как Мин выпрямляется, поправляет смявшееся пальто и отходит от него. Шаги мужчины уверенные, твердые, постепенно слышаться все тише, но по тому, как увеличивается время между каждым шагом, становится понятно, что он замедляется, колеблется.       Брат часто брал Тэ с собой на индивидуальные тренировки, садил его так, чтобы мальчику было слышно все, происходящее вокруг. Он прекрасно помнит, как с этого места звучит грохот ближайшей закрываемой оградки. Звук ничуть не изменился, думается Тэхену, когда Юнги выходит на арену.       На Мине ботинки с шипованной подошвой, но он все равно поскальзывается, сделав пару шагов. Лед гладкий, блестящий, его вычистили только перед закрытием, чтобы рано утром, пришедшие на тренировку ребята, катались без проблем.       Света почти нет, но Юнги он и не нужен, ведь того, ради кого он пришел, уже нельзя увидеть. Только услышать.       - Я знаю, что ты здесь, - пар изо рта густой валит, медленно рассеиваясь вокруг, - говорят, ты каждую ночь приходишь все эти семь лет, лед портишь.       Тэхен не понимает, ему кажется, что его друг сошел с ума, и он хочет ему об этом сообщить, но замирает с открытым ртом, не успев издать ни звука. Он слышит, как коньки рассекают лед, это длится все мгновение, но парень не мог ошибиться. Юнги не переобувался, он в этом уверен, как и в том, что они пришли одни и что внутри никого не было.       - Чимин…       Не зовет, не спрашивает, просто шепчет имя брата, не веря, надеясь, что и он тоже сошел с ума. Вслушивается, замерев и уговаривая сердце биться чуть тише, чтобы не заглушало ничего вокруг.       Невидимый острый металл еще пару раз соприкасается со льдом, останавливаясь где-то не далеко от Юнги.       - Привет, - мужчина заворожено вглядывается в пустоту перед собой, зная, что желает невозможного, - я привел Тэхена, ты рад?       Тэхен ждет хоть чего-нибудь, но вокруг тихо, и вместо слов легкий ветер треплет непослушные отросшие кудри. Такое забытое и одновременно знакомое движение, разве что не хватает теплых пальцев в волосах и звонкого смеха, сопровождающих простой способ выразить братскую любовь старшего к младшему.       Когда тишина затягивается, а сердцебиение приходит в норму, Тэхен тянет руку к футляру, оставленному Мином на соседнем сиденье. Тонкими пальцами ловко открывает замок и вытаскивает скрипку, подарок Чимина на пятнадцатый день рождения, последний, проведенный вместе. Бережно проводит ладонью по изгибам, проверяет, как натянуты струны.       Он не играл с того дня ни разу, отказываясь даже прикасаться к скрипке, просил родителей выбросить ее, но они этого так и не сделали, за что Тэхен сейчас им благодарен. Он много занимался, когда-то давно, но теперь уверен, что помнит только одну мелодию. Ту самую, которую учил усерднее всего, чтобы играть брату на самом важном для него этапе отборных соревнований.       Юнги наблюдает за Тэхеном, видит, как у того дрожат руки, когда он укладывает инструмент на плечо и прижимает подбородком, а потом спохватывается и встает на ноги немного неуклюже, роняя плед на пол. Парень не сразу попадает в нужные ноты, мелодия несколько раз прерывается, он хмурится, но продолжает, извиняясь вслух (явно не перед Юнги).       Мин отворачивается от трибун и медленно идет вперед, терпеливо ожидая, когда друг сможет совладать с эмоциями. Он знает эту мелодию, ведь сам ее написал, следя за своим парнем вне ледовой арены или танцевального класса.       Тогда через музыку он хотел передать всю нежность, живущую в Чимине, всю страсть, с которой тот отдавался любимому делу. Он сам первый раз сыграл ее для Пака на пианино у себя дома и не сразу заметил, что тот начал танцевать, прикрыв глаза.       - Юнги, я люблю тебя! Она чудесна, прекрасна, восхитительна! И у меня есть идея! – глаза Чимина горели, казалось, в тот день он мог покорить весь мир. – Скоро финал соревнований, и я поставлю под нее номер, а ты, - парень ткнул пальцем в грудь Юнги, - будешь мне играть!       - Чимин~а, ты же знаешь, как я отношусь к публичным выступлениям, - Мин состроил страдальческое лицо, - пожалей меня.       - Хм, что ж... Тогда ты поможешь Тэхену научиться играть ее на скрипке. Уверен, у него отлично получится! Я как раз недавно подарил ему новую.       - Ну, думаю, что и скрипка сможет передать необходимую тебе атмосферу, - Юн улыбнулся, притягивая Чимина за талию и усаживая его к себе на колени.       - Я уже говорил, что люблю тебя? – спросил Пак, обжигая дыханием чужие губы.       - Миллион раз, - прошептал Юнги, даря сладкий поцелуй.       Наконец, скрипка звучит ровно, звук отскакивает от стен, устремляясь к центру ледовой площадки, и поднимается вверх, к потолку, заполняя собой все пространство.       Юнги слушает, закрыв глаза, и только резкий поток воздуха у самого лица заставляет его оглядеться вокруг.       Чимин здесь. Рядом.       Его тень плавно скользит, повторяя за хозяином каждое движение, будь то сложный выпад или пируэт. Видно, как руки с тонкими запястьями нежно, едва касаясь кожи, поднимаются от бедра к животу и дальше, к шее, изогнутой так сильно, но вместе с тем красиво, что ее обладатель почти касается затылком спины. Видно, как Чимин едет вперед и, не останавливаясь ни на миг, со льда поднимает полупрозрачную ткань, чтобы продолжить свой танец с ней. Видно все, что он делает. Вот только кроме тени больше ничего и нет. Нет самого Чимина. Есть только его невидимый призрак, рассекающий лед и воздух коньками и фантомным телом.       Но Юнги и этого много. У него перед глазами стоит тот день, когда Пак, одетый во все белое и совсем не прилегающее, как положено фигуристам, так же парил по льду. Он был совершенен, рожденный, чтобы в него влюблялись, им восхищались, до конца отдавался музыке и танцу.       Юнги от него глаз оторвать не мог, забыл, как дышать, когда Чимин, перед очередным прыжком, подкинув вверх кусок белой материи, с ним взглядом встретился. Дышит глубоко, приоткрыв рот, по вискам капли пота катятся, и пепельный волос ко лбу липнет, в глазах, подведенных серыми тенями, уверенность читается. Он разгоняется, прыгает и кружится в воздухе, себя обняв, будто в замедленной съемке.       А в это время ткань падает на лед, снесенная ветром от вытяжек. Чимин одной ногой прямо на нее приземляется и устоять не может.       Падение. Удар. Тишина.       Скорая и вой сирены на всю улицу.       Пробка и автомобильные гудки.       Суетящиеся врачи и пищание приборов.       Внезапное молчание докторов, заглохшая сирена и долгий, непрерывающийся писк.       Юнги помнит, как сидел в углу машины скорой помощи, прижимая к себе вырывающегося Тэхена, сам слезы глотая.       Помнит, как тяжело дался разговор с их родителями, как вмиг постарели и осунулись госпожа и господин Ким, как был бледен господин Пак, родной отец Чимина.       Помнит свою истерику, когда, наконец, остался один на один с собой. Казалось, мир перестал существовать, любой вздох представлялся ему преступлением, ведь какое он имеет право дышать без него?       Помнит, как расколотил пианино, вывез обломки за город и сжигал их всю ночь, не выпуская сигарет и рук.       Помнит, как старался избегать всю семью Ким после похорон, и как его мама, просила не оставлять их второго сына, наивно полагая, что Юнги единственный, кто сможет ему помочь. Но разве способен тот, кто просто существует, научить жить другого несчастного?       Юнги, затаив дыхание, следит за тенью, вслушиваясь в мелодию. Вот он, тот миг, когда все пало прахом. Музыка ускоряется, чтобы замереть на мгновение и вновь продолжить литься. Ткань летит вверх.       Чимин останавливается напротив него, легко отталкивается вперед, подъезжая ближе, оставляя позади упавшую и забытую тряпицу.       Мин краем глаза видит, как Пак тянет к нему руку, чтобы коснуться щеки, на которой тут же ощущается нежное прикосновение пальцев.       - Я пришел попрощаться. Я возвращаюсь завтра в Тэгу. Навсегда.       Звучание скрипки обрывается. Тэхен не шевелится, слушая, не убирая смычок со струн, сжимает пальцы до побелевших костяшек. Не верит в то, что дошло до его ушей, что хен бросит его, оставляя снова одного. Он не выдержит, не сможет пережить одиночество, только не опять.       - Пришло время отпустить тебя, - голос дрожит, слезы застилают глаза, но ощущение, что Чимин не ушел, слушая и поглаживая по щеке большим пальцем ладони, придает уверенности. – Конечно, я не мог просто уехать, оставляя твоего брата одного. Я нашел для него того, кто станет ему отличным другом.       Юнги усмехается, вспоминая забавного паренька, немного младше Кима, но на многое способного. Тот с радостью согласился присмотреть за Тэ, нисколько не смутившись от странной просьбы. Мин верит, что мальчишка лучше него справится с возвращением к нормальной жизни младшего сына семьи Ким.       Юнги опускает взгляд на лед, рассматривает тени. За семь лет он стал шире в плечах и немного подрос, а когда-то почти незначительная сутулость стала заметнее. Силуэт Чимина не изменился совсем, давно потеряв такую возможность. Он навсегда остался двадцатидвухлетним парнем, ниже своего хена, а теперь и младшего брата.       Чимин стоит на месте, и Юнги стоит вместе с ним, каждый день цепляясь за воспоминания и теряясь в собственной боли.       - Мне и правда пора тебя отпустить, Чимин... Отпустить нас…       Мужчина закрывает глаза и кожей чувствует, как Чимин подходит вплотную к нему, как прижимается доверчиво, как аккуратно касается его губ, даря последний поцелуй. Юнги хочет схватить его, обнять, но он боится, что вместо тела любимого, коснется лишь воздуха, разочаровываясь в драгоценных моментах. А потому стоит, сильнее жмурясь, хмурится, приподнимает руки, тут же одергивая себя и сжимая ладони в кулаки.       Поцелуй прекращается, лицо ласкает легкий ветер. Юнги распахивает глаза и видит, как тень удаляется от него, постепенно начиная слабеть и таять. Он разворачивается на каблуках и спешит уйти, чтобы не слышать затихающее шуршание коньков о лед, чтобы не видеть, как он исчезает уже насовсем.       Юнги выходит на улицу, вдыхает свежий мартовский воздух и не чувствует ничего, кроме облегчения. Он долго жил прошлым, а сегодня оно само попрощалось с ним, помогая снять с души его самый большой груз. Он пока не может назвать себя счастливым, но обещает, что обязательно станет им.       Тэхен сидит на холодной лестнице, его скрипка валяется где-то между сидений, а разодранные колени ноют от боли. Он упал, когда пытался догнать Юнги, не смог найти трость, закатившуюся неизвестно куда, запутался ногами в пледе и сорвал голос, пока отчаянно звал хена на помощь. Слезы давно высохли, пальцы рук и ног закоченели от холода, а за ним все никто не приходил.       Телефона с собой нет, Тэхен никогда не брал его, если шел куда-нибудь с Мином. Ощущение времени давно пропало, возможно, уже утро, потому что откуда-то с противоположной трибуны слышатся шаги. Ким понимает, что задремал, пропустив приход незнакомца.       Кто-то садится рядом с ним, шмыгает носом и растирает ладони, видимо в попытке согреть. Тэхену все равно, он слишком устал, даже не чувствует страха перед незнакомцем.       - Опять за ночь кто-то весь лед поцарапал, - голос юношеский, кажется, парень его ровесник или чуть младше. – А ты почему сидишь здесь? Да у тебя губы синие!       Слышится шуршание, и на плечи Тэ опускается чужая теплая куртка. Он пытается возразить, оттолкнуть помощь, но сильные руки лишь глубже укутывают его, после поднимая вверх и аккуратно усаживая на ближайшее сиденье.       - Сейчас, - парень отходит, но быстро возвращается, укрывает худые ноги найденным пледом, подоткнув края. – Я Чонгук, кстати.       Ким не отвечает, не может, да и не хочет этого. Он хочет домой, и чтоб Юнги-хен оказался рядом, обнял, успокоил, сказал, что все случившееся – дурной сон. Но вместо этого есть только странный парень, раздражающий постоянным шмыганьем, хоть у него явно нет насморка. Отвратительная привычка, она уже не нравится Тэхену.       - О, что это? Подожди меня здесь, хорошо? Только не уходи.       Тэ усмехается. Куда он уйдет? Он не может пошевелить даже кончиками пальцев, не говоря уже о хождении, да и трость потерялась.       Чонгук громко топает, пока бежит вниз, с коротким «Оп!» перепрыгивает ограду и приземляется на лед. Все это Ким отлично слышит, неосознанно напрягая слух, боясь вновь остаться один. Чон пару раз поскальзывается, смеется над собственной неуклюжестью и спешит вернуться к нему.       - Это твое? Лежало на льду.       В руки опускается нечто легкое и прохладное. Тэхен ощупывает ткань, сомневается, подносит к лицу и глубоко вдыхает родной запах.       - Какого она цвета?       - Белая, немного прозрачная…       - Полупрозрачная.       - Ну, да…       Они думали, что она пропала, затерялась в участке полиции среди вещдоков. Юнги тогда долго искал ее, ругаясь со всеми подряд, но все оказалось напрасно. Тэхен страстно желал вернуть вещь, как яркое напоминание о брате, никакие другие предметы не вызывали у него столько воспоминаний, как кусок белой материи. Не было мыслей о том, что Чимин смертельно травмировался, неудачно приземлившись на нее. Наоборот, сейчас, касаясь легкой тряпицы, вспоминалась вся любовь и нежность, царившая между братьями, его голос, смех, руки, всегда поддерживающие и помогающие.       - Я Тэхен, - парень улыбнулся, облегченно выдыхая.       - Я знаю, хен мне рассказывал, - голос Чонгука звучит смущенно. – Тебя отвезти домой?       - Да, пожалуйста…       Чон упаковывал скрипку и искал его трость, не замолкая ни на секунду, рассказывал о родителях, учебе, увлечениях, старался шутить и сам много смеялся. А Тэхен не переставал улыбаться ему, не перебивая, думая, что с таким упорством младшего, они точно станут друзьями.       Тэ остановился лишь на выходе, притормаживая ведущего его Чонгука, прислушался в последний раз, но услышал только тишину.       - Ты чего, хен?       - Все хорошо… Теперь все хорошо.