Я помню

Глеб зависает где-то на тусовке у друзей, вливая в себя очередной бокал, когда менеджер скидывает ему неизвестную ссылку в телеге с загадочной припиской «На, зацени. Тебе понравится». Он тут же отвлекается на чью-то предложенную сигарету, и изрядно помутнённое алкоголем сознание быстро исключает из памяти пришедшее сообщение. Парень обходит загородный дом, с натянутой улыбкой кивая на чужие приветствия. Оглядывает эту толпу, понимая, что умирает от скуки. Он и ехать-то сюда не хотел, но весомый повод в виде дня рождения одного из своих битмейкеров заставил. Высиживает там положенные два часа, вежливо раскланивается и уезжает на такси, желая как можно скорее оказаться дома. Сорок минут спустя квартира привычно встречает его оглушающей тишиной. Блондин зябко ёжится, осознавая, что снова перед отъездом оставил все окна нараспашку. Между тем, прохлада идёт ему на пользу. Успокаивает разгорячённое тело, приводит в порядок опьяневший мозг. Он ставит чайник, уже предчувствуя скорый сушняк, и выходит на балкон скоротать время за сигаретой-другой. Оседает в небольшом мягком кресле, подтягивая колени к груди. Лениво листает соцсети, натыкаясь на одних и тех же инстаграмных чудовищ. Глеб ещё часа два шатается по квартире, проклиная недавно вернувшуюся бессонницу, и пытается занять себя хоть чем-то. Запускает игры, равнодушно щёлкает кабельные каналы. Ему тоскливо и одиноко, как и всегда. В какой-то миг даже мелькает шальная мысль — может, стоит позвонить какой-нибудь знакомой подружке? Но он быстро отказывается от этой идеи. Время три часа ночи, да и видеть сейчас кого-то желания нет. С тихим усталым вздохом он заваливается в кровать уже под утро. Веки тяжело смыкаются, запоздалый осенний ливень за окном мягко его убаюкивает. Юноша заводит будильник, с досадой покачивая головой, когда видит это проклятое «Прозвенит через три часа». Только в этот момент он вдруг вспоминает про то так и не просмотренное сообщение. Его жутко клонит в сон, но назойливая мысль «А вдруг там что-то важное?» всё-таки заставляет открыть недавнюю переписку. Палец кликает на ссылку, и затем Голубину кажется, что он трезвеет в одну чёртову секунду. Каким, блять, местом думал его менеджер, когда скидывал ему анонс интервью Депо с Esquire? Раздражение накатывает моментально. Из закрытого, зарытого где-то глубоко в душе ментального сундука уже так и рвутся наружу давно забытые воспоминания. Давно изгнанные. Залитые алкоголем, присыпанные огромным слоем сативы и прочих веществ. Привет, меня Артём зовут, я слышал, ты собираешься… Боже, чувак, я нашёл такой ахуенный бит, мы просто обязаны записать на него трек вместе! Если ебёшься ты также, как и готовишь, то мне искренне жаль твоих тёлок. — Хочешь проверить? Прекрати вести себя как высокомерный мудак, что с тобой происходит вообще? — Я никогда не был мудаком по отношению к тебе. Поцелуй меня. — Ты последние мозги пропил? Зачем? — Потому что я этого хочу. Мне кажется, я люблю тебя. Я не могу больше так жить. Думаю, нам будет полезно провести какое-то время по отдельности. Глеб рывком подрывается на кровати, судорожно мотая головой. Знакомый голос эхом отдаётся в ушах. Он встаёт, шлёпая босыми ногами на кухню, и находит в шкафчике недавно открытую бутылку виски. Его даже потрясывает немного, и он быстро откручивает крышку, делая пару жадных глотков прямо с горла. Господи. Ну, почему именно сегодня? Блондин страдальчески поднимает глаза к потолку, закусывая губу. Он не вспоминал Артёма несколько лет. С остервенелым упорством избегал любых упоминаний в сети, разговоров о нём среди знакомых. «Однако, каждый новый его трек десяток раз переслушал», — ехидно перебивает собственный внутренний голос. Он возвращается в спальню и целую минуту пялится на всё ещё горящий дисплей телефона, как на реальную угрозу. Блять, это просто глупость какая-то! Что ему будет от какого-то двухминутного видео? Что такого нового он может там узнать? Наверняка, менеджер хотел лишь поиздеваться и пошутить, потому что это будет очередное интервью с кучей вопросов «А как же так вышло, что вы с Фараоном больше не общаетесь?». Сделав глубокий вдох, парень жмёт на плей. Цепляется робким взглядом за лицо худого шатена, почти пропуская мимо ушей все реплики. Тонет в отзвуках его голоса, в мелодичных смешках. На душе вдруг приятно теплеет, и в сознании остаётся лишь: «Он всё такой же. Ни капли не изменился». Ему всё кажется, что это какой-то блядский прикол. Но тут блондин слышит внезапное «Я говорил с Глебом, он не против снова поработать с тобой», и тут же выпадает из реальности, потрясённо уставившись на экран. Что, нахуй? Не против? А его самого-то никто не хотел сперва спросить? Злость растекается по венам, заполняя собой нутро. Он злится на менеджера, на Минаева и даже на самого себя, что всё-таки решил посмотреть этот видос, хотя инстинкты упорно твердили, что это самая дерьмовая идея на свете. Откинув мобильник в сторону, он насильно заставляет мозг сконцентрироваться на надоедливом попсовом мотивчике и засыпает почти мгновенно. Утром парень, как и планировал, едет на студию. Сочиняет текст, пробует что-то записывать, прослушивает добрую сотню присланных битов. Но работа не клеится. Он то и дело отвлекается и теряет нить происходящего. Нервозно вздрагивает от каждого уведомления, снова и снова косится на часы. Интервью выходит на канале Esquire в 12 часов дня. Глеб гонит этот факт прочь от себя, заполняя мысли и время работой. Почти убеждает собственный мозг в том, что ему вовсе не интересно — что же говорил Депо в течение этих 53 минут. Блять! Он провёл пару лет, выстраивая новую систему правил, собирая себя по кускам, привыкая к тому, что остался один. А теперь всего лишь один видос — и всё это мигом летит к чёрту. Рэпер упрямо продолжает играть в игру с самим собой, проверяя границы выдержки и терпения, но ближе к полуночи шлёт по известному адресу всё и всех. Приезжает домой, включает макбук, наспех скручивает косяк. Ему ни за что не хватит моральных сил посмотреть это интервью абсолютно трезвым. Он заваливается на кровать, с долей испуга включая видос. Чувствует себя пятнадцатилетним мальчишкой, который впервые написал кому-то робкое «Ты мне нравишься», а теперь в панике ожидает ответа. На его лице мелькает добродушная улыбка. Только Шатохин мог вызвать в нём такие эмоции. И, видимо, до сих пор может. Следующие 50 минут пролетают быстрее скорости света. Глеб искренне рад за шатена — это ведь, по сути, его первое нормальное интервью. Без тупых, повторяющихся из раза в раз вопросов. Без дурацких попыток выставить Артёма недалёким рэпером-пустышкой, которых сейчас десятки по всей России. В какой-то мере ему даже становится легче. Видеть его сейчас, пусть только на экране, — действительно здорово. Он неотрывно следит за лицом парня, отмечает быструю смену эмоций, которые до сих пор может прочесть на раз-два. Цепляется взглядом за его застенчивую улыбку и невольно растягивает губы в такой же, совершенно не замечая этого. Морщится, слушая версию Артёма о том, почему же распалась Янграша. Однако, только-только накатившее чувство лёгкости рушится и исчезает, когда наступает время последнего вопроса от Минаева. Голубин слышит это риторическое «Ты счастлив сейчас?» и с усмешкой закатывает глаза, ожидая, что Депоха в ответ загонит какую-то туманную шутку, как и всегда. Но реальность оказывается более непредсказуема, доказывая, что изменения за эти пару лет произошли не только в блондине. «Я не знаю, что это. Не знаю это ощущение». Ему кажется, будто он глохнет на миг. Неверяще распахивает глаза, выпускает из ослабевших пальцев бокал, заливая постель алкоголем, но не обращает на это никакого внимания. «Теряется реальность. Да, это было, и ты был вроде как счастлив, но ты не можешь быть до конца, на сто процентов, в этом уверен». Концовку интервью парень уже не слышит, резко захлопывая ноутбук и откидывая его в сторону. Блять! Какого хера? Шатохин что, шутит? Не знает ощущения счастья? Не уверен в том, что когда-либо его испытывал? Он почти бегом несётся на балкон, дрожащими руками поджигая сигарету попытки с третьей. Его трясёт. Ярость бурлит внутри, полное недоумение перекрывает собой остальные эмоции. У него словно случается жуткое, пугающее раздвоение личности. Один голос в голове с едкой издёвкой говорит ему что-то вроде: «Ты ведь знал, что он никогда к тебе ничего не чувствовал. Артём просто игрался, потому что тебе было удобно пудрить мозги. Ты же заводился от одного только его взгляда. А потом ему надоели твои детские игры в любовь, и он ушёл. И, как видишь, вполне неплохо прожил эти годы, даже ни разу не вспомнив о тебе, ни разу не написав». Другой голос твердит прямо противоположное: «Шатохин всегда был таким. Он уходит от прямого ответа, строя свои невероятные теории и философствуя. Что он должен был сделать? Заявить на весь интернет в этом блядском интервью, что когда-то был счастлив с тобой? Ты ведь знаешь, что у вас было что-то настоящее. Его чувства к тебе были реальными, также как и твои. Просто вас испугала рутина, и вы разбежались. Такое бывает». Блондин наворачивает по квартире пару кругов, тяжело дыша, как загнанный в клетку зверь. Он растерян и всё ещё в полном шоке. Не видит сути, не понимает, какому из своих чувств стоит доверять больше. Он провёл столько лет, имея определённую, давно сложенную картинку, а тут вдруг выясняется, что есть что-то ещё, какая-то другая точка зрения, которая не совпадает с его от слова «вообще, блять, никак». Быстрый звонок, ещё одна сигарета, выкуренная в три тяжёлые затяжки, и вот Голубин уже мчится на такси в бар. Голова идёт кругом. Мозг, будто желая поиздеваться, подкидывает ему красочные воспоминания. Записи треков на студиях по ночам, ласковый шёпот Артёма «Не волнуйся так, ладно? Всё в порядке. Мы выйдем туда и всех разъебём. Я буду рядом» и следом крепкие объятия перед каждым новым концертом. Как они выбирали квартиру в Питере для Депо — «Мне нравится эта. Тут большая кровать. Как раз хватит места для такой шпалы, как ты». Его совершенно укуренное «Давай заведём собаку? Обещаю, что буду любить её чуть меньше, чем люблю тебя» в пять утра на какой-то тусовке. Глеб теряет ощущение времени и пространства. Окунается в прошлое с головой, прыгает в эту пропасть с разбега. Знакомство с родителями и неловкое «Это мой… близкий друг». Совместные обеды и ужины. Общие шмотки. Звон разбитой со злости посуды. Шорох одежды, срываемой с чужого податливого тела. Он фантомно чувствует вкус корицы на губах Артёма. Вспоминает сиплые стоны, боже, эти его блядские стоны. Влюблённый взгляд из-под полуприкрытых век, зовущий его, требующий продолжения. Самодовольная ухмылка на лице Депо за секунду до «Эй, блонди, только не говори, что я у тебя первый». Таксист оповещает его о прибытии в нужное место, вклиниваясь в этот кромешный ад, творящийся в сознании юноши. Он недоумённо оглядывается, а после, наконец, складывает два плюс два. Мельком благодарит и вываливается наружу, жадно вдыхая морозный ночной воздух. Щёки горят румянцем. Он смущённо опускает глаза, натягивая на себя капюшон толстовки. Как выясняется позже, для смелого «Блять, я должен с ним поговорить и выяснить, какого, собственно, хуя он имел в виду» хватает пяти шотов текилы. Поэтому Глеб лезет в инстаграм, забивая в поиске знакомый никнейм. Клавиатура на экране мобильного идёт пьяной рябью, как бы намекая, что возобновлять общение два года спустя вот именно таким образом — не самое удачное решение. Но ему плевать. Сейчас не важны ни возможные последствия, ни чувство вины и сожаления, которые точно будут преследовать утром на пару с похмельем. Единственное, что имеет значение конкретно в эту минуту, — необходимость узнать правду. Парню кажется, что он просто умрёт, если не сделает этого. Поэтому, подгоняемый обидой и непониманием, всё-таки отправляет сообщение, тем самым делая первый шаг и нарушая тотальное молчание между ними. «Ты сказал, что не знаешь ощущение счастья, не уверен в том, что испытывал его. Так что в итоге? Ты соврал на интервью или соврал в тот момент, когда шептал мне «Я невероятно счастлив с тобой, блонди» за три года до этого?» Артём никогда не заставлял его ждать, ни в чём. Так что, увидев новое уведомление ровно две минуты спустя, Голубин совершенно не удивляется. С долей злорадства отмечает, что по-другому и быть не могло. Шатен ни за что бы не промолчал, какие бы претензии у них друг к другу ни были. Удивление приходит позже. Когда, открыв диалог, блондин обнаруживает вместо нормального ответа лишь набор цифр. Блять! Кровь тут же отливает с лица, пальцы вцепляются в пустую стопку с такой силой, что едва не ломают её пополам. Его бросает в холодный пот, и он тратит ещё минуту на то, что тупо пялится на экран, ощутимо трезвея. Это вовсе не то, на что он рассчитывал. Вести полупьяные переписки в ночи, поливая друг друга дерьмом, — одно дело. Но позвонить ему? Услышать его голос спустя столько времени? Да ещё и в реальности, а не просто в очередном своём сне? Глеб не уверен, что его расшатанная нервная система к этому готова. Но желание добраться до истины пересиливает все доводы разума. — Ну, привет, — насмешливо тянет Артём на другом конце провода, отвечая уже после первого гудка. Младший парень теряется от всего происходящего ещё больше. Горло сковывает спазм, и он не может заставить себя произнести ни слова. На какую-то одну блядскую долю секунды его накрывает эфемерным чувством счастья, отбрасывая назад во времени, когда множество подобных ночных звонков начинались именно с такой интонации Депо. — Ты, кажется, хотел со мной что-то обсудить, — буднично продолжает тот, так и не дождавшись никакого ответа. — Я уже задал свой вопрос, — хрипло бормочет Глеб, знаком прося у бармена стакан воды. — Какое значение это имеет сейчас? Прошлое осталось в прошлом, каким бы оно ни было. — Каким бы оно ни было? Ты, блять, издеваешься надо мной? — поражённо выплёвывает он. — Ты же сам говорил, что я делал тебя… — Напомнить тебе, что ты говорил? — судя по голосу, Артём начинает злиться. — «Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой всегда. Я никогда не встречал и не встречу никого лучше». И я поверил в это! А потом однажды ты притаскиваешь домой какую-то тёлку и сообщаешь, что теперь мы живём втроём. Голубин растерянно замирает, со свистом выпуская воздух сквозь сжатые челюсти. Остервенело мотает головой и трёт глаза. Нет, всё ведь было совсем не так. Но внутренний голос услужливо подсказывает: «Именно так. Вы съехались вместе в Питере, создали себе это уютное гнёздышко, собственный мир на двоих. И ты испугался. Тебе было двадцать, и ты вдруг оказался в роли домашней ручной собачки. Всё стало слишком серьёзным, и ты был к этому не готов». — Я ведь тебе объяснял, — устало произносит он, прикрывая глаза. — Я запутался в себе и всё испортил. В этом не было твоей вины. — Да, вот только выглядело это совсем не так. Знаешь, иногда я вдруг думаю об этом, и мне до сих пор тяжело поверить, что у тебя, блять, мозгов хватило на подобную выходку. Глеб почти видит его вымученную улыбку и то, как мягко Депо покачивает головой. Ему жаль, искренне жаль. Но в тот момент он и правда не нашёл иного выхода. Поступил глупо и необдуманно, но в итоге получил то, что хотел — они расстались, и он оказался свободен. Вот только легче не стало. Он, кажется, навсегда запомнил последний взгляд Артёма, полный разочарования, прежде чем тот вышел за дверь, бросив резкое, холодное: «Я вернусь через три часа. Собери свои шмотки за это время и просто уёбывай отсюда. Никогда больше не хочу тебя видеть здесь». Им обоим было тяжело, вот только Депо помогли по итогу друзья и работа, отвлекли внимание и вернули к жизни. Глеб же ушёл в запой, забив на всё. Разругался со всеми, оказавшись в полной изоляции. Почти столкнулся с передозом. Ему потребовался год, чтобы как-то прийти в норму. Он говорит себе, что забыл. Что эти странные неправильные чувства давно испарились, что если он встретит сейчас шатена, то не ощутит совершенно ничего. Но сам же знает, что врёт. Сожаление за то, что лично разрушил лучшие отношения, которые у него были, преследует его до сих пор. Бьётся внутри вместе с отчаянным «Если бы я мог вернуть всё назад, я бы поступил иначе. Я бы остался с тобой и был бы самым счастливым, потому что всё ещё люблю тебя». — Я знаю, что проебался, — удручённо выдыхает младший. — И мне действительно очень жаль, потому что я понимаю, насколько сильно тебя это обидело и ранило. Мы и сейчас могли быть вместе, но я всё испортил своими же руками и ненавижу себя за это. Абонент на другом конце молчит. Лишь напряжённо дышит, быстро и загнанно. Глеб различает тихий щелчок зажигалки и плавный вдох. «Скажи что-нибудь», — мысленно молится он, боясь, что сейчас тот просто пошлёт его нахуй и бросит трубку. — Я был счастлив с тобой, — едва слышно бормочет Артём. — Я, блять, был настолько счастлив всё время, что мне казалось, что так просто не бывает. Что человек не может чувствовать так много всего. Поэтому потом мне очень легко удалось убедить самого себя, что этого не было. Может, это был лишь мой сон или игра воображения. Мне нужно было как-то жить дальше, и обмануть себя оказалось проще, чем разбираться с чувством потери, обиды и ненависти. Глаза противно щиплет. Голубин закусывает щёку изнутри, чтобы не разреветься прямо сейчас посреди ночи в этом полупустом баре. Он слышит, какой болью пропитан голос Артёма, и ему самому становится физически больно и тяжело. Тело будто немеет. — Ты не ненавидишь меня, — уверенно вставляет он. — Не говори мне, что я чувствую. — Ты ведь тоже помнишь? — с запалом добавляет блондин. — То, что между нами было. Всё, что мы пережили. Ты помнишь? — И что с того? Я помню, как отмечал день рождения в пять лет. Каким образом то или это относится к настоящему? — Я могу вернуть всё назад. Снова сделать тебя счастливым. Ответом ему служат долгие гудки. Чёрт! Он знает, что это опрометчиво и неправильно, что ему не нужно было даже думать о таком, потому что это просто смешно — позвонить ему три года спустя с таким предложением. Но сейчас, только услышав его голос, Глеба кроет этими старыми, никуда не девшимися чувствами, и он ненавидел бы себя ещё больше, если бы упустил этот шанс. Учитывая характер Депо, тот легко может снова закинуть его везде в чс ещё на два года. Но, видимо, время действительно берёт своё, и люди неуловимо в чём-то меняются. Потому что обычно предсказуемый Артём удивляет его второй раз за день, пару минут спустя присылая новое сообщение. «Мой адрес остался прежним. Но, клянусь богом, если ты ещё что-то попробуешь устроить из-за своих загонов, я лично сверну тебе шею, блонди»