Любопытство

      Я ищу смысл.       Я прихожу во владения Тьмы. Сонм разномастных существ стремится пожрать дерзкого вторженца, но их останавливает огромная смоляная волна. Это Матерь Тьма решает самолично покарать любопытство. Волна вязкая и сжимает меня со всех сторон, затвердевая, но я говорю спокойно, что не боюсь, и что готова нести её печать. Тьма замирает, а после становится мягкой, полностью окутывает тело, баюкает, как своё дитя, и в итоге заполняет изнутри. Сила во мне пульсирует в такт дыханию, а волна отступает. Существа вокруг ликуют на все нечеловеческие голоса, грубо хватают меня и несут в Башню.       Там, на входе, всех новичков встречает Сопровождающий, и тут же объясняет правила выживания. Поскольку я несу печать Матери, у меня есть привилегия — я сама могу собрать свою группу, с которой будет заключён контракт ненападения и взаимопомощи. Мы заходим внутрь Башни. Она, как и снаружи, обита мелкой сеткой, овита спиральными лестницами с хлопьями ржавчины, а в сердцевине единой колонной бушует негасимое пламя, устремляющееся к самой вершине. В одном из несущих столбов находится выемка со всевозможными некрупными предметами — угольками, охристыми камушками, чётками из клыков, связками из трав, волос и перьев. К нам подходит миниатюрная женщина с восточными чертами лица, и Сопровождающий тихо сообщает мне, что она могущественная колдунья. Женщина указывает поочередно на моток суровой нити, костяной браслет и обломок золотого панциря. Особенно настойчиво она советует взять панцирь — он представляет её мужа. Я спрашиваю, какой предмет здесь её, но она только лукаво улыбается.       Решившись довериться, я беру предложенные предметы, и Сопровождающий ведёт меня вверх по широкой лестнице в общую залу. Там я встречаю каждого из своей будущей группы и передаю из рук в руки то, что когда-то им принадлежало: суровую нить — высокому колдуну с обритым черепом и зашитыми глазами, костяной браслет — изящной бронзовокожей даме, обвитой схожими украшениями с ног до головы, и, наконец, обломок панциря — созданию, внешне напоминающего мужчину, но с деформированными конечностями и кожей, будто плотно присыпанной золотом. Я могу предложить им только свою печать, и с мясом выдираю её из тела.       Сопровождающий, кажется, проверяет меня на прочность, всеми способами пытаясь вывести из себя. Когда наша группа скрепляет контракт, где каждый кидает в огненное сердце Башни свой предмет, обагренный общей кровью, он сомневается, что я продержусь здесь хотя бы день, и манерно тычет в мою сторону зелёным пальцем (его кожа постоянно меняет оттенки, и сам он одет в пёстрые одежды). Язвит Сопровождающий, впрочем, беззлобно, развлечения ради. Существо, которому раньше принадлежал осколок панциря, молча откусывает ему руку.       Начинаются затяжные бои за свободный участок Башни для временного убежища группы. Бритый колдун с мелодичной речью рисует в воздухе одни ему видимые за запечатанными веками символы, обращая в прах всех, кто рискнёт подобраться слишком близко. Бронзовокожая дама невероятно болтлива, и раздражает всех перестуком костяных браслетов, но никто не высказывается против, когда этими самыми браслетами она накрепко опутывает врагов, а во время передышки ловко их разделывает на новые украшения. Златокожий хранит молчание и двигается мало — панцирь делает его неповоротливым, но когда он всё же двигается — не выживает никто. Иногда в серьёзном бою кровавая пелена застилает его разум, и тогда он может ранить кого-то из нас, однако силой контракта получает в отдачу такие же раны на собственном практически неуязвимом теле, и это его странным образом успокаивает. Порой, по собственному желанию, к нам присоединяется супруга молчуна, тихой песней гипнотизируя и обращая на свою сторону заворожённых. Мне же, не сдерживаемая более печатью, дарованная Матерью толика тьмы позволяет утягивать противников в тёмные вязкие сети, следом заполняя их тела и затвердевая.       Сопровождающий, ничуть не обидевшись за откусанную руку — он сильный регенерат, и может себе это позволить — со временем проявляет ко мне всё больший интерес, иногда сталкивая нашу группу лбами с другими сильными противниками, вынуждая изощряться и самим становиться сильнее. Наши территории влияния постепенно перемещаются вверх по Башне, по дороге подминая под себя несколько групп, оставшихся внизу. Что там, на вершине, не знает никто, но у Сопровождающего, очевидно, есть в этом свой мотив. Я нахожу ситуацию любопытной, а любопытство всегда приносит плоды. Первый шаг — это моё кокетство в манере игры — его манере, что позволяет оппоненту почувствовать себя на своём поле, в комфорте. Шаг навстречу — ответ, в благодарность за чуткость — прямолинейный, не лишённый всё же фиглярства и ужимок, неотъемлемых от его сути. Мы становимся любовниками, что, впрочем, не мешает ему продолжать ставить палки в колёса мне и моим товарищам по несчастью.       Однако эта стратегия срабатывает. Наша группа, с самого начала не будучи особо амбициозной, продвигалась вверх только благодаря внешним побуждениям и моему живому любопытству. В итоге, с любопытством же, я стою у последнего лестничного витка и наблюдаю, как тьма пульсирующими сгустками покидает моё тело, с треском разверзая сетчатый купол. Бушующее пламя сразу вырывается вверх, вперёд нашего взгляда, и нам остаётся только подняться по лестнице самим, чтобы, наконец, увидеть правду.       Переступив последнюю ступень, мы оказываемся в залитой слепящим светом безбрежности. Поток огня растворяется здесь, впадает в бесконечный свет, как река, в конце концов соединившаяся с большой водой. Я смотрю на своих друзей — всех, кто сопровождал меня на пути, и вновь удивляюсь — они улыбаются мне, и протягивают ко мне руки, и сияют. И сияние отделяется от их рук, и от их тел; вскоре, сияние — это и есть их тела, их сущности. Эта искристая плеяда обволакивает меня, сливается во мне, наделяя своими ключевыми свойствами.       До того, как я понимаю, что бескрайний Свет пытается через мои глаза заполнить опустевший после выхода тьмы сосуд, веки пронизывает суровая нить, открывая глаза нараспашку, не позволяя более моргнуть. Я пытаюсь защититься от Света, укрыв глаза руками, но руки уже не подчиняются мне, скованные рядом костяных браслетов. Свет уже беспрепятственно занимает моё тело, и удержать его внутри помогает прочный золотой панцирь, в который трансформируется кожа. Я захлёбываюсь криками, но тихий напев, запечатлённый в памяти, не позволяет мне вымолвить и слова отрицания. Когда для смирения недостаёт только утешения от неизбывной, мучительной боли, неожиданное ласковое прикосновение оглаживает мои разорванные в клочья внутренности, одаривая вечным возрождением. И выдержкой.       Кажется, я нашла.