Военное время

В насквозь пропахшей потом и кровью брезентовой палатке было настолько жарко и душно, что даже привыкшие к такому ужасному климату местные союзники старались делать поменьше лишних движений, дабы не заработать тепловой удар. Все они испуганно смотрели, как их взбешенный командир яростно отчитывал вытянувшегося в струнку молодого светловолосого капитана. - Скажите спасибо, Уотсон, что вы не попали под трибунал! - За что, сэр? - За невыполнение моего приказа! Вы слишком много о себе возомнили! - Они тоже люди, сэр. Я не мог поступить иначе. - Вы не имели права нарушать приказ – «уничтожить цель и вернуться в лагерь». Ваша самодеятельность чуть не привела к провалу всей операции. Майор Холмс в бешенстве, и вы, Уотсон, будете сами с ним объясняться. Все, свободны. - Да, сэр! Капитан выскочил из палатки как ошпаренный, мысленно проклиная невыносимых снобов и бюрократов, что мешали нормально работать своими глупыми и жестокими распоряжениями. Быстро приняв душ и переодевшись, Джон решил прогуляться за пределы лагеря, чтобы хоть немного развеять тяжелые мысли. Он сухо кивнул невидимому патрулю и растворился в вязкой темноте. На секунду ему показалось, что рядом неслышно прошла чья-то легкая тень, похожая на молодую темноволосую девушку, и непонятный страх сковал тело. Наверное, это его попыталась напугать, дунув в лицо жарким ветром пустыни, сама смерть, так несправедливо забравшая сегодня столько друзей и врагов. Джон судорожно сжал кулаки и, опустив голову, чтобы скрыть под отросшими волосами предательски блестящие от непрошеных слез глаза, зашагал прочь от лагеря. Ему нужно было увидеть, где именно похоронили его людей. Обогнув небольшой холм, Джон смог различить на земле лишь несколько белых, отражающих звездный свет камней. Здесь не ставили крестов, которые могли привлечь излишнее внимание, а лишь клали на могилы огромные булыжники, чтобы хоть как-то отметить места захоронений. Джон знал каждого, кто был закопан в этой чужой негостеприимной Афганской земле, и не смог сдержать предательского стона, который сорвался с губ, стоило вспомнить о еще совсем молоденьких мальчишках, которых сегодня ему так и не удалось спасти. Ночь укутывала пустыню черным бархатом, словно большим мягким одеялом, а темнота порождала странные сумрачные образы, пробуждая в юном сердце неприятный холодок тревоги, и Джон устало присел на камень. Он злился на майора Шерлока Холмса, который, разработав свой «совершенно гениальный план», не учел самый обычный человеческий фактор – страх. Молоденькие мальчики просто не смогли преодолеть себя, за что и поплатились своими бесценными жизнями, хоть Джон и старался спасти каждого из них. Он устало провел ладонями по лицу, словно пытаясь прогнать пережитый сегодня ужас, забыть грохот выстрелов, предсмертные крики, обреченные взгляды, этот глупый, жестокий бой… Конечно они выиграли, впрочем, как и всегда. Но платой за победу стали жизни его друзей. К злости на нерадивого майора и ощущению собственной беспомощности присоединилось нарастающее в груди раздражение. Капитан не понимал приказов, которые вели к такому большому количеству человеческих жертв. А этот новый майор словно и не замечал, что за своим выверенным тактическим построением боя безжалостно кромсал жизни ни в чем не повинных солдат. «Самонадеянный придурок», - подумал про него Джон, и, словно прочитав его мысли, из вязкой черноты южной ночи вынырнул высокий силуэт, закутанный в темный дорожный плащ. Юноша дернулся от неожиданности, а рука непроизвольно потянулась к прикрепленному на поясе оружию. - Отставить, капитан! - приказал знакомый голос, и Джон удивленно посмотрел на словно светящееся в лунном свете бледное лицо майора Холмса. – Я вижу, вы здесь прохлаждаетесь, вместо того, чтобы писать отчет о допущенных во время боя ошибках, повлекших за собой такие неоправданные жертвы? Джон, который просто задохнулся от этого необоснованного обвинения, долго собирался с силами, чтобы хоть слово сказать в свое оправдание. - Майор, сэр? – его голос дрожал от еле сдерживаемой ярости. – Простите, но вы совершенно не имеете понятия, о чем говорите. Я и мои солдаты… - Если бы вы и ваши солдаты точно выполняли мои приказы, а не занимались самодеятельностью, то жертв удалось бы избежать. - Это просто жители, мирное население - мы не могли стрелять по гражданским. - А то, что эти «гражданские» потом положили почти весь взвод, вас не волнует, капитан? Что вы скажете на это? Случайность? В том ауле не осталось ни одного человека, не умеющего держать оружие, ни одной женщины, ни одного ребенка, даже старики там обвешаны с ног до головы гранатами и ножами. Вам стоило прислушаться к моим советам и следовать приказам, но вы почему-то решили, что умнее всех. И что теперь? Вам остается лишь оплакивать убитых друзей, осознавая, что погибли они из-за вашей глупости. Или милосердия - так вы это называете? - Но майор! – Джон медленно поднялся с камня. – Я вовсе не считаю, что во всем случившемся только моя вина. Вам следовало заранее предупредить нас, что придется стрелять по мирному населению. Мои люди не привыкли убивать женщин и детей! – он и не заметил, что почти кричал, заглядывая в прозрачные глаза Холмса, страшась прочитать в них свой собственный приговор. - Вы находитесь на войне, Джон, - майор впервые назвал его просто по имени, - и здесь всегда приходится чем-то жертвовать - принципами, гордостью, жизнями - чтобы достичь поставленной цели. А если это для вас слишком тяжело, значит, Джон, вы зря выбрали военную службу. Станьте врачом и лечите обычных людей, дарите им жизнь – может, именно в этом ваше истинное призвание, – Холмс уселся на камень, показывая рукой, чтобы Джон сел рядом с ним. - Не знаю. Может, вы и правы, - внезапно согласился капитан, а в голосе уже не было той злости, что раздирала его минуту назад, впрочем, как и силы. – Погибло столько моих друзей, - тихо произнес он, опускаясь рядом. - Я знаю. - Это нечестно! – Джон с силой ударил по еще нагретой поверхности камня и зашипел от пронзившей руку боли. Холмс даже не шелохнулся, лишь молча достал из кармана сигареты и прикурил. - Спокойно, капитан, - низкий голос, словно морок, проникал в сознание Джона, порождая в нем странное умиротворение. – Командир часто выигрывает битвы, лишь теряя важных для себя людей. - Вот как? Тогда почему вы хотите отправить меня домой? – синие глаза внимательно изучали казавшееся совершенно безучастным лицо Холмса. - Кто вам сказал? – Джон почувствовал, как тот усмехнулся. - Я и так знаю. Вы ведь меня терпеть не можете и делаете все, чтобы меня комиссовали, - он выпалил это, совершенно не задумываясь о последствиях своих слов, и почувствовал облегчение, точно внутри разрушилась невидимая плотина. - Неужели? А мне казалось, что вам нравится мое пристальное внимание, - голос Холмса стал еще ниже, в нем появились странные вибрирующие нотки, будто его обладатель просто насмехался над наивностью юноши, и Джон не выдержал: - Вы вечно мной недовольны, всегда придираетесь по мелочам. Отправляете в самое пекло и ждете моего возвращения, чтобы еще раз с удовольствием отчитать? Когда вы уже прекратите меня мучить? – ярость и злость – все уходило с обидными словами. Его голос внезапно сорвался и затих, уносимый вдаль жарким песчаным ветром, отпуская тяжелые мысли, даря покой. - Когда закончится эта война, - спокойно ответил майор, внезапно положив руку на плечо Джона, от чего тот вздрогнул. Шерлок чувствовал, что сидящий рядом юноша, который ему так нравился своей безрассудной верой в человечность, сейчас как никогда нуждается в его поддержке. Ведь Джон, став особенным в сером стаде окружающих майора идиотов, слишком часто возникал в его рациональных, полностью лишенных эмоций мыслях. - Такое ощущение, что она никогда не закончится, - прошептал капитан, опуская голову. Он так устал, так вымотался, так давно не думал о том, что творится в его собственной душе. Сегодня Джон Уотсон увидел внутри себя пустырь с выжженной беспощадным афганским солнцем землей, где словно прошелся ужасный смерч, сметая все, что было, вырывая с корнем все, что будет, с кровью, с плотью… - Вот и ответ на ваш вопрос. Вы ведь и раньше теряли своих людей, капитан? - Друзей, - поправил Джон. - Да, терял, но сейчас почему-то слишком больно. - Боль - всего лишь человеческая эмоция, - сухо протянул Холмс и убрал руку, а юноша невольно потянулся за теплой ладонью, лишь в последний момент сумев удержаться, чтобы не начать ластиться, точно кот, к совершенно невозмутимому майору. – Она и есть истинный враг. Вам стоит научиться быть бесстрастным, капитан, иначе глупыми душевными порывами подведете не только себя, но и тех, кто вверяет вам свои жизни. - Как вы? – Джон решил выяснить все до конца. - Что? - Вы предлагаете мне стать таким же, как вы? Холодным, лишенным всех чувств и эмоций, живущим лишь работой? – он перегибал палку, но просто не мог остановиться. – А вокруг - ни друзей, ни близких, только нужные для дела люди? Холмс расслабленно прикрыл глаза, решая про себя, что именно сказать дерзкому мальчишке. Джон еще так безрассуден и молод, так верит в справедливость и людей – разочаровывать не хотелось, но и не ответить на такой язвительный выпад он просто не мог. - А что именно вы можете дать своим людям? Ложную жалость? Правду, которая им совершенно не нужна? Это слишком похоже на слабость, а слабым не место на войне, Джон! Пусть лучше в ваших глазах горят гнев и злоба, нежели растерянность и сожаление! - Но на свете существуют и другие чувства! – запротестовал капитан. - Например? – Холмс с интересом посмотрел в синие глаза, горевшие таким упрямым и ярким огнем, что становилось жарко. - Дружба, любовь… - О, ну конечно. А вот эти чувства делают слабым только вас. Что может быть хуже потерявшего голову командира? – майор явно издевался над Джоном, но тот не собирался сдаваться так просто. - А вы? Вы хоть раз в жизни были влюблены? Вы ощущали себя счастливым просто так, без всяких рациональных выкладок и расчетов? - Да, - просто ответил Холмс и, медленно выпустив струйку дыма, повернулся к настырному капитану. Он просканировал его своим холодным взглядом, словно прикидывая: стоит ли говорить дальше или просто закончить этот пустой разговор? – Может быть, я и сейчас влюблен, но это ничего не меняет. Главное для меня – это работа, – продолжил он, все еще внутренне сомневаясь в правильности принятого решения. Джон удивленно уставился на внешне совершенно невозмутимого майора. «Этот бесчувственный ублюдок влюблен? Да не может быть! Интересно, кто эта несчастная? Несчастный?» – вспомнил он ходившие про Холмса слухи и увидел, как тот закатил глаза: - Прекратите. - Что? - Прекратите думать так громко – это раздражает. Создается впечатление, что я какая-то машина, раз вы настолько удивлены фактом наличия у меня привязанности. - Извините, - пробормотал смущенный Джон, судорожно переваривая открытие, что майор тоже оказался подвержен обычным человеческим страстям и желаниям. - Просто я никогда не выставляю свои чувства напоказ и стараюсь контролировать эмоции, – он медленно поднес к губам сигарету, и Джон заворожено смотрел, как в темноте загорелся яркий огонек, на мгновенье освещая Холмса и придавая его лицу какое-то странное хищное выражение. - Боитесь показаться слабым? – слова вырвались раньше, чем Джон осознал, о чем именно спросил. «Боюсь. Конечно, боюсь. Если я дам волю своим чувствам, ты наверняка просто сбежишь от меня», - подумал Холмс, но вслух ничего не произнес, продолжая разглядывать покрывающегося от смущения красными пятнами капитана. - Ответьте на мой вопрос: боитесь? – повторил Джон. Он, конечно же, осознавал, что после такого допроса этот самодовольный ужасный тип его со свету сживет, но остановиться уже не мог. – Ответьте, и обещаю, что в следующий раз буду неукоснительно следовать вашим указаниям. - В следующий раз? – рассмеялся Холмс. – Да вы наглец, капитан! – он задумчиво посмотрел на тлеющую мягким красным светом сигарету и затушил ее о ближайший камень. Мальчишка явно напрашивался, и не надо быть гениальным тактиком, чтобы понимать: такого шанса может больше не представиться. Еще один бой, и этот чертов блондин с пронзительными синими глазами, постоянно занимающий его мысли, может не вернуться. Еще одна заварушка, и вместо молодого гибкого тела он будет разглядывать окровавленные куски обожженной плоти. Шерлок устало вздохнул – он принял решение. А Джон не мог отвести взгляд от светящегося в лунном свете бледного лица. Казалось, что светлые глаза Холмса медленно затуманивало свинцовым цветом, похожим на грозовое небо перед бурей, и капитану стало не по себе. Не перегнул ли он палку со своими вопросами? Хотя майора только недавно перевели в их подразделение, но он уже на собственной шкуре успел узнать все прелести его ужасного характера. Может, Холмс и считал его обыкновенным идиотом, но какая-то яркая искра, которую все чаще замечал Джон в направленном на него взгляде, заставила с вызовом поднять голову. Будь что будет. Он уж было открыл рот, чтобы поскорее извиниться за свою дерзость и уйти, как почувствовал, что чужие руки крепко обхватили его за пояс, а обветренные сухие губы прошептали на ухо: - Я постоянно боюсь. Боюсь, что однажды ты не вернешься, и я потеряю тебя навсегда. Джон замер от шока: понимал ли он, что угодил в искусно расставленную ловушку, и что шансов сбежать от поджидающего хищника у него изначально не было? Скорее всего, нет. Но сейчас он ощущал только бережные прикосновения к своему лицу и блаженно прикрыл глаза, полностью отдаваясь во власть настойчивых и нежных рук, которые уверенно принялись изучать его тело. Джон не успел толком понять, что происходило в этой освещаемой только лунным светом ночи, мягко укрывшей двух мужчин, и даже не стал возмущаться, когда его ртом завладели сухие жесткие губы и нахальный, требовательный язык. Но прежде, чем он попытался оттолкнуть наглого майора, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха, его подняли на ноги и резким движением сильной руки припечатали к твердой земле. От такого удара капитан сдавленно охнул - мышцы неприятно потянуло, а глухая боль волной прошлась по уставшему телу. Пока юноша оправлялся от неудачного приземления, с него ловко сдирали одежду, целуя шею и прихватывая кожу зубами, оставляя на ней заметные красные следы. - Перестаньте… Пожалуйста… - Джон не мог больше терпеть такое внутреннее напряжение в своем теле и попытался остановить майора. Он с силой уперся ему в грудь дрожащими руками, уклоняясь от обжигающих поцелуев, но, встретившись глазами с горящим безумной страстью взглядом Холмса, понял: сопротивляться бессмысленно. - Я не сделаю тебе больно, - прошептал ставший от возбуждения еще более низким голос, и юноша, перестав бороться, замер от удивления. Непонятно, каким образом, но Холмс действительно стал нежнее, его губы принялись осторожно изучать лежащее перед ним тело, заставляя вздрагивать и прогибаться каждый раз, когда нахальный язык находил особо чувствительное место. Прикрыв глаза, Джон сконцентрировал внимание на своих внутренних ощущениях и понял, что на душе постепенно становится легче… Его боль уходила, бесследно исчезая в накрывавшем ближайшую низину мокром тумане лишь от тепла этих обветренных губ, от прикосновения мозолистых пальцев, от осознания, что он рядом. Джон и не заметил, как Холмс, сняв свой длинный плащ, расстелил его прямо на еще не остывшем от палящего солнца песке. Затем почувствовал, как его, почти полностью обнаженного, осторожно переложили с жесткой земли на импровизированную постель, и расслабился. Обветренные губы вновь принялись изучать его шею, где кожа казалась такой нежной и вкусной, что её хотелось целовать, вылизывать каждый дюйм целую вечность. Холмс едва не застонал в голос, когда от прикосновения к точке между ключицей и шеей у его Джона вырвался сладкий вздох и расширились зрачки, затопляя красивые синие глаза бархатной темнотой. Ему хотелось запомнить молодого капитана именно таким: открытым, жадным до ласк, кричащим в голос и… живым. Надо вырвать его Джона из всего этого ужаса, надо увезти в Лондон, в свою квартиру, закрыть в спальне и на шелковых простынях зацеловать и заласкать до такой степени, чтобы тот неделю потом не смог выбраться из кровати. А сейчас он старался побыстрее избавиться от ставшей ужасно тесной одежды, обнажая не только свое тело, а полностью открываясь перед этим красивым молодым капитаном; заглядывая ему в глаза, светящиеся в лунном свете такой искренней теплотой, будто за это короткое время он стал самым близким человеком, накрепко связавшим юношу с этой выжженной жаркими ветрами афганской землёй. Нежные изучающие движения искусных пальцев по телу, прикосновения губ, мягкое скольжение языка - и Джон затерялся в новых ощущениях, заметался, стараясь сильнее прижаться к горячей коже любовника, чтобы почувствовать, слиться, услышать синхронный стук сердец, хоть на несколько минут стать единым целым, не страшась грядущего расставания. Он так хотел, чтобы все тревоги и горе растворились в обжигающих поцелуях, поэтому, отбросив стеснение, бесстыдно развел ноги: приглашая, позволяя полностью обладать его измученным ласками телом. Никто не смог бы отказаться от такого искреннего жеста, и Шерлок, совершенно потеряв голову, нежно провел пальцами по горячей пульсирующей плоти, ощущая, как его собственное возбуждение трется о влажную от пота кожу Джона. Еще пара таких пошлых стонов и резких движений, и он кончит, как мальчишка, а это совершенно не входило в его грандиозные планы, поэтому, сделав несколько глубоких вдохов, Шерлок постарался хоть немного успокоиться и прийти в себя. - Станешь моим навсегда? - он крепко прижал к себе совершенно невменяемого от возбуждения юношу, вглядываясь в затуманенные похотью глаза. - Да, да, конечно... – прерывисто и тяжело дыша, Джон вообще не мог связанно ответить, но вновь потянулся за поцелуем, точно пытался закрепить эту импровизированную клятву. - Помни об этом, - Шерлок осторожно приложил ему пальцы к зацелованным губам и застонал, когда полностью обезумевший от ласк Джон принялся их облизывать. - Да… Пожалуйста, - прошептал он, не способный на большее. Силы почти закончились, Джон прикрыл глаза и постарался расслабиться. Конечно, он представлял себе, что будет дальше, но все равно до крови прикусил губу, почувствовав медленное, осторожное проникновение скользких пальцев. Немного боли - и постепенно Джон сам начал двигаться навстречу, выгибаясь дугой на жесткой земле, ведомый истинным наслаждением, которое дарили эти необыкновенные руки. Молодое тело, истосковавшееся по ласке, само диктовало ритм, руки судорожно скользили по влажной спине, оставляя на коже любовника алые полосы. - Шерлок, пожалуйста, - Джон, впервые назвав его по имени, будто прорвал плотину, которую до этого выстраивал в своем гениальном разуме всегда безэмоциональный Холмс. Это было настолько естественно, настолько правильно, словно двое мужчин всегда составляли единое целое, но, разлучившись лишь на время, за всеми прошлыми жизнями просто позабыли друг о друге. Теперь же, когда сумасшедшая страсть горела настолько ярко, что, казалось, разгоняла окружающий ночной мрак, освещая их переплетенные тела, они просто не могли ей насытиться. Джон даже не успел осознать, когда пальцы, дарившие такое наслаждение, исчезли, и их сменил член Шерлока - лишь тело его неестественно выгнулось, стараясь уйти от проникновения, словно не желая принимать новую боль. Заметив это, Холмс снова наклонился, бережно целуя, успокаивая ласковым движением пальцев, которые, сомкнувшись на возбужденном члене Джона, принялись осторожно его поглаживать. Теперь Шерлок, не отрываясь, зачарованно наблюдал за выражением лица своего любовника, и этот удивительный взгляд затуманенных страстью синих глаз рушил последние стены его хваленого самообладания. И когда он, уверенно сжав напряженный член, провел скользким пальцем по головке, специально задевая уздечку, юноша, запрокидывая голову и полностью теряя контроль, закричал в голос. Каждый тягучий толчок внутрь податливого тела сопровождался громкими стонами, каждое движение руки заставляло Джона судорожно цепляться пальцами за спину любовника и еще сильнее насаживаться на горячую плоть. Шерлок больше не сдерживался, до крови прикусывая распухшие от поцелуев губы, и после нескольких плавных движений, почувствовав, как Джона сотрясла сильная дрожь, понял: они дольше не продержатся. Тогда он полностью отпустил себя, с силой вбиваясь в распростертое под ним тело. Внутри вспыхнул жар оргазма, и сжатая до этого момента пружина распрямилась. Ощущения были потрясающими: это и облегчение, и почти невыносимое удовольствие, и мягкая истома, и граничащее с болью наслаждение. Глаза застилала белая пелена, а окружающий мир, взорвавшись на миллиарды ярких звезд, внезапно сжался в черную точку и исчез. Мягкая темнота так естественно окутала тела, словно они просто растворились в своей собственной Вселенной, где не было ни войны, ни страданий, ни выжженной палящим солнцем пустыни, ни горечи от предстоящего расставания. Мужчины обессилено упали на испорченный плащ. - Вы со всеми так эмоциональны, майор, или только мне повезло? - Джон все еще не мог восстановить сбившееся дыхание, но дерзить не перестал. - Надо же, а я почти поверил, что действительно тебе не нравлюсь, - он, приподнявшись на локте, заглянул в лицо распластавшегося на земле Шерлока. - Глупости, ты мне до сих пор не нравишься, - ответил тот, не открывая глаз, но мягкая интонация, с которой были произнесены эти слова, заставила Джона улыбнуться. Что бы там ни говорил их командир, что бы ни думал о нем Холмс, но капитан Уотсон был не настолько глуп, чтобы не заметить слишком пристальное внимание к своей персоне, которое в последнее время просто сводило его с ума. Ведь все бесконечные придирки, странные приказы и постоянный контроль были лишь прелюдией к этому умопомрачительному сексу. Сейчас Джон, ни о чем не жалея, задумчиво рассматривал совершенно умиротворенное выражение на лице своего любовника. - И что дальше? – решил задать он мучивший его вопрос. - Ничего, через неделю я уезжаю, - не глядя на него, ответил Шерлок и почувствовал, как незаметно напрягся лежащий рядом мужчина. - Меня на некоторое время переводят в другую часть, затем в Лондон. - Ммм, понятно, - Джон попытался скрыть разочарование в своем голосе, но то, как резко распахнулись ставшие вновь прозрачными глаза, как его расстроенное лицо вновь подверглось самому тщательному анализу, как взметнулись длинные руки, стараясь удержать, говорило о том, что Шерлок ему не поверил. - Не надо, - он бережно обнял расстроенного юношу. – Ничего ты не понимаешь. - Да, куда уж мне до вас, майор, – тон Джона изменился, став холодным, как колючий ледяной ветер, внезапно подувший со стороны пустыни. – Я всего лишь обычный капитан, один из многих. Со мной и церемониться-то не надо, – он постарался отвернуться и был даже рад, что отросшие светлые волосы закрывали лицо, на котором отражалось чересчур много противоречивых эмоций. - Господи, ну до чего же ты упрям, - Шерлок крепко держал его за плечи, стараясь успокоить бушевавшую внутри капитана бурю. – Я сделаю так, что ты поедешь вместе со мной. - С чего ты взял? Мой контракт заканчивается только через полгода, - Джон удивленно посмотрел в глаза Шерлока и, встретив светлый насмешливый взгляд, запнулся. – Ты… ты это серьезно? – не поверил он, смотря, как хитро улыбающийся Холмс снова вытянулся на их импровизированной постели, закинув обе руки за голову. - Сумасшедший, просто сумасшедший, а меня спросить ты вообще собирался? - Зачем? – Холмс удивленно приподнял бровь, - Разве ты против? - Не то чтобы… но я… Послушай, это ненормально - вот так запросто распоряжаться жизнью совершенно незнакомого тебе человека! А может, я не хочу ехать, тебе это в голову не приходило? – Джон, искренне возмущаясь, начал торопливо натягивать разбросанную в беспорядке одежду, не замечая, как Шерлок наблюдает за его действиями из-под полуопущенных ресниц. - Прекрати, - приказал он, и Джон, уже просунувший голову в ворот рубашки, замер в такой нелепой позе. - Что? - О, прекрати. Я и так все о тебе знаю, Джон: ты не больше моего хочешь оставаться на этой чертовой войне; ты жутко устал, а раны не дают спокойно спать; от кошмаров и громких криков сослуживцы скоро выставят твою кровать из палатки. Так что давай без этих, - он пренебрежительно махнул в воздухе рукой, – этих глупых эмоций. Просто поехали со мной, - не смотря на показное безразличие, Шерлок явно волновался, и его голос звучал так глухо, что Джону пришлось немного наклониться, чтобы расслышать последние слова. - Эмоции, - задумчиво повторил он, разглаживая складки на своей форме и слепо вглядываясь в окружавшую их темноту. – А как же тот, в кого ты влюблён? Шерлок удивленно посмотрел на него и усмехнулся. – Что ты веселишься? Я не понимаю… - Джон не успел закончить: сильные руки притянули к себе, холодные пальцы забрались под рубашку и мягкие губы зашептали на ухо: - Это всё ты. Я говорил о тебе, – он нежно погладил рукой еще влажную от пота кожу. - К тому же, ты поклялся, - Шерлок внимательно разглядывал его лицо, словно заранее знал все ответы. - Что? – не понял Джон. - Ты поклялся. Помнишь? « - Станешь моим навсегда? - Да, да, конечно… » Джон словно увидел себя со стороны: полностью обнаженный, судорожно цепляющийся за спину Шерлока, кричащий, стонущий от сильного наслаждения. Он, глубоко вздохнув, согласно кивнул головой, не вполне уверенный, что Шерлок вообще увидит этот жест, но тот будто почувствовал – жадно набросился на него, сминая губы в таком жестком и яростном поцелуе, что у обоих закружилась голова. Как ни странно, но вся та боль, которую столько времени носил в себе Джон, мгновенно растворилась от ставших горячими прикосновений, от опьяняющего разум шепота, от удивительного ощущения, что он для кого-то стал очень важен. Джон расслабленно вздохнул, понимая, что с Шерлоком ему наверняка нигде не станет скучно, будь то пылающая яркими взрывами афганская пустыня или скрипучая старая кровать в брезентовой палатке, раскаленный на солнце армейский джип или несколько бесконечных часов в душном вертолете. Шерлок всегда найдет, чем себя занять, а заодно и своего молодого капитана. И когда они будут вспоминать это время как один бесконечный кошмарный сон, устраиваясь поудобней перед жарко растопленным камином на их общем диване в гостиной на Бейкер-стрит, то каждый подумает про себя: они все еще вместе, а значит, война для капитана Джона Уотсона и майора Шерлока Холмса никогда не закончится.