Весь этот бред...

      Раннее утро. Прекрасный теплый апрельский ветерок дует в приоткрытое окно, раздувая легкую тюль занавесок. Яркие лучи солнца пробиваются в комнату, освещая пару квадратных метров комнаты общежития детективного агентства. Каштановые волосы растрепаны по подушке, темные ресницы подрагивают, а глаза жмурятся от пробуждающего яркого света солнца.       — Доброе утро, Чуя! — басистый голос раздается в практически пустой комнате. Дазай открывает карие глаза и ярко-ярко улыбается.       Он был счастлив уже месяц. Какой-то месяц и он обрел долгожданное счастье. Но… Почему-то он не помнит что было раньше. Он не помнит, что было, словно события стерли ластиком. Но, кажется, это очень не важно, раз самоубийца не помнит. Ведь Дазай наконец-то счастлив. С ним теперь живет любимый человек.       Осаму встает на нагретый солнечным теплом пол. Как же приятно. Он осторожно идет на кухню, ступая босыми ногами на паркет. Дазай проходит на светлую кухню.       Он ставит вариться в турке свежемолотый кофе «Мокко». Этот кофе очень любит Чуя. С нотками карамели, бодрящий и словно придающий уют в это утро аромат с корицей. Но Осаму этот кофе не очень любит, ему больше нравится крепкий черный кофе с горчинкой. Чуя говорит, что сладким кофе он запивает горечь обыденного и серого утра.       Детектив разливает напиток в кофейные чашечки, добавляет немного мороженого. Он делает это все с такой осторожностью, словно ювелир работает над новым дорогостоящим кольцом или кулоном.       «Ты же не любишь Мокко» — любимый голос раздается где-то слева от Дазая. Шатен отвлекается от кофе и смотрит на свою рыжую бестию, что с ухмылкой и некой иронией складывает руки на груди.       — Зато, я люблю тебя. А кофе я сегодня хочу сладкий. — Самоубийца прикрывает самодовольно карие глаза и немного наклоняется, чтобы поцеловать мафиози в огненного цвета волосы.       «И я тебя, но ты последнее время так навязчив.» — уже справа от детектива мафиози тихо усмехается, смотря на бинтованного. Он в очередной раз не дает целовать себя. Не то, что Дазаю это не нравились, просто раньше мафиози сам лез и ластился к детективу.       — Я просто по тебе скучаю сильно. Ты стал чаще пропадать на заданиях, приходишь домой поздно и… — Осаму опустил голову, недобро ухмыляясь, он сделал не длинную паузу, но это можно было понять, возможно. –… И ты стал дольше проводить время в командировках.       «И это все? Ты совсем дурак, Осаму, ревнивый дурак.» — руки Накахары заключают худощавое тело Дазая в объятия. Теплые и нежные.       — Верно, прости меня, я правда немного тебя ревную. Но я хочу, чтобы ты был со мной дольше. — Дазай почему-то не чувствует эти касания, отчего-то уже месяц. Он целует в мертвецки бледную щеку Чую. И холодную.       Голубоглазый улыбается, отчего-то грустно грустно, но после он прячет эту грусть, зарываясь носиком в ночную, так и не снятую, рубашку шатена. Дазай не замечает этой улыбки, или просто не хочет замечать.       Утренние нежности прерывает звон ключей в прихожей. Осаму нервно цыкает, но после как ни в чем не было, берет руки чашку с кофе.       — Начни без меня, я скоро подойду. — он целует вновь в щеку и в холодные руки Накахары осторожно сует чашку с кофе.       Мгновение и из тонких пальцев мафиози выскальзывает фарфоровая чашка, бесщадно разбиваясь об пол. Кофе разливается по паркету, а осколки летят в разные стороны.       — Чуя… Что с тобой?.. Ты болен? Уже пятая чашка за неделю. Ты ничего не ешь и очень бледный! — Осаму печально глядит в глаза рыжего, но тот, как провинившийся ученик, опускает голову и отводит взгляд.       Наступает тишина. Замок никто не трогает, никто не звенит ключами. Осаму один стоит на кухне. Он говорит с пустотой. Он печально и очень обеспокоенно смотрит в пустоту.       Дазай медленно переводит взгляд в коридор из кухни. В проеме дверей стоит лишь Йосано. Она уже месяц присматривает за детективом и почти каждый день видит одну и ту же картину.       — Он ушел? — Акико тихо говорит, но не шепчет. Девушка прекрасно понимает, какое Сейчас состояние ее коллеги. Она почти каждый день заходит навестить.       — Ушел, но он вернется.       — Осаму, нет. — врачу уже это надоело, с Дазаем разговаривали множество людей, они пытались помочь. Не только психологи или психотерапевты, но и сотрудники агентства. — Чуя не придет.       — Опять ты за свое! Почему мне все говорят одно и тоже?! Он жив! Он живет со мной и мы счастливы! — громкий крик оглушает Йосано. Она закрывает уши ладонями, но после вновь опускает их.       — Дазай, прошу! Выслушай нас всех. Чуя… Чуя погиб. На задании месяц назад, Дазай!       — Прекрати…       — Хорошо, извини. Тогда. Он снова не пил кофе? — она осторожно подходит к детективу, кладет ладонь на плечо и поглаживает. — Ты не помнишь месяц назад что произошло?       — Не пил. Но у него просто нет аппетита, это пройдет. — Дазай сам себе кивает, словно подтверждая свои слова действием, но после опускает голову печально. — Я ничего не помню.       — Осаму, ты просто сошел с ума. Его нет… Мне жаль, но это так.       — Хватит! Уходи. — шатен грозно и холодно посмотрел. Ему месяц говорят, что его рыжая бестия мертва.       — Хорошо-хорошо, я уйду. Побереги себя. — Йосано направилась к выходу, после хлопнула негромко дверью, как и пообещав, ушла.       Осаму схватился холодными ладонями за голову. Ему казалось, что атмосфера начинала давить на него, сжимать, как будто он в замкнутом помещении, что вот-вот сузится и совсем раздавит детектива.       Пытаясь расширить свой воображаемое замкнутое пространство, Дазай ходит из стороны в сторону, проходясь босых ступнями по осколкам чашки. Теперь ему не казалось все таким теплым и ясным, лишь тень от темной тучи затмила солнце и перекрыла солнечный свет на кухню.       Чуя не мертв. Он не может быть мертв. Вот же, он скоро придет к нему и обнимет так внезапно. И станет снова хорошо и тепло. Они выпьют чашечку кофе, а после отправятся на футон и будут нежиться все утро.       Детектив прислонился спиной к стене, ему было так плохо сейчас. Где же Чуя? Он сползает по стене вниз и садится на пол. Жгучие слезы сами собой стекают по щекам. На ступнях темные капли крови и небольшие раны, мелкие осколки вонзились в плоть.       Ему все равно на себя сейчас. Он знает, что сошел с ума. Он знает, что Чуя умер. Но принимает это только изредка, и это изредка бывает как приступ невыносимой боли и отчаянья. Дазай никогда не сможет полюбить так сильно никого, как Чую Накахару.

Осаму будет счастлив в своем бреду и со своей любимой иллюзией.