Царь и семь смертей

Это случилось много веков назад в богатой плодородной земле, коей правил могущественный владыка. Имя его и по сей день помнит каждый среди живущих. Я же не буду называть его, дабы не смущать твой ум, ибо все это могло произойти в любом царстве, сколько их ни есть на свете. Страна, о которой будет мой рассказ, лежала посреди пустыни, и многие племена кочевников-варваров стремились в города, прослышав о хранящихся там богатствах. Все они находили свою смерть, однако пыл их не уменьшался. Страна и вправду была богата, будто дивный сад. Так, ходил слух, будто под царским дворцом лежит подземное озеро: тысяча воинов охраняет его, а на озере живет тысяча лебедей. Богиня-солнце, подательница жизни, подарила их предкам нынешних владык. Кровь их способна даровать бессмертие и могущество всякому, кто изопьет ее, однако тяжкий грех – убить даже одного лебедя, и всякий, сделавший это, будет проклят. Во времена, о которых пойдет речь, правил благословенной страной упомянутый могущественный царь. Двое детей было у него – сын и дочь – и оба, будучи неукротимого нрава и необыкновенной красоты, радовали отцовское сердце. Сын рос умным юношей и храбрым воином, дочь же, хоть не отличалась его умом, обладала силой неслыханной. В бессчетных сокровищницах отца отыскала она бесхозный лук, который не могли натянуть и самые могучие среди богатырей той земли, и набросила тетиву на верхнее плечо, хоть ей было тогда десять лет. Возрадовался царь и возгордился, думая, что оба его дитяти принесут ему небывалую славу. Но страшное несчастье положило конец его надеждам. Когда царевне было двенадцать лет, молния ударила ей под ноги, и девица ослепла, и две луны провела во тьме, и лишь молитвы ее матушки помогли ей снова увидеть свет. Но не вернулась прежняя ее зоркость, и стрелять из лука царевна не могла. Тогда брат стал насмехаться над ней: на что, мол, годится ее сила, если она слепа, как котенок, и даже птицы, кружащей над лесом, не разглядит. Царевна отвечала ему, смеясь, что врага своего она разглядеть сумеет, и слова брата как будто не трогали ее. Однако сердце ее терзалось его насмешками, ибо она была горда и самолюбива, и прошло одно лето прежде, чем зоркость вернулась к ней. То было удивительно, поскольку, хоть царевна и поражала цель, едва видимую даже самому зоркому глазу, в обычной жизни близорукость не оставила ее. Тогда царица-мать, подозревая неладное, велела рабыне следить за дочерью. Неизвестно, что узнали они, ибо рабыне отрубили голову, а царица заболела сердцем и вскоре умерла. Тогда царь женился во второй раз. Новая жена была красивее прежней, высока, как мужчина, и отличалась гордостью и статью. Ходил слух, будто она сирота дурного рода и чародейка и колдовством приворожила к себе царя. Как бы то ни было, новая царица была, безусловно, смелой женщиной. Услышав о бесчисленных сокровищах, хранящихся в пустыне в пещере за волшебной печатью, она отправилась туда в одиночку, не сказавшись никому и не взяв с собой даже преданных воинов. Там, в красных скалах, нашла она волшебную пещеру. Но не печать охраняла ее, а чудище с телом льва и головой женщины. Ростом оно было выше двоих взрослых мужчин, если бы один встал другому на плечи, а лапы его могли крошить камень. – Я загадаю тебе три загадки, – сказал сфинкс. – Если дашь три правильных ответа, проходи и бери что хочешь. Если ошибешься – я растерзаю тебя. И загадал сфинкс первую загадку: – Что слаще всего на свете? И царица отвечала: – Сон слаще всего на свете. Ибо лишь во сне человек забывает и свое горе, и самую жизнь свою. И загадал сфинкс вторую загадку: – Что быстрее всего на свете? И царица отвечала: – Мысль быстрее всего на свете. Ибо мысль меньше, чем за мгновение, способна пролететь от одного края земли до другого. И загадал сфинкс третью загадку: – Что сильнее всего на свете? И царица отвечала: – Любовь сильнее всего на свете. Ибо лишь против любви нет оружия, лишь любовь преклоняет к себе самое свирепое сердце и побеждает любое колдовство. И сказал сфинкс: – Ты не дала ни одного правильного ответа, но ты говорила мудрые слова, и я пропущу тебя. Возьми что пожелаешь и уходи с миром. И царица отвечала: – Из всего, что есть в твоей пещере, ни в чем я не нуждаюсь сильнее, чем в слуге и друге. А ты одинок и, верно, устал стеречь забытый клад. Иди со мной, если пожелаешь. И сфинкс ушел с ней и сделался ей слугой и другом и открыл многие тайны колдовского искусства и древних знаний. Так прошло три года. Царица родила троих сыновей, а дети прежней владычицы повзрослели. И вот словно злой рок навис над благословенным краем. Царь сломал ногу на охоте, и рана воспалилась, и никакое снадобье не могло ее успокоить. Несколько дней метался владыка в бреду, пока ранним утром не скончался от жара. Жезл его, и трон его, и все его владения унаследовал старший сын, человек бесстрашный и жестокий, склонный к дурным забавам. Он велел обеим женщинам покориться ему и делить с ним ложе. Надменная сестрица его отвечала насмешливо: неужто брат ее сделался так слаб, что вынужден просить родственниц, а не руки чужеземной царевны. Уязвленный этим ответом, царь вздумал расправиться с сестрой. Однажды ночью он спустился к подземному озеру и увидел, что больше нет на его берегах тысячи воинов, а на глади – тысячи лебедей, лишь кости усеивают дно. Тогда понял он, что сестра его принесла ужасные жертвы, дабы вернуть себе меткость, и устрашился, и возрадовался, ибо теперь имел против нее оружие. Так, обвинив царевну в страшнейшем из злодеяний, он изгнал ее в пустыню, и дозволил взять с собой лишь лук, который так и не смог преломить, и бурдюк с водой, чтобы пустыня не убила ее быстро. Говорят, впрочем, что царевна не погибла в песках. Одно из варварских племен подобрало ее, и вождь, прельщенный ее красотой, просил ее руки. Тогда царевна сказала ему: – Женись на мне – и пускай твои воины идут за мной как за тобой и повинуются мне как тебе. Вождь засмеялся и ответил: – Не так властен я в сердцах моих воинов, чтобы упросить их идти за женщиной. Своим примером должна ты доказать, что не уступишь мне в доблести. Тогда царевна предложила ему состязание в стрельбе из лука и велела, чтобы мишени расположили так далеко от стрелков, чтобы лишь на границе зрения виднелись они. Тысяча лебедей, кровью которых она омыла свой лук и свои руки, дали ей меткость небывалую, и, даже не видя цели, она поразила ее в самую середину. Тогда вождь женился на ней, и воины его признали ее своей владычицей, и скакала она вперед громадной орды, и ни одно из пустынных племен не могло устоять перед нею. Говорят, первенцами она родила двоих сыновей с глазами как у кошек. Вдоль хребтов у них росла черная шерсть – и это было проклятие, наложенное на царевну богами за то, что она умертвила священных птиц. В благословенном же царстве новый владыка пытался склонить к себе царицу. Но та заявила, что лишь только он прикоснется к ней, она отрежет ему детородный орган – и его род прервется на нем, как у презренных евнухов. Царь был оскорблен отказом мачехи, но расправиться с ней не мог: ужасный сфинкс день и ночь охранял ее и ее потомство. Так и жили они в холодном согласии, и каждый думал, как умертвить другого. Однажды царь собрался построить новый храм богине-солнцу, выше и роскошнее прежних, чтобы дары ее никогда не оскудевали, и перенести в него статую из старого храма. Узнав об этом, царица не преминула заметить: – Много владык до тебя строили храмы подательнице жизни, и многие построят после тебя. Слава твоя не проживет и столетия, ибо зодчие совершенствуются с каждым веком. Лишь сердце человеческое остается прежним, и подлинную доблесть явишь ты, и подлинную славу обретешь, если выстроишь храм обеим ее ипостасям – солнцу и луне, благодетельнице и чудищу, и если простоишь в нем сутки, не убежав в страхе с закатом. Понял царь, что мачеха хочет погубить его. Но понял он также, что правдивы ее слова, и отвечал так: – Я построю подательнице жизни храм, равных которому не было до меня и не будет после. А как строительство завершится, простою в нем день и простою ночь, молясь о благополучии моего царства. Так он и сделал. Три лета продолжалось строительство храма – лучшие зодчие были созваны для него, лучшие рабочие собраны. И вот настал день первой службы, и был большой праздник, и статую богини с великими почестями перенесли в новое святилище. И город был украшен лентами и цветами, и люди пели и танцевали на улицах, и так продолжалось до захода солнца. С закатными же лучами жрецы покинули храм и сад, разбитый близ него, и в них не осталось ни единого человека, кроме бесстрашного царя. Жрецы умоляли его уйти, даже храбрейшие среди воинов дрогнули, но царь отвечал им: – Я был бы презренный трус, если бы ушел с вами. Ибо я царь ваш, и кому, как не мне, просить за вас и смотреть без страха в самый ужасный лик. И так никто и не сумел его отговорить. Гас закат. Алые лучи, падая сквозь широкие окна, заливали статую богини кровавым светом, и ласковое лицо ее казалось омраченным и печальным. Но вот погас последний луч, и царь зажег огонь в большой жаровне, дабы видеть, что происходит в храме. Город скрадывали сумерки, но лишь когда пала ночь, богиня начала меняться. Статуя на высоком постаменте повернулась к царю другой стороной – и ласковый лик исчез, и ужасная звериная морда предстала его глазам. Миг – и спрыгнула с постамента, живая, страшная, не зверь, не человек – и бросилась к единственному живому существу, оставшемуся в храме. Царь выхватил щит и отразил удар ужасных когтей, хотя те содрали половину кожаных слоев в одно движение. – Госпожа моя! – крикнул он. – Разве моя кровь утолит твою жажду! Я здесь один, но, клянусь, если ты пощадишь меня, завтра я приведу тебе тысячу человек, и ты сможешь омыться их кровью, как сестра моя омылась кровью тысячи лебедей! – Глупец! – расхохоталась богиня. – Тысяча человек не утолит моей жажды! – Если ты пощадишь меня, я приведу тысячу мужчин, а на следующую ночь – тысячу женщин, а на третью ночь – тысячу детей. Страшные когти замерли над его плечом, и, как будто прельщенная заманчивым обещанием, богиня опустила руку. – Сделай как сказал, – наконец, согласилась она. – А обманешь меня – я войду в твои сны и превращу твои ночи в бесконечную муку. На том сговорились, и наутро горестный плач поднялся во всем царстве. В ужасе смотрела царица на жатву своего пасынка, и долго еще не слышалось в городе ни праздных слов, ни звонких песен. Минул год с той поры, и созрел в уме царицы новый замысел. Она пришла к царю и сказала: – Вижу я, что ты храбрый человек и умный правитель и земля расцветает под твоей властью. Принеси мне дар, равных которому не видели эти края, – и я выйду за тебя замуж, и наши сыновья будут править после тебя. Царь прельстился ее словами, потому как все еще лелеял надежду заполучить ее, и спросил: – Какого же дара ты желаешь? – Я хочу сердце горы, в котором смогу видеть настоящее и будущее. Говорят, что эти камни похожи на капли крови и встречаются высоко в горах, где живут великаны-людоеды. Принеси мне хотя бы один – и я буду тебе женой. И вновь понял царь, что мачеха хочет погубить его, но отвечал так: – Я принесу тебе красивейший среди камней и в тот же день женюсь на тебе. Так ушел он в горы, взяв с собой лишь десяток преданных воинов, и долго шли они от благословенных садов родной земли через красную пустыню к недружелюбным вершинам, о которых ходили самые жуткие предания. В пути потерял царь всех своих спутников и сам бы погиб от голода и жажды, если бы племена гор не подобрали его. От этих людей и узнал царь, где живут великаны-людоеды и где растут в скальной породе камни, именуемые сердцем горы. Он сказал, что пришел из благословенной земли далеко на западе, и что ищет такой камень, и что, если местные юноши помогут ему, он примет их в свое войско и подарит дома, окруженные садами, и красивых жен и наложниц, и так прельстил десять или пятнадцать человек, и с ними отправился в путь. Через пять ночей остановился отряд у большой пещеры, вход в которую походил на пасть громадной собаки. Юноши рассказали царю, что в пещере живет великанша, самая страшная в этих краях, такая огромная, что человек кажется по сравнению с ней не больше кошки. В котле варит она человечьи сердца, а остальные части тел ест сырыми и особенно любит высасывать мозг. В пещере ее столько кровавых камней, что в них можно скрыться с головой. Слыша это, царь сказал так: – Страшно чудовище, которое вы описали, и я не пошлю вас на верную смерть. Вы оказали мне большую услугу, приведя сюда через все опасности гор, и всех вас возьму я в мое войско. Затаитесь у узкого входа, откуда она не сможет вас достать, а если великанши внутри не будет или я поражу ее моей секирой, то закричу как птица – и тогда вы будете знать, что пещера безопасна и вы можете войти и набрать столько камней, сколько пожелаете. На том порешили. С утра юноши подошли к узкому входу в пещеру, а царь вошел внутрь. В ноздри ему ударил запах крови и гнили, такой сильный, что заслезились глаза. Он как будто ослеп на мгновение, но вскоре пришел в себя, и тогда увидел, что у стен пещеры и вправду лежат большие красные камни необыкновенной красоты. Было их, конечно, не так много, чтобы человеку скрыться с головой, да и подойти оказалось трудно: посреди пещеры, раскинув громадные руки, лежало уродливое существо вчетверо выше и вдесятеро шире человека. Всклокоченные волосы грязной сетью оплели уродливое лицо. Огромные груди свесились в обе стороны. Под обломанными желтыми ногтями застряло кровавое месиво. Существо определенно спало, но, стоило царю сделать шаг в сторону ближайшего красного камня, как горная великанша проснулась и схватила его гигантской заскорузлой рукой. – Ну-ка, что здесь у нас. – Голос ее звучал необыкновенно радостно, как у хищника, поймавшего желанную добычу. – Еще один искатель удачи, я гляжу. Много вас приходит в мою пещеру, а знаешь, сколько ушло? – Полагаю, ни одного, госпожа, – учтиво отвечал царь. – Верно полагаешь, – рассмеялась великанша, обнажая острые желтые зубы. – Я уж и со счета сбилась, вас считая. Ну да ладно… – И она широко распахнула громадную пасть. Поняв, что лишь несколько мгновений отделяют его от смерти в этой отвратительной бездне, царь заговорил поспешно: – Так я могу счесть за тебя, госпожа. Посуди сама: я один, но у узкого входа в пещеру, куда ты не можешь достать, ждет пятнадцать юношей из горной деревни. Стоит мне закричать по-птичьи, они придут сюда, и тогда ты сможешь полакомиться их сердцами и мозгом. Пасть немного отдалилась. – Так кричи, – велела великанша. – Я обещал им кричать, госпожа, если здесь будет безопасно. Увидев меня сейчас, они испугаются и тут же убегут обратно, ты и схватить никого не успеешь. Отойди к стене справа от входа и дай мне встать напротив него. Я закричу, войдут мои спутники – и уж тогда не мешкай. – Откуда ты такой умный взялся… – проворчала великанша, но сделала как он велел. Оказавшись перед входом, царь закричал по-птичьи. Юноши, ободренные удачей, вбежали в пещеру. Чудище они увидели не сразу, а когда увидели, было поздно. Царь тем временем схватил ближайший к нему красный камень и бросился прочь, проскользнув через узкий вход, откуда великанша не могла его достать. Так покинул он горы, идя по тропам, что указали ранее его спутники, и вышел в пустыню, и добрался до своего царства. Царица несказанно удивилась, увидев пасынка живым, и взяла камень из его рук. – Ты как будто остолбенела, матушка, – рассмеялся царь. – Или надеялась, что я сгину в горах? Но вот я жив и исполнил мое обещание, теперь тебе не худо бы исполнить твое. Но, стоило ему потянуться к ней, как царица отпрыгнула, будто кошка, и сорвала с шеи золотое ожерелье, и бросила между ними, и их разделил огонь. – Ты пальцем меня не коснешься, щенок, – прошипела она. – Или я превращу в пепел тебя и твое царство. И царь устрашился тогда, и не тронул ее. А надо сказать, что кровавый камень был вовсе не нужен царице. В пламени видела она прошлое, настоящее и будущее и оттого избежала многих козней, что готовил ей пасынок. Так, огонь показал ей, что царь задумал отравить ее сыновей, подсыпав им в питье ядовитое снадобье. Царица призвала рабыню, любимую наложницу царя, и велела ей попробовать питье до того, как его пригубят царевичи, и так спаслись ее сыновья. Огонь показал также, что, дабы изготовить этот яд, владыка навестил известную отравительницу – немолодую и весьма непривлекательную женщину, унаследовавшую свое ремесло от матушки. Яды ее были незаметны, лишь колдовство, подобное колдовству царицы, могло распознать их, но смерть, причиненная ими, бывала самой разной, и счастливы были те, кто задыхался во сне или чье сердце переставало биться. Так, царица пришла к отравительнице в одиночку, оставив сфинкса охранять детей, и та открыла, не подозревая, кто ее гость, и отступила с почтением. – Госпожа! – вскричала отравительница, всплеснув руками. – Могла ли я мечтать, что кто-нибудь столь великий посетит мою скромную обитель! Словно солнце заглянуло в мое мрачное жилище и озарило меня своим светом! Словно божество спустилось с неба, дабы почтить презренную смертную… – Оставь, – махнула рукой царица. – Я знаю, что вчера у тебя был более могущественный гость и что ты готовила отраву для моих сыновей. Стоило ей сказать это, как отравительница переменилась в лице, смертельно побледнела и пала к ее ногам. – Госпожа! – вскричала она. – Пощади меня! Он грозился бросить меня львам! Он грозился содрать с меня кожу и повесить на площади! Он грозился отрубить мне руки, если я не приготовлю яд! Речь ее была ложью до последнего слова, ибо царица видела в пламени, что царь обещал отравительнице золото и десяток рабов, а та любила мужчин и любила роскошь. Но царица не стала угрожать ей, а сказала так: – Я знаю, что мой пасынок попытается отравить и меня и придет за этим к тебе. Когда он навестит тебя снова, подай ему воды с ядовитым снадобьем, пускай он умрет ночью во сне, будто сам собой, и ты, и я останемся не у дел. Если так случится, я поселю тебя во дворце, и у тебя будет столько слуг и столько комнат, сколько пожелаешь. Отравительница горячо обещала помочь, но мало веры было ее словам. Лишь пламени верила царица – а пламя показало вот что. Царь действительно навестил ведьму на закате, и та подала ему воды, как обещала, но царь не принял чаши, а пал к ее ногам и зашептал горячо и горько: – Госпожа моя, если бы ты знала, как велика моя беда, не предлагала бы мне ничего, кроме яда. Все воды мира не зальют моей скорби, ибо вчера моя мачеха убила единственное существо, которое я любил. Знай же, что твой яд достался не царевичам, но невинной девушке, знать не знавшей о нашем с мачехой раздоре. Теперь у меня нет друга, кроме тебя, так помоги мне отомстить мою утрату. Опыли ядом этот браслет – завтра я поднесу его царице в знак примирения – пусть, как яд коснется ее кожи, она погибнет, и больше не будет смертей в наших ссорах. А как не станет мачехи, я женюсь на тебе, ибо ты единственный друг, что у меня остался, и ты не будешь нуждаться ни в чем, и все богатства моей земли будут твоими в той же мере, что и моими. И отравительница, тронутая жалобною речью, прельщенная обещанием супружества и сказочного богатства, преклонила к нему слух. Кто мог ее винить? На следующее утро царь поднес мачехе шкатулку с удивительной красоты браслетом и сказал так: – Прими, госпожа, мой дар и знак нашего примирения. Пускай больше не будет раздора между нами, и с этих пор я стану относиться к тебе как к почтенной вдове отца, и не позволю никому оскорбить тебя, и буду защищать твоих сыновей как моих собственных. Тогда царица взяла из его рук шкатулку и положила на жаровню, и пламя взвилось и зашипело, плюясь, будто растревоженная кобра, и царь отскочил в страхе. – Вот как ты хочешь примириться со мной, – рассмеялась царица. – Если я буду мертва, ты будешь относиться ко мне с надлежащим почтением и никому не позволишь оскорбить меня. О, я знаю, что ты ходил к отравительнице и обещал ей золотые горы, и говорил, что женишься на ней. Знай же, глупец, что пока дар мой со мной, всякий твой замысел будет мне известен, и люди будут гибнуть до тех пор, пока я не изведу тебя и тем не положу конец нашему раздору. Так расстались они во взаимной вражде, и горькие мысли владели умом царицы. Все замыслы ее развеялись, будто дым, и в отчаянии готова была она велеть сфинксу умертвить царя, даром что войско взбунтовалось бы против нее. С тяжелым сердцем ложилась она спать, и сфинкс неусыпным стражем охранял ее покои. Но наутро примчался к ней царедворец со срочной вестью, и простерся перед ней, и говорил путано и быстро: – Госпожа моя, дочь солнца, жар негасимый, дурную весть принес я тебе, и да укрепится твое сердце, дабы ноша сия не сломила его. Владыка всей земли, твой пасынок, наследник твоего господина, был убит нынче ночью, да оплачут боги его прах! Пораженная, смотрела царица на вестника, не ведая, правду он говорит, или то ловушка ее пасынка, или разум ее помутился. Наконец, совладав с собой, она спросила: – Кто убил его? – То дурная женщина, презренная блудница. Она сбежала, но всякий в городе знает ее и стража не выпустит ее за ворота. Убийцу ищут и вскоре найдут, пускай госпожа будет спокойна. – Как найдут – пускай приведут ко мне, – велела царица. – Сейчас ступай. Невероятным казалось это происшествие, и царица боялась поверить в него даже на миг, пока ближе к полудню стража и вправду не притащила во дворец женщину. Одежда ее превратилась в лохмотья, куски открытой кожи украшали кровоподтеки, казалось, живого места не осталось на ней, лишь глаза сверкали настороженно и злобно, как у пойманного в ловушку зверя. Женщину втащили в покои царицы и бросили к ее ногам. – Вот подлая змея, убившая владыку, – сообщил начальник стражи. – Как ты велишь поступить с ней? – Пускай оставят нас, – велела царица. Когда их оставили наедине, она обратилась к женщине с такою речью: – Много лет я пыталась убить царя и пожертвовала сотнями людей, но все было тщетно. Ты же справилась за одну ночь. Здесь никого нет, и никто не услышит нас. Расскажи, как тебе это удалось. Пленница отозвалась не сразу, попытавшись найти хоть немного слюны в пересохшем горле. – Я всадила кинжал в его чертов рот. На миг царица замерла, изумленная, а затем расхохоталась надрывно и жутко, будто рыдая, и так смеялась очень долго, пока многолетняя тревога не вышла вместе с хохотом из ее груди, и блудница смотрела на нее как на безумную. – Зачем же ты сделала это? – наконец, отсмеявшись, спросила царица. – Он бил меня, и таскал за волосы, и все плакал о девке, которая была как я, но стократ красивее. – Женщина сплюнула кровь с разбитой губы. – Если тебя это утешит, – отвечала царица, – она была глупа как курица. Женщина взглянула на нее прямо и ясно, без улыбки. – Ты велишь отрубить мне голову? Вместо ответа царица хлопнула три раза в ладоши, и в покои вновь вошли слуги и стража. – Я выслушала эту женщину, и мое решение таково. Пусть дадут ей кинжал, чтобы перерезать себе жилы или чтобы защититься от хищников, и бурдюк с водой, и пусть она уйдет в пустыню. Обычай велел отрубить убийце голову, но, обрадованная сверх меры свалившейся с плеч тяжестью, царица явила снисхождение и решила заменить казнь изгнанием в пустыню, где правила ее падчерица. Самой падчерице царица велела передать, что брат ее мертв и что та может, если захочет, вернуться в отцовский дом. Ее приглашение, впрочем, было не к месту и, потерявшаяся среди варварских племен, царевна пренебрегла им. Говорят, что блудница не погибла в песках, но встретила царевну и сдружилась с ней, ибо, имея все, чего желала душа, царевна не имела лишь сердечной подруги. Говорят также, что царица правила двенадцать лет, пока не повзрослел ее старший сын и не занял место матери, и что сфинкс служил ей верно до самой смерти, а после охранял могилу царицы, чтобы ни демон, ни смертный не смел потревожить ее.