Чудо в комнате №9

      Обычный субботний вечер. Вся общага тусит. В комнате номер девять полнейшая тишина, ведь первокурсник Чонин и второкурсник Джисон ушли на какую-то вечеринку, оставив своего хёна одного. Да тот и не был против, порядком устав от неугомонных младшеньких.       Вечер свободы и счастья.       Минхо покупает себе три баночки сидра, пачку чипсов и две шоколадки, так как любит закусывать именно шоколадом. Один из сложных зачётов позади, осталось совсем немного и можно спокойно уйти на каникулы, последние в своей жизни. Всё-таки выпускной год.       На часах час ночи, младших нет и в помине. Минхо совсем расслабляется, решив, что они и не вернутся сегодня. Развешивает две старинные гирлянды. Ну как развешивает, кидает обе на двухъярусную кровать младшеньких, одну на верхнюю (Чонина), другую — на нижнюю (Джисона).       Со стороны конечно выглядит не очень, так как они будто просто валяются, но парень доволен. Просто лежит на кровати второкурсника, допивает вторую баночку уже теплого сидра и ловит звёзды. Звёзды. Такие редкие и классные, что смеяться от счастья хочется. Что он и делает в принципе.       Неожиданно вспоминает про ароматизированные свечи, которые валяются у него с самого заселения в общагу (слишком чувствительный к запахам) и тут же поджигает их, не заботясь о пожарной сигнализации.       — Это просто прекрасно, просто божестве…       В комнату вваливается какая-то белка. Было божественно. Божество ушло вместе со звёздами.       — Что случилось, где Чонин? — сразу же включается заботливая мамаша.       Джисон ничего не отвечает, кидает от бессилия куртку прямо на пол (мысленно Минхо матерится с дёргающимся глазом за нарушение порядка) и топает в сторону своей кровати. Старший еле ноги успевает убрать от этой кобылы.       — Что случилось? — повторяет парень, о третьей невыпитой банке кажется можно забыть.       Тот ничего не отвечает, прислоняется спиной к стене и стонет от бессилия. Старшему порядком надоедает эта игра в молчанку.       — Куда ты дел нашего макне? — медленно, с расстановкой.       Белка снова молчит.       — Хан Джисон! — пинает пяткой.       — Да хёёён, — жалобно тянет младший, — не видишь, мне грустно? А ты всё про макне да про макне.       И надувает свои огромные щёки. Минхо даже вроде стыдно становится (хотя вроде бы не за что).       — С мелким всё в порядке, он у Чана остался.       — А ты что вернулся? — это мягко он ещё спросил, потому что надеялся провести этот вечер в одиночестве с собой любимым.       Парень смотрит так убийственно, что… лучше бы рот не открывал, вот что.       — Скажи мне честно, хён, я плохой человек? — и взгляд такой серьезный, что хоть не смотри.       Минхо качает головой, долго ковыряется в своей голове, чтобы хоть что-то плохое вспомнить, но белка слишком безобидная, скорее обидчивая очень.       — Тогда почему я снова получаю этот высер?       И снова тишина. У старшего все ещё оставшиеся звёзды перед глазами и огоньки гирлянд вместе с ароматом от свечей. Он, кажется, в дурмане каком-то.       Минхо расслабляется — белка наконец начинает трындеть, значит все в порядке. Язык запинается, руки во все стороны и интонация эта, эмоционально очень.       — И я главное ещё стараюсь ей угодить, а она мне прямо в лицо: ты отвратно целуешься, мальчик. Ну я и нахер её послал, что она выкобенивается.       Рассказав всё, что на душе, он наконец поднимает свои расстроенные глазки на хёна. И именно в этот момент Минхо удачно открывает глаза, мол да-да, я слушал.       — Бедняжка, — и тянет на кровать за собой, укладывая чужую макушку себе на грудь.       Шелестит пальцами между русыми прядями, слышит чужое гневное сопение. Младший даже пытается встать, но Минхо не железный, и другого рассказа не выдержит.       — И что мне делать? — хнычется и обвивает своими ручищами дохлую тушку хёна.       Тот не вырывает свой руки из чужих волос, так как это единственный способ контролировать младшего.       — Учиться, что ж ещё, — добивает. — Да ты издеваешься?! — хрипит парень, — Я же в самом начале сказал, что учиться то я и пошёл. Совсем безнадёга видимо.       Белка часто и громко дышит, старшему от его дыхания становится жарко. Он заставляет младшего подняться, потом идёт за последней, не начатой баночкой сидра и садится напротив парня, скрещивая свои ноги на чужой кровати.       — Безнадёжных не бывает, — и в несколько глотков опустошает баночку наполовину.       — Значит я первый, — хмурится тот и глотает любезно предоставленный сидр.       — Сядь ровно, — просит старший, но младший не слушается.       Минхо приходится самому усадить этого ребенка. На колени.       — Сейчас проверим, — выдыхает он и, прежде чем тот что-то успевает понять, давит детским чмоком на чужие губы.       — Мда, если ты на самом деле такое бревно, то… плохи дела.       Старший хватает недопитую баночку из рук всё ещё охуевающего младшего, глотает остатки и впивается взглядом в чужие губы.       — Расслабься, белка, — он всё-таки хён, он должен помочь, научить.       Тот наоборот, сжимается весь и к стеночке так ластится прям.       — Да что ты там… Иди сюда!       И атакует бедненького. Они дерутся не на жизнь, а на смерть.       — Ты пьян, хён, — смеётся Джисон, когда парню всё-таки удаётся чмокнуть ещё раз.       Минхо часто-часто отрицательно мотает головой с дебильной улыбкой на лице и думает лишь о мягких, влажных, холодных губах. Ну и о том, чтобы научить, конечно.       — Это только начало, — вставляет свои пошлые шуточки хён.       Он чуть ли не лежит уже на парне. Цмокает ещё и ещё. Ну да, несколько десятков раз, младшему быстро надоедает сопротивляться.       Им жутко неудобно в такой позе, поэтому Минхо, как самый страдающий, поднимается с другой тушки и заставляет того сесть.       — Первый этап пройден. Теперь открывай ротик, — ну вот, опять он за своё.       Младший уверенно качает головой, получает по губам губами, потом ещё и ещё.       — Замри, — Минхо сам не верит, что это говорит, как будто Джисон не этим все время и занимался.       Припадает к губам, сначала мягко, как в прошлые разы, потом ненадолго задерживается, по иголочкам собирает чужие колючки. Джисон замирает.       — Ты выглядишь как дурак, — смеётся по-доброму его хён.       В принципе, Хан с ним наверно согласен.       — Сам не лучше, — и пьяно хихикает.       Минхо рукой касается его щеки (и когда они успели так близко сесть друг к другу?), несильно давит и смотрит, как медленно приоткрывается чужой рот. Джисон же смотрит в глаза, пытаясь понять, что же, твою мать, происходит.       Сидят так буквально несколько секунд, пока старший не сокращает между ними это ничтожное расстояние.       Захватывает нижнюю губу, слегка мнет её между своими, затем верхнюю.       — Запоминаешь? — отрывается ненадолго, чтобы посмотреть на опущенные веки и темные ресницы. И губы, такие блестящие, залипательные.       — Мм, — на автомате отвечает Джисон. Открывать глаза, честно, нет никакого желания.       Он немного приподнимает голову, потому что сильно отклонился назад, чувствует, как по шее снизу вверх ползет рука и застревает где-то в волосах на затылке.       — Теперь самое интересное, — выдыхает прямо в губы Минхо, сам почему-то облизывается (наверно сидр слишком сладкий был).       Ли тянет резко за волосы назад, улыбается лёгкому испугу на чужом лице и аккуратно проталкивает свой горячий язык в холодный маленький ротик. Приятно — думает старший, а потом вспоминает, что вроде бы он его чему-то учит. Вроде бы.       Джисон, как губка, всё впитывает. Запоминает каждое лёгкое движение языка. Ну да, Минхо круто целуется, но у него и опыта побольше и… неважно.       Лёгкий запах алкоголя, его сладкий привкус. Старший ещё раз дёргает чужие волосы на затылке и проникает языком кажется даже глубже (хотя куда ещё?), чувствует себя хозяином будто.       Где-то на подсознании у Джисона мелькает мысль, что вроде бы люди на помидорах учатся целоваться, а потом забивает — так ведь лучше, сразу понятно становится.       Минхо слегка затягивает чужой язычок и отстраняется, громко чмокая влажные губы.       — Всё уяснил? — кажется, или старший смеётся?       В груди что-то колет, мол неужели ты так не умеешь.       — Не совсем, — хмурится, потому что и хён его задел этим своим «не умеешь».       — Ну как так, — вякает обидчик и тянется к чужому лицу, чтобы снова показать, как надо.       Джисон со всей силы впечатывается в губы напротив и давит, давит своей обидой парня к кровати. Тот вроде бы сопротивляется, но выходит из рук вон плохо — обе руки заняты (одна в волосах, другая где-то на шее), и позволяет себе расслабиться, младшему ведь нужна практика.       — Не торопись, — единственное, что успевает сказать Минхо, когда ему всё-таки позволяют сделать вдох.       Джисон как будто повсюду — не контролирует себя, пытается сделать всё и сразу. Старший обхватывает ладонями лицо, немного отстраняет от себя, видит в чужих глазах черные точки и притягивает обратно, плавно направляя.       «Уже лучше» — думает Минхо, когда младшенький нежно проводит языком по его губам, аккуратно проталкиваясь дальше.       — Мм, — мычит прямо в поцелуй сам Минхо.       Джисон совсем разошёлся: хозяйничает в чужом рту, руки куда-то всё пристроить только не может. То на бока кладет, то на шею, а потом сдается и опускается на локти по обе стороны от головы старшего, и расстояние между ними совсем-совсем сокращается (точнее его не остаётся). Как котёнок свернулся на старшем и ластится, ластится.       — Тшш, — гладит по голове, как ребёнка, — успокойся.       И Джисону ничего не остаётся, как восстанавливать своё дыхание на чужом плече носом прямо в шее. Он… он… просто перевозбудился. С кем не бывает?       «Молоденький ещё» — думает Минхо и даёт время им обоим (всё-таки неплохой он учитель).       — А что ты тут делал? — интересуется младший и раскладывает одну из гирлянд на груди старшего, один моток вокруг головы и шеи. Красиво.       Минхо улыбается, как дурачок какой-то, и ничего не отвечает. Нанюхался — думает Джисон и кое-как встаёт с кровати, чтобы задуть несколько маленьких свечей. Аромат в комнате был уже достаточно концентрированный.       Парень обратно падает на свою занятую кровать, двигает старшего к стене и смотрит на счастливую рожу. Ну конечно, ему учиться то в универе всего ничего осталось, а ему тут страдай ещё несколько лет.       — Что такой грустный? — поворачивается к Джисону лицом, теперь оба лежат на боку и смотрят друг другу в глаза.       Минхо ещё весь в гирлянде, светится буквально. Младший ему завидует дико. Всё у старшего получается, да ещё и целуется отменно.       — Ничего, — совсем по-детски.       Ли бахает руку на чужой бок, тянется к белке поближе, и единственной преградой между ними становятся скрещенные на груди младшего руки. Ну чем не ребенок.       — Не злись, белка. Всё будет, но потом.       «Ага, а как же» — дуется. А из-за чего, он собственно обижается? Думает недолго — его просто сегодня обломали. Два раза. А как же хочется.       — Замри, — пугает старшего, тут же налетая на его губы, перед этим успевает вякнуть что-то вроде практика.       Старший думает о том, какой у него хороший ученик и о том, что лёжа целоваться намного удобнее, а у мелкого в голове лишь чужие губы и собственное неудовлетворение, которое врезается в ширинку джинсов. Минхо по-любому чувствует, но ничего не делает, только отвечает неспеша на поцелуй, чем несказанно бесит Джисона.       Младший уже порывается встать, злобно шипя, но парень притягивает обратно и впечатывает в себя, так сильно, что аж дышать становится трудно, и пихает свой язык ещё глубже, берёт всё под свой контроль.       У Джисона тоже звёзды теперь, только вот не от алкоголя, а из-за хёна, который редко, но сильно вжимает за попу в себя и языком кажется изучил его рот вдоль и поперек.       — Охх, — с болезненным стоном прямо в губы.       Джисона потряхивает неслабо, он всей грудью выдыхает горячий воздух в лицо напротив и смотрит затуманено в чужие, не менее горящие глаза.       Мило — думает Хан, смотря на прилипшую челку, на краснющие губы, розовые щёки и гирлянду на шее. Затем тянет на себя мигающую веревку и заставляет задохнуться уже хёна.       — Ты всем так помогаешь, учитель? — давит на мокрый затылок, заставляет смотреть в глаза Хан.       Минхо отрицательно качает головой и бьёт несильно кулаком по попе. Что-то потихоньку становится стыдно. Это же Джисон, его младшенький, а они здесь… Мысленно он рвёт на себе волосы, а руками всё ещё на попе держится.       — Вы довольны результатом, учитель? — спрашивает, почти смеётся (такой смелый хён вдруг становится стесняшкой).       А потом как припадает своими беличьими зубами к горячей шее и оставляет болючий укус прямо под подбородком.       — Ну и что ты делаешь, — вяло брыкается старший, еле выдавливает из себя улыбку. Спать хочется неимоверно. Остальное — на завтра.       — Я тут подумал, — какая долгая пауза, — у меня такой учитель под боком, зачем мне кто-то ещё?       И смотрит на лицо хёна, мирно спящего. Кто из них ещё больший ребенок? На шее красиво наливается засос, Джисон ухмыляется. Завтра не отбрыкается.       Бедный Чонин, бедный макне. Вынужден чуть ли не каждый вечер из общаги сваливать из-за своих хёнов.