Улыбнись

Улыбнись. Каждый раз он слышит эту чертову фразу и Чон клянется, что готов врезать говорящему это проклятое слово. Неужели они действительно считают, что это поможет? Неужели они считают, что после этого он перестанет ненавидить себя? Неужели они считают, что смогут заменить его? Разве он может улыбаться после этого? Разве он может перестать думать о своем грязном, подлом поступке? Он действительно вспоминает его каждый день, каждую секунду своего теперь уже никчемного существования. Чон до сих пор помнит глаза Сокджина. Помнит, как ухмылялся при виде его на коленях, пусть и с огромным трудом, пусть и для «прикрытия», но ухмылялся. Он помнит, как ничего не делал, а просто стоял в стороне, молча проглатывал вязкую слюну и наблюдал за тем, как грязные подошвы его дружков-ублюдков в очередной раз касаются груди лежащего на земле Кима, что в очередной раз сплевывал слюну, смешанную с кровью. Он смотрел на Сокджина, на того, кого называл своим, лежа с ним на кровати, в обнимку и тихо радостно посмеиваясь. Куда делась его любовь в этот момент? Чонгук помнит хриплое, пропитанное горечью «сукин сын» — тогда, после издевок, Ким с трудом встал с холодной земли и, держась за живот, прошел мимо Чона.

— Ты прекрасен, — шепчет Чон, касаясь волос Кима. — Глядите-ка, похоже я действительно люблю этого парня! — Да ну, Чон, я тебе никогда не поверю! — улыбаясь в ответ, произнес Сокджин. Лучше бы не поверил на самом деле.

Откуда он знал, что эти слова окажутся последним, что он услышит от Кима? Откуда он знал, что Сокджин пойдет на мост, что обеспечивал переезд через реку Хан? Откуда он знал, что Ким прыгнет с него? — Хосок, — стоя на пороге дома лучшего друга Кима, шепчет сквозь слезы Чон. — Я перед ним виноват. Так виноват. Я любил его. — Нет, — грубо ответил тот, поджав губы. — Что? — Ты его не любил. Если бы любил, не позволил бы случиться этому. Ты бы не стоял там и не наблюдал за этим, ты бы остановил это. Но ты не сделал этого, а знаешь почему? Потому что ты чертов трус и лицемер. Хотел сохранить дружбу с этими ублюдками? Пожалуйста! Ты сделал это! Но знаешь какой ценой? — Чон в два шага подошел к Чонгуку, схватив за ворот черного пиджака — Чонгук не переодевался с похорон. — Знаешь ли ты, ебанный Чон Чонгук, какой ценой ты сохранил с ними дружбу? Ценой жизни. Жизни Ким Сокджина. Того, кого ты якобы любил. Убирайся к чертям отсюда и не появляйся, ты мне противен, каждый раз, глядя на тебя, я вспоминаю его, — горько шепчет парень. — Вспоминаю его слова о тебе. Он, в отличие от тебя, был влюблен. Но ты стал его ошибкой. Самой большой ошибкой. Разве после этого он улыбнется. Только сидя у надгробной плиты Кима, роняя крупные слезы, он улыбнется, вспоминая его признание в любви и проклиная себя. Он улыбнется, стоя на мосту у той самой реки. Он улыбнется, прыгая с моста, как месяц назад Ким, сжимая их общую полароидную фотографию, которую позже положит Чон Хосок в карман пиджака похоронного костюма Чонгука.