Блуждающие огни

— Ничего я не знаю, ведьмак. Ничего не знаю. Келих, бондарь, отводил глаза, битый час отнекивался — Геральт давно исчерпал свой и без того скудный запас убеждений и уловок.  — Быть может твоя дочка говорила, куда пойдёт в тот день? С кем хочет встретиться?  — Не помню. Может говорила, да я прослушал. Какая к дьяволу разница теперь — пять месяцев уже прошло, — Келих уставился куда-то в угол, руки его чуть подрагивали, — Зорянки нет в живых. Это я знаю. Остальное не важно. Он замолчал.  — Даже если так — ты можешь помочь спасти других. Я смогу отомстить за твою дочь.  — Других? — темные полукружия под глазами Келиха стали, казалось, ещё гуще. — Какое мне дело до других? Больше ничего путного Геральт от него не добился — тот лишь качал головой и бормотал, что никто не помог, когда надо было — а сейчас помощи вовсе не нужно. Ведьмак, прежде чем уйти, как следует рассмотрел дом: всюду хлопьями пыль, окна завешены драным тряпьем, от самого бондаря несет как от бочки с элем. Толстая довольная кошка на окне, мирно утиравшая лапой светлую мордочку, выглядела донельзя роскошной — не сравнить с мрачным жилищем. Бондарь приметил взгляд Геральта.  — Дура бесполезная. Дочка ее любила, я ее теперь смотрю. Больше смотреть не…некого. Голос его надломился, улетел к потолку. Келих закрыл лицо ладонями. Геральт на своем веку частенько видел слезы и боль. Руки людей частенько тряслись, а губы — дрожали в моменты, когда отсчитывали ему монеты. Все что угодно, любые сокровища — лишь бы увидеть голову чудища, причинившего столько страданий, на кончике серебряного меча. «Пусть помучается» — женщины говорили это тихо, сквозь зубы, мужчины — звучно, а в глазах стеклом блестела ярость и ненависть. Геральту порой казалось, что других чувств у людей не бывает вовсе: яростью и ненавистью его встречали, а провожали глухой мрачной печалью — все кончено, но ничто не забыто.  — Я отомщу за твою дочь, Келих, — повторил он на прощанье, и быстро вышел из дома. Бондарь даже головы не поднял. Геральт с облегчением вдохнул холодного свежего воздуха, чуть сощурил глаза. Куда теперь? В деревне болтаться не хотелось, тягаться без толку по лесу — глупо (вдруг ночью придется драться?). Потоптавшись немного по двору, ведьмак решил, что стоило бы пройтись к роще той дорогой, которую на свою беду когда-то выбрала дочь бондаря — а после зайти проведать Плотву. Искать дорогу долго не пришлось — к лесу вела одна узкая тропка, обросшая по бокам узловатым малинником. У самой кромки леса его уже поджидала старая знакомая — приветливо махала рукой, подзывала к себе. Геральт нехотя потянулся к ней — Йеннифер ни шагу не сделала навстречу.  — Много ли узнал у бондаря? — весело спросила она.  — Нет. Йен легко улыбнулась, но ни слова больше не сказала. Какое-то время они шагали молча — каждый думал о чем-то своем. Лесная тропа хрустела под ногами мёрзлой грязью, ветви толстых дубов едва слышно лепетали над головами. Лес был подозрительно пуст — птицы не кричали, звери не бросались врассыпную, заслышав шаги. На широких пнях рядами росли семейки крупных грибов — шляпки их были припорошены инеем.  — Куда мы идём? — первым не выдержал Геральт.  — Я обещала показать тебе свое жилище, помнишь? Идти недалеко — вон там свернем налево.  — Ты живёшь в лесу? — в голосе Геральта мелькнуло удивление.  — А если и так, то что?  — Не похоже на тебя.  — А что похоже на меня? — чародейка посмотрела на него с любопытством. Геральт с ухмылкой поглядел в ответ.  — Не важно.  — Нет уж, скажи. Скажи, иначе дальше не пойду. Она и впрямь остановилась, не давая ему прохода: руки круто лежат на боках, в глазах — едкое упрямство.  — Усадьбы, палаты, дворцы, — Геральт широко раскинул руки, будто пытаясь обнять все то, что могло бы понравиться Йен, — Золото, рубины и шелка, дорогие наряды, спесивые рожи. Повсюду воняет сплетнями напополам с благовониями. Десяток слуг нужен только чтобы сварить тебе яйцо вкрутую и десяток служанок — чтобы напудрить нос. Шуты развлекают днём, куртизаны — ночью.  — Да ты как будто сам жил при дворе, — расхохоталась Йеннифер, — Только вот большая часть шутов метит в куртизаны, а сами куртизаны в большинстве своем куда смешнее шутов. Все не на месте — оттого неустойчив мирской порядок. Геральт хмыкнул — добавить ему было нечего.  — И все же это очень поверхностно, — лицо чародейки вдруг стало задумчивым, — Крайне поверхностно, Геральт. От тебя ожидала иного. Он открыл было рот, чтобы что-то ответить (ещё не придумав толком, что именно), но внимание его отвлекла диковинная прореха в рядах деревьев — словно какой-то великан огромной ручищей вырвал пару крепких дубов и унес на плече.  — Здесь бродили турсы?  — Конечно, нет, — ухмыльнулась Йеннифер, — Это людских рук дело. Мы почти на месте. Можешь пойти вперёд и убедиться самостоятельно — не хочу портить впечатление. Он недоверчиво уставился на Йен — та округлила глаза, мол, не ко времени застыл столбом. Геральт сунулся в проход между деревьями — и тотчас понял, что только в подобном месте могла поселиться чародейка. На опушке леса, которую со всех сторон хранила от любопытных взглядов густая чаща, доживала свой век заброшенная усадьба. Щегольской дом многое перевидал на своем веку — он распадался на части уже десятки лет, вряд ли бы даже хозяева узнали его сейчас. Словно потерявшая остатки ума старуха-модница, дряхлой привычкой держащая в пятнистых руках порванный в хлам веер, усадьба жила в своем малом мирке — где была красива, молода и полна жизни. Белые стены осыпались, пошли пятнами плесени, витые карнизы опали — кусками валялись в заросших густым бурьяном дорожках. Тусклые окна смотрели на гостей слепыми, поросшими бельмом глазами. На фронтоне проступала чуть сбитая годами лепнина — герб величавого некогда поместья. Приглядевшись, Геральт смог различить на нем трехглавого пса с широко разявленными пастями, тело которого было обвито кустом колючей розы.  — Посов дом, — пояснила догнавшая его Йеннифер. — Раньше здесь жили князи и княгини рода Посов. Слыхал о таких?  — Не доводилось, — покачал головой Геральт, — А что с ними сталось?  — Известно что, — пожала плечами Йен, — Деньги и власть несут в княжьи дома лишь вырождение. Веками в этих стенах предавались утехам, отгородившись от мира, ну, а мир потихоньку забывал их самих. Финансы иссякали, земли распродавались, слуги разбегались… говорят, что когда последних из Посов нашли местные жители, те даже говорить толком не могли — пищали, словно суслики.  — И ты решила остановиться здесь — в умершем доме?  — Более того — и тебе предлагаю. Здесь отличные купальни, и я будто бы видела в одной из комнат коллекцию бутылочных ядов — представь себе, бутылочка с напёрсток величиной…  — До черта заманчиво, — буркнул Геральт.  — Куда веселее, чем лишний день вонять салом в корчме, — сморщила нос Йен, — Я немного там прибралась — сможем пересидеть пару часов, а в полночь пойдешь знакомиться с огнями. Отсюда на них открывается прекрасный вид.  — Огни появляются здесь?  — Не в самом доме, а на опушке — и разлетаются по лесу. Геральт внимательно посмотрел на чародейку. Та ответила лукавым взглядом — он на мгновение забыл, о чем именно хотел узнать.  — Если…хмм…если так много о них знаешь — почему сама не выяснишь, что это такое? Его секундное замешательство не укрылось от ее глаз.  — Идёшь ты или нет? — мягко спросила она. И, разумеется, он согласился.