Lungs Filled Up With Sweetness

Это было, когда Кёнсу занимался вокалом с Бэкхёном в одном из репетиционных залов. Тогда ночные кошмары Кенсу стали реальностью. В середине исполнения своей партии его скрутил сильный кашель, оставив песню незавершенной. Бэкхён остановил песню, чтобы похлопать друга по спине. — Ты заболел? — Тихо спросил Бэкхён. Когда он присмотрелся, Кёнсу развернул кресло и отвернулся от старшего, чтобы скрыться. Он все еще не переставал кашлять и Бэкхён знал, что что-то не так, когда его тело не прекращало сотрясаться от спазмов. Это была далеко не простуда — Кёнсу, ты… Он перестал кашлять, но их взгляды упали на шелковистые лепестки, которые, которые были на дрожащих руках Кенсу. Шесть лепестков белой ромашки, если быть точным. Они напомнили ему о золотистой коже Чонина. Цветы всегда были красивыми для Кенсу. Романтическими. Неземными. Умиротворяющими. ✽✾✿❁❃❋❀ Уже вторая неделя заболевания, когда Бэкхён решил уговорить Кёнсу попросить его рассказать менеджерам или сделать операцию, чтобы удалить цветок, медленно удушающий и убивающий его изнутри. Кёнсу обхватил белый фарфор, так как лепестки неуправляемо падали с его рта. Бэкхён ничего не мог поделать, кроме как поглаживать спину друга, пока они сидели в тишине и воздух наполнялся только сильным кашлем. Кёнсу не ожидал, что его состояние ухудшится так быстро и он надеялся, что понадобится еще несколько недель, а может и месяцев, чтобы это превратилось в нечто более серьезное. В этот день лепестки стали бесчисленными. — Чунмен начинает уже что-то подозревать, — сказал Бэкхён, протягивая платок Кенсу. — Ты выгнал его из нашей комнаты, чтобы спать со мной. перестал общаться более чем тремя словами со всеми, кроме меня. И сегодня уже в пятый раз ты сбежал с практики, чтобы спрятаться здесь Кёнсу выпрямился и вытер рот носовым платком. Его глаза наполнились слезами от всех приступов рвоты и он уверен, что выглядел он ужасно. — Тогда вернись к практике и оставь меня в покое. Бэкхён, я сам справлюсь. — Ну ну, давай, расскажи мне свой блестящий план — Бэкхен скрещивает руки на груди, смотря на Кенсу. — Нет операции, верно? Как ты думаешь, ты сможешь заставить Чонина ответить тебе взаимностью, прежде чем эта штука убьет тебя? — Просто… — Кенсу прошел мимо Бэкхена на выход из туалета, к которому он побежал посреди практики. — Не говори никому, Бэк. Пожалуйста. Это последнее, о чем я тебя спрошу. — Ты умираешь, Кенсу! — Бэкхён вздрогнул и последовал за ним. Прежде чем Кенсу успел заткнуть Бэкхёна, он увидел две пары широко открытых глаз, наблюдающих за ним.Это был Чанель, он пристально наблюдал на ними двоими, когда Чунмен согнул брови и изумленно посмотрел на них. Затем их взгляды упали на пол, где пара лепестков пробилась наружу. — Объясните. Сейчас же. — Голос лидера прозвучал в пустом коридоре, и Кёнсу ничего не мог сделать, кроме как спрятать лицо в ладонях. ✽✾✿❁❃❋❀ Кенсу признался Чонину о своих чувствах за два месяца до первого лепестка, сорвавшегося с его губ. Их общежитие мусолили бутылки, которые были из-за дня рождения Чанеля. Тао приставал к Крису, а Исин и Лухан цеплялись за Минсока, как пятилетние дети. Чанёль и Бэкхён наслаждались своим маленьким миром в другом уголке, пока Чондэ и Чунмён занимались собой, непрерывно смеясь над воспоминаниями, которые они вспоминали. Кенсу присоединялся к ним лишь иногда, комментируя о некоторых воспоминаниях, которыми он поделился с ними. Сехун и Чонин также говорили друг с другом на черном диване, прислоненном к стене их гостиной, и их разговор заглушил громкие голоса другого. Сехун смеялся над чем-то, что сказал Чонин. Впервые за долгое время Кенсу почувствовал, как укол ревности ударил его. И это сильно ударило его. Вскоре алкоголь вывел Сехуна из строя и Чонин решил, что он должен уложить его спать в комнате. Он вышел только минут через 30. Чонин вышел из комнаты и снова плюхнулся на черное кресло. Он держал в руке еще одну бутылку пива и бездумно смотрел на пустое место перед собой. Кенсу воспользовался возможностью поговорить с ним сегодня вечером, так как он чувствовал себя немного более смелым, чем обычно, с алкоголем, пробежавшим по его венам. Просевшего под его телом дивана было достаточно, чтобы вывести Чонина из транса, и танцор улыбнулся, увидев знакомые сердечные губы, улыбающиеся ему в ответ. — Ты помнишь, когда мы все впервые приехали вместе? — Чонин заговорил раньше, чем Кенсу, но он не возражал. — Я избегал тебя, как чумы, и Чунмен-хен должен был вмешаться  Кенсу фыркнул и обнял его за плечи — Чонин, ты старался держаться на расстоянии десяти метров в первые две недели нашей совместной жизни». Кенсу это все хорошо помнил. Единственный раз, когда он заметил, что Чонин избегает его, это когда Чунмен решил запереть их троих в комнате, чтобы все решить. Все закончилось красиво, обнявшись, благодаря Чунмену, который продолжал настаивать на том, что необходимо все прояснить. — Я никогда не думал, что смогу приблизиться к тебе. Я никогда не думал, что ты будешь мне настолько близким. Ты начал готовить для меня каждый раз, когда я поздно возвращался домой после тренировки и когда никто не хотел готовить для меня. Боже, я скучаю по твоей еде, Хен. Я так по ней скучаю.- Голос Чонина был таким тихим, будто он слишком устал. Он закрыл глаза и откинулся на диване со вздохом. — Я очень скучаю по тебе. Певец мог поклясться, что во всем здании слышно, как его сердце стучит в сотню миль в час. Он так старался, скрыть улыбку на своих губах, но он уже улыбался. Ночь стала расти, как и их разговор. К двум часам ночи все ушли по своим спальням, кроме Криса, который все еще спорил с пьяным и хихикающим Тао. Когда Крис потащил Тао за воротник, чтобы уложить его в постель, Кенсу решил, что пора и им уйти в свою комнату. Кенсу провел Чонина до его постели. Он пил намного больше, чем кто-либо другой, споткнулся и упал на кровать потянув за собой Кенсу — Хен. — Он уставился на Кенсу полузакрытыми глазами. Он крепче сжал воротник рубашки Кёнсу, и он медленно тянет старшего ближе. — Чонин, — Кёнсу на секунду замер, но когда они были всего в нескольких метрах друг от друга, он набрался смелости, чтобы вымолвит слова. — Я люблю тебя. Чонин замер. Им обоим потребовалось двадцать болезненных секунд, чтобы понять, что происходит. Его руки упали с рубашки Кёнсу, и он отвел голову в сторону, чтобы избежать взгляда певца. — Извините, — он отодвинулся, словно мог заразить болезнью из-за того, что оказался слишком близко к Кенсу, чей мир в настоящее распадался на куски, когда горло сжалось и слезы грозили пролиться из глаз. Он прикусил губы и медленно покачал головой. Некоторое время он колебался, но затем нарушил тишину. — Я не могу. На следующее утро Кенсу вышел на кухню, в поисках обезболивающих, чтобы избавиться от ужасной боли в голове. Он несколько раз навернулся в гостиной, прежде чем оказаться перед шкафчиком, в котором находились все их лекарства. Комната слегка вращалась, и потребовалось немного усилий концентрации, чтобы не поддаваться гравитации и падать набок. Он выпил парацетамол со стаканом воды и собирался тащиться обратно в свою комнату, чтобы поспать остаток дня, когда его встретил кто-то, возвышающийся над ним на полголовы. Кенсу испугался когда увидел Чонина, отступил, ударившись о кухонный стол. Он поднял глаза чтобы смотреть в глаза, которые впервые его избегали. — Решил до инфаркта меня довести? — Кёнсу вел себя так, как будто это не он вчера признавался. Кенсу когда лег на кровать, через некоторые время решил кое-что о своем признании. Действовать так, как будто этого никогда не было. " Веди себя так, будто ничего не было. Веди себя так, будто это признание лишь из-за того, что ты был пьян и одинок. Веди себя так, будто ты не любишь Чонина. Парень взял таблетки и протянул Чонину — Думаю тебе оно больше понадобится, прими Кёнсу собирался уйти, но танцор преградил ему путь Ему было так трудно проглотить комок в горле. Он поднял голову и заставил себя встретиться взглядом с Чонином. — Тебе что-то нужно? Чонин долгое время тупо смотрел на него, и прошло двадцать мучительных секунд, когда он нарушил тишину — Нет — Кенсу уже собирался уйти оттуда, как Чонин остановил его своим вопросом. — Хен… Ты помнишь что было вчера Улыбка на лице Кёнсу была натянутой, но он подумал, что Чонин поверит ему — На самом деле, нет. Я сделал что-то глупое? Мой брат говорил мне, что я несу чушь когда напьюсь. Если я что-то сделал… или сказал что-то, не так, это был алкоголь. Не бери в голову. Чонин остался на кухне один, смущенный и потерянный.Он не был уверен, какой ответ он хотел бы услышать, но он точно знал как-бы поступил. Исин заметил, что Бэкхён, Чанёль и Чунмен всегда спрашивали Кенсу о самочувствии. Он заметил, как трое начали вздрагивать, когда Кенсу кашлять. Он заметил, что Чунмен теперь, кажется, начал больше заботиться о Кенсу, чем других участниках. У него уже были догадки, еще и это подтвердило, то что Чунмен начал выбрасывать черный мешок с мусором посреди ночи. Исин очень надеялся, что, когда он разорвёт пакет, то вывалится куча мусора, но из черного пакетов вылилась куча лепестков, мягких и белых, они беззвучно падали на асфальтовое покрытие.Цветы никогда не выглядели так ужасно для них обоих. Когда Чунмен объяснил ситуацию Исину, возвращаясь в их общежитие, последний тяжело вздохнул. — Чунмен, это у нас проблема. — Думаешь, я этого не понимаю? Кёнгсо с каждым днем ​​все больше и больше откашливает лепестков. Конечно, это большая проблема. — Нет. Дело не только в этом, — Исин покачал головой. Чунмен бросил на него недоуменный взгляд. — Это Сехун. Прежде чем Джунмён успел спросить, они оба увидели лепестки белой ромашки, покрывающих паркет. Такие же мягкие и шелковисто-белые лепестки. Они летали повсюду, ветер дул от вентилятора. Сехун лежал на полу, отчаянно пытаясь не дать лепесткам выйти. Чонин стоял на коленях рядом с ним, крепкими руками обнимая его конвульсивно дёргающуюся фигуру. Видимо, Сехун побежал в ванную, когда почувствовал очередной приступ кашля. Но не успел, и его стало выворачивать прямо посреди гостиной, а Чонин бросился к нему. Шум разбудил и поднял всех из кроватей, и теперь парни стояли в тишине и смотрели на лепестки которые лежали на полу. Кёнсу судорожно выдохнул, уставившись на пару на полу. Он поднял голову и встретился с прожигающими в нём дыры взглядами Исина и Чунмёна. «Пожалуйста» проговорил он одними губами, качая головой. «Не говорите никому». Что другими означало: «Не говорите Чонину». Сехуну удалось заставить всех согласиться не доставлять его в больницу. «Это началось около двух с половиной месяцев назад. За неделю до дня рождения Чанёля. Но становится все лучше. Раньше меня рвало подряд. Чонин помогает мне.» «Я также не знаю, как мне удалось выжить более двух месяцев. Это постепенно уходит.» Каждый из них знал, что единственное лекарство — получить взаимность. «Нет, я не собираюсь делать операцию. Я никогда не буду делать операцию. Я не хочу переставать любить Чонина.» Сехун медленно поправлялся. Это только одно означало, что Чонин влюбляется в него. А Кенсу в это время медленно умирал. — Есть только два варианта, Кенсу. Тебе сделают операцию или ты умрешь. Джунмён в отчаянии почесал голову. — Тут уже нет другого выхода. Бэкхён прикусил губу и сел рядом с Кенсу. — Хён прав. Ты уже видел, что происходит. Чонин уже влюбляется в Сехуна. Я думаю, что было бы лучше, если бы ты сделал операцию… — Что, если я откажусь? — произнес злобно Кенсу. — Что, если я скажу, что я тоже не хочу переставать любить Чонина? Почему я должен сдаться первым? Остальные лишь могли сочувствовать ему. Они понимали, что он не хочет забывать его. Это были ночи о Чонине. Это было о том, как Чонин тоже начал заботиться о нем. Это было из-за того, что они были одни в комнате для тренировок, и комната казалась такой большой, но они сгрудились в одном углу, прижавшись друг к другу, когда смотрели видео с телефона Кенсу. Это произошло из-за того, что Кенсу вдруг показалось, что иногда глупо чувствовать себя глупым, если бы это было с Чонином. И в ту ночь, когда они пили, он был настолько уверен, что Чонин чувствовал то же самое. — Это несправедливо, — Кёнсу упал на свою кровать закрывая лицо руками. — Почему у Сехуна есть Чонин? Почему? Любит он его больше, чем я? Почему я единственный, кто пострадал? Исин вздохнул и сел на свободное место на другой стороне Кенсу после минуты молчания. — Ты должны принять решение. Даже если ты решишь перенести боль и позволить лепесткам наполнить легкие, мы не будем стоять и наблюдать за этим. — Это больно. — Кенсу свернулся на бок, лепестки снова начали выплескиваться изо рта. — Это… больно… — ему удалось пробормотать, пока остальные готовились к грядущей волне ромашки. Он не был уверен, имел ли он в виду шелковистые белые цветы, текущие с его губ, или тот факт, что он никогда не почувствует, что Чонин любит его в ответ. **** — Думаешь, я не заметил? — Чонин нарушил молчание, продолжавшееся между ним и Кенсу. Они не разговаривали друг с другом последние три недели, Кенсу просто избегал парня, когда чувствовал, что тот слишком близок. Кенсу нахмурился — Что? не заметил. — Скажи мне, что происходит? — Ты о чем? Ничего не происходит Очевидно, это была большая ложь. Он проснулся этим утром, лежа на куче лепестков, которые он кашлял, когда спал. Он не мог вспомнить ничего, в отличие от Бэкхёна и Чунмена, которые не спали всю ночь в своей комнате, отчаянно пытаясь заставить Кенсу чувствовать себя лучше и убирали, пока шелковистые кусочки лепестков рассыпались по комнате.На лице лидера была усталость, а Бэкхён продолжал утверждать, что причиной его красных глаз было то, что он не спал всю ночь. А правда была в том, что он плакал из-за того, что Кенсу просил о смерти. Он выглядел несчастным, свернувшись калачиком в позе эмбриона, подбрасывая лепестки между вдохами, а затем рыдая: «Просто убей меня сейчас. Я хочу умереть. " Чонин наконец загнал Кенсу в комнату, в которой они жили вместе, и теперь это была комната, где Сехун заполз в постель Чонина. — Почему ты избегаешь меня? — грубо спросил он. Кенсу пытался не смотреть на него, горько рассмеялся и покачал головой. — Я не избегаю тебя. — У тебя на лице написано, что ты врешь — ответил Чонин. — Откуда тебе знать, что на моем лице написано? — Потому что мы знаем друг друга лучше всех. — Кенсу изогнул брови. «Я мог бы быть — Ты странный. — Кёнсу снова покачал головой и отвернулся от парня, надеясь, что его ложь не распознают. — Я не лгу. — Хён, — вздохнул Чонин и отчаяние в его голосе заставило Кенсу застыть на месте и наклонить голову, чтобы посмотреть на Чонина. — Я просто… я очень скучаю по тебе. Очень. Кёнсу прикусил губы и отвернулся от Чонина. — Тебе незачем скучать по мне. Я буквально почти всегда в той же комнате, что и ты. — Кёнсу был прав, но Чонин думал, что был бы благодарен, если Кёнсу не всегда будет стоять в четырех метрах или не ответит всего пятью словами или даже меньше. — Ты был слишком занят с Сехуном. Как будто он центр твоей вселенной прямо сейчас, Чонин. — Ты знаешь, почему я так делаю — Я знаю больше, чем ты думаешь. И именно поэтому я даю тебе больше свободы. — застегнул молнию на своей сумке и повернулся в последний раз, чтобы взглянуть на Чонина. — Эй… Могу я тебя кое о чем спросить? Гипотетически. Чонин поднял брови и сделал шаг вперед. — Если бы я из-за тебя кашлял лепестками, ты бы тоже попытался меня полюбить? Гипотетически, хорошо? «Гипотетически…», — Чонин замолчал, думая о том, как-бы подобрать правильно слова. Он смотрел прямо на него, как будто он мог сжечь его своим взглядом. — Я не думаю, что мне даже пришлось бы стараться изо всех сил. Я даже не думаю, что тебя вырвало бы вообще. Но если бы это случилось с тобой, я бы сделал все, чтобы это прекратилось. Кенсу чувствовал, как в горле пересохло, а сердце билось более ста миль в час. Он хотел кричать: " Пожалуйста, люби меня сейчас. Ты мне нужен», но он лишь кивнул и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Чонин наблюдал за ним, когда он выходил и он увидел лепестки, тянущиеся позади певца.Он был уверен, что прибрал комнату и избавился от каждого лепестка, которые выбросил Сехун. ✽✾✿❁❃❋❀ Много раз Кенсу хотел сдаться и перестать сдерживать лепестки, когда он был перед другими членами. Во многих случаях он хотел не убегать, когда он чувствовал, как болезнь пронзает его горло, грозясь разлететься по всему полу их тренировочных залов, потому что он устал. Он был вынужден бежать так быстро, как только мог, чтобы добраться до туалета, где он мог спокойно кашлять, когда Бэкхён оказывал ему моральную поддержку. Всякий раз, когда Сехуна рвало, все приходили к нему на помощь, особенно Чонин, который всегда был в боевой готовности рядом с ним. Сехун заставил всех толпиться в его гостиничном номере в три часа ночи сразу после того, как они приземлились в Гонконге и после всего Чонин прижимал его хрупкое и слабое тело, a все убирались после беспорядка и поддерживали судорожного Сехуна, которого постоянно рвало. Кенсу был бесконечно благодарен Бэкхёну. Он был благодарен, что он был рядом с ним. Чунмён и Бэкхён всегда заботились о нем. Но он хотел, чтобы руки Чонина гладили его по спине, чтобы успокоить его, или голос Чонина шептал и уверял его, что он в порядке и с ним все будет хорошо, но после того, как он вырвал, ничего на самом деле не шло так, как он хотел. Чонин ведь не мог все время следить за обеими. *** Это было перед тысячами поклонниками и в середине их концерта, когда Кёнсу почувствовал головокружение. Огни закружились в его глазах и он не мог не упасть на бок сцены, как только одна из их песен закончилось и огни погасли. Пришло время сменить костюм, но вместо того, чтобы идти прямо в раздевалку, он направился в уборную, расположенную дальше всего от сцены, чтобы убедиться, что он один. Он споткнулся в двери и отбросил беспроводной микрофон в сторону, чтобы встать на колени перед белым фарфором. Около пятнадцати минут, когда он собирал кучу ромашек, Кенсу почувствовал, как его сердце остановилось в груди, когда он услышал, как двери открываются и закрываются на короткое время и дверь кабины с грохотом закрывается, после чего яростный взлом и рвота на другой стороне. Раздался рыдающий звук и Кенсу не мог сдержать слез. ❀ На одной части сцены было небольшое количество лепестков ромашки и Чонин заметил это, когда они вышли после того, как переоделись в разные наряды. Он побежал со сцены за кулисы и начал обыскивать каждую комнату, мимо которой проходил, в поисках своего лучшего друга. Что его удивило, так это то, что когда он повернул в один из коридоров, он обнаружил, что Чунмен выглядел потрясенным и обеспокоенным. он подбежал к Чонину и тяжело дышал: — Где Кенсу? —  Где Сехун? — спросил Чонин в то же время и это привело его в растерянность: почему Чунмен искал другого певца?. -Что вы имеете в виду? Он на сцене, — он нахмурился и покачал головой. — Сехун ушел. И я увидел лепестки на полу. Чунмен хотел схватить за воротник Чонина и кричать: «Кенсу умирает», но вместо этого он закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем потянуть за рукав танцовщика и обыскивать каждую комнату, которую они проходили. К тому моменту, когда они достигли комнаты отдыха в подвале, у них обоих перехватило дыхание и их встретил поток лепестков ромашки, летящих из— за двери. Чонин упал на пол, чтобы посмотреть, заняты ли кабинки. — Сехун. Слава Богу. — Чонин облегченно вздохнул, увидев кого-то, сидящего на кафельном полу. Его сердце просто замерло, когда он увидел, что эти туфли не принадлежат высокому танцору. Он открыл дверь и увидел красные глаза, бледные губы и хрупкое, измученное тело, окруженное цветами.- — Кенсу? — Чонин, — слабо и хрипло выдохнул Кёнсу, он сжал горло от боли — Сехун… Сехун…- Он ахнул и указал на место с другой стороны, прежде чем снова нагнуться к мусорнику для еще одного раунда лепестков. Чонин испуганно смотрел на Кенсу который кашлял те же ромашки, что и Сехун. Младший был замечен сидящим на верхней части унитаза обнимая колени, когда Чунмен бросился к нему. Он посмотрел на лидера со слезами, катящимися по его лицу, подводка для глаз потекла пятнами повсюду, а лепестки повсюду торчали на нем. — Я… я не знал, — закричал Сехун, держа рот ладонью, чтобы не рыдать и не лить цветы. — О, Боже. Извините, я не знал. Его остановила рука Чунмена. Он взял телефон и позвонил старшему — Хен, привет. Пожалуйста, вызови скорую. У нас чрезвычайная ситуация. ***** Никто никогда не знал, каков был план Кюнсу, когда он пытался убедить всех, что у него болезнь под контролем. Даже Бэкхён, который пытался заставить его сказать, что у него на уме в первый день, когда это произошло, остался в неведении. По правде говоря, у Кёнсу никогда не было плана. Он просто держался за надежду, что, возможно, Чонин сможет любить его. Год назад он понял, что действительно любит танцовщика. Кёнсу провел бессонные ночи, ворочаясь в своей кровати, испуганный и напуганный тем, что Чонин не чувствовал то же самое, но дни превратились в недели, а затем в месяцы, и болезнь никогда не росла в его организме. Он думал, что Чонин чувствовал то же самое. Он был прав. Чонин любил его так же сильно, как и он, поэтому Кенсу никогда не терпел рвоты лепестками. Все пошло не так, когда Сехун, наконец, решил, что он также любит своего лучшего друга, подумав об этом в течение нескольких месяцев. Чонин был рядом с Сехуном, когда последний усеял пол ровно восемью лепестками. У него не было намерений когда-либо говорить Чонину, что он вызвал лепестки, потому что Сехун знал. Сехун, волнующийся, знал, что Чонин и Кёнcy чувствуют друг к другу, наблюдая за тем, как они смотрят друг на друга. У Кёнсу был такой тон, который был зарезервирован для Чонина, а у Чонина был другой взгляд на Кёнсу. Его лучший друг заставил его признаться и Чонин чувствовал себя в море с ситуацией, так как был уверен, что не относится к Сехуну так. Несмотря на потерянность, Чонин всегда следил за тем, чтобы он был рядом с Сехуном во времена, когда лепестки ранили Сехуна. Телу Сехуна потребовалось всего около недели, чтобы начать разочаровываться в нем, и он был последним в тренировочной комнате с Чонином, когда его рвало один час подряд. Это внезапно прекратилось, когда Чонин соединил губы с блондином, слезы текли из глаз обоих. Сехун хотел оттолкнуть его, он хотел сказать: ''остановись. Чонин, остановись. Ты любишь Кёнсу''. Но когда Сехун почувствовал, как рука Чонина обвивается вокруг его талии, его хватка на рубашке Чонина притянула старшего танцора ближе, полностью отбрасывая мысль оттолкнуть его за окно. Сехун думал то же самое. Возможно, Чонин был способен любить его. Лепестки пришли в устойчивый темп после этого. Они больше не размножались и с течением времени Сехун, казалось, рвал все меньше и меньше. В ночь на день рождения Чанёля Чонин оставался с Сехуном, пока тот не уснул. Проведя остаток ночи с Кёнсу, он захотел поцеловать Кёнсу в первый и последний раз, зная, что он не сможет сделать это снова. А затем три слова, которые прошептал Кёнсу, вернули его в реальность. На следующий день, когда Чонин понял, после их встречи во время похмелья, что слова, которые сказал Кёнсу, были неискренними, небольшая часть его сердца разбилась, но он подумал, что, возможно, его чувства к Кёнгсу не были реальными и он должен был уделить свое безраздельное внимание Сехуну. Он отказался от любви к Кёнсу, в которого был влюблен, чтобы любить Сехуна, потому что он должен был удержать его от смерти. Возможно, именно потому, что он постоянно видел, как Сехун корчился от боли, он заставлял себя любить. Его любви к своему лучшему другу было достаточно, чтобы вызывать любовь, когда грозит смерть. Какова бы ни была причина, Чонину было бы достаточно полностью отказаться от своих чувств к Кёнсу, чья любовь осталась безнаказанной и безответной. ✽✾✿❁❃❋❀ Приехало две машины скорой помощи, две носилки, две пары медработников, которые ухаживали за Сехуном и Кенсу, но они оба хотели только одного лекарства. И один из них не мог выйти из этой больницы без хирургического вмешательства и безвозвратного удаления своих чувств к танцору. В то время, как врачи пытались устранить часть ущерба, нанесенного их системам, Чунмен и Чонин вернулись на сцену и выступили так, как будто они не видели, как двое их мемберов умирали в одном из номеров. Чонин забывал свои слова снова и снова и снова, потому что в его голове повторялось только одно: белоснежные ромашки, падающие с пухлых розовых губ. И он не мог заставить себя поверить, что это происходило уже несколько недель без его ведома. Все время, пока он прижимался и ухаживал за Сехуном, чтобы предотвратить обострение болезни, он медленно убивал Кенсу, к которому он испытывал все меньше и меньше привязанности каждый раз, когда целовал своего лучшего друга. И это было несправедливо; несправедливо, что кто-то должен был забыть их любовь и страдать от боли из-за этого. Сехун распахнул глаза и он почувствовал, как вес на его теле уменьшился, когда он увидел силуэт Чонина, стоящий перед окном, с его взглядом, скользящим по горизонту. Прошло уже шесть часов с тех пор, как Сехун потерял сознание и на долю секунды он испугался, что ему уже сделали операцию, но он все еще чувствовал, как его сердце бьется при виде Чонина, заверяя его, что он все еще влюблен. — Ты встал. — Чонин обернулся, улыбнулся уголками морщинистых глаза, увидев просыпающегося Сехуна. — Как Ты себя чувствуешь? — Такое чувство, будто столько любви убьет меня. — Сехун слабо улыбнулся. Это было шуткой, но Чонин чувствовал себя виноватым и он не мог не извиняться, виновато посмотрев на Сехуна. — Как Хен? — Не беспокойся о нем, — Джонгин покачал головой и сел на свободное место на кровати. — Ты прав, — усмехнулся Сехун и улыбнулся про себя. — Я все равно умру позже. — Нет. Ты не умрешь, потому что тебе предстоит операция… — Ты не можешь заставить меня сделать это, Чонин, -. Сехун перебил его, прежде чем брюнет успел закончить фразу. — Я не позволю им отнять у меня любовь. Чонин не мог злиться на него и лишь сказал — Ты ведешь себя эгоистично. — Это мое решение. Я не собираюсь делать операцию. Чонин встал с кровати и в отчаянии провел руками по волосам. — Ты думаешь только о себе! Тон голоса Чонина заставило вздрогнуть младшего и еле сдерживать слезы — Умрешь не ты, Сехун. Это случиться со всеми твоими близкими — прорычал он. — Это произойдет со мной, с Луханом, с Тао, со всеми членами, твоей семьей, твоими друзьями. Это произойдет со всеми, кроме тебя. Это сведет всех с ума, потому что им приходится просыпаться каждый день и пытаться понять, как жить, когда тебя нет Чонин мог слышать, как бьется его сердце, как будто все в здании больницы слышат его, потому что он злится. Он был в ярости, потому что не хотел терять Сехуна. Его голос вздрогнул, когда почувствовал, что его глаза слезятся. — Думаешь, мне все равно? Ты думаешь, что я легко уйду, если ты позволишь этой болезни убить тебя? Я бы сошел с ума, потому что, Господи, Сехун, мне больно, что я не могу дать тебе ту любовь, которую ты хотел. Потому что я хочу. Я хочу дать это тебе, но я не могу. И ты знаешь почему. Ты знаешь, почему этого никогда не будет достаточно. Сехун резко вздохнул, сглотнув: — Я принял решение. — Я не собираюсь стоять здесь сложа руки и смотреть, как ты умираешь. Я люблю тебя, Сехун. Я не собираюсь этого делать, — Чонин покачал головой и, бросив последний, долгий, умоляющий взгляд на Сехуна, затем повернулся на каблуках и выбежал из комнаты. ✿ Врачи пришли в ту ночь и попросили завершить лечение Сехуна. Он уже хотел возразить и сказать, что не хочет операцию, но друзья его заставили это сделать. На следующий день он уже не чувствовал тяжести в своем теле и проснулся, чувствуя себя как новый, все так, как было несколько месяцев назад. Он обнаружил, что ему уже наплевать, сидел ли Чонин на краю его кровати или нет и улыбнулся, увидев светловолосого китайца вместо танцора, которого он всегда жаждал. — Привет, Сехун. С тобой все в порядке? — Лухан дерзко улыбнулся, подойдя ближе к молодому мужчине. Сехун вздохнул и внимательно посмотрел на всех, кто собрался, ожидая, когда он проснется. Он понял Чонина. Теперь он чувствовал себя любимым как никогда. — У меня все в порядке. ✾✿❁❃❋❀ Это было так близко. Еще немного и Кенсу бы ускользнул от хватки Чонина. Кенсу легко мог умереть, когда он лежал неподвижно на койке в отделении неотложной помощи, и только сердечный монитор говорил всем, что у него все еще есть небольшая жизнь. Он был близок к небесам, но единственное, что помешало ему уйти, — это Чонин, отчаянно плачущий за пределами его комнаты и рыдающий, что он любит его. Он любил его больше всех. Когда Кенсу погрузился в глубокий сон, врачи попытались успокоить Чонина (одна из медсестер даже дала ему успокоительное) и заверили его, что с Кёнсу все в порядке. Проснувшись утром от голоса Бэкхена, что обычно раздражало живой ад Кенсу, но сегодня все было иначе, Он был счастлив услышать это, потому что он заглушил странный гудящий и жужжащий звук, исходящий из машины, которая, вероятно, пыталась поддержать его рядом с собой. Он снял с лица кислородную маску и попытался осторожно сесть. Однако в конце концов он сдался, когда понял, что боль в его теле слишком сильна. — Давайте не будем вредить себе, не так ли? — Бэкхён поспешил в сторону Кенсу и осторожно опустил за плечи. — Где Сехун? — пробормотал он, когда прошелся взглядом по палате, но он не нашел его, только Чонин спал в комнате на диване напротив. — О, Кенсу, — смеялся Бэкхён. — - Вы до сих пор заботитесь друг о друге — Где Сехун? — Повторил он более устойчивым, но все еще слабым голосом. Бэкхён вздохнул и положил руки на его плечи, чтобы тот расслабился. — Он в другой комнате. Если честно, только что из хирургии. «Если честно, только что из хирургии» — Слова повторялись в голове Кенсу — Это значит…- прежде чем Кенсу смог сформировать предложение, он отвернулся от Бэкхёна и прикрыл рот руками, чтобы лепестки не выходили. Чонин проснулся и он сразу же подбежал к Кёнсу, потирая спину и прижимая его к себе, когда Бэкхён выбежал, чтобы позвать медсестер. — Не волнуйся, — успокаивал его Чонин и Кёнсу хотел закрыть глаза, потому что прикосновение Чонина было приятным, несмотря на каскад лепестков с его губ. — Врачи сказали, что ты сейчас лучше, чем прошлой ночью. Теперь лепестков стало меньше. Это… эээ… знак. — З-знак? — спросил Кенсу между кашлями. — Что тебе становится лучше, — кивнул Чонин, наклонившись и поймав губы Кенсу своими, останавливая поток шелковистости изо рта. — Я сказал тебе, что сделаю все. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Чонин хотел спасти их обоих, но он знал, что не смог бы. И любовь к Кенсу пересилили чувства к Сехуну. Он с самого начала любил его. Кенсу. Наконец-то теперь рядом с Кенсу был Чонин. Именно он гладил его по спине и успокаивал его " Все в порядке» Он целовал его и шептал слова: " Я люблю тебя», « Я только твой». Теперь Чонин заботился о нем. К концу недели Кенсу был выписан из больницы, чтобы вылететь обратно в Корею. Он должен был остаться в одной из больниц в Сеуле еще на одну неделю, но это было только для анализов и чтобы убедиться, что болезнь будет сдерживаться. Все было хорошо с Кенсу, особенно потому, что Чонин отказался покидать его. — Ты больше никогда не увидишь маргаритки, — прошептал Чонин и взял за руку Кенсу Кенсу надулся и крепче сжал. — Я люблю ромашки. Они красивые и романтичные. Они заставляют меня чувствовать себя спокойно. Чонин усмехнулся в неверии: — Единственные случаи, когда ты снова увидишь ромашки, это когда мы пойдем на свидание, когда они собраны флористом и подарены мной, и когда мы будем стоять друг перед другом и произносить наши обеты друг другу. — Мне бы этого хотелось», — засиял Кенсу, всё ещё слегка слабый и медленно поправляющийся, и потянулся, чтобы прижаться губами к щеке Чонина. Когда-то цветы заставляли Кенсу думать, что они ужасны. Душераздирающие. Кошмарные. Грозные. Но они никогда больше не казались такими.