Перерыв

Часы тихим перестуком объявили начало десятого часа после полудни. Чижевский сжал пальцами уже начавшие болеть глаза и потянулся на стуле. Рабочий день в который раз затягивался и к концу идти совершенно не желал. Мышцы ныли, застывшие надолго в одном положении, отчаянно требовали отдыха, желательно — на мягкой постели, под теплым одеялом. — Перерыв? — мозг уже не хотел функционировать и предпринимать попытки говорить длинными предложениями. — Перерыв, — согласился с другого конца стола такой же уставший адъютант. Они вышли из кабинета и по пустому, полу-освещенному Ведомству тенями пробрались в дуэльный зал. С высоким потолком, дубовыми панелями на стенах, темным паркетом с размеченными барьерами, он встретил их той тишиной, которая обычно царит в больших помещениях: спертой, тяжелой, и вместе с тем по-своему уютной. В ней каждый шорох был слышен отчетливо, каждый шаг раздавался оглушающим эхом. Они остались в одних заправленных в штаны рубашках, расстегнутых на верхние пуговицы, закатали рукава, чтобы те не мешали. Два силуэта отражались в зеркалах, висящих на некоторых стенах. Пройти к центру, встать лицом друг к другу, почти вплотную, так что можно уловить дыхание. Глаза в глаза, и, если честно, хочется бросить всё и расстояние это сократить, чтобы раствориться, став одним целым, а потом укутаться в кокон из одеял и не просыпаться до весны; но поворот на сто восемьдесят, резкий, синхронный выброс ведущих рук от груди вниз и немного в сторону, пять шагов друг от друга. Обычно такую дистанцию не берут — не спортивно и слишком опасно, если поединок всерьез. Но им уже мало, скучно брать десять и больше: со временем изучив привычки оппонента, они стали буквально с первого же взмаха определять исход раунда. Поэтому минимума хватало, чтобы дать телу и мозгу отдых, а потом вернуться к работе. Снова разворот — шарканье носков туфель по дереву пола, — ровные синхронные вдохи, раз, два, три. Резкие вспышки и движения руками. Воздух электризуется от магических искр, а по стенам то и дело встают тонкие и дерганные тени, как у солнечных часов от двух солнц одновременно. Русская магическая дуэль — не чета английской. Нет нелепого стояния друг напротив друга с выкрикиванием замысловатых слов и швырянием противника в стену. О, русская магическая дуэль совсем иная. Это почти безмолвное (зависит от искусности и мастерства участников) зрелище, похожее на замысловатый танец. Дуэлянты ведут себя по-разному, в зависимости от заклинаний: могут стоять, вытянувшись в струну, напрягая каждую мышцу, работать одной рукой с волшебной палочкой — тогда движения должны быть идеально точны и выверены до сантиметра; могут делать выпады или уходить в сторону, и в этом случае поединок становится быстрым, живым, приобретает ту самую хореографичность, которой восхищаются иностранцы. В барьерах не два человека — две сущности, сливающихся со своим даром. Искрами вспыхивают блоки, атаки и особые хитросплетенные комбинации. Шаг, шаг, выпад, шаг, замах, тишину только и нарушает что свист палочек, разрезающих воздух. Мышцы напряжены до предела, по телу электрическим током течет магия. Её нельзя не чувствовать — она везде, она внутри, пронизывает каждую жилку, бежит по сосудам вместо крови. И это в своей особенной манере пьянит, окутывает и заставляет раствориться, стать самим волшебством в его чистой инстанции. Хватает двадцати минут, чтобы подойти к границе, где еще шаг — и ты будешь измотан слишком сильно. В последний момент рука срывается слишком небрежно, слишком резко, так что искрящийся язык заклинания колко кусает запястье. Чижевский шумно втягивает воздух и невольно выпускает палочку из рук, и та с звонким стуком падает на пол. Стоят молча, восстанавливая дыхание — четыре счета вдох, четыре выдох; разгоряченные, с покрасневшими щеками и взъерошенными волосами. Воротники рубашек колом поднявшись щекочут кожу, нечаянно дотрагиваясь языками белой ткани.  — Прости, — Феликс подошел в волшебнику и взял его руку своей, прикоснулся губами к запястью. — Не притворяйся — я за километр увижу, какой ты довольный от того, что победил, — Чижевский ухмыляется и жестом заставляет палочку вернуться в крепкий захват пальцев. Адъютант улыбается в ладонь и подается вперед, вдохнув смешанный аромат парфюма и натренированного тела. — Остановись, у нас еще работы на пару часов, — не слишком убедительно противится Александр. — Завтра, — выдыхает в шею и языком припадает к пульсирующей жилке. Чижевский кладет свободную руку ему на загривок и зарывается пальцами в вспотевшие волосы, ждет с мгновение и сжимает, тянет назад. Смотрит в голубые глаза, искрящиеся ледяным хрусталём. Кудри растрёпаны, щеки неровными пятнами покраснели, губы приоткрыты, и воздух через них пролетает бесшумно. В точках-зрачках точно бесята, говорят: оставь ты работу, отдохни, зачем она тебе, когда вот такое напротив, в руках твоих? И противоречить им ой как не хочется.