Где растет физалис

I. вот оно небо, сожранное ядерным стронцием, где облачный абрис – такой некрасивый и жженый, а ты смотришь по-детски так, мой ясносолнцевый, говоришь мне: а давай закопаем желудь. и так это хорошо, что словно в мире по-прежнему есть мармелад и фанта, но нет никакого распада и сталкерских баек, а сверху – не пикирует стая птичьих мутантов. и я говорю: а давай закопаем. и мы обязательно закопаем, вот прямо сейчас – беру лопату сапера, снимаю походный мешок и бесполезно щелкую Гейгером, пусть воздух даже под маской немного спертый и нет у горя-садовников ничего: ни воды, ни лейки. ни удобрений, ни грабель, ни шляпки – у грязного желудя; а вместо фартука и перчаток – костюм химзащиты и броник; и дует взашей ветрами тяжелыми, но, в конце-то концов, мы сажаем, а не хороним. II. все-таки, как это странно – в почву укладывать хрупкое семя. чувствуешь, пальцы дрожат, словно счастье и праздник. помнишь, у нас были когда-то большие, теплые семьи. а теперь – есть ты, я и (глядя на желудь) это вот безобразие. он не взойдет, я знаю, но просто… нам тоже по сути некуда деться. так что не надо, не возводи мою пустоту в трехкратную степень. представь, что мы – аргонавты из очень далекой Греции, и что наше руно обратится в волшебный бобовый стебель. что нас он поднимет в высшие слои атмосферы, в этот звездный и чистый, кристальный атриум, где нас не достанет коррозией раненный феррум, где нас не достанет щелочной натрий. где все сбудется, склеится и смечтается, где снежинки укроют слои из спрессованной сажи, где, представь, нам на встречу выбегут лунные зайцы, где дороги все, уходящие вдаль, станут нашими. и там будут опять домашние зразы с морковкой, и там будут опять – экскурсия на теплоходе по Волге, походы в пещеры, в леса, в Третьяковку, и легкие никогда не поранятся колким. снова весна, снова концерт оркестровый по радио, снова четверть с пятерками, а потом поступил – и сессия. …и никогда, никогда на распустится едкий радий, чтобы мир обратить в гниющее месиво. III. ну вот, посадили… я касаюсь тебя, так что виден сквозь маску веер ресницевый (никакие чудовища в этот момент в черепную коробку не лезут). кто его знает, спустя, может, два миллиона, а может – сто тридцать здесь поднимется наша дубрава и маленький наш подлесок.