Где растет физалис

I на пороге земли безвестной, на границе послушной Всходни, ходят те, что боятся леса, ведь тот лес у них жизни отнял. вспотрошил, как лиса курятник, отключил, будто свет — рубильник. и теперь они вечно рядом, обескровлены и бессильны. а в лесу меж дубов и вязов, в толще крон, где гуляет шорох, нависает из мышц и связок что-то страшное и большое. сгусток плоти — живая скверна, то, что мертвое, но клокочет. то что гложет в тиши поверхность, пожирая лесные кочки. говорят, это всё алхимик, что забрел сюда понаслышке. говорят, он был очень хилый, говорят, был совсем мальчишкой. за плечами мешок и посох, синяки цвета спелой сливы. говорят, были ноги — босые, а глаза — словно жгучий ливень. видно, гнали его нещадно, может камнем, кнутом, хоть чем-то. видно, страх его мучил чадом, видно, мучили его черти. из каких королевств — кто знает, — он тащился сквозь рвы и сели. только участь искусства — злая, у алхимии — трижды злее: и болит, никуда не деться — она словно дыра абсцесса. он принес за плечами сердце, что стучало в груди принцессы. говорят, он любил несчастно, не взаимно, но всё же сильно. его чувства рвались на части и глодали худую спину. он терзался, не зная броду, ведь любить — это очень трудно. он пытался уйти в работу, создавая, как прежде, руды. и любил бы, наверно, вечность, безответно, легко, безмолвно. если б как-то однажды вечером не сыграли ее помолвку. у алхимии участь — злая, ее участь — ступень в нигредо. кто дотронулся — замерзает; и страшнее уплаты нету. он — убийца, он шут, воришка — вот, что магия в нем хотела. он был просто… дурным мальчишкой; и похитил из крипты тело. а из тела — похитил орган, что в принцессе недавно бился. и сбежал дезертиром вскоре… к сожаленью, он не был принцем. II это сердце — жуки изгрызли, но он вынес его на ветки и пустил в него искру жизни, чтоб любить его так же крепко. что б любить его как и прежде, что б любить его безгранично. лес был молод, густющ, безбрежен, в нем шептались и пели птички. сердце билось, оно молчало, не хотело его упрямо. и тюремщик впадал в отчаянье, как в могильную чью-то яму… в хладной плоти таилась скверна — желчь магии и опасность: сердце было когда-то белым, но сейчас в нем цвела зараза. III так прошло сто веков — не быстро, — как проносится время в танце, но по прежнему в чаще мглистой сердце жаждет хоть чем питаться. подойти к нему стоит близко — не щадит ни зверей, ни женщин. говорят, там плутает призрак и, как ветер скребется, шепчет: "моя милая, мои слезы — полюби меня, полюби же…" только сердце безмолвно бьется, бестолково, как поршень, движется.