Дорогой Санта

У Айзавы рябит в глазах. Его обычно тусклая гостиная полнится яркими мигающими огоньками и блестящей мишурой, а у Эри просто возмутительно ослепительная улыбка. Почти десять вечера, но она не спешит ложиться спать. Она бодро продолжает развешивать на пустые еловые ветки шарики и менять местами цветные носки на камине. Глядя на её небывалый энтузиазм, Айзаве хочется смотреть на неё вечно. Но он вздыхает и тихо говорит: — Эри, пора спать. Эри замирает с зелёным носком в одной руке и имбирным печеньем — в другой. — Н-нет, я!.. — её голос взволнованно срывается. Она быстро суёт печенье в носок, вешает его на место и подбегает к столику рядом с ним. Хватает карандаши и лист бумаги, исписанный её детским почерком. — Еще осталось положить письмо Санте! Айзаве сложно разглядеть, что там написано, да и Эри не позволяет: она также торопливо опускает лист, садится на пол перед столиком и начинает усердно выводить буквы в своём письме, адресованном Санте Клаусу. — Пожалуйста, — просит она, замявшись на мгновение. Карандаш неуверенно вздрагивает в её маленьких руках. — Осталось только письмо… Айзава ловит себя на мысли, что не может отказать ей. И она это, кажется, уже поняла. — Только быстро, ладно? — Эри серьёзно кивает. — Иначе Санта не придёт. Пока она старательно исписывает лист бумаги, Айзава отхлебывает своё остывшее какао и оглядывается, раздумывая о том, как много поменялось в его квартире за последний год. Не просто появился порядок в доме, и не в гирляндах и мишуре дело; весь его мир будто окрасился в яркие рождественские тона. Он скосил глаза на маленькую девочку, пишущую письмо Санте. Это первое рождество Эри. И, пожалуй, его — тоже. Он в жизни не занимался такой чепухой, как подготовка к Рождеству. Не наряжал праздничную ель, не пёк имбирного печенья. Он знает, что никакого старика с белой бородой не существует и подарок он не принесёт. Его придётся пойти и купить в самом обычном магазине, и запакует его продавщица, а не карлики-эльфы. Он, как и любой взрослый, знает, что волшебства не бывает, но Эри об этом говорить необязательно. Она нуждается в этих глупостях. Эри со стуком откладывает зелёный карандаш, привлекая его внимание. — Закончила? — спрашивает Айзава, и Эри гордо кивает. — Ну и что ты попросила у Санты? — Не скажу! — она широко улыбается, обнажая восхитительные ямочки на щеках. — Вдруг не сбудется? Айзава добродушно усмехается. Глаза снова слепит. — Тогда иди оставь его на видном месте и бегом в постель. Эри кладёт письмо в конверт, решительно встаёт и оглядывается вокруг. — Куда мне его положить? Под ёлку? — растерянно спрашивает она, оборачиваясь к нему. — В носок или возле блюдца с печеньем, — подсказывает Айзава. Эри подходит к камину и, встав на цыпочки, просовывает письмо аккурат под стакан с молоком. Слегка замявшись, она подбегает к нему и крепко обнимает со всех своих детских сил. — Спокойной ночи, — шепчет Эри и убегает, не оставляя ему времени на ответ. Айзава терпеливо дожидается, когда громкое топанье стихает, а из её комнаты не слышится никакого шума. Тогда он с тяжким вздохом встаёт с колен, стягивает нелепый колпак и вешает на ближайшее кресло колючую мишуру с шеи. Он осторожно подходит к камину, берёт разрисованный конверт и открывает его. «От Эри для Санты Клауса». Айзава мысленно готовится к чему угодно, ведь за подарком придётся ехать ему, а не воображаемому дедуле. Он очень надеется, что это не какой-нибудь единорог или собака. Ох, пусть кукла какая-нибудь или платьице, ради всего святого… Чем проще желание, тем лучше. Говоря начистоту, сам он не испытывает аналогичного вдохновения от праздника. Исписанный листок тихо шелестит в руках, когда он разворачивает его. Уставшие глаза нехотя скользят по корявым строчкам: «Дорогой Санта, я в первый раз пишу тебе письмо. Деку-сан сказал, что ты можешь исполнить любое желание. Раньше у меня было много желаний. Я хотела уйти от Кая. Я хотела маму и папу. Я хотела, чтобы всё закончилось, я…» Айзава сглатывает и неловко пропускает несколько следующих строк, цепляясь за предложение, выделенное оранжевым карандашом: «Мой папа хорошо обо мне заботится». Он не замечает, как дыхание замирает, но продолжает читать: «Но он мало улыбается. Мне кажется, что он грустный. Я хочу, чтобы он был счастлив». В груди всё тисками сдавливает. Почему-то он ощущает себя немного виноватым перед ней. Мик вечно твердит, что он чёртов сухарь, — и похоже, он прав, раз даже Эри так… Ох. Ох. «Я хочу, чтобы папа улыбался», — написала она желтым карандашом, а у Айзавы словно звёздочки перед глазами пляшут вместо букв. Или это влага на ресницах? «С любовью, Эри, которая правда хорошо вела себя в этом году. P.S.: Мой папа — Айзава-сан. Не перепутай, пожалуйста. Эри». Имбирное печенье получилось приторным, а молоко в красивой кружке давно остыло. Хорошая девочка по имени Эри давно спит, а её личный Санта понятия не имеет, что ему делать. Чёрт. Лучше бы она попросила единорога…