Два брата или Соперничество красоты и доброты

В некотором государстве, в свободной республике жила генералисса. Было у неё трое взрослых детей — смелая дочь-наследница и сыновья на выданье. Старшему было двадцать, и отличался он красотой неслыханной, изяществом невиданным и красноречием удивительным. Звали его Дреур. Многие девушки посматривали на Дреура, несколько даже сватались к нему, но мать отказывала. Всё потому, что хотела выдать она старшего за зрелую, мудрую и сильную женщину, ведь знала его коварный нрав. Был Дреур прекрасен только лицом да фигурою — глаза глубокие, чёрные как заморский кофе, волосы длинные, угольные, в косы заплетённые, кожа загорелая, матовая, нос точёный, губы пухлые, тело гибкое и стройное. Да вот добрым нравом старший генералиссин сын не отличался. С детства был ленив, хитёр и лицемерен, в глаза улыбался, а за спиной каверзы строил, а уж в гордыне и тщеславии равных ему не сыскать было во всём городке — целыми днями Дреур только и делал, что бездельничал, от домашней работы отлынивал. Вместо шитья и вязания, что матушка поручала, иголочкой пальчики себе специально колол — хворым притворялся да на кровати отлёживался, пока младший брат его хлопотал за двоих. Отлёживался Дреур да в зеркальце посматривал, прелестью своей восхищался. Только строгая, умудрённая жизнью женщина могла перевоспитать этот своенравный, распущенный цветочек… Второй сын был на два года младше первого. Он словно полной противоположностью брата вырос. Хоть лицом не вышел он, да и был слишком худосочным — подержаться не за что, нравом отличался добрым, простым и честным. Звали младшего Авизар. Искренним был этот юноша, трудолюбивым, чистым и порядочным, но часто грустил. И не мудрено — девицы отважные (подружки сестры да дочки матушкиных сослуживиц, что порой заглядывали), замечали только Дреура, его великолепием любовались, а на Авизара не обращали внимания. На фоне брата старшего казался бедный юноша настоящим уродцем… Так и жила семья генералиссы — дочка наукам обучалась да в городской страже подрабатывала, по стопам матушки в выборе профессии следуя, а сыновья целыми днями дома сидели. *** Наступила середина зимы, городок завалило снегом, солнышко выглядывало редко, а хлопот у всех прибавилось — печи топить, сугробы разгребать. Но не только заботы наполняли жизнь Дреура и Авизара, а ещё и счастливое предвкушение приключений, ведь близился праздник — День рождения матушки их. Глава семейства, генералисса честная, всегда отмечала дату эту важную с шиком и размахом. В этом году задумала она богатый пир закатить, на который всех боевых подруг пригласить с их семьями. Тех подруг, с кем она служила в молодости и даже тех, с кем училась в Школе Блюстительниц Порядка. Решила так женщина, да не просто чтобы со знакомыми повидаться. Ещё задумала она партии подходящие для сыновей присмотреть — вдруг кому они и приглянутся. Написала генералисса приглашений множество, и стала дом к торжеству готовить. Хлопот достаточно было, столько, что пришлось даже Дреуру не болезным притворяться, а за швабру и веник взяться. В поте лица юноши полы мели и драили, подвал с чердаком вычищали, на рынок бегали, комнаты украшали. Вот в один из дней натирали братья раму оконную на чердаке, и говорит тут Дреур, вздыхая: — Ах, как бы мне на празднике жену встретить. Да богатую и щедрую! Чтобы не заставляла она меня как государыня-матушка трудиться, ткать и вязать, мыть и готовить, а наняла служек, которые бы мужскую работу за меня делали. Моей бы красотой хозяйка восторгалась целыми днями. Разрешала бы мне только наряды мерить и в зеркало смотреться! Испугался Авизар: — Что ты говоришь такое, братец… Зачем кому-то ленивый муж? — Ленивый, зато красивый! — гордо возразил ему Дреур, в стекло оконное на своё отражение поглядывая. — Да пусть бы хоть заморская дама приехала и взяла меня в гарем. Сделала первым мужем! Остальные бы супруги хлопотали, а я бы ими руководил! Приказывал им — там помойте, тут потрите. Был бы я генералиссой у себя дома, главнокомандующим уборщиков и поварят! — Негоже юноше власти желать, так можно всю мужественность растерять, — ответил мудрый Авизар ему старой присказкой. Только вздохнул Дреур снова: — Ах, хоть бы какую жену встретить на празднике… Весной двадцать один мне исполнится, как бы старым юнственником не остаться с матушкиными причудами. Всех невест она распугала — не отдам, мол, вам сына, не для вас его цветочек распускался. Не сватается ко мне никто больше. Хоть горько было это Авизару слушать — к нему-то совсем никто никогда не сваталась, но добрым он был и захотел брата утешить. — Не летами ценность юноши первым делом измеряется, а свежестью и чистотой кожи, румяностью щёк, целомудрием да услужливостью. Пусть не слишком ты молод по годам, зато выглядишь младше меня. И борода у тебя не растёт. Очень грустно стало Авизару, ведь правду он сказал — сестрины подружки не раз говорили, дескать думали, что Дреуру не больше семнадцати. Столь прекрасен он был, что даже годы не потрепали его красоту. Кожа брата была нежной как у маленького мальчика, а вот у самого Авизара упорно росла уродливая чёрная щетина под носом, которую каждое утро приходилось сбривать. — Пусть не слишком богата госпожа моя будет, — вздохнул Дреур в третий раз, — но хоть не совсем бедная. Не жду я уже ни бриллиантов, ни сапфиров, хоть бы жемчужное кольцо кто подарила, я бы уже счастливым стал! Ничего не ответил Авизар — он-то не надеялся даже цветочный венок получить как-нибудь от дамы. Не повезло ему вырасти плохеньким рядом с красавцем-братом, но старался он не завидовать, а судьбу свою горькую принять смиренно, как и подобает порядочному юноше. — Не кручинься, — улыбнулся Дреур ласково, — не печалься. Оба мы жён найдём — вот увидишь! Матушка по платью новому нам обоим купила, по роскошному платью. Как наденешь ты его, так и сразу краше станешь. Какой-нибудь даме приглянешься. Снова ничего не ответил Авизар. Не знал он, вправду ли Дреур так считает аль привирает. Помнил Авизар про нрав его — хитрый, лживый и лицемерный. Так что только помрачнел Авизар, стал чернее тучи. Он больше всего на свете хотел на торжестве встретить госпожу будущую, ту, что согласится потерпеть внешность его непривлекательную, зато получит мужа хозяйственного, послушного и скромного. Да понимал, что вряд ли ему повезёт… — Ах, — схватился вдруг Дреур за голову, — ах, братец, разболелся я снова! Дай-ка прилягу ненадолго… Бросил лентяй тряпку и, постанывая, поплёлся к тюфяку. Нахмурился Авизар: — А если матушка спросит, работал ты или опять отлёживался? — Ежели государыня-матушка спросит, выручи меня, братец родимый, не подставь меня, болезного! Скажи ей, что вместе мы окно домывали, а то она ругать меня станет. Или даже на праздник не пустит. Развалился Дреур, зеркальце своё любимое достал. Хотел было Авизар поворчать, да пожалел брата и один хлопотать продолжил, хоть давно надоели ему эти постоянные хвори. Подумалось так Авизару: «Брат родной меня попросил — не могу же я отказать? Вдруг вправду голова у него разболелась? Ничего, сейчас поработаю, зато к жизни подженой готов буду. Дреура-то многие в дом пригласят, пусть он и бездельник, а мне надо привычкой трудиться и умением с заботами справляться компенсировать своё уродство. Пусть Дреур и красивый, зато я хозяйственный. Встречу ещё даму, которая не красоту искать будет, а услужливость и доброту!» Подумал так Авизар бедный и продолжил отдуваться за двоих… *** Вот, наконец, наступил день радостный — повалили гостьи, начали изысканные кушанья пробовать, песни петь да на рояле и арфе играть. Много приехало женщин разных. В дом заходили здоровые и не очень — у кого руки не было, у кого ноги, у кого глаза, у кого шрамы всё лицо украсили, а некоторые не слышали почти ничего. Сложная ведь работа у блюстительниц порядка, всякое случается, а приехали сегодня только такие — кто в городской страже служила, кто в сельской, кто дороги проверяла, кто с опасностями сражалась. Опасностями тёмными, такими, о которых братья ничего конкретного и не слыхивали… Некоторые явились с мужьями, некоторые с сыновьями или храбрыми дочерями. Так что кроме боевых подруг генералиссы были в доме и девушки. Как и ожидал Авизар, они на Дреура, в красное платье наряженного, с интересом посматривали. Да и некоторые дамы в летах тоже кидали цепкие, хваткие взгляды… Не только ведь муженатые подруги у генералиссы водились, ещё и вдовы, и те, что только в зрелых годах хотели в дом юношу взять, а молодостью насладиться свободной, семьёй не обременённой. Даже приехала парочка дам из дальних стран, а сопровождал их целый гарем. Рядом с такими Дреур особенно долго вертелся — всё надеялся он старшим мужем стать и на перинах весь день лежать. Пока женщины развлекались и разговаривали, в зале большом и светлом время проводя, братья, хозяюшкины умелые, кушанья подносили и напитки разливали. Дреур был гордым и довольным, а вот Авизар лишь улыбку натягивал (как воспитанному юноше и положено), а сам был грустным и подавленным. Платье Авизара хоть и было белое, нежное, воздушное, только нисколько оно не скрывало его уродства. Скорее даже подчёркивало. Особенно с рядом с шикарным нарядом брата. Конечно, красоту Дреура не все замечали — были среди гостей и те, что с другой женщиной на праздник явились (милой сердцу подругой, верной спутницею жизни), а были и те, кому одиночество милей самого распрекрасного юнца. Но хоть Авизар и думал, что не все Дреуром любуются, и старался не завидовать, горько видеть ему было, что снова брат его затмил… Звенели бокалы, слышался смех, играла музыка, молодёжь по дому шастала вслед за сестрицею Авизара, которая убранство дома да картины чудные гостьям показывала, а вот сам Авизар всё мрачнее и мрачнее становился. Наконец не выдержал он, слёзки на глазах выступили. Убежал юноша в прихожую. Там притворился, будто делом занят — меха и шубы гостей расправляет и отряхивает. Слезинки Авизар смахивал, а сам в окошко глядел на снег, что валил точно пух с неба. Вдруг матушка заходит, подозрительно на хлопоты сына посматривает да спрашивает: — Ты куда ушёл? А закуски кто подносить будет? Впрочем… оставайся пока тут. Дреур, бездельник, и сам справится. Оставайся и на дверь поглядывай — одной гостьи, полковницы Ивдиады, ещё нет. Как придёт она, встреть её с почестями, разуться помоги, морсу тёплого принеси. Старинная это подруга моя, когда-то жизнь она мне спасла. Навострил ушки Авизар, заинтересовался — никогда матушка об этом раньше не сказывала. Навострил, и тут заметил голову Дреура, что в прихожую высунулась. Братишке, видно, тоже любопытно стало, что ещё за видная полковница скоро прибудет. — Встречу, государыня-матушка, — ответил Авизар и глазки потупил. — И морсу налью, и перекусить принесу. Генералисса только забеспокоилась почему-то. — Морсу налей, а закусок не надо. Долго с ней не разговаривай. Хоть женщина она смелая, и за спасение я ей благодарна, но уж больно она опасна. Ещё в девичестве была Ивдиада себе на уме. Как бы не задумала чего… И не из наших краёв полковница вдобавок. Там, где она росла, порядки другие — сыновей принято пороть, чтобы скромными росли, мужьям выбивать зубы, а вдовцов в могильники кидать. — Откуда же она? — не удержался Авизар. Испугался он, да больно любопытно стало послушать про другие страны. — Родом она из южных земель, родилась далеко от нас, но много путешествовала. Сейчас живёт Ивдиада на северной границе с отрядом соратниц. Живёт у Лихого моря, пиратские корабли высматривает. А ещё она… не надо вам этого знать! — спохватилась мать и замахала руками. — Ты, Авизар, поскромнее лицо сделай — любопытство и учёность юношу не красят. А ты, Дреур, бездельник, в зал беги — сладкое пора нести. Как матушка и наказала, продолжил Авизар меха перебирать, а сам всё на дверь посматривал. Наконец, распахнулась она, и на пороге появилась та самая полковница. Видно было, что Ивдиада не здешняя: кожа её была смугловатой, чёрные волосы, сединой посеребрённые, по-особому уложены были. Глаза у Ивдиады выразительные оказались, чуть раскосые, а на лице её замечалось несколько глубоких шрамов. Полковница опиралась на посох — нога была у Ивдиады нездоровой, видать. Но держалась гостья твёрдо и властно. За спиной у неё, как через проём дверной Авизар углядел, остались сани диковинные, бубенцами украшенные. Запряжены в сани были три мускулистые откормленные оленихи. Чуть не ахнул Авизар от удивления, а тут его полковница придирчивым взглядом окинула. Как окинула, так забилось сердечко у него, запрыгало. Радостно вдруг ему стало… Уронил он меховой воротничок и даже не заметил… А гостья всё смотрела. Надежда в юноше поселилась: может хоть такой женщине, боями покалеченной, нужен первым делом не красивый муж, а выносливый и хозяйственный? Такой, что в любое время дня и ночи со счастливым, а не с кислым лицом всё подаст-принесёт? Спохватился Авизар — какое же впечатление он на неё произвёл — невоспитанного растяпы! Стоит, молчит, вещи роняет… Подскочил к полковнице хозяюшкин, шубу помог снять, сапоги расстегнуть, а потом за морсом поспешил. Возвращается Авизар, а Ивдиада в кресле сидит и ногу растирает — видать, серьёзно её покалечили когда-то… Подал юноша ей напиток трясущимися руками, а воительница всё посматривает на него заинтересованно. Хоть разволновался Авизар, да думает: «Надо не глазами хлопать, а судьбу свою устраивать. Беседу любезную нужно начать. Может, я полковнице понравился. Может, она поджену позовёт… Торопиться надо, пока Дреур не появился. Если Ивдиада его увидит, то не меня позовёт, а брата.» — Вы пиратов ловите? — пролепетал он. Улыбнулась воительница, морсу глотнула и снова взглядом внимательным Авизара окинула. — Мать, выходит, тебе обо мне рассказывала? — Чуть-чуть. — Не забыла, значит, старую подругу… Пираты нечасто встречаются, да и хлопот от них немного. Хуже всего ледяные колдунцы и снежные привидения. Округлились у Авизара глаза — ничего он о таких ужасах не слышал! — Некоторые юноши, кто поджену не выскочил, убегают с горя в глушь, — начала объяснять она. Голос у полковницы был глубокий, таинственный… — На мир они обижены, на судьбу озлоблены. Начинают они к скрытым природным силам обращаться, к тёмным силам. У них помощи просить, защиты и утешения. Но как может утешиться никому не нужный мужчина, тот, что не познал любви, тот, что не может прислуживать жене? Конечно, такой только злее становится. Как могущество обретает — начинает всем вокруг пакостить. Красотой или чистотой привлечь внимание женщин не смог — пытается привлечь хоть яростью. Это и есть ледяные колдунцы — те, кто подчинили себе силу холода. Авизар испуганно сглотнул, а на лице Ивдиады появилась хитрая, чарующая ухмылка. — Если юн колдунец и неопытен, убить его несложно, а вот если престарелый и сильный попадается — с ним приходится повозиться… А снежные привидения — это духи. У нас на Севере поверье ходит, что если мужчина ленивый и непослушный настолько, что жена его проклинает, то после смерти он не может найти покой. Кружит он по заснеженным лесам и полям, порой забредает в поселения. В окна заглядывает, счастливым супругам завидуя. Иногда нападает. Привидение сложно одолеть, но у моих соратниц получается. — А вы… вы с ними сражаетесь? — осторожно оглядел он ногу полковницы. — Нет, давно не сражаюсь, я отдаю приказы, руковожу, подсказываю. Только если издалека своим помогу — я отлично метаю кинжалы. Заговорённым могу и привидение убить. Восхитился Авизар, глаза опустил. — Но мать говорила, что вы не с Севера… — Да, верно подметил. Оно и заметно, но именно на Севере я остановилась — много у Лихого мора опасностей, а опасности я люблю. Поднял тут взгляд Авизар и заметил к своему ужасу голову Дреура, что снова из-за любимого косяка выглядывала и разговор их слушала. Обернись воительница — и забудет она про внимательного, любезного младшего брата, удивится красоте Дреура и позовёт его к себе жить у северной границы. Позовёт жить в местах, полных приключений и диковинок… Так горько стало Авизару, что уродцем он вырос, так завидно, что смахнул он слезинку. — Что тебя расстроило? — подивилась полковница. Решил юноша сказать правду, а заодно и намекнуть Ивдиаде, чего он ждёт… — Матушка праздник устроила, многих знакомых пригласила, только ни одна женщина не смотрит на меня и поджену не зовёт, все любуются моим братом. — Да? — подняла бровь она. — А я бы поговорила с твоей матерью. Засиял Авизар, покраснел, но тут зашёл Дреур. Улыбнулся Ивдиаде любезно, белые зубки показал, глазками засверкал, поклонился, платьем шикарным пошуршал, закуску предложил. Заметила полковница его красоту, ой, заметила… Дреур коварно ухмыльнулся, надменно на соперника поглядывая, а вот Авизар кулачки сжал. Подумалось ему: «Часто я брата выручал, всегда ему уступал, но сегодня кончилось терпение! Счастье своё мужское этому нахалу тщеславному и подлому я не уступлю!». Тут воительница сказала, что ей с главой семейства нужно поздороваться, и ушла в зал. Как пропала она, зашипел Авизар вполголоса: — Зачем зашёл? Не слышал будто — полковница меня поджену почти позвала! Зачем мне помешал? — Ах, братец… Негоже младшему раньше старшего поджену выскакивать, — надменно ответил Дреур. Аж позеленел Авизар — такая злоба и зависть его охватили. — Ты в гарем собрался — отдыхать! А на Севере, где Ивдиада живёт, работать нужно! — Как собрался, так и передумал! Мужская логика не железная — зато не ржавеет! Так что это ты мне не мешай. Чем раньше я, красавец, уеду из дома, тем скорее тебя кто-нибудь подберёт. — Я полковнице понравился! — Это я ей понравился! Но не было времени у братьев долго припираться, ведь надо и гостьям прислуживать… Как разнёс Авизар пирожные и пастилу, так снова к Ивдиаде подошёл. Рядом с ней завертелся, разговоры женские слушать начал. Как умолкли все, так юноша решил обратить на себя внимание воительницы: — А правда, что там, откуда вы родом, мужьям зубы выбивают? Обернулись гостьи на Авизара, удивились — что это он заговорить решил? Но Ивдиада не растерялась. — Нет, ты что, — рассмеялась она. — Только непослушным. — А правда, что вдовцов в могильники кидают? — Только тех, кто не чтит обычай, праматерей не уважает, — нахмурилась полковница. — Если вдовец отказывается почётно сгореть вместе с телом умершей жены на погребальном костре, улыбаясь и о мужском предназначении думая, его бросают в могильную яму, наполненную червями. Или скармливают крокодилам. Но тут Авизар заметил, что мать его слишком угрюмая. Говорит она: — Что ты позоришь семью, Авизар? Забыл, что ли, старинную мудрость — когда женщины решили поболтать, мужчины должны молчать? — Когда женщины говорят — мужчины в сторонке стоят, — одобрительно поддакнула одна из гостей. Пришлось юноше смиренно отойти от милой сердцу Ивдиады и снова прислуживать и хлопотать… Хорошо провели время стражницы, многое вспомнили. И посмеялись, и погрустили, и поели хорошо, и попили сладко, и потанцевали резво. Как полночь наступила, так гостьи потихоньку расходиться начали. Кто издалека приехала — тем генералисса в её доме остаться предлагала. Вот Ивдиада поднимается да на дверь посматривает… Быстро забилось сердечко у Авизара: неужели так и уедет полковница, единственная, кто поджену его звала? Уедет и забудет про него? И что ему делать? В глушь сбегать, колдунцом каким-нибудь становиться? Но тут мать Ивдиаду останавливает: — Куда же ты, подруга? Только пришла ведь! Без тебя справятся соратницы, а ты пару дней здесь побудь. В нашем возрасте нельзя много воевать, надо больше отдыхать. Помрачнела полковница, но села обратно. — Есть у меня дело одно… пожалуй, подождёт оно. — Вот и славно. Продолжилось торжество… Вскоре спать отправились как гостьи, так и семейство генералиссы. *** Авизар тоже лёг. Да уснуть не мог. Всё думал он про Ивдиаду, что в соседнюю комнату поселили. Всё вспоминались беседы с ней сладкие да подвиги её удивительные. Всё думалось про страны незнакомые, по которым она когда-то путешествовала… Под утро задремал юноша, но проснулся от шорохов — кто-то прямо у него под дверью копошилась и суетилась. Изумился Авизар, свечу зажёг, халат накинул и вышел. Смотрит — полковница Ивдиада одетая стоит, обутая, дверь свою прикрывает и котомку за плечами поправляет. В руках посох она сжимает, что таинственным голубоватым свечением коридор озаряет. — Куда же вы? — прошептал Авизар. — Мать на пару дней вас пригласила… Серьёзным тоном ему воительница ответила: — Помнишь, я про ледяных колдунцов рассказывала? Опаснее многие из них, чем ты мог подумать. Один меня выследил, на дворе спрятался, чуть не заморозил олених. Обиду он на меня держит, мести желает… Да без соратниц верных сложно мне будет защититься. Не хочу я ни ваш дом опасности подвергать, ни себя. Поскачу поскорее назад, от беды подальше. Побледнел юноша, захлопал увлажнившимися глазами. — Но вы ведь… сказали, что поджену бы меня взяли! Неужели забудете обо мне? — Я напишу твоей матери. Спрошу, кого она отдаст — тебя или Дреура. Ответила так полковница и пошла к лестнице, посохом постукивая. Подумалось Авизару: «Женщина она зрелая, мудрая и сильная, за такую мать Дреура и хотела отдать. Если Ивдиада напишет — матушка сначала старшего пристроит, а я останусь ни с чем. Никому больше не понравлюсь, так старым юнственником и умру. Побегу лучше вслед за Ивдиадой, уговорю её с собой меня забрать… Только сначала собраться нужно.» Вернулся Авизар к себе, оделся потеплее, вещей в заплечный мешок набросал, выскочил снова в коридор и заторопился к лестнице. Но как спускаться начал, так и обомлел — видит впереди огонёк свечки шевелится — это братец его, Дреур! Тоже одетый, тоже с вещичками за плечами! Обомлел Авизар и прошептал: — А ты куда собираешься? — Уеду вместе с Ивдиадой, конечно, — отозвался Дреур. — Полковница меня вообще-то поджену позвала! — Меня тоже! — зашипел брат тихо, так, чтобы мать не разбудить. — Да ты за любую можешь выскочить! — Могу за любую, а хочу за Ивдиаду! — топнул ножкой Дреур. — Ежели она государыне-матушке напишет, спросит, кого та отдаст, мать сначала тебя сплавит, убогого. Знает, что ты не нужен больше никому. А меня сосватает нелюбимой, первой встречной! Вновь выступили слёзы на глазках Авизара — так горько и обидно ему стало. Уж сколько раз он брату уступал, во хвори и недуги многочисленные верил, шил за него и убирал! Неужели тот не мог хоть раз ему помочь? Не помочь даже — просто не мешать!.. «Правильно матушка говорила, — подумалось Авизару бедному, — коварен Дреур, зол и подл!» Подбежал Авизар поближе к брату и в лицо его прекрасное и ненавистное заглядывает. — Будто ты любишь Ивдиаду! Никого ты не любишь, кроме себя, змий тщеславный! На тебя полковница хоть и посматривала, а понравился ей я! Говорила она со мной с интересом. Потому что захотела в дом доброту, а не красоту! Но Дреур к разумным речам прислушиваться не захотел — только презрительно посмотрел. — Дурень завистливый, с тобой она парой слов перекинулась, а со мной пол ночи проговорила, после того как я ей напитки вечером занёс! Пошатнулся Авизар, словно громом поражённый. Покраснел. Неужели Дреур вдобавок тайно с его невестой беседовал? Да ещё как — позорно! — Выходит, ты, братец, так опустился, что с женщиной наедине в её спальне просиживал? — Она сама предложила мне остаться! Всё потому, что нужны полковнице не доброта твоя убогая, не глупость и уродство, а красноречие и очарование. — На что ей очарование? Женщине, сражениями покалеченной, работник нужен, а не лентяй! Неужто ты не понял, что у Лихого моря не сможешь на перине лежать? Там трудиться придётся! — И стану трудиться! Буду прислуживать Ивдиаде, а она меня будет любить! Даже рассмеялся Авизар, как представил брата своего, бездельника, за работой тяжёлой. — Ты и готовить-то нормально не умеешь! — Научусь! — Это я нужен Ивдиаде, змий! Буду дом всегда в чистоте держать и поручения её с радостью выполнять! — А я смогу развлечь её беседой и взор её усладить! Разозлился Авизар не на шутку. Разъярился… Долго он терпел, долго брата своего жалел и выручал, но всему есть предел. — Ты её полюбил, Дреур, только потому, что я с ней заговорил! Услышал, негодник, что меня поджену позвали, и гордыня тебя заела. Не смог ты смириться, что я раньше тебя хозяйку найду! — Выйду за любимую! А ты за первую встречную иди, — молвил так Дреур и поскакал вниз… Подумалось Авизару: «Если Дреур полковницу нагонит, то упросит с собой его взять. А раз они полночи проговорили, значит, и вправду обольстил змий Ивдиаду своей красотой коварной. Согласится она не мешкая забрать его, а я останусь один.» Бросился он вслед за братом, наскочил на него и толкнул как следует. Плюхнулся Дреур, ойкнул, голова его пустая о каменный пол стукнулась, вещи его рассыпались... Застонал Дреур, закряхтел: — Где же доброта твоя хвалёная? Брата готов убить, лишь бы нужным женщине быть! — Сначала мужское предназначение, а потом уже брат! Выскочил из дома запыхавшийся Авизар, только смотрит — нет нигде ни саней диковинных, ни олених упитанных. Затрясся юноша, рыдания остановить пытаясь, и поскакал за ворота… Долго бегал Авизар по улочкам заснеженного ночного городка, пока не упал без сил в сугроб. Тут и светать начало. Ворона к Авизару подлетает, смотрит глазами своими умными на юношу безмозглого и каркает: — Ты чего разлёгся, кар-р? Подивился Авизар, что ворона разговаривает, головушкой бедовой тряхнул, глаза протёр. — Чего молчишь, зачем лежишь, кар-р? Хоть обомлел меньшой генералиссин сын, но решил не упускать возможности, судьбой подброшенной. Решил он у птицы мудрой помощи просить. — Сани здесь ехали нарядные, оленихами откормленными запряженные, в них женщина сидела — полковница Ивдиада. Невеста это моя, ищу её, хочу догнать. — Кар-р, саней не помню, видела я только колдунца старого и злобного, вьюгу оседлавшего. Но сестра моя, что живёт у парка, могла и другое углядеть. Взмыла ворона ввысь и продолжила выкрикивать: — Сани ищем, кар-р, кто сани видела с оленихами? Кар-р! Улетела она, а вот Авизару боязно стало — как бы не привлечь внимание бешеного старика… Через пару минут прилетает к сугробу ещё несколько ворон. — Кар-р, видели сани, видели на Северной дороге! Подскочил юноша: — Спасибо вам, птицы умные! — Торопись, кар-р, торопись, а то не нагонишь! Побежал Авизар к Северной дороге. Вспотел он (хоть юноше порядочному и не подобает потеть), волосы у него, в косы заплетённые, растрепались (хоть мальчику и нельзя без идеальной причёски на улице находиться), запыхался, но продолжил бежать. Уж рассвело, первые лучи солнца выглянуть из-за крыш домов должны были. Вот, наконец, завернул Авизар за угол и видит городские ворота, что на Северную дорогу выводят. Но ни солнца нет, ни утра ясного. Напротив, снег повалил да темнеть начало… Испугался Авизар, припустил быстрее прежнего, чтобы у поста стражниц поскорее оказаться, а снег уже стеной идёт. Темень на город спустилась, словно сумерки. Завертелась вдруг вьюга вокруг генералиссина сына, пробрала его холодом до костей. Задрожал юноша, запищал. Тут видит — наверху гребня вьюжного сидит, словно на коне, дед полураздетый. Причудливая синяя мантия на нём, а в руках посох страшенный, черепом украшенный. Изумился Авизар, пригляделся. Видно было, конечно, что перевалило старику бородатому за тридцать, да вот лицо его поразительно красивым оказалось. И фигура всё ещё не дряблая, а стройная, гибкая… женщинам такие нравятся. Подумалось юноше: «Неужели это и есть злой колдунец? Явно в юности был он привлекательным… Как же я себе госпожу найду, если даже такой красавец один остался?» — Ты Ивдиаду искал? — спросил дед грозным голосом. — Зачем она тебе? — Не убивай меня, старец, не сделал я ничего дурного… Полковница мне сказала, что поджену бы взяла, а сама уехала… — Бросила она тебя что ли? — Не совсем. Никто меня в дом не приглашала кроме неё. Вот и решил я счастье не упускать — за ней побежать. Упокоил вьюгу колдунец, оглядел юношу внимательно. — Мы с тобой, значит, товарки по несчастью, — заговорил он голосом тихим, — хоть моя история и другая. — Ты не станешь меня обижать? — Такого я не говорил! Улыбнулся колдунец полуголый коварно, выгнулся неприлично, прелесть свою подчёркивая, и продолжил: — Поклялся я себе, что всех избранников Ивдиады изведу. Никто из них не будет мужским счастьем наслаждаться, пока я страдаю! Раз ты ей приглянулся, хоть ты и… не слишком-то привлекателен… выходит, и тебя мне надо убить. Молвил так старик и направил на Авизара свой длинный колдунский посох. Испугался юноша, побледнел. Понял он, наконец, в каком печальном оказался положении и подумалось ему: «Выкручиваться надо, придумать что-нибудь, а то распутник сделает, что задумал.» — Вообще-то я не совсем избранник… — начал Авизар, запинаясь. — Есть у меня брат. Хоть молодость его уже закончилась, но выглядит он младше меня. И борода у него не растёт. Во всём городке он первый красавец. Многие сватались к нему, но отдать Дреура мать собиралась зрелой и мудрой, ведь лицемерен он, коварен и ленив. Только строгая дама его перевоспитает. Заинтересовался колдунец, заслушался, посох опустил. — Полюбили мы оба полковницу Ивдиаду, — продолжил Авизар, — а она сказала, дескать, матушка будет судьбой нашей распоряжаться. Кого мать отдаст — того полковница и возьмёт. Решил я не бросать судьбу на волю случая. Только Дреур проклятый решил то же самое! Я не растерялся, толкнул его как следует на каменный пол. И вперёд убежал, чтобы братца ненавистного опередить. Задумался старик, новую позу соблазнительную выбрал, бороду зачесал. — Да… Такая уж природа у нас, мужчин. Ревнивы мы, злобны и завистливы. А уж если дама откажет или бросит, то готовы и на убийство, и на любое злодеяние… Ты, вижу, почти как я, хоть и уродец. Будем же знакомы. Меня зовут Беллаан. — А меня Авизар. — Так и быть, помогу я тебе, убогому. Но только чтобы брату твоему, прелестнику, мужское счастье не досталось. Залезай на гребень, отвезу я тебя к дому Ивдиады. Протянул Беллаан руку новому товарищу, руку мягкую, кремами да мазями увлажнённую. Залез Авизар, а старик бородатый поближе его к себе притянул. Взмыли они ввысь. Завертелась вьюга, закружилась, закрыл руками личико Авизар со страху… — Не пугайся, юнец, не упадёшь. Лучше историю мою послушай. Историю горькую… Был я законным мужем Ивдиады, старшим мужем. В ту пору жило с нами ещё двое — оба скромные, хозяйственные, но лицом не вышли. Я на их фоне блистал и самым любимым оставался. Равных мне по красоте не сыскать было ни в деревне родной, ни в поселении воительниц. Утром я поднимался с перины, отряхивался, смотрелся в зеркало на прелесть свою удивительную, и радостно на душе у меня становилось. Как-то уехала Ивдиада в недолгие странствия, а вернулась с четвёртым мужем — совсем юным, стройным, невинным. Ни одна роза не могла сравниться с ним по свежести. Цветок яблони, сорванный порывом ветра, не трепетал так, как он. А как же шелестело его дивное шёлковое платье! Каким бы милым и румяным я ни был, но годы мои приближались к тридцати, постарел я, и новый сосед меня затмил. Жене нашей он стал куда дороже меня. Жаль Авизару стало знакомого нового, проникся он его бедой, да плотнее прижался к нему. — Теперь, как поднимался я утром и в зеркало смотрелся, зеленел и желтел от зависти, зная, что в доме есть мужчина привлекательнее. Вытерпеть я этого не мог, вот и задумал новенького извести. Стал я силы изучать тайные, природные. Силы тёмные. Научился я варить яды и подкладывал их ежедневно понемногу в еду молодому сопернику. Хворать он начал, цвет лица его испортился. Сердце моё завистливое немного успокоилось, если, конечно, таковое вообще может найти покой… Ивдиада сначала разозлилась, решила, что притворяется новенький, от работы хитростью отлынивает. Зубы жена ему выбила, но оздоровительный удар не помог. Заподозрила она неладное… А я даже не подумал об этом, только возликовал и новую порцию яда в завтрак соперника подмешал. Тут-то госпожа меня и поймала. Поколотила и выставила за дверь в чём был. Сказала, чтобы уходил я в лес. Там колдунцы ледяные, такие же завистливые, как я сам, меня замучают и убьют. Замолчал дед, вздохнул печально, а вьюга вокруг них словно пуще прежнего взвыла. — Ничего не оставалось мне, — продолжил Беллаан, — пришлось убираться из дома — победил соперник, жене вновь люб он стал… Ушёл я в чащу, закоченел почти, но тут заметил, что природа меня слушается — могу я управлять холодом. Понял я, что сила во мне есть скрытая… С той поры поклялся я себе, что не смирюсь. Мужья Ивдиады не будут счастливы! Всех изведу и заморожу! Могущество я начал накапливать да старался отрядам воительниц не попадаться. Только издалека на дом свой бывший посматривал… На днях заметил я, что Ивдиада олених в сани запрягла, и сразу понял, что не к добру это. Наверняка снова молодого мужа привезёт — красавца писанного. Разозлился я и полетел верхом на вьюге вслед за ней, чтобы выследить её нового избранника и заморить. А тут и тебя встретил. — Спасибо тебе, старец, за рассказ интересный. И за помощь тоже… — Да не тебе я помогаю, глупыш, а брату твоему пакощу. День они летели, ночь летели, ещё день летели… Устал Авизар так, что глаза сами собой закрывались, оголодал, промёрз. Хорошо хоть колдунец горемычный теплом согревал, позволив пристроить голову на своей сочной оголённой груди. Вот, наконец, добрались они до Лихого моря, до поселения воительниц прибрежного. Спустил Беллаан Авизара во двор полковницы, а сам ухмыльнулся, прищурился: — Если прогневаешь Ивдиаду или не примет она тебя, уродца, можешь ко мне приходить. Будем мы дружбу водить. Ты хоть и некрасив, но хотя бы молод. А я хоть и стар — зато красив… Подивился Авизар — о какой такой дружбе бородач говорит? Мужской дружбы не бывает, мужчины всегда друг другу соперники. Но решил он не умничать, а вежливо поблагодарить Беллаана за услугу оказанную — всё-таки воспитанным юношей он был. — Спасибо, что довёз. Может, ещё повидаемся. — Живу я в самой чаще елового леса. Если что — приходи, — подмигнул колдунец, забрался на гребень вьюжный и снова взмыл ввысь. Повалился Авизар на первый попавшийся стог сена и сразу уснул… *** Проснулся утром он от того, что кто-то шумела — дрова колола. Открыл глаза Авизар, поднялся и тут обомлел — увидел братца своего, Дреура! Причёсанного, в красивые одежды наряженного, в шубку новую завёрнутого! Пытался Дреур-бездельник с топориком управиться, щепок наколоть своими ручками белыми-неумелыми. Подобрался к нему Авизар и как гаркнет: — А ты что делаешь у дома Ивдиады?! Подпрыгнул Дреур от неожиданности, да в долгу не остался: — Сам-то ты почему здесь, уродец? — Я её жених! — А я как два дня её законный муж! Аж присел бедный Авизар… — Как ты смог меня опередить? — только и сумел он спросить. — Ты не в ту сторону поскакал, дурень завистливый, — победоносным тоном отозвался Дреур. — Я, как вышел, увидел полосы на снегу. Побежал я по ним. Вскоре нагнал сани — оленихи по городским улицам еле ползли. Я уговорил Ивдиаду взять меня с собой на Север, ведь я не только красив, а ещё и обаятелен! И красноречив! — поправил он гордо новые меха на изящной тонкой шее. — Она согласилась, усадила меня в сани. Как мы из города выбрались — так и в небо взмыли. Оленихи-то заговорённые у Ивдиады оказались. К вечеру мы уже дома были. Я стал её четвёртым мужем. — Я тоже должен стать её мужем! Рассмеялся тщеславный Дреур, позабавился: — И зачем ты ей, уродец? Я надеялся стать старшим и самым любимым, а оказался плохеньким на фоне её первых трёх. Только истинную красоту, удивительную, поражающую воображение Ивдиада в дом к себе берёт. Убогим в её гареме места нет! Сказал так Дреур, поправил шубку, набрал щепок и в дом направился. — Если бы не ты, она взяла бы меня поджену! — крикнул Авизар. — Значит, я тебя переиграл, — обернулся коварный Дреур. — Возвращайся домой лучше, братец, скоро Ивдиада с утреннего дежурства вернётся — как бы она не разозлилась, кривое лицо твоё увидев, и зубы тебе не выбила. Слёзки на глазах у младшего генералиссина сына выступили, отчаяние его пробрало. — Так ты мне отплатил за добро многочисленное, брат? В доме государыни-матушки сколько раз ты хворым притворялся, пальчики себе иголочкой колол вместо пряжи и шитья? Я жалел тебя, твою часть работы делал, пока ты в зеркальце смотрелся! — Жалел, потому что дурень и неудачник. Вьючный мул, на котором ездят те, кто похитрее. В жизни преуспевают такие юноши, как я, а не такие, как ты! — Змий! Заревел Авизар и прямо в лес еловый побежал… Долго бежал он, голодный и промёрзший. Бежал по острым камням, через колючие заросли. Прыгали около него дикие звери — оленихи и косули, и дивились они уродству этого юноши, худобе и его чёрным кругам под глазами. Наконец, устал генералиссин сын и упал в снег. Рыдал он, рыдал, вдруг чувствует — снова вьюга вокруг него разошлась… Поднял он глаза и увидел знакомое лицо. — Принимай меня, товарка горемычный, — заговорил Авизар. — Дело у нас теперь общее. Помогу я тебе мужей Ивдиады извести — не должны они счастьем мужским наслаждаться, пока мы страдаем! Обучи меня силам своим тёмным, хочу я ледяным колдунцом стать! Улыбнулся Беллаан, подмигнул юноше, поднял его и увёз верхом на вьюге в своё убежище тайное — дом внутри сугроба. Домик этот был очень тесным, зато красивым и чистым. Стояли там стол, инеем покрытый, кровать узкая, мехами устланная, и шкафчик со всякими колдунскими мерзостями. Сказал Беллаан: — Если будешь ты вести моё хозяйство, стряпать, постель взбивать, шить и вязать, всё содержать в чистоте да порядке — тогда уговор в силе. Научу тебя я могуществу природному. — Согласен. Может, я и некрасив, зато трудолюбив! Прожил Авизар у Беллаана несколько дней. Тренировались горемычные колдунцы на полянах в лесу, а ночью компанией друг друга утешались, дружбу мужскую водили, дружбу крепкую, настоящую. Освоил Авизар азы искусств тайных, научился холод призывать и снегом управлять. Освоил он, да за считанные дни опустился, растерял остатки доброты, порядочности, скромности и целомудрия. Злобным он стал, агрессивным и немужественным. Жили колдунцы, ненависть в сердце к подженатым вынашивая, и на седьмой день собрался Беллаан в поселение — за домом Ивдиады подсмотреть. Улетел рано утром… да не вернулся. День его ждал Авизар, два, а на третий пошёл лес прочёсывать, искать наставника своего. Выбрался он на одну из полянок, где тёмным силам они тренировались, и тут видит — лежит на снегу товарка его. Синяя мантия старика растрепалась, волосы длинные чёрные по снегу разметались. Подбежал Авизар и увидел, что это уже не Беллаан, а лишь его бездыханное замёрзшее тело, кинжалом в самое сердце пронзённое… Поплакал Авизар, покручинился. А после взял мантию наставника, поднял посох, черепом украшенный, и пошёл в одиночестве в их тайное логово. *** Прожил Авизар несколько лет один и совсем облик мужской потерял — бороду отрастил, косматым, немытым и воняющим стал. Только и думал он целыми днями о брате своём ненавистном Дреуре, что красотой обольстительной да коварством сломал ему судьбу. Думал о брате, а иногда Ивдиаду вспоминал, воительницу храбрую, что наверняка Беллаана и убила. Совсем обезумел Авизар от ненависти и горя, говорить разучился — только выть теперь мог и скулить подобно волку. Зато сила его стала невероятная. Мог он жестокую вьюгу вызвать за мгновение, высоко в небо подняться или дерево насквозь проморозить. Как-то бродил Авизар по лесу, кряхтел и скулил, а тут выходит он к каким-то домам. Знакомым ему один из дворов показался… Зашёл он на него осторожно, заглянул в окошко светлое да увидел ненавистное лицо. Брат его, Дреур, кастрюли и котелки тёр. Рядом с ним ещё двое мужчин хлопотали. Хоть и постарел Дреур, хоть без зубов остался, а всё такой же прекрасный он был, изящный и грациозный! Заскрипели зубы у Авизара, позеленел он от зависти, дыхнул инеем на стекло, ударил посохом оземь, желая брата проморозить… да не знал колдунец, что Ивдиада тоже дома была. Выскочила полковница из-за двери, достала кинжал заговорённый да запустила им в злодея… Острым кинжал был, а Ивдиада, воительница опытная, никогда не промахивалась — всегда прямо в сердце попадала. Так и умер Авизар — глупо и бесславно. А всё потому, что никому не нужен тощий уродец, особенно если у него есть красивый фигуристый брат. *** Как вышел вслед за женой во двор Дреур тщеславный, лживый и лицемерный, как увидел, в какое косматое чудище его младший братец превратился, так захохотал, победу свою смакуя. Захохотал и заплясал от радости. Но рано возликовал Дреур… Спустя десятилетие его постигла примерно такая же судьба. Ведь был он хоть и красивым, но всё-таки глубоко порочным и развращённым. С каждым годом всё чаще он от мужской работы отлынивал, хворым и немощным притворялся. Даже выбитые зубы не исправили лодыря, даже порка ежедневная. Надоело это Ивдиаде, и она младшего мужа прокляла. Вскоре зачах Дреур и умер. Превратился старший генералиссин сын после смерти в снежное привидение, бродил по лесам и полям. Иногда залетал в поселения, в окна заглядывал, хозяйственным и трудолюбивым мужьям завидовал. Нередко пугал Дреур этих счастливцев, холодом на них дышал. Пока брошенный очередной смелой воительницей кинжал не остановил его страдания… *** Плохо кончили оба генералиссина сына, два недостойных брата. Сгубили их обоих собственные недостатки. Забыли они, что юноша должен быть и красивым, и обаятельным, и скромным, и целомудренным, и хозяйственным, и трудолюбивым, и послушным. Те мужчины, что смогли приобрести все эти качества, получают вознаграждение в виде счастливого брака. А те, что не смогли, обречены на страдания, глупую кончину и посмертные муки.