под прицелом

Павел Иванович. Па-ве-л И-ва-но-вич Казнён на площади. По его приказу. У Николая не получается. Думать об этом не получается. Жизнь мимо проходит — и ничего. Ни единого чего-то. Сын растёт. Надежда. Империя растёт. Он сам растёт. Сашенька только диву даётся, да тихо плачет, так, чтобы он не видел. Но он видит. Но не может по-другому. — Ваше Высочество — Павел Иванович Поцелуи какие-то отрывистые, будто не он вовсе. У Пестеля так все — целует, притягивает, да в сердце властвует. Будто не себе Николай принадлежит. Раз. И не принадлежит себе больше. И никогда не будет. — Против семьи нашей пошёл? — Думаешь, в глаза не смогу теперь смотреть? Па-ве-л смеётся. Издевательски. Будто не он семь лет назад кровавые отметины на шее оставлял. Будто не было ничего. Заговор был. А их — не-бы-ло. — Я — император. — Не мне. У Николая плечи сводит, он на коне усидеть не может. Убежать бы куда-нибудь. Не может. Не теперь. За империю отвечает. У него теперь доверие всех вокруг. А его он потерял. — Завтра казнь. — Надоел ты мне, таскаться каждый день! Казни уж, раз судьба моя такая… Александра, императрица его, ласково по спине ладонью проводит и тихое «Коленька, забудь его». А он не может. Смотрит на плаху. На его улыбку дъявольскую, которая его сманила. С ума свела. Которая ему теперь сниться до конца времен будет. И не может. Глаза в глаза. Ты — император. Ты — проиграл