В другой жизни

По гладкому полу оружейного отсека корабля Хан ступает необычайно тихо, почти неслышно, окидывая взглядом каждую из семидесяти двух торпед. Сердце ускоряет темп, когда он бросает взгляд на капсулу, находящуюся практически у самых дверей. Пока у него есть несколько дней, а может неделя, прежде чем из него выкачают всю кровь ради спасения Кирка, а Трибунал Федерации его подвергнет той же участи, что и его семью - вечному сну... У него было право на последнее желание, и он хочет воспользоваться каждым его мгновением. Какое великодушие... Как благородно со стороны Звёздного Флота предоставить самому опасному преступнику Вселенной это право... Он с горечью усмехается, погружаясь на несколько секунд в свои мысли, и возвращается в реальность снова. Ничего уже не изменить. Не теряя ни единой свободной минуты, Хан проводит всё время рядом с тем, кто еще способен вызвать в нем воспоминания о счастливых временах, пробудить в нём то человеческое, что осталось глубоко внутри, за стеной боли и страданий... Криокапсула номер 32. Алекс. Алекс Мэдсон. Ему были дороги все его близкие, все 72 души, заточённые в холодных стеклянных клетках, отключенные от источников жизни, но Алекс... Его коммандор, его правая рука, первая и последняя любовь. Он убивал за каждого из своей команды, за Алекса он был готов убить и себя, если это бы понадобилось... Он был всегда уверен в том, что не сможет жить, если с Мэдсоном что-то случится, и он лгал. Он лгал сам себе, жестоко обманывая себя же - он жив сейчас. И он смеет смотреть на него сейчас осознанным взглядом, проводить рукой по замерзшему стеклу, впитывать в себя леденящий холод... Нет, ему не станет теплее. Алекс не проснётся. Ведь он предал его - он смеет жить, когда тот практически мёртв. Это его, Хана, самая страшная боль - не сдержать обещание, жить, не совершив возмездие, не расплатившись по счетам до конца с теми, кто поднял руку на его близких... - Время настанет, Алекс. Я вернусь к вам...к тебе. И тогда все планеты и галактики во Вселенной содрогнутся под нашей силой. Он не может сказать "я обещаю" еще раз - он боится, что задохнётся, когда попытается сказать это снова. Хан наклоняется над стеклом, пытаясь в который раз впитать в себя эти столь дорогие ему черты - смотрит внимательно, запоминая каждую деталь... Он не хочет упустить ни мельчайшей подробности, когда его будут погружать в криосон - он будет вспоминать каждую черту Алекса. ...Его невысокий, но такой стойкий и мощный стан, в котором угадываются отметки владения всеми известными боевыми искусствами древних и современных мастеров... ...Это располагающее к себе добродушное лицо, способное в мгновение ока стать маской, уничтожающей противника одним взглядом... ...Эти светлые волосы, слишком светлые для того, на чей короткий жизненный путь выпало столько тьмы... ...Синие бездонные глаза, сейчас закрытые, но такие невероятные - меняющие свой цвет от оттенка леденящей душу стали во время боя, до небесной синевы во время тех редких минут страсти, когда им удавалось остаться наедине... Сейчас Хан как никогда остро ощущает свое одиночество. Он дождётся своего часа, этой благословенной минуты, когда воссоединится со своей семьёй, будучи свободным от всего и всех. *** Он практически не спит сегодня - в его камере безумно холодно, но это нисколько не трогает его. Он не боится холода. Он видит странный сон, который выбивает его из колеи, особенно теперь, когда он безоружен и опустошён. Ему снится далёкое прошлое, старый Лондон - очертания вечного Тауэра он узнает всегда. Он видит себя - человека, такого похожего на себя нынешнего и одновременно такого иного. Он слабее там, в своём сне - там он просто человек, живое смертное существо, испытывающее постоянную потребность в воздухе, воде и еде, сне, сексе... Хан улыбается во сне против воли - он чувствует, что его интеллект на месте, никуда не исчез... Даже в той Вселенной ему нет равных. Его поглощает странное и прекрасное чувство - азарт и адреналин, столь знакомый. Прекрасно. Он видит расчленённые трупы, убийства - и он ничуть не удивлён - он чувствует себя невероятно живым, практически таким же, как и в былые времена, когда его экипаж, его семья была рядом с ним...Ему это никогда не надоест. "Шерлок, прекрати себя так вести, это неприлично!" Он слышит до боли знакомый голос и Хану кажется, что он застывает статуей, прямо в своём сновидении. Оборачиваясь на столь знакомые мягкие ноты, он видит его... Алекс. Тот назвал его странным именем, но это не имеет никакого значения. Алекс с ним, живой! Хан чувствует такой прилив радости, что ему кажется, будто сейчас его тело перейдёт в режим аварийного самоотключения. Алекс! Он шепчет его имя - Алекс совсем не изменился, только одет странно, старомодно - такая одежда вызывала раньше у Хана только волну негодования, на НЁМ она смотрится прекрасно... ОН рядом. Хан чувствует себя безгранично счастливым, и впервые ему не хочется просыпаться - во сне он чуть ли не парит, хватая Алекса за предплечья и улыбаясь. "Джон, это невероятно!" Он слышит свой голос. Да, невероятно. В параллельном мире они вместе, снова, связанные совместным адреналином, совместными погонями, совместной жизнью... Не важно, как их зовут. Не важно. *** Хан просыпается очень рано, и он не встаёт с постели до тех пор, пока за ним не приходит охрана и заковывает руки в холодный металл наручников. Нет, он не спешит вставать с постели. Он не хочет потерять это ощущение, которое было с ним во время сна. Он пронесет его с собой. Уже в отсеке, обходя столь бесценные для него торпеды под конвоем в очередной последний раз, Хан бросает взгляд на номер капсулы, которая предназначена для него. Семьдесят три. "Мы будем вместе. Однажды." Когда стекло захлопывается над его головой - он лишь улыбается уголками рта, практически незаметно для остальных. Он знает, что ему приснится.