по задницу в неприятностях.

— Лютик, блять! — прошипел сквозь сжатие зубы Геральт. Он спешил, невероятно спешил убраться из этого городишка, где на каждом шагу воняло мочой, дерьмом, прогнившим сеном и (слава Господу!) свежеиспечённым хлебом из ветхих дверей какого-то дома. Чёртов Лютик. Его тощая прыщавая задница всегда находила неприятности, но чтобы вляпаться так!  — Лютик, блять! — повторил мужчина, глядя своими жёлтыми глазами на мальчишку.  — Да чего тебе? — жалобно простонал Лютик, продолжая поднимать свое тело с помощью тоненьких ручек. Иногда Геральту казалось, будто для этих рук лютня — непосильная ноша, способная сломать конечности к чертям. Иногда Геральту самому хотелось переломать конечности Лютика, но он довольствовался страданиями паренька, к которому неприятности так и липли. — Чего ты глядишь на меня так?! Друзья должны помогать, а не стоять столбом и насмехаться!  — Мы не…  — Не друзья, знаю, Геральт, — тихо ответил Лютик, не бросая попыток выбраться из чёртовой деревянной бочки, в которую угодил прямо задницей, — знаю…  — Это должно стать поучительным уроком для тебя, Лютик.  — Что?! — Вмиг парень покрылся красным цветом, дергаясь в бочке. — Поучительным уроком?! Я лишь пошутил, Геральт, а тот старый пьяница вдруг взбесился и набросился на меня!  — Хм… — Геральт отвернулся и пошел к Плотве, которая стояла привязанной к дереву. — Странно это все, не находишь?  — Что странно?  — То, что ты ведёшь себя как идиот. — Ответил мужчина так, словно говорить такое было обычным делом или словно он покупал яблоки на рынке. Но Геральт терпеть не мог рынки, как и не мог терпеть Лютика. — Не может быть человек настолько глуп, чтобы делать те же ошибки каждый день своей жизни.  — А я могу, да? Ты чёртов Ведьмак! Я тебе такую прекрасную балладу посвятил… Лютик продолжал что-то говорить, но Геральт не слушал. Лютик продолжал возмущаться, но Геральт не слушал. Он никогда не слушал. Но почему-то знал о последней музе Лютика, о размере её бюста и какой же тугой корсет на ней был надет. Почему-то знал, что Лютик ненавидит лягушек, но в двенадцать лет зачем-то посвятил этому животному балладу. Почему-то знал, что Лютик терпеть не мог лютики, что любил слушать глупые и пошлые шуточки, что часами он может смотреть в одну точку и находить в этой точке что-то прекрасное. Почему-то знал, что Лютик недели две назад уже был в этом городе, где переспал с дочкой купца, который, собственно, узнал мальчишку и в порыве ярости засунул его тощую и прыщавую задницу в бочку с отходами. И самое ужасное — старик сломал лютню парня. Геральт молча наблюдал за продолжавшим болтать Лютиком и бросал взгляды на инструмент, часть которого раскрошилась и была разброшена.  — Хм… Блять. — выругался Геральт и ушел с Плотвой. Лютик затих. Он прекратил все попытки выкарабкаться из бочки, когда глаза от обиды наполнились слезами. Он ушел меньше минуты назад, а Лютик уже соскучился…  — Геральт… Чёртов Ведьмак! *** В дверь постучали. Лютик вздрогнул, затаил дыхание и стал судорожно вспоминать не наделал ли он чего такого, что могло разозлить людей.  — Лютик, открывай. — Глухо произнесли с той стороны. Лютик оглянулся на одиноко стоящую по середине деревянного стола свечу, что своим свечением грела душу мальчишки в эту тихую ночь.  — Геральт? В руках он держал лютню и глядел своими глазами на Лютика. Глаза — зеркало души, да? Глаза Геральта всегда бездушны, лишь ярость в них можно разглядеть в те нередкие моменты стычек с монстрами. Как же хотелось иногда простого нежного взгляда в них, в этих холодных, бездушных глазах. Он бы сказал больше, чем песни или простые разговоры. «Я люблю тебя». Лютик мечтал услышать, как эти слова произносит низкий голос с хрипотцой после каждого боя. Чтобы обладатель этого голоса приходил после боя, целовал в лоб и шептал, как же он рад, что жив и может быть рядом. Вот Лютик всегда шепчет это, когда Геральт засыпает, а мальчишка просто не может, потому что руки продолжают трястись от страха.  — Я, — Лютик вздрогнул и вернулся в реальность. Встречали его здесь жёлтые бездушные глаза мутанта, который все ещё сжимал своими огромными и длинными пальцами лютню, — купил тебе новую лютню. Лютик громко выдохнул, боясь, что стучание его сердца слышно даже в лесах, далёких от этих земель. «Я купил тебе новую лютню» было ещё лучше, чем «Я люблю тебя». Лютик глупо заулыбался, схватил Геральта за края брони у самого горла и притянул к себе. Шире улыбнулся прямо в губы, чувствуя на своих нервное дыхание.  — Ты же говорил, что ненавидишь мое пение. Зачем тогда лютню купил? — Зачем-то прошептал Лютик, словно разговор этот был секретным, словно он содержал в себе вещи, что общественности был бы опасен для знания. Так и было. Когда два человека, которых ненавидит почти весь мир, станут друг для друга слабыми местами, люди сойдут с ума, надеясь навредить одному из них, чтобы сделать больно другому.  — Говорил, что не друг. Только друзья и семья дарят такие подарки.  — А я и не друг. — Геральт закрыл, наконец, дверь и подтолкнул Лютика в середину маленькой комнаты. Геральт черств на слова, поэтому он никогда не сможет сказать Лютику, что ему плевать на пение и на лютню, что ему не плевать, что без этой самой лютни и пения мальчишка станет просто несчастен. Он сам не выдержит этой боли, что уж говорить про простого человека, как Лютик. Он целовал, царапая щетиной щеки и шею, когда переходил поцелуями вниз.  — Пока не поздно — убегай, глупый Лютик. — прорычал Геральт, сжимая бока парня.  — Ты подарил мне новую лютню. Сказал, что не друзья, а друзьям просто так ничего не дарят. Я твой должник, Геральт, и хочу отплатить тебе, подарив свою любовь и тепло, на которые способен. — Лютик уткнулся в шею мужчине и выдохнул, глупо улыбаясь. — Ещё баллады подарю тебе, Геральт.  — Хм, и баллады. — Тихо вторил Геральт, смотря на одиноко догорающую свечу… «Люблю» — пронеслось в голове обоих.