Verrà la morte e avrà i tuoi occhi
– Итак, Хината, теперь твоя очередь… Снятый домик для отдыха оказался не таким плохим. Он осматривается вокруг ещё раз, и сжимает руки в кулаки в карманах своей лёгкой, осенней, шуршащей, словно сухая листва, куртке. Внезапный вопрос поставил бы его в тупик, если бы он не был пьян. Сидя за деревянным, липким от пива столом, он смеялся и веселился с ребятами несколько часов назад. Было выпито несколько стаканчиков лёгкого светлого пива, а затем пару стаканчиков разбавленной водки (спасибо Тецуро, который знает в каких пропорциях следует пить, чтобы потом не закончиться как личность в каких-нибудь кустах). Эти часы прошли незаметно, почти мимолётно: много было сделано видео и фото, где у него блестящие глаза, расширены зрачки, и непринуждённая улыбка, а ещё веснушки, которые стали ещё темнее и заметнее. Кто-то показал ему свежее фото с ним и сказал: «Ты тут хитрый, как лисица». Хината усмехнулся на это, и на этом же его веселье закончилось. – Расскажи историю, от воспоминания которой тебе до сих пор стыдно…ну, или ты чувствуешь себя виноватым. – Да, расскажи что-нибудь, – поддакнул Лев кому-то из ребят. Вопрос донёсся до него не сразу. Он уставился в одну точку и задумался. Почему-то все притихли: кто-то постарался всех утихомирить и обратить всё внимание к нему. Он удивился, хотя ему не впервой ощущать на себе огромное количество взглядов. Сейчас все они, под влиянием алкоголя, стали ему близкими людьми, которых он любит и обожает всем сердцем, несмотря на разногласия, вражду в прошлом или неприязнь. Хината усмехнулся снова, и слегка поджал губы. Глаза предательски слезились. Почему он вспомнил именно его сейчас? Может быть, потому что это тоже было в августе?.. – Что я могу рассказать, – словно говоря с самим собой, проговорил Хината, подняв голову. Это правда, что он пытался рассредоточить своё внимание, мысленно обращаясь к себе, а не к окружающим – так было легче совладать с эмоциями. Все лица сливались, расплывались, пока совсем не исчезли. – Я...смеялся в лицо одному человеку и мне не очень хорошо от этого воспоминания. Я не должен был так вести себя. Если бы я только знал об этом тогда… Все молча уставились на него. В колонках тихо гудела музыка. – Если бы я только мог помочь, – сокрушенно выдал Хината и звучно уронил голову на стол, заслонившись руками. Когда-то, кажется, как раз-таки года два назад, ещё до этой новой жизни в городе, которая заставила его позабыть своё прошлое, отложить все нерешённые загадки и проблемы в архив, он был беспечен и наивен, не воспринимал всерьёз ни чужие, ни свои чувства. Мир был полон смеха и радости. Впереди новая жизнь, а значит прощай дом, школа, любимые парки, улицы и стадион. Он улыбался и здоровался со всеми, смеялся иногда очень громко и заливисто прямо посреди улицы, совсем не замечая реакции людей. Он не брал во внимание реакцию окружающих. Ему это было неважно. Однако появился тот, кто заставил его обратить внимание на себя. Белые, выжженные солнцем волосы и такие же брови, серые глаза, глядевшие исподлобья почти сурово, высокий рост – первое, что бросалось в глаза. Ходил он в одной и той же спортивной светлой форме, всегда в одну и ту же сторону – на стадион, всегда с мячом и маленьким старым, кнопочным телефоном с разбитым экраном. Всегда молчал. Привыкший к тому, что его весёлая улыбка и смех заразны и никто не в силах обычно устоять перед этой силой, он впадал в растерянность, когда не находил в глазах незнакомого парня и тени улыбки. Наоборот, в его глазах было что-то такое, чего он не мог никак понять. Это немного раздражало, и Хината продолжал смеяться, а парень продолжал оборачиваться и продолжал смотреть на него «этим» непонятным взглядом. Взглядом полным презрения? Жалости? Хината не мог прочитать. Вскоре он перестал оборачиваться и обращать на него внимание. Бывало включив песню на своём убитом телефоне и кинув его подальше в траву, незнакомец начинал пинать мяч в футбольные ворота. Он мог делать это непрерывно, а порой – с ожесточением, забыв совершенно о том, что он не один на огромном стадионе, где каждый звук отдаёт эхом. А Хинате надоело смеяться; тем более получалось у него уже совсем неважно – наигранно и глупо. «Что с ним не так?» Он забывал о нём спустя дни, а затем снова вспоминал, когда видел, как тот переходит дорогу или заходит в магазин всё в той же форме. «Он что её не снимает?» Думая о нём, Хината рассуждал поверхностно, потому что ничего не знал: кто он, как его зовут, что он здесь делает. Однажды, сидя на трибунах рядом с незнакомыми ребятами, он спросил у них про этого «странного белого парня». Ему рассказали немного: что его имя Аоне и никто с ним не разговаривает, но есть парни, которые играют с ним в футбол, а иногда – в волейбол, и эти парни рассказывают, что говорить он умеет, просто слишком нелюдим и не распространяется о себе. Кто-то добавил, что он закончил школу, и, скорее всего, приехал сюда на каникулы, потому что его никто не видел до этого. «Играет в волейбол?» Да, оказалось, что форму которую он носил, принадлежала технической школе Дате, из которой он по всей видимости и выпустился. Ребята сказали, что в волейбол он играл рано утром, а в футбол приходил играть ближе к вечеру. Так как Хината появлялся на стадионе только перед закатом, то видел его исключительно с футбольным мячом. Это было странно, что он играл в одиночку. Хината не мог оторвать от него глаз и сам не замечал, как пялится. Если на поле играл кто-то ещё, он наблюдал за игрой недолго, потому что его взгляд всегда возвращался к белому парню. У него были сильные ноги и руки, и сложен он был крепко, прямо как Ушиджима из Шираторидзавы. Вспоминая нападающего, Хината неосознанно сравнивал их: по телосложению они были и вправду похожи…а что насчёт характера?.. Как-то Хината отдыхал на трибунах вместе с ребятами из Карасуно. Ноя и Асахи о чём-то весело спорили, и все были заняты обсуждением какой-то несусветной хрени, с течением времени которую вспомнить тяжело, да и не нужно. Если бы он, Хината, помнил каждый разговор, каждый спор в деталях, и каждый раз вспоминал бы их, он бы сошёл с ума. Потеряв всякий интерес к происходящему, он блуждающим взглядом осмотрел поле и отметил про себя, что на нём как-то пусто. Куда все делись? Но потом он повернул голову и заметил белого парня, усевшегося прямо на противоположной стороне трибун. Тихо, чтобы никто не заметил его ухода, Хината прошёлся дальше по трибуне, а затем недолго думая, спустился по лесенкам вниз и присел на одну из них. В двух метрах от него, по левую сторону, сидел Аоне. Его короткие белоснежные волосы, с заметной желтизной у корней, сильно намокли от пота и липли к лицу, но он не трогал их, а только оттирал иногда лоб тыльной стороной ладони или краем футболки. Взгляд его был устремлён вдаль, а мяч он держал между ног. Его кроссовки были стары и истрёпаны. Хината не скрывал, что смотрит так изучающе, даже делал это специально, чтобы тот обернулся. Но тот этого не сделал, а как будто бы наоборот делал вид, что не замечает севшего рядом рыжика. В какой-то момент Хината понял, что Аоне сейчас встанет и уйдёт, если он ничего не скажет. Тот правда стал подниматься с места, и не остановился после вопроса Хинаты. – Может, сыграем вместе? Хината хотел быстро подняться с места, подойти и представиться, но рост Аоне ввёл его в ступор, и он остался сидеть на том же месте, где и сидел. Но не только это помешало ему действовать по привычке. Аоне бросил тот самый взгляд в его сторону. Он был очень продолжительным, по крайней мере так показалось Хинате, и взгляд этот пронзал насквозь, но не так, как взгляд Ушиджимы, когда они столкнулись в коридоре впервые и не так, как взгляд Кагеямы, пылающий ненавистью. Это было что-то совсем иное… – Я…не хочу с тобой играть. После этих слов он спокойно сошёл на траву и пошёл через поле. Это шокировало Хинату, но он не потерялся. – Ну и ладно! Больно надо! – кинул он вдогонку. Этот твёрдый, уверенный тон злил его, он вспоминал эту фразу ещё много раз. Через дня два он перестал злиться. В душе снова поселилось веселие и добродушие, и когда он видел Аоне, он всё так же продолжал улыбаться. Пока однажды в сильный проливной дождь, стоя под навесом магазина, он не увидел бредущего парня с мячом. Возможно, он возвращался с поля, где его и настиг дождь. Он был всё таким же бесстрастным, спокойным, безразличным. Хинату он в упор не замечал. Тогда Хината позвал его по имени и произошло нечто странное: он даже не удивился. Он просто прошёл мимо, смотря ему в глаза. Дрожь Хинаты превратилась в крупную и вторила разбивающимся каплям об камни. После этого он не мог больше думать ни о чём, кроме него. А ещё его волновал один вопрос, который он балбес этакий не задал ещё тогда, на поле, потому что разозлился на незнакомого парня, к слову совершенно по-дурацки — теперь-то только он это осознал. Вопрос – почему он не хочет играть с кем-то, почему с ним тогда…почему не захотел? Он долго жаждал услышать, как звучит его голос, однако ему было мало, и теперь он жаждал услышать от него хотя бы что-нибудь... Он жаждал знать ответы. Уткнувшись взглядом в белый потолок, он вспоминал о нём, представлял его. На улице он в первую очередь смотрел: нет ли на горизонте Аоне, не промелькнула ли нигде бело-бирюзовая форма? Это уже походило на манию, но он не придавал значения всему этому, хотя Аоне в тот момент занимал большую часть его мыслей. «Этот парень…он на самом деле очень красивый», – отстранённо думал Хината в очередной раз наблюдая за Аоне с трибун. Когда он осознал о чём думает и что он не один здесь сидит, он ударил себя по лицу. Сидевший рядом Ноя подпрыгнул от внезапного звука, будто это ему дали пощёчину. – Эй, Хината! Ты меня пугаешь! – Он, наверное, думает, что мы слышим его мысли, – предположил Танака, и да, он был прав. Хината залился краской. – Э, да у тебя уши никак покраснели! – как ворон налетел на него Танака. – О чём ты там думаешь, а? На кого ты там смотришь? Хината повернул голову в другую сторону, и больше не смотрел на Аоне тем вечером. Почти запретил себе, потому что ребята начали что-то подозревать. Дома он прокручивал все те пронизывающие душу взгляды, а затем переходил на обычные воспоминания о том, как он, Аоне, выглядел, когда на него падали закатные лучи солнца, или когда его форму трепал ветер, или когда он намокший шёл домой, и форма прилипала к его сильному телу. Аоне…Аоне…Аоне Чёрт. Надо было признать ещё тогда, что это было что-то большее, чем просто мания, но он предпочёл скрывать ото всех и от себя свои желания и чувства. Никто не знал, что значит то дерево, нарисованное мелом на стене заброшенного здания около стадиона: с каждым разом листьев на нём становилось всё больше – это Хината дорисовывал листы после очередной встречи с Аоне. Сам Хината делал это бессознательно, гуляя с ребятами из Карасуно. Не зря Кагеяма постоянно говорил, что до него всё медленно доходит. – Хината, что ты там делаешь? Пошли посидим в кафе? Он уже было хотел крикнуть: «Сейчас, подождите!», – но вместо этого он, увидя вдалеке знакомую фигуру, крикнул: «Идите без меня!». Дорисовав ещё один лист и бросив мел, он помчался к стадиону. Был вечер, солнце уже садилось за горизонт и бросало последние лучи на верхушки деревьев. Аоне в этот раз занимался с волейбольным мячом. Заметив это, Хината радостный добежал до поля, но перепрыгнув ограждение, он заметил, что на поле никого нет, кроме Аоне, и остановился. Чтобы дойти до него, нужно было пересечь всё поле. Всего лишь всё поле. Хината никогда не думал, что это будет так сложно для него. Он не стал бежать, просто шёл, будто бы проходил мимо и в то же время обдумывал их будущий разговор. Ничего толкового не шло в голову. Он не привык вот так вот обдумывать каждое слово. Трава под ногами отдавала синевой, неприятно колола. Прохладный ветер принес гул далёкой машины. Вскружив деревьям листья, он пропал. Хината стоял в стороне и не решался. Сердце громко билось в груди. "Это всё от бега", — подумал Хината и спокойно выдохнул. – Привет! Я Хината! – скороговоркой выкрикнул он, и поклонился. В поклоне он ненадолго завис, пока не удостоверился, что мяч не подбрасывается в воздух. Когда он выпрямился, с той улыбкой на лице, на какую он был способен в тот момент, Аоне стоял с мячом, держа его в одной руке. – Можешь не представляться, я знаю, как тебя зовут, мне сказали ребята, – такой же скороговоркой проговорил Хината, и снова натянуто улыбнулся, поджав слегка губы. Он пытался быть милым, но на Аоне, похоже, это не действовало. Ничего не ответив, он продолжал подбрасывать мяч в воздух. – Почему ты не хотел со мной поиграть тогда? Ответа он не получил и на это. – Не хочешь поиграть сейчас со мной? Я играл в волейбол в школе, я умею, – после этих слов Хината улыбнулся, когда заметил, что его слова на этот раз не будут проигнорированы. Аоне остановился, и устремил на него тяжёлый взгляд. Он смотрел с минуту. Видно было, что у него в голове шла тяжёлая борьба. Он ответил, отвернувшись в сторону: – Если перебрасывание мяча для тебя игра… Хината ждал продолжения, но его не последовало. – Ну, так что? – не выдержал он. Аоне продолжал подбрасывать мяч, совершенно не обращая на него внимания. – Ты подбросишь мне мяч? Аоне бросил на него быстрый взгляд и, подбросив мяч не медля ни минуты, дал ему верхний пас, который Хината как раз ждал, но до конца не был уверен, что это всё-таки произойдёт. Во всяком случае, он без проблем принял мяч верхним приёмом, сохранив ту же высокую траекторию. Однако Аоне не стал принимать мяч – он вдруг ударил по нему одной рукой со всей силы, и попал прямо в пару сантиметрах от Хинаты. Мяч от удара отскочил высоко вверх, а Хината беспомощно стоял со слишком поздно вытянутыми руками. Аоне сдвинулся с места, забрал мяч, и пошёл прочь, бросив Хинате, что уже поздно и ему стоило бы идти домой. Темнело на самом деле стремительно, но Хината не хотел уходить. Он мог играть когда угодно. Но Аоне, наверное, думал о нём, как о загулявшемся школьнике, мальчишке. Хинату это задело. – Эй! Мы только начали! – он последовал за ним, пытаясь нагнать его. Удар его немного вывел из равновесия, и он растерялся, в то время, как Аоне успел отойти на приличное расстояние. – Я ещё могу играть! Аоне упрямо молчал. – Эй, не строй из себя взрослого! Сам наверняка недавно вышел из школы… На дороге загорались фонари, а в окнах – свет. Через сквозные, перистые облака прорывались звёзды. – Если не хочешь играть, то давай просто погуляем! Аоне резко остановился, и Хината чуть ли не врезался в его железную спину. Отпрянул он в последний момент, когда тот уже повернулся к нему лицом. Опять этот взгляд. В нём не было ненависти, раздражения или чего-то подобного. Он был полон жалости и в то же время равнодушия. – Чего ты хочешь? Его голос заметно дрогнул. Отчего бы это? – Почему у тебя такие грустные глаза? – выпалил Хината то, что у него было на уме. Долго ждать ответа не пришлось в этот раз. Порывисто вдохнув, Аоне наклонился и схватил его сначала за одну ногу, отчего Хината стал терять равновесие и быстро схватился за рукав его футболки, затем другую и в считанные секунды он оказался висящим в воздухе к верх ногами. Он даже не успел вскрикнуть. Аоне держал его за щиколотки, как будто вес Хинаты для него ничего не значил. Хината закричал. – Что ты делаешь?! Его руки не дотягивались до земли. – Эй! Отпусти! Через минуту пытки он опустил его, так ничего и не объяснив. Хината уселся на поле, и смотрел вслед уходящему парню. Голова горела и кружилась. Откинувшись на землю, он уставился в ночное небо, но остывшая земля холодила спину, и он, с трудом поднявшись, ушёл с поля. Больше он его не видел, а вскоре – забыл. Подготовка к экзаменам, сдача экзаменов, поступление в колледж, переезд, новые друзья, новые эмоции и впечатления – всё это захлестнуло его сознание и в нём не осталось место прошлому, тем более какому-то Аоне. Хината едва помнил, как тот выглядел. – О чём ты вообще? Кому помочь? Эй! – неслось со всех сторон. – Да пусть поплачет, – проворчал Кенма, но Хината услышал его сквозь общий гул, и поднял голову. – Я знаю, что нужно людям, точнее кто, – продолжал Хината. Мало кто его слушал теперь, потеряв интерес, но Хината всё равно уверенно продолжал. – Я только недавно это понял: никто не любит слабых, неуверенных в себе людей, все вы это знаете сами… Тецуро и Котаро переглянулись между собой, а затем кивнули головами в знак одобрения. – Но никто так же не любит тех, кто не может поддержать, помочь, дать хороший совет другому… Все замолчали, и только Тецуро опустошил ещё один стакан. Котаро незаметно для самого Хинаты опустил руку ему на плечо. – Я уверен в себе, – часто закивал Хината, что даже Кагеяма напрягся, пытаясь припомнить, когда он в последний раз так нервничал. – Но у меня нет второго качества… – Слушай, – начал было Котаро, но Хината его перебил. – Помните ту девочку из женской команды Некомы? Так вот я видел её за две недели до случившегося с ней, и знаете, наши взгляды пересеклись, когда она шла на подачу, и я увидел в её глазах что-то…тяжёлое… – Про какую девочку он говорит? – вмешался Кагеяма. – Слушай, тебе показалось, Хината, – выслушав его, настаивал Котаро. – Это всего лишь твоё воображение…никто не знал, что это случится…и она в том числе…не знала. – Так что за девочка, – спросил Акаши, – я тоже не в курсе… – Она играла связующим в женской команде Некомы, третьегодка, – ответил Куроо, наливая себе чистой водки, уже не разбавляя. – Покончила с собой… В комнате воцарилась гробовая тишина. – Ты что винишь себя? – приподнялся со стула Лев. – Но это не твоя вина… – Ты-то тут причём, идиота кусок, – прошипел Кагеяма. – Я видел этот взгляд не раз, хорошо? – будто уговаривал он их и между этим сбросил руку Котаро с плеча. – Можете мне не верить, но я всё равно кроме пары ободряющих слов больше ничего не смог бы сказать ей, если бы знал… – Хината, ты не прав, – вставил Котаро. – Ты всегда мотивировал нас и заряжал позитивом, я не понимаю, о чём вообще ты говоришь… – Да, лучше заткнись, – поддакнул Кагеяма. Хината кинул в его сторону испепеляющий взгляд. – Я к тому, что…если бы я и знал, то всё равно не смог бы им ничем помочь… Похоже, что Куро был единственным, кто его хорошо понимал, а, может быть, он только делал вид, что понимает, чтобы успокоить Хинату. Налив полный стакан водки, Куро пододвинул его Хинате. – Пей. «Если бы я только мог вернуться назад».*год назад*
– Хината, ты дома? С кухни послышался грохот, это мама, наверное, от неожиданности не удержала и уронила что-то из посуды. Я ходил на пляжный волейбол каждый день и приносил домой полные кроссовки песка. Мама это тоже заметила. – Хината, почему вы не играете в волейбол босиком, а? Ты же испортишь кроссовки, потом этот песок ничем оттуда не вымоешь, – мама совсем не злилась, и видно было, что на уме у неё было совсем другое. – Просто босиком очень сложно играть…что-то случилось? Мама обеспокоенно смотрела на меня как бы решаясь говорить или нет. – Да тут у коллеги с работы сын умер, повешался, – я раскрыл рот от удивления. – Надеюсь, ты никогда не подставишь меня так! – в её голосе слышалось отчаяние. – Из-за чего? – Я не знаю, ты мне скажи! – впадала она в истерику. – Да нет же, я про парня, – сердце резко заныло, как только я представил, что это может оказаться кто-нибудь из моих знакомых со школы. – Да кто его знает, – ответила она, более-менее спокойным тоном. – Может из-за любви какой, а может из-за учёбы…мама одна у него, отца не было. – А как его…звали? – Ой, ты думаешь я помню, – вполне успокоившись, она вернулась к готовке ужина. – Он сын Харуки Аоне, но это тебе всё равно ни о чём…что такое? Не знаю, что со мной произошло в тот момент. Это было оглушающе, и я весь оцепенел. Аоне, Аоне, Аоне. Совсем нераспространённая фамилия. Это он. Тот белый парень…не может быть… – Хината, ты что…знал его? Ничего не ответив, я выбежал из дома в тех же самых кроссовках, полных песка. Хината сидел на трибуне, в самом низком ряду. Одной ногой он почти доставал до травы. Вокруг было на удивление тихо, безмятежно. Ни души на поле. Беспрепятственно гулял ветер, всё так же, как и тогда, светило солнце. Хината запрокинул голову и увидел пролетающих мимо птиц. Стало тоскливо. Он закрыл глаза. По утрам он занимался бегом на этом стадионе, а поздними вечерами валялся на трибунах и смотрел на звезды, иногда примечая пролетающий метеор. Однажды ему посчастливилось наблюдать самый яркий: он как фейерверк, заискрился по небу, проскрежетав и оставив после себя только жёлтую полосу, которая так же неожиданно и быстро исчезла, как и метеор быстро появился и исчез – красиво, ярко, но слишком коротко. Больше он не видел подобных. Ни разу. Ветер колыхал траву. Было темно. Тучи перемещались по ночному небу, перекрывая звезды. Почему-то холодно не было. Только немного страшно. И слышно было, кроме колыхания трав и шуршания листьев, чьё-то тяжёлое дыхание. Оно то приближалось, то удалялось, и Хината всё никак не мог понять: откуда это и что такое – зверь или человек? Приподнявшись на локтях, он вдруг понял, что он не один, и по стадиону кто-то наворачивает круги: один за другим. Упорно и упрямо. – Эй! – крикнул Хината, и его голос разнёсся по всему полю, но никто не ответил, даже ветер затих. Стало ещё страшнее, и он уже хотел было встать и уйти, но вдруг услышал рядом чей-то голос. Холодный и глухой. – Чего кричишь? Это был Аоне. Он сидел здесь, как ни в чём не бывало. Живой. Хината хотел наброситься к нему со спины и повиснуть на шее, но вовремя остановился. В итоге просто присел рядом, но очень-очень близко. – Ты так и не ответил мне, почему ты…такой…неразговорчивый, грустный…тебе всё равно? Может, у тебя что-то случилось? Аоне молчал. Хината придвинулся ближе, и странно, но тепла он так и не почувствовал. Закинув руку ему на плечо, он вдруг понял, что не чувствует ни температуры своего, ни температуры его тела. Из глаз брызнули слёзы, и он отодвинулся за спину Аоне, чтобы он ничего не заметил. – Ты…всегда был таким…одиноким? У Хинаты было стойкое ощущение, что он разговаривает с камнем. – Я знаю, ты не хочешь разговаривать, потому что тебе всё надоело, – предположил Хината, – и ты, наверное, устал от жизни, я понимаю, – ничего он не понимал. – Ты из-за любви это сделал? В ответ послышалось одобрительное мычание. – Она была красивой? – Угу. – Я верю, – ответил Хината, не зная что сказать на это. Он продолжал смотреть ему в затылок, боясь навсегда потерять его из виду. Время стало замедляться, и ему это не нравилось… – Я тоже любил тебя, – прошептал Хината так тихо, что едва слышал самого себя. – Зачем ты ушёл? Аоне ничего не ответил, только опустил голову, и как будто бы…улыбнулся? Затем он встал и развернулся к нему лицом. Он не видел чётко его лица, но видел глаза, всё те же. Просящие о чём-то… Наклонившись к нему, он обхватил его лицо руками. Оно было мокрым от слёз. – Хината… Хината оторопел. Он впервые назвал его по имени. – Хината! Схватив его руки и зажмурив что есть сил глаза, он пытался продлить этот момент как можно дольше. Слёзы давно текли ручьём, и было очень горячо и горько… – Хината! Нам пора ехать! Он едва смог разлепить глаза от слёз. Он лежал на кровати, на втором этаже снятого домика, куда по всей видимости его пьяного отнесли ребята, и заснул. Теперь Куро, нависнув над ним и пытаясь разбудить, тряс его лохматую голову. – Я вызвал тебе такси, – объяснил ему он. – И…мне очень жаль, что ты чувствуешь вину…никогда не вини себя. Забудь прошлое, как нехороший сон, договорились? – Ну, чего он там? – показалась макушка Кагеямы с лестницы. Внизу стоял шум и грохот. Все собирались ехать. – Да-да, сейчас… Всю дорогу до общежития, он пялился в окно. Был поздний вечер. У водителя играла грустная музыка, задавая соответствующую атмосферу этому отвратительному вечеру. Он был пьян и нёс что-то несвязное весь вечер. Противно от самого себя. В голове было всё ещё туманно и сумбурно из-за выпитого. Ему всё грезилось, пока они ехали, и он не мог остановить эти картинки, что всплывали у него перед глазами. Все те моменты, которые он забыл, все те, вечера и ночи, что он думал об Аоне, все те дни, что он видел его, все те взгляды и белое дерево с листьями, вспомнил даже то, чего не следовало вспоминать, понял то, чего тогда никак не мог понять – всё эти мысли и воспоминания проскальзывали на поверхность и играли теперь новыми, печальными красками. Подъехав к общежитию, он вдруг сорвался с места в противоположную сторону. – Куда делся Хината?! Эй, ты куда рванул, как ужаленный?! – кричал Ноя, встречая ребят у подъезда. – Слушай, Куро, ты не боишься, что он что-нибудь сделает? – взволнованно прошептал Лев. Куроо обеспокоенно смотрел вслед Хинате. – Проследишь за ним? – спросил он. – Да! – ответил Лев и, прихватив кожаную куртку с белым утеплителем и накинув её на себя, побежал следом, спотыкаясь в темноте о камни. Хината любил одно место в центре этого города, там он чувствовал себя лучше. Оно находилось недалеко – это надземный пешеходный переход, откуда видно всё движение по трассе. Никто здесь почти не останавливается и, не обращая внимания на незнакомцев, все проходят мимо. Облокотившись на перила и подставив лицо ветру, он думал о том, что никогда не исправится, что никогда не сможет стать проницательным и понимающим по отношению к людям. Это сложно, потому как все люди эгоисты в своей сущности. Никто никогда не сможет понять этого человека, пока сам не пройдёт через то же самое, что и он; пока не прочувствует это на своей шкуре. Откуда сострадание, откуда понимание может взяться, если человек ничего не знает о происходящем? Поэтому люди либо притворяются понимающими, либо ограничиваются клишированными фразами, ценность и полезность которых уже давно исчерпала себя. А ещё он понял, что скрывать боль и слёзы — не выход. – Хината, ты что здесь делаешь? Пойдём в общежитие, мы итак сегодня хорошо погуляли… На глазах у Хинаты виднелись слёзы, и он не хотел никуда двигаться. – Лев… – Что? Лев не знал, что и думать про Хинату в этот момент. Он был совсем не свой. Наверное, алкоголь на него очень плохо влияет, думал Лев, не нужно было ему так пить. Не успел Лев созреть, как Хината уже грелся у него на груди, обхватив его руками под курткой. – Ты чего, Хината? А? – Кажется, я упустил очень важного человека в своей жизни… Лев неловко рассмеялся. – А, это ничего Хината, люди приходят и уходят, – сказал спокойно Лев привычную фразу. Он её слышал много раз, потому что так всегда говорят. – Ты знаешь, – вдруг после долгого молчания схватил его за плечи Лев, – а я ведь могу познакомить тебя с моей сестрой? Она классная!.. Хината плакал, смеясь и широко улыбаясь.. Но в глазах его уже навсегда угас огонь.