— Будь готов к смерти, мой милый.
Горячий кофе бурлил в серебряной турке. Манящий аромат разносился по всей квартире. Настольные цифровые часы показывали, что было где-то без пяти восемь. Маттиас потирал переносицу и переодически зевал, помешивая омлет в сковороде. Лучи незаметно оседали на бледно-розовой коже, приятно согревая. В десятый раз зевнув он положил ладони на лицо, зажмурился и потянулся. Пару позвонков мелодично прохрустели. Включив радио на тихий режим, Маттиас стал доставать посуду из верхнего шкафчика: две кружки, две тарелки. Возможно, понадобятся еще и блюдца, но это уже будет зависеть от желания Клеменса съесть пару ложек мороженого. Харальдссон налил кофе в кружки и поставил их на кухонный остров, предварительно добавив две ложки сахара и сливки. Приготовив все для завтрака, он направился к балкону и раздвинул белые шторы. Резкий горячий свет впился в глаза и кожу. Чуть щурясь, Маттиас открыл дверь и вышел. На улице было солнечно, лучи шелковой тканью улеглись по дорогам и домам. Раннее утро марта обещало, что день будет крайне хорошим. Маттиас достал из кармана спальных штанов пачку сигарет. Одну он положил себе между губ, а остальное на металлическую перекладину. Глубоко затянувшись, он посмотрел на небо, медленно выпуская клубы дыма. Небо было абсолютно чистым, как и его мысли. Белая полоса самолета делила его на две части, а чуть ближе порхали черные птицы. Через мгновение на лице Маттиаса растянулась улыбка, когда он почувствовал как руки обвивают его талию. Клеменс уткнулся щекой ему в спину и прижался сильнее. — Уже проснулся? — тихо проговорил Харальдссон. — Как видишь. — немного помолчав, на выдохе произнес Клеменс. Свитер Маттиаса пах свежестью, что безумно нравилось Ханнигану, а комбинация с сигаретным дымом заставляла чувствовать что-то родное и близкое. После затяжки, Клеменс перенял сигарету себе. — Здесь холодно. — заключил он, намекая, что пора зайти в дом. После минутного молчания, Клеменс вдавил бычок в стеклянную пепельницу и встал у проема. — Ты идешь? — Да, сейчас. — ответил Харальдссон, замечая краем глаза как блондин скрывается внутри, прикрывая за собой дверь. Минуты теплого счастья и близости дарили ему надежду, что сегодняшний день будет лучше.***
Клеменс расплылся по бежевому дивану, укрывшись большим теплым пледом. Завтрак так и стоял на столе, абсолютно не тронутый. Из радио доносилось шипение. Маттиас прокрутил кнопку, в попытке найти что-то успокаивающее. Но, ничего не находя, выключил. Он оперся руками о тумбу и посмотрел в угол. На краю стола стояла черно-белая фотография с ним и Клеменсом. Тот безумно смеется, а Харальдссон придерживает его за талию, отчего фото местами размыто. Маттиас отчетливо помнил тот день, когда совершенно спонтанно они решили поехать на море на первом попавшемся автобусе. Был холодный апрель прошлого года, пасмурное небо и яркое солнце, что светилось Клеменсе. Море тихо перекатывало синие волны, над головой переговаривались чайки. Музыка природы убаюкивала, как колыбель. Они сидели, прижавшись друг к другу, укрытые тем самым пледом. Харальдссон смотрел на мутный горизонт, а Клеменс тихо сопел ему в плечо. Тот день был одним из тех, что шатен прокручивал у себя в голове. Мысли в воспоминаниях заедали, словно старый диск в проигрывателе. Голова кипела и он тонул в этом бурлящем котле с неистовым наслаждением. — Почему ты не поел? — спросил Маттиас, подойдя к спинке дивана. Он посмотрел на дремлющего Ханнигана, как он поджимает свои розовые губы и хмурится. Обойдя диван, он присел на край того и нежно положил левую руку на ногу Клеменса. — Я не голоден. — хриплым голосом ответил тот и повернулся набок. Не став больше его беспокоить, Харальдссон поднялся, тяжело вздохнув. Желание есть совершенно отпало. Омлет отправился прямиком в мусорное ведро, а холодный кофе в раковину. Медленно водя губкой по посуде, он уткнулся в одну точку, ни о чем не думая. В голове все смешалось и не было сил искать начало и конец этого безумия. Оставалось лишь оградить себя от этого и жить тем, что происходит сейчас. Прошлое давало о себе знать яркими поглощающими вспышками, но Маттиас старался убежать от них как можно дальше. Когда прошлое давало о себе знать, он залипал в инстаграме, загружая свой мозг бессмысленной информацией и картинками. Как делал это сейчас, сидя на барном стуле. Тяжелый вздох, и с каждым краски дня стекали по стенам вниз. Стало трудно дышать и Маттиас приоткрыл оконную створку. Холодный воздух тут же проскользнул по ногам, вызывая легкую дрожь. Сзади доносилось тревожное дыхание и тихие стоны. Он осторожно повернулся и посмотрел мученическим взглядом на угасающий свет в хрупком создании. — Мне так плохо, Матти. — прошептал Клеменс, когда тот сел рядом. Ханниган коснулся ладонью его щеки. — Я знаю… Я знаю. — выдавил с паузой из себя Харальдссон и взял руку Клеменса в свою. Его глаза были мутными, потерявшими былую яркость, кожа стала бледной и прозрачной. Он как будто выпадал из реальности и каждый раз на мгновение приходил в себя, когда Маттиас оказывался рядом. Поцеловав больного в лоб, он положил руку ему на грудь и поправил плед. Клеменс прикрыл глаза, а Маттиас снова потер переносицу и направился в спальню. Войдя в комнату, он замертво плюхнулся в незастеленную кровать. Когда он проснулся, за окном было все так же. Но в душе было ничего, будто в груди образовалась огромная дыра; но она не доставляла дискомфорта, даже наоборот, как-то успокаивала. За это короткое время Маттиас успел увидеть несколько снов: размытые силуэты, смех, движения, искры чьих-то глаз. Все было так скомкано, что разбирать даже не хотелось. Короткими шажками он поплелся в кухню и поставил турку на огонь; зажег гирлянды, которые плелись по боку стола и поднимались на стену. Желтый мягкий свет дарил умиротворение. Маттиас посмотрел на часы: было девять тридцать. Сжав волосы рукой, он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Целый день был еще впереди. Харальдссон налил воду в стеклянный стакан и направился в гостиную. — Клем, пора вставать. — начал он у проема. В ответ тишина, которой он мягко улыбнулся. — Клем? Он все так же обошел диван и сел на краю, поставив воду на пол. Взяв руку Клеменса в свою он понял, что та еле теплая. Маттиас подвинулся ближе и другой рукой взял того под голову: — Клеменс? — тихо произнес он. Ханниган не дышал. Он еще несколько раз произнес его имя, отчаянно сжимая пальцы. Маттиас лег рядом с ним и обнял, утыкаясь в светлые волосы носом. Они пахли мятой и холодным воздухом. Горячая слеза медленно стекла с его лица и приземлилась куда-то вниз. Запах кофе доносился с кухни, сверкали гирлянды, а Маттиас улыбался, закрыв глаза.