Нам предначертано

Ее нет уже несколько дней. Нигде. Ни в Топких болотах, ни в бесконечных долинах Ольстеда. Борра облетает милю за милей, прочесывает густые дремлющие леса и вереницу холмов, вновь обшаривает цепким взглядом морские берега и глубины, задирает голову к небу, надеясь увидеть в голубых сводах знакомый силуэт. Тщетно. Безуспешно. Малефисента канула в бездну, куда ему, по всей видимости, доступа нет. В его груди поселяется тревожное чувство. Что-то произошло. После. После их жарких поцелуев и долгой бессонной ночи, где ласки и касания были красноречивее слов. Он был так глубоко в ней, что мог ощущать всю ее настоящую суть, женское начало, невидимые пороки и зрелые мысли. В Малефисенте жила тьма и едкая пустошь, разрушительная сила и безграничный хаос. Но не только. Правда. В ней сиял и свет. Такой чистый и струящийся, прошивающий насквозь, озаряющий и слепящий. Борра принимал все, что она давала, и был в тот миг бесконечно счастлив. Впервые, наверное, за долгое время, а, может, просто впервые. Как бы странно это не звучало. Это была лучшая ночь за всю его скитальческую жизнь. Совершенная и потрясающая. И в глазах теперь жжет. Неизвестно от чего больше. От того, что он понял, что значит жить иначе или от того, что может больше этого не испытать. Темный эльф взлетает на высокую вершину Ольстеда. Вздох и тяжелый взгляд вниз. Где же ты, птица Феникс? И стоит ли обратиться к Авроре? Борра не встречался с королевскими особами после объявления мира принцем Филиппом между лесными жителями, родом темных эльфов и людьми. В общем-то желания их видеть не возникало. Как не возникало и надобности. Возможно, Малефисента загостилась у крестницы и ее мужа? Но она не могла уйти вот так, без предупреждения. В этом Борра может быть уверен. Коналл, которого больше нет в живых, давно бы наведался в замок к королю с вестью о пропаже, досконально бы все разузнал, а Борра все не способен решиться. И дело вовсе не трусости или неудобстве. У него все еще хранится недоверие к людям. По щелчку пальцев обрести теплое отношение сложно. И таков уж он. Закален в извечных боях и войнах, выращен под гнетом ненависти людей к собственному роду, научен не верить никому, кроме своих. Но разве сейчас это имеет значение? Наступает пора поступиться железными убеждениями. Ради нее. К той, к которой более всего неравнодушен. Шаг вперед и падение. Черные крылья с шумом расправляются под потоками воздуха, совершают широкий сильный взмах. Борра возвышается над лесной полосой и вдали видит остроконечные башни королевского замка. Он взмывает ввысь, становится быстрее ветра, что качает пуховые бока облаков, а потом приземляется в королевском дворе, взрывая стопами свежий чернозем. Эльф краем глаза замечает ускоренное движение к себе — стражники спешат к незваному гостю, уже готовя пики остриями вперед. Он клонит голову и остается недвижимым. Никакой угрозы с его стороны. Лишь ожидание, что выслушают. — Остановитесь, — голос принца Филиппа звучит отдаленным приказом в цвете ивовых деревьев. Стражники замирают, оглядываются. Оглядывается и Борра, взглядом натыкается на фигуру принца, срезающего тонким ножом белоснежные цветы, складывающего их в плетеную корзину слишком бережно и аккуратно, будто лепестки из хрусталя сотканы. — Борра — наш друг, — Филипп откладывает нож и идет к середине двора, на ходу отряхивая серую рубаху от листьев и липких почек. — Как любой из темных эльфов, — добавляет, а потом равняется с гостем и протягивает ладонь для рукопожатия. Борра жмет руку принца, едва улыбается, топчется на месте. Что ж, встречают его весьма добродушно. Только времени у него не так много на расшаркивания. Лучше сразу начать с главного. — Малефисента, — губы его двигаются, исторгают имя. — Ее нет уже несколько недель. Она не у вас случаем? — и брови хмурит, скользит озадаченным взглядом по окнам величественного замка. Будто может заметить тень или расслышать ее грудной поставленный голос. Принц качает головой. — Нет, — говорит. — Ума не приложу, где ее еще искать. Я побывал уже везде. — Она обещала быть на крестинах, — пожимает плечами Филипп. — Скоро я стану отцом, а Аврора — матерью. Мы непременно пришлем приглашения всем жителям двух королевств и ее крестной в том числе. Но день еще не пришел… А пока я собираю для любимой цветы, хочу порадовать ее, — улыбается широко. — Рад за вас, — отзывается Борра как-то рассеянно и равнодушно. Его гнетет другое, и чужие значимые события совсем не впечатляют. Хотя этому бы, наверняка, впечатлилась она, Малефисента. — Не говорите Авроре о ее крестной. Ни к чему принцессе в положении излишние переживания. — Хорошо, — соглашается принц. — Но я пошлю доверенных стражников — пусть еще раз осмотрят ее излюбленные места. У темного эльфа хмурнеет взгляд. Жилище королевской семьи было последним пунктом, где можно искать фею. Он кивает принцу и взмывает в воздух. День потрачен напрасно. Еще один. И злится эльф лишь на себя. Может, он все же виноват в чем-то? Не так посмотрел, не то сказал? У Малефисенты далеко не легкий нрав. Что если Борра обидел ее, вынудил уйти из дома? Мысли удручают, вызывают раздражение по позвоночнику. Он возвращается в подземные пещеры ни с чем, ищет одиночества и скупо отвечает на вопросы. Проходят дни. Кажется, что целая вечность. Борра знает, что счет идет на недели, что он обыскал все уголки родных и чуждых земель, побывал даже там, где никогда не был. Остается лишь смириться и жить дальше. Так говорят темные эльфы. Все до одного совет высказывают. Их роду ничего более не угрожает. Малефисента привела людей и фей к миру. Она выполнила свой долг и решила уйти. Стая должна принять ее выбор. И Борра должен. Должен. На словах так легко. На деле невозможно. Но Борра почти понимает. Он всегда боролся за свободу, знает ей цену и всячески оберегает от любых угроз. Как свою, так и всего рода. Малефисента такая же. Мужчина понял это с первого дня, с их первого взгляда глаза в глаза, такого глубокого и близкого, что, кажется, могли высечься искры. Они оба это почувствовали, оба приняли. Похожи и точка. Мужское и женское отражение друг друга. Это было до дрожи проникновенно. Он уверен, что Малефисента не смогла бы оттолкнуть его, потому что саму ее тянуло всеми силами к нему, а потому, возможно, она ушла. Испугалась чувств и ощущений? Это логичное объяснение ее исчезновения. Фея испытала нечто совершенно иное. Будь то влечение или интерес к противоположному полу, ее испугало подобное, ввело в панический ужас. Но разве они не смогли бы ужиться вместе? Почему все заканчивается так нелепо? Одни вопросы. И никаких ответов. Мужчина поднимает голову и смотрит на небо. Сегодня оно серое и мрачное, под стать его настроению. Вот-вот начнется дождь, а, может, гроза и шторм. Он не идет в пещеры, как все темные эльфы, остается на воздухе и разглядывает мутную даль. Лесные жители также предчувствуют скорую смену погоды, прячутся по берлогам и дуплам, сооружают навесы из пушистых веток. За ними интересно наблюдать издалека. Забавные они, очень смешные. Он даже улыбается порой, ловит себя на том, что приподнимает уголки рта. И затем снова становится угрюмым, возвращает привычное выражение лица. Все еще тоскливо. Все еще больно. Громоподобные раскаты сверху отрывают мужской взгляд от лесной чащи. И в следующее мгновение его глаза натыкаются на темнеющую фигуру у подножия кряжистой горы. Видение? Обман зрения? Борра сначала напрягается, а потом рвется вперед с такой лютой силой, что можно восхититься его сумасшедшей скорости. Фигура лишь дергается, закрывается крылами, оставляя яркие золотистые глаза, направленные в подскочившего эльфа. — Малефисента… — словно для самого себя произносит сипло, чтобы поверить, что картинка не обман, а сущая реальность. Какая красивая, отмечает в мыслях Борра. Хочется податься вперед еще ближе, обнять, сжать в руках так крепко, чтобы она почувствовала все его эмоции разом. Как мужчина скучал, как места не находил, как почти тронулся рассудком, гадая о ее исчезновении. Эти ощущения разрывают его сущность. И сердце готово вырваться из груди, выпасть раненной птицей к ее ногам. А фея молчит, голову лишь клонит. — Где ты была все это время? — мягко спрашивает Борра, вкрадчиво. — Я обыскал все земли, хотел было уже лететь за моря. — Я знаю, — прекрасные глаза опускаются к долу. — Я видела. — Ты видела? — торопеет темный эльф. Малефисента коротко кивает. И Борра может лишь выказать мимику непонимания. Зачем так делать? От кого скрываться? Он не желает ей зла, не принуждает к чему-либо, не пытается никак досаждать. Или же причина не в нем, а в чем-то ином? Тогда почему фея не показалась ему, когда видела его неугомонные попытки отыскать ее, вернуть к родной стае? Вопросы множатся, зреют и набухают. И Борра ждет, что получит ответы, хотя бы их некоторое количество. — Я чем-то обидел тебя? — спрашивает ее, врезается прямым взглядом в женские глаза. — Это из-за меня? — Да… — неопределенно отзывается фея, — вернее, нет, — торопливо добавляет. — Не совсем. — Как же мне тебя понимать? Объясни мне, прошу, — и бессознательный жест рукой, отчаянный полувзмах. На помощь Малефисенте приходит дождь. Крупный, редкий, шумный. Тяжелые капли падают между темными эльфами нагло и беспорядочно, разбиваясь брызгами по плечам, по крылам, по стопам, увлажняя кожу и волосы, напитывая их свежестью. И небесная вода будто освобождает фею от требуемого рассказа, отсрочивает момент раскаяния. Борра думает о том, что лучше бы укрыться, увести фею в пещеры, в уютное тепло и мягкие шерстяные настилы, в которых приятно утопают ноги, туда, где сухо и уединенно. Чтобы поговорить, чтобы узнать правду. Он бы так и сделал, но Малефисента глядит упрямо, таинственно, отчужденно, словно решаясь на что-то грандиозное, великое и мучаясь в одночасье от сопутствующего страха. — Чего ты боишься? — вновь спрашивает ее. — Не молчи. Что ты скрываешь? Я уверен, что вместе мы сможем все преодолеть. Неуемный поток мужских слов в вопросительной интонации вынуждают Малефисенту быстро закачать головой. Нет, она не желает обвинять мужчину в чем бы то ни было. Дело не только в нем. Не в нем одном. Ей хочется начать свою историю с главного, изложить правильными словами и описаниями, но горло отчего-то сдавливает невидимым кольцом, и все старания выходят напрасными. Она только нервно сглатывает слюну и поджимает пухлые губы с пространным сожалением. Молчание изматывает. Борра ощущает моральное бессилие и истощение. Может, ему следует отстать? Оставить фею в покое и не раздражать навязчивостью? Он горько улыбается, понимающе кивает и уже поворачивается, чтобы уйти, более не изводить расспросами, как в тот же миг чувствует тонкие пальцы на своем запястье. Борра поднимает глаза, останавливается в растерянности. Малефисента не отпускает его руку, держит крепко, а потом хитро улыбается. У мужчины брови на переносице сдвигаются. Он ждет рассказа из уст Малефисенты, но вместо того, чтобы говорить, фея делает шаг назад и распахивает широкие крылья, показывает внимательному взгляду Борры фигуру в легком одеянии серебряного цвета. И он скользит по ней глазами жадно, разглядывает не спеша, а по мере осознания рот его приоткрывается в ошеломлении, дыхание спирает в глотке. Перед ним не та Малефисента, которую он запомнил и полюбил. Теперь другая. Изменившаяся. Потерявшая тонкость и изящество. Беременная. И от того еще более восхитительная и волнующая. Борре кажется, что ему мерещится округлый живот, проступающий под легкой тканью струящегося платья, и он реагирует по-простецки — сначала начинает рвано дышать, а потом подносит ладони к лицу, глаза пальцами трет, хмыкает и выдает облегченный смех, живой хохот, благодаря которому все его плохие мысли улетучиваются, и радость заполняет до самых краев все его нутро и плоть, побуждает широко растягивать губы, обнажать зубы и исторгать искреннюю, самую чистую эмоцию неподдельного счастья. Истинное счастье. Которого никогда не ждал. — Я была так напугана, — признается Малефсента. — До безумия. Я не знала, что делать. Я чуть не умерла от страха, честное слово… — лепечет вполголоса она, наблюдая за мужчиной, слушая его дребезжащий смех, улыбаясь его поведению. — Я думала, что ты не примешь меня такой. Что стая не примет… — Что ты такое говоришь? — Борра качает головой, направляет взгляд, горящий укором. — Я счастлив узнать такую новость. И все будут рады за нас. Темный эльф притягивает к себе фею, держит в объятиях очень долго, и вспоминает про дождь, задирает голову к небесам, к серым, дырявым, плачущим сегодняшним днем. Капающая пресная вода мельчает, редеет и вовсе прекращается. Хочется солнца и его золотой теплоты. Тучи же — плотный войлок, бугристая мягкая масса, которая вдруг расползается, раздвигается, словно слышит пожелания Борры, иссякает под его взглядом и взглядом Малефисенты. Он усмехается, косясь на нее. — Это ты сделала? — Что сделала? — скромничает фея. — Позвала солнце. — Это мы сделали, — шепчет тихо и покорно, сладостно встречает мужские губы на собственных губах, ласково проводит пальцами по его щекам. Мужчина целует ее нежно и трепетно, с той любовью, в которой еще не признавался, но которую ощущает всем сердцем. Это взаимно. Малефисента покорена этим мужчиной с самого первого взгляда, и плод их любви растет внутри нее, и совсем скоро озарит этот мир своим появлением. Она так счастлива. Ее страхи уходят, исчезают вовсе, уступая место светлому будущему и радости грядущих дней. Борра любит ее, о чем начинает говорить часто, вызывая улыбку и неловкое смятение на красивом лице с острыми скулами, и фея отвечает ему этим же волшебным чувством. Солнце греет и освещает зеленые долины. Воздух звенит смехом, сотрясается взмахами десятков эльфийских крыл, вскриками и всеобщим весельем. Благоденствие в каждом сердце, большом и совсем крохотном. О таком мире мечтали все — люди, темные эльфы, лесные жители. Ведь доподлинную гармонию обрести непросто, и теперь, когда недомолвки, лукавство и жестокость стираются истой добротой, верой в силу любви, чистота помыслов и ясность сознания крепчают, увенчивают ход текущей жизни. Им остается лишь сохранить равновесие, лелеять сию гармонию, верить в хорошее. Борра приземляется на цветочную поляну, ступает по зеленой сочной траве. Улыбается широко. Шагает вперед. Любуется сказкой, ставшей былью. А на руках качает свое спящее дитя прекрасная фея Малефисента.