Молодая женщина сидела за столом и что-то увлеченно писала пером, изредка задумчиво покусывая его кончик. Пара свеч озаряла ее сосредоточенное лицо. Огненные блики плясали во внимательных темно-серых глазах, придавая им рыжеватый оттенок. Светло-русые волосы свободно лежали на плечах.
Зашуршала очередная перевернутая страница, заскрипело перо.
Тяжело вздохнув, Рин глянула в окно — там начались ранние сумерки. Она закрыла свою рукопись, отложила перо и, вздохнув, потянулась, разминая затекшую спину и плечи. На этот раз она дольше обычного писала свою книгу, раз уже начались сумерки.
Встав из-за стола, девушка направилась на кухню, чтобы перекусить. Хотя какой перекусить? Она была очень голодна. Шутка ли — с десяток часов сидеть, почти не двигаясь, и писать книгу для учеников Школы иллюзий так, чтобы даже самый недогадливый маг все понял?
Привычно тихо ступая по каменному полу, она прошла в соседнюю комнату, к камину с котелком, висящим над ним. Приподняв его крышку, заглянула внутрь — остался ли там вчерашний суп? На тихую радость эльфийки, он там был.
Легкая улыбка озарила тонкие губы. Опустив обратно крышку, Рин взяла рядом лежащее полено и кинула его в камин. Шевельнув пальцами, она создала маленькую искру и направила на полено. Немного подумав, провела ту же операцию со свечами, висящими на стенах.
Загорелся огонь. Он разгорался, становясь все больше и больше. Первый язык пламени лизнул медные бока котелка, медленно его прогревая. Зажегся фитиль. Медленно потек воск свечей. По воздуху стали гулять запахи горящего дерева и тающего воска.
С удовольствием вдохнув медленно прогревающийся воздух, эльфийка, весело насвистывая незатейливую мелодию, достала с полки тарелку со стаканом. Обернувшись, критически оглядела заваленный другой посудой стол, поставила все обратно. Затем она собрала немаленькую стопку грязной посуды и аккуратно перенесла ее на тумбу, стоящую недалеко от умывальника. Рин начала мыть посуду, продолжая насвистывать.
«Опять Эрик забыл посуду убрать и помыть. Ну что за неряха» — мелькнула невеселая мысль. — «Хм… Что-то он задерживается. Обычно он раньше приходит»
Что-то не так.
Прервалось незатейливое насвистывание. Рин нахмурилась. Что-то странное витало в воздухе. Какая-то… неправильность. Словно в обычные вечерние запахи добавили нотку опасности. Предчувствия чего-то нехорошего.
Но это чувство почти сразу пропало, что только подлило масла в огонь подозрительности Рин.
Сделав внутреннюю пометку, что нужно обновить защитные контуры, босмерка закончила мыть посуду. Плавно слевитировав ее на полку для просушки и взяв небольшой черпак, Рин подошла к котелку, по пути надев на руку прихватку. Открыла крышку, вдохнула приятный аромат теплого супа с картошкой, немного помешала черпаком. Притянув заклинанием ложку и тарелку, она налила туда суп и поставила на стол.
Сняв прихватку и кинув ее куда-то на полку, Рин села за стол и начала есть. Теплый суп приятно согревал ее изнутри, даря невиданное наслаждение. Девушка даже зажмурилась от удовольствия, настолько ей было вкусно. «Голод — лучшая приправа»… не так ли?
Закончив трапезу, она немного печально посмотрела на быстро опустевшую тарелку, но решила не повторять подвига печально известного Роланда, который однажды съел столько, что его откачивали сразу несколько Мастеров-целителей. А все почему? Не смог остановиться, настолько ему было приятно поглощать еду.
Передернувшись от не самых приятных воспоминаний его исцеления, Рин встала из-за стола, поставила грязную посуду на умывальник и принялась ее мыть. Зачем оставлять посуду грязной, если ее можно помыть сразу и потом не мучиться, оттирая застывшие остатки? Так рассуждала Рин.
Закончив, она критически оглядела кухню. Ей бы стоило прибраться тут, а то в том углу валяется перевернутая корзина из-под овощей, которых там уже давненько не было, да и на полках уже где-то лежала пыль.
Босмерка как-то грустно вздохнула и плавно повела кистями. Магия привычно потекла сквозь пальцы, подчиняясь воле мага. Зашевелилась стоящая в углу метла, корзина встала так, как ей и положено, отворилось окно, впуская прохладный вечерний воздух. Застывшая на шкафах пыль поднялась, плавно полетела в сторону распахнутого окна и направилась прямо в небольшую бочку, которая прилетела мгновением раньше. Захлопнулась крышка бочки, сработало заклинание очищения. То же самое происходило и в других комнатах дома. Где-то в соседней комнате зашуршал пергамент, захлопали дверцы шкафов, отодвинулся полог кровати. Магия незримо проходила по каждой щелочке дома и очищала его от грязи, придавая дому более гостеприимный вид.
С легкой улыбкой прикрыв глаза, девушка прислонилась спиной к холодной каменной стене. Но вздрогнув от прошедшего холодка по телу, отстранилась от неприветливой стены.
В доме вновь наступила тишина. Лишь распахнутые настежь окна напоминали о недавней уборке. С улицы был слышен тихий стрекот сверчков, которые были редкостью в Солитьюде, чьи-то громкие веселые возгласы, чьи-то протяжные и печальные песни, негромкие переливы лютни. Видимо, музыкант решил выйти погулять под вечер и наигрывал на инструменте, попутно сочиняя новую мелодию. Где-то вдалеке ехала повозка, лошадиные копыта отдаленно стучали по вымощенной камнем дороге.
Рин присела в кресло, стоящее прямо перед камином. Она полностью расслабилась. Ей очень хотелось спать, но эльфийка решила дождаться Эрика. Устроившись поудобней и притянув магией шерстяной плед из соседней комнаты, завернулась в него.
Незаметно для себя, она уснула.
Ее чуткий сон прервал негромкий скрип замка. Она тут же проснулась. Быстро скинув с себя плед и вскочив, она прошла по темному коридору, затем к входной двери и открыла ее до конца.
Там стоял Эрик. Высокий босмер с растрёпанными каштановыми волосами и в синем одеянии мага. Его черные глаза внимательно и серьезно смотрели на стоящую перед ним эльфийку.
— Рин. Нам надо поговорить, — прямо с порога заявил он. Его низкий голос проникал в чувствительные уши, приятно щекоча слух.
Девушка нахмурилась.
Что-то снова было не так.
— Да, конечно. — Ее тихий голос был наполнен спокойствием, несмотря на то, что внутри бушевали смешанные чувства. — А что случилось? Чего ты такой серьезный?
— Сейчас все объясню.
Рин уже хотела закрыть за ним дверь, как Эрик ее одернул:
— Я сам закрою.
— Хорошо…
Динь! Снова тревожный звоночек.
Ещё одна странность. Эрик очень редко закрывал за собой дверь, когда Рин была дома, а тут сам вызвался. Что-то не так.
Эльфийка прошла вперёд, попутно вслушиваясь в то, как Эрик закрывает дверь и идёт за ней.
Редкие зажжённые свечи тускло освещали длинный коридор. Послышался тихий шорох и негромкий шепот:
— Прости… но так было нужно…
Тонкое и изогнутое лезвие холодно блеснуло в теплом огне свечей. Рин почти успела обернуться, но сделала только хуже. Кинжал легко проскользнул по ткани, прошел ее без препятствий и оставил на теле эльфийки глубокую рваную рану от спины до бока.
— Что за..?
Она попыталась ее вылечить, но поняла, что не может этого сделать. Магия ее не слушалась!
Глаза Рин пораженно распахнулись. Она стала судорожно вглядываться в родные черты. Но вместо них была каменная маска. Застывшее лицо и холодно блестящие глаза, злорадно смотрящие на неприкрытый страх эльфийки.
Кровь в тусклом свете свечей казалась темно-алой. Она медленно стекала по отравленному кинжалу, пятная платье эльфийки.
Повернулся в плоти клинок. Рин вскрикнула от боли и спросила:
— За что?.. Эрик?..
— За все. Нечего было умничать перед Синодом и писать книги о магии. Ты забыла, что нельзя их писать! Магию преподают только в Синоде и нигде больше! И нечего было доказывать, что всевозможные законы магии — это ложь!
— И только из-за этого, да?.. Не верю… — негромкий голос Рин шелестел как листья на ветру. — Тогда ты должен знать, что я провела множество экспериментов и создала много заклинаний. Все ради присвоения славы, не так ли?! — ее голос начал срываться. — Все ради того, чтобы присвоить мои многолетние труды… Знаешь… это больно. — Ее голос наполнился горечью. — Безумно больно и обидно… за все это. Пойми — я вовсе не виню тебя. Нет. Я виню себя за то, что не распознала в тебе предателя… — из ее глаз потекли слезы. Слова перемешали тихие всхлипы. — А я помню все. Помню первые подаренные цветы, помню твои глаза, полные нежности, помню твое предложение руки и сердца… а ты… а ты все это время готовился убить меня. И все из-за чего? Из-за чьих-то желаний… — Рин начала медленно оседать на пол от потери крови. Ноги ее почти перестали держать. Перед глазами плыло, а в голове мысли начали мешаться. Сказывалось действие яда. — Ты годами ждал. И… дождался… Поз…дравляю… Ты… молодец…
С каждым произнесенным предложением ее голос затихал и в конце совсем затих. Ее тело осело на пол.
Эрик равнодушно смотрел на ее тело. Затем пару раз тыкнув носком ботинка куда-то в район бока, пренебрежительно бросил:
— Прощай, — но потом тихо добавил: — И я тебя никогда не любил. Театр одного актера.
Невесело усмехнувшись, он перешагнул через труп эльфийки и большую лужу крови и прошел в соседнюю комнату. Открыв дверцу шкафа, он взял первую попавшуюся робу и, скинув окровавленное одеяние мага, переоделся. Ему оставалось только уйти.
***
Очнуться в темном месте было как минимум… странно.
Рин отчетливо помнила, как ее… убили. Помнила, как осело ее тело. Она помнила все, до самой мельчайшей подробности.
Но… странным было то, что она очнулась, хотя после такого не выживают. Люди — и не-люди тоже — не выживают после глубоких рваных ранений вкупе с ядом. Не. Выживают. Особенно тогда, когда под рукой нет целителя, или когда магия не слушается и не позволяет залечиться.
А вот раньше — лет двадцать назад — эльфийка смогла бы предугадать этот удар и даже отпарировать его. Но она слишком расслабилась, за что и поплатилась жизнью.
Попытка шевельнуть чем-нибудь не увенчалась успехом. Какая-то странная мыслишки гуляла на задворках сознания, но ее еще пойми и осознай.
«Темно, мягко и тепло… а еще такое чувство, будто я… плаваю?»
На ум ей приходило только одно подобное место. Чей-то живот. И явно ее матери.
«Та-а-ак. Это уже становится интересным. Что ж. Если я могу связно мыслить, то плод вынашивали около семи-восьми месяцев. Но почему же ребенок умер? Или почему его душа не была на месте? Почему ее не было в теле ребенка?..»
Из интереса Рин решила заглянуть в свое подсознание. Но она натолкнулась на какой-то… барьер, что ли? Что-то точно ее не пускало.
«Странно… почему я не могу войти? Хотя… может… да нет, вряд ли. Ну не могу же я прямо сейчас быть в подсознании?! Ан-нет, все-таки могу»
Рин приоткрыла глаза. Она стояла посреди какого-то зала, отдаленно напоминающего залы двемерских руин. Тот же пол, устеленный большими каменными плитами, те же широкие колонны. Но не было привычной позолоты и объемных золотых портретов самих двемеров.
Рин решила пройти дальше — впереди виднелся коридор. Она быстрым шагом направилась туда.
Коридор оказался странно длинным. Босмерка все шла и шла, но никак не могла дойти до его конца. Нахмурившись, она остановилась и попыталась просканировать окружающее пространство. Магия нехотя слушалась, что было довольно странным, ведь когда маг на себя же воздействует, то и колдовать ему гораздо проще.
«Хм… будет очень смешно, если моя душа переродилась в другом мире, где есть что-то, заменяющее ману. Или в мире, где магии вовсе не существует»
Рин передернула плечами от невеселых мыслей. Ей будет очень… неприятно, если последнее окажется правдой, ведь магия была частью любого мага. А если этой части нет, то и маг чувствует постоянную пустоту в душе. Он может даже решиться на самоубийственные авантюры, в надежде в следующей жизни получить возможность колдовать. Вот только цикл перерождений мог внезапно закончиться, и маг мог просто перестать… существовать. И все из-за того, что при принудительном перерождении маг теряет частичку своей души и отдает ее Каирну Душ, а частичка Каирна Душ заменяет утраченную часть. И цикл продолжается до тех пор, пока душа мага не будет состоять только из осколков Каирна. Тогда маг просто переставал существовать, превращаясь в скелет, бесцельно бродящий по пустырям Каирна.
Негромко вздохнув, Рин обратила внимание на план ее подсознания, висящий прямо в воздухе.
— Та-а-ак. — эльфийка задумчиво нахмурилась, а потом весело рассмеялась. — Я что, все это время бродила по кругу? Просто прекрасно. Осталось понять, почему я бродила по кругу и как выбраться из него.
Рин прикрыла глаза, сосредотачиваясь на свой магии. Она чувствовала ее каждой клеточкой своего эфемерного тела.
В темноте ярко горели странные магические конструкты. Причем горели они бледно-рыжими огнями.
«Очень странно. Видимо, я все-таки переродилась в мир, где какая-то другая энергия заменяет ману… Хм… эти символы мне незнакомы. Они не напоминают ни одну известную мне руническую азбуку.»
Как только Рин уже хотела внимательней присмотреться к странным рунам, как ее тело охватила сильная боль. Рин почувствовала, будто ее пытаются протолкнуть через что-то очень узкое, причем делали это очень медленно, со вкусом так.
Рин закричала. Она инстинктивно пыталась перекрыть боль магией восстановления, но она ее не слушалась! Как будто магия просто решила исчезнуть, как утренний туман — тихо и незаметно.
Эльфийка распахнула глаза, присела на корточки и обняла свои коленки. Так она пыталась отвлечься от боли, но все было безуспешно. Боль только нарастала, словно волны воды накатывали на нее.
В какой-то момент Рин начала задыхаться. Ее горло словно сдавили железные тиски, и в дополнение она чувствовала, словно какой-то большой комок застрял в горле. Эльфийка пыталась глубже дышать, но постоянно заходилась в судорожном кашле. В ушах стоял звон, зрение то мутнело, то снова прояснялось.
Рин не знала, сколько это продолжалось. Она понимала, что долго, но насколько… не могла сказать.
Ее сознание заволокла спасительная тьма.
***
Где-то в больнице Конохи.
Белая палата с небольшой кроватью прямо посередине. На ней спала изможденная долгими родами молодая женщина. Ее темно-фиолетовые волосы в беспорядке лежали на белоснежной подушке. По лбу медленно стекали капельки испарины.
Рядом с ней спал младенец, заботливо укутанный в небольшое одеяло. Его сморщенное личико было довольно бледным, хотя должно быть несколько красноватым. Около глаз неярко выделялся светло-фиолетовый пигмент, напоминающий стрелки.
В углу палаты за столом сидел немолодой медик, тщательно записывающий отчет по прошедшим родам. Кратко всё описав, он встал со стула и подошел к лежащей женщине.
Ее звали Шизука Оки*. Первоклассный джонин, прославилась на Первой войне как «Тайфун» из-за потопов, которые она устраивала на поле боя. Она создавала буквально целое море, задавливая массой воды всевозможных противников, в то время как своих вода обходила стороной, словно была живой.
В какой-то момент Оки раскрыла глаза, устало глядя на медика.
— Узуки-сан, кто у меня.? — спросила она несколько хриплым голосом.
— Девочка. Она здорова и в будущем сможет стать очень хорошим шиноби*. — мягкий голос медика негромко звучал в полупустой палате. — Как вы ее назовете?
— Орочимару. Ее будут звать Орочимару. Можно мне ее… подержать? — спросила Оки, с трудом приподнимаясь на локтях.
— Сейчас, — про себя удивившись странному имени для девочки, Узуки подошел к кровати и подложил несколько подушек под спину шиноби. — Конечно, — взял младенца и осторожно вложил в протянутые руки Оки.
Она с трепетом взяла свою маленькую девочку. Малышка зашевелилась и дернула маленькой кругленькой щечкой. Оки мягко улыбнулась. Ее маленькая малышка такая забавная!..
Но тут Орочимару проснулась. Она поводила мутным взглядом по палате и громко заплакала. Оки вздрогнула, но не растерялась. Женщина припустила больничный халат и оголила грудь, полную молока. Оки аккуратно пододвинула к себе малышку и повернула ее голову к себе. Малышка жадно присосалась к груди, забавно причмокивая.
А в это время Орочимару-Рин про себя тихо смеялась от всего происходящего. Она прекрасно ощущала сладковатый привкус молока своей матери, ощущала ее эмоции, ее нежность. И пристальный взгляд синий глаз медика.
«С новым миром меня!.. и с новыми проблемами…»
