Сердечная память

То ли дикая кошка, то ли плешивая собака зашуршала в кустах, и сталкер нацелился на них из своего ружья, что-то буркнув в воздух. От него, словно от прокаженного, несло кратковременным испугом. Еще миг, и от этого запаха не осталось и следа. Неизвестность прильнула впалым животом к траве и замолчала, щупая подбородком жухлую траву. С той стороны что-то крикнули. Прислушались. Потом резко пальнули в воздух, всполошив ворон. Черные, громкие птицы взвились в небо, разбрасывая во все стороны свои острые, забавные перья. Нечто хотело было дернуться в сторону одного из упавших кусочков, но передумало. Почувствовало запах беды. Беда была близко. Она сплюнула на землю и прошла мимо, несколько раз оглянувшись. Но никого не заметила. Как же так? С шелестом веток вернулась смерть, поползшая следом на всех своих изломанных конечностях. Ей бы встать, выгнуть костистую спину да броситься на жертву, но нет. Она одумалась, втянув ноздрями под трубкой пахнущий кровью воздух. Рано. Подцепив зубами чью-то кость, неведомое потащило ее за собой, щерясь на солнце. В лицо эта огромная лампа светила с явной охотой, слепя глаза. Выпотрошить бы ее, разбросать на опаляющие угольки по всей Зоне. Чтобы поняла, каково ему, такому жалкому и пустому, хромать по траве, вцепившись нюхом в чужой грязный след. Цель охоты вновь повернулась, нацелившись на негустую растительность. Шагнула вперед, прислушиваясь. С той стороны что-то зашуршало сухой листвой и попятилось, утробно зарычав. Шоркнуло впалым боком по стволу дерева — и скрылось, в несколько мгновений кошкой забравшись наверх. — Что это еще… — протянул сталкер, пошерудив кустарник стволом ружья. Посмотрел на невысокий дуб, чья крона качнулась от ветра. — Да уж. Совсем с ума схожу. Его слушали сверху вполуха, глодая чужую кость, потерявшую всякий вкус. Оскалившись, мутант швырнул ее в стену ближайшего гаража. И наклонил голову влево, прислушавшись к выстрелу. Первый. Второй. Дробью в никуда. Зверь перебрался с ветки на ветку. Дождавшись, пока жертва отвернется, перепрыгнул на крышу невысокого здания без единого звука, едва не подвернув кисть. Пальцы подвели в уже который раз, и он повалился на впалый живот, часто дыша. Он — словно собака. Только большая и злая. Без стаи. Побитая и готовая вонзить туповатые зубы в глотку любого живого существа, что подвернется под ноги. Но что-то не дает. То ли ноющий от прошлой пули бок, то ли вывернутое запястье. Плетясь вперед, бросая косые взгляды на сталкера, неизвестность тяжело выдохнула с тихим рыком и спрыгнула вниз, в траву, повернув вбок. Не в этот раз. У него нет сил, и даже голод не в силах с этим справиться. Может, он умрет сегодня. Может, завтра. Перебравшись через сухую корягу, зверь прихватил зубами пробежавшую мимо мышь и закинул ее себе в глотку не жуя. Пощупал языком голые десна, недовольно фыркнув и выгнув спину костистым горбом. Вкус крови не пришел. Только короткая шерсть забила горло, и он едва не выплюнул пищу обратно. В былые времена он ел что-то получше. Кажется, он любил консервы со странным вкусом. Таким… рыбным. Он уже месяц не ел рыбу, разве что ловил на Болоте лягушек, но и тех часто отпускал. Они были слишком гадкими даже для него. Очередной прыжок зайцем вверх — и мутант, уцепившись одной рукой за подоконник, закинул внутрь и вторую. Забрался следом, тряхнув головой. Из комнаты пахнуло зловонием железа и звериной ночлежки. Примостившись на самом краю окна, снорк вперил тоскливый взгляд в неведомые дали, которые ему никогда не постичь. Он был всего лишь здесь. На самом дне жизни. Жалкий, забитый и со сломанным запястьем. Починить его было не так уж просто. Зализывание не помогало, а других методов у этого зверя не было. Укусив себя за рукав, мутант тихо всхлипнул, после чего стряхнул с головы единственную свою защиту. Она улетела вниз, обнажив светлую, покрытую язвами кожу, и глаза. Необычайно сосудистые глаза слабо блестели. Их зрачки бешено сужались и расширялись. Хотелось бросить все, кинуться вниз, отыскать того сталкера. И… Что? Тряхнув головой, на которой все еще были русые, короткие волосы, снорк скользнул вниз, бережно подобрав свой противогаз. Погладив его материал, вполне себе известное создание нацепило свою защиту обратно. Лишь бы никто его не увидел. Где-то там, далеко за ребрами, у него колотилось сердце. То ли мертвое, то ли живое, то ли просто мышечный мешок. Если бы Выброс его вырвал — было бы проще. Но нет. И в нем жила тоска. Такая лютая, что ей хотелось переломать все кости. Где-то там, далеко-далеко, дальше, чем он сейчас мог себе представить, кто-то сидел в Баре. Такой чужой и далекий одновременно. С длинными черными волосами, пахнущими тоской и ромашкой. И это было единственным, что не давало снорку сейчас окунуться в безумие.