выбор

                    Чунхен молчит. И эта тишина давит и звенит, отдается еще более отвратительным эхом, отталкиваясь от голых стен. По-хорошему нужно что-то сказать, разбить этот мучительный плен. Однако в тяжелой голове нет ни одной мысли. Ноги подкашиваются, и он падает на так кстати подставленный стул, стаскивая кроссовки и позорно пряча глаза. Нужно что-то сказать, но Чунхен молчит — любые сказанные сейчас слова сделают только хуже. Дуджун неуверенно приближается и замирает в паре шагов от рэпера. У него тысяча вопросов и колючий взгляд, но сам вид побитого и помятого Чунхена какой-то незримой силой останавливает любые расспросы. Внутренности сжимаются, накрываемые волной паники, а сердце совершает кульбит и замирает, словно ждет хоть каких-то подсказок от человека, чья жизнь так тесно в последнее время переплетена с его. Чунхен молчит и смотрит куда-то в сторону.       За холодным окном нетрезвая компания орет какие-то песни, щедро поливая каждую строчку смехом и отборным матом. Чунхен отдал бы все на свете, чтобы оказаться сейчас подальше отсюда, затеряться в толпе незнакомцев. Обратной дороги нет вдруг проносится в голове. Первый отголосок ясности за долгое время. В конце концов, он сам пришел к Дуджуну, значит ему и расхлебывать. — Видимо нам все же придется поговорить, — горло нещадно саднит, но начало положено. — Видимо, — Дуджун хмыкает, ощутимо напрягаясь. Чунхен встает и поворачивается к Юну лицом. Абсолютно затравленный взгляд выбивает у лидера остатки самообладания, и Дуджун понимает, что просто не осознавал масштабы катастрофы. — Мне жаль. — Я солгу, если скажу, что мне тоже. — Все это было ошибкой. — Неправда. Ты хотел этого также, как и я. — Несмотря на дрожащие руки, Дуджун непреклонен. — Это неправильно, не для нас. Не время и не место. Чунхеновское нас больно бьет по ушам и Дуджун презрительно скривился, утыкаясь взглядом в пустоту. Желание двинуть рэперу растет как снежный ком. Чунхен стоит совсем рядом, но, как и прежде стыдливо щурится. Трус Дуджун дергается вперед, хватая опешившего Ена за руку и толкает к стене, тут же прижимая собой. Слишком слабый, чтобы сопротивляться — все-таки бессонные ночи дает о себе знать — Чунхен покорно замирает. Горячее дыхание жжет бледную шею, а крепкие, всегда теплые руки настойчиво ложатся на плечи. Дуджун медлит, будто бы волна напряжения резко отпустила его. Он смотрит в карие глаза, пытаясь найти в них хоть что-то: просьбу остановиться или же разрешение, да даже отвращение, но не находит ничего. — Я не хочу все потерять только потому, что ты боишься рискнуть. — Если мы рискнем, то все потеряем, — голос Чунхена звучит отчужденно словно он говорит эту фразу каждый Божий день. — Дурак. Дуджун отступает, высвобождая Ена от вынужденной хватки, и плюхается на старое, потрепанное кресло, устало прикрыв глаза.       Чунхен не знает, что делать дальше. Он тысячу раз прокручивал в голове все возможные варианты, исход всегда был один. Но уйти сейчас — физически невыносимо. В груди кислотой растекается горечь, глаза застилает соленая влага, хочется выть от безнадежности. Дуджун прав, он действительно боится. Боится потерять дорогих ему людей, из-за эгоистичного решения быть счастливым. Он готов сдаться без борьбы, смириться с чувствами, привыкнуть к обстоятельствам. Хоть это и не кончится ничем хорошим. Но без Дуджуна будет еще тяжелее. Хочется чтобы он просто был рядом. Желательно 24/7. Чунхен противоречит сам себе. — Я люблю тебя. — Рэпер сам не верит, что говорит это. — Но не хочу, чтобы ты пострадал. С кресла доносится тихий, отчаянный смех. — Какой же ты все-таки дурак! — Юн поднимается на ноги и в миг оказывается рядом. — За меня не беспокойся. Я люблю тебя и никуда не отпущу.