Kiss! Kiss! Kiss!

В солнечную среду профессор Флитвик любезно попросил последний курс продемонстрировать навыки дуэли, со всеми правилами, "приседаниями" и отмеренными шагами. Присутствующих оказалось вдоволь, что уж сказать, действие должно было развернуться зрелищным. Однако кто бы знал, что сражение на палочках закончится по меньшей мере тремя головами в больничном крыле и той же цифрой в сутках, когда Драко Малфой перестанет ходить рядом с Гарри Поттером, презрительно оглядывая непослушную шевелюру с затаенной глубоко обидой — а уж этот факт был настолько абсурден, сравним с заявлением, что основателей Хогвартса было всего два. Действия проносились стремительно, почти неосязаемо. — Ученики седьмого курса согласились продемонстрировать нам некоторые заклинания, о которых мы уже говорили с вами, но которые необходимо сначала увидеть — их мощь, форма и действия позволят вам достойно выстоять перед противником, не ударив в грязь лицом. Итак, приступим. Мистер Поттер. Мистер Нотт. Прошу. Кто бы сомневался, что демонстрировать сильные заклинания пойдет вездесущий Поттер — ему же медом намазано быть аврором, стремиться в самое пекло, чтобы потом залечивать все раны в лечебнице и выслушивать очередную похвалу своей легкомысленной смелости. А вот кандидатура Теодора Нотта, чистокровного слизеринца и хорошего приятеля Драко, была неожиданной. Но противиться никто не стал — какие только легенды не ходили о гриффиндорце. Немногие бы захотели сражаться с ним на палочках. После всех должных церемоний, переждав секунд пять, когда воздух буквально напитывался волшебной энергией, полетели заклинания. Оба юноши начали почти одновременно. — Импедимента! — Конфринго! Обе вспышки разлетаются друг о друга в стороны, не достигая цели. — Инфлэтус! — Эверте Статум! Электро-голубая вспышка огибает зал дугой, и легким движением сбивает Теодора, закручивая в воздухе. Бедняга еле успевает сгруппироваться, чтобы не сломать ничего себе. Поттер же выкрикивает "Остолбеней!" почти на выдохе, скоро, чтобы не раздуться на глазах у всех, как его тетка Мардж когда-то давно. Только оба встают на ноги, едва удерживая равновесие, летят очередные заклинания, почти молнии, которые отражаются в глазах у наблюдающих учеников, завороженно мотающих головой из стороны в сторону. — Левикорпус! — Экспелиармус! — Редукто! Останавливаться никто не собирался. Наоборот, во взглядах появились дьявольские огоньки, руки, что крепко сжимали палочки, подрагивали в предвкушении, а растрепанные волосы колыхались от каждого вздоха. Следом полетели еще заклинания, обезоруживающие, отвлекающие, разрушающие. Магия витала в воздухе, и никто не мог ни слова вымолвить. Студенты вокруг восхищенно наблюдали, мечтая когда-нибудь достичь таких же успехов во владении палочками. Кажется, в этот момент не только у Гарри Поттера прибавилось поклонников — девчонки с самого края крепко держались друг за друга, не отрывая глаз, когда парень с зеленым галстуком жадно облизывал губы, метая сумасшедшие взгляды на противника, поправлял быстрыми движениями выбивающиеся пряди и выглядел очень горячо, чего уж скрывать. — Петрификус Тоталус! — Остолбеней! — Оппуньо! И в Гарри летят книги с полок, поднимая следом толстый слой пыли. Они метятся прямо в него, явно пытаясь отвлечь от дуэли, заставляя потерять бдительность. Но это был бы и не Гарри Поттер вовсе, если бы какое-то привлекающее вещи заклятие смогло бы обезоружить гриффиндорца. — Редукто! Локомотор Мортис! — книги разлетаются по помещению стремительно, а в слизеринца летит заклятье, которое буквально склеивает его ноги, на время обескураживая. Но лишь на время. — Инкарсифорс! — всего секунда понадобилась Поттеру, чтобы осознать, что люстра над ним опасно заскрипела, трансфигурируясь во что-то массивное и очевидно тяжелое. — Конфринго! — заклятие, поражающее жертву лучом, которое в конце обретает форму мощного шара, моментально покинуло палочку юноши. Дальнейшие события пролетают одним мгновений. Вот Нотт, пытаясь отразить летящую угрозу, произносит "Редукто!". И вот уже сам Поттер оказывается под грудой металла, которая становится настоящей клеткой, опасно задевая спину гриффиндорца, кажется, даже до содранной кожи, отчего парень теряет равновесие и по ощущениям точно повреждает руку о передние прутья. Но даже не это больше всего сбивает с толку. Столкновение двух почти огненных шаров, наполненных магией до предела, приводит к необратимым последствиям. Вспышки летят во все стороны, озаряя все вокруг неконтролируемыми всполохами. Профессор Флитвик и пара особо ловких семикурсников выставляют щиты Протего, чтобы скрыть от молний хотя бы часть студентов. Но не всем так везёт в эти секунды. Осколки заклятия отлетают и в ту часть зала, которая еще не успела среагировать на опасность. Луч какого-то адского цвета, постоянно меняющегося и несомненно завораживающего, если бы не был предвестником беды, летит неумолимо, будто знает, кого именно хочет поразить. В ту же секунду он настигает грудь парня, что стоит впереди, пытаясь закрыть собой младшие курсы. Девочки со второго курса, рассказывая эту историю, почти клялись, что это было похоже на разрыв сердца, не меньше, иначе как объяснить этот жуткий звук скрипа и глухого удара, что стоял в ушах слишком долго. Драко Малфой, морщась от боли, пролетая добрые пять ярдов, и вспоминая безмятежные моменты счастья, проклинал тот день, когда связал свою судьбу с Мальчиком-который-выжил. Знал бы Драко, что ему придется так страдать из-за общения с гриффиндурком, ни в жизни бы не подошел тогда в поезде, пожать руку знаменитому волшебнику. Все трое, не считая небольшой кучки перепуганных первокурсников, оказались в лазарете. Нотт как-то загадочно и почти туповато улыбался — кажется, небольшая вспышка, почти угасающая, отскочила и в него. Да и перевернулся в воздухе он тогда знатно. Поттер терпеливо ждал, когда мадам Помфри перевяжет ему руку и напористо разотрет по спине заживляющую мазь — люстра-клетка оказалась довольно-таки тяжелой, и синяки не сойдут еще долго. А Драко Малфой. Бедный Малфой сидел сомкнув губы, тяжело дыша, потому что бинт вокруг груди откровенно говоря мешал; на лбу выступила лихорадочная испарина, платиновые волосы были в полнейшем беспорядке, а руки иногда все еще подрагивали, будто помня момент, когда сильный луч-молния вонзился в тело. Наверное, со стороны можно было рисовать портрет и выдавать его под названием "Затишье перед бурей", потому что Малфой молчал, смотря вперёд стеклянными глазами. Но и это затишье было настолько пугающим, что ни один из юношей не осмелился нарушить тишину. С той самой среды они и не разговаривали. Драко вел короткие беседы с Блейзом и Паркинсон, иногда спрашивал что-то по учебе у Грейнджер. И, конечно же, бросал эти свои взгляды в сторону "шрамоголового придурка", что Гарри, каждый раз натыкаясь на них в Большом Зале, вздрагивал. Попытки заговорить со слизеринцем не увенчались успехом, отчего в пятницу в главном холле, когда наступило время ужина, Гарри даже попытался перегородить проход, встав на колени. Но холод глаз напротив был такой жестокий и беспощадный, что никто не смог даже посмеяться над нерадивым Гарри в попытках вернуть расположение слизеринца. Что ж, оставалась только одна надежда, и Гарри Поттер точно не побоится ею воспользоваться. *** — Межфакультетская вечеринка? – Драко скептически смотрит на Паркинсон, когда они идут из библиотеки обратно в подземелья. Профессор Биннс как всегда задал непомерно много, хотя можно было и позволить не особо заинтересованным в предмете пропустить парочку домашних заданий — писать про узконаправленный период 20-ых годов прошлого столетия, конечно, увлекательно, но не когда тебе нужно готовиться к выпускным экзаменами. — Ага, только для особого круга. В Выручай-Комнате. В Воскресенье в пять. — В пять? С каких пор вечеринки больше походят на детские утренники по времени? — абсурдность идеи изначально навевала какие-то сомнения, а уж такое раннее начало не сулило ничего хорошего. — Ну, Драко! Чем раньше начнется веселье, тем о большем будут вспоминать, заламывая пальцы, бедняжки, которые натворят дел на этой вечеринке, — заговорщический тон, которым почти пролепетала Панси, совершенно точно не нравился Малфою. Эти сборища всегда заканчивались... кхм... странными вещами. Уж с этим у слизеринца были личные счеты. — Гриффиндурки отвечают за выпивку. Когтевран за подлые игры, их мозгов хватит на всякие изощрённости. Пуффендуй за еду. А на нас остается только запомнить каждую деталь этого вечера, чтобы припоминать остальным. Драко! Пожалуйста! — как же юноша не любил эту манеру слизеринки давить на жалость своим круглым детским личиком с выступающими слезами в уголках глаз (для правдоподобности), что не могло не подействовать на Холодного Принца. — Посмотрим. Для подруги это прозвучало как явное и безапелляционное "я в деле", но Драко решил не заострять на этом внимание. Может, стоило всё-таки развеяться. Следы на груди уже почти сошли, лишь иногда напоминая о себе. Да и не было особого желания чахнуть в подземельях в полном одиночестве, не считая молчаливых русалок, когда все друзья будут терять голову под руководством гриффиндорцев — Драко нужен там надзирателем как минимум, иначе это грозится перерасти в фееричное нечто, о котором потом будет стыдно даже вспоминать. *** Наверное, учителей не смутило некоторое отсутствие особо ярких личностей в Большом Зале, когда в шесть часов наступило время ужина. Да и скорее всего им было явно не до этого — близились промежуточные проверки и каждый из профессоров хотел превзойти и самого себя, и своих коллег, придумать что-то изощренное, чтобы по коридорам увлеченно рассказывали, какую очередную загадочную вещь пришлось выполнять на уроке, в поте лица и с блестящими глазами. Что сказать, профессора тоже люди и им тоже хочется повеселиться. Когда компания слизеринцев во главе с Драко стучит каблуками по каменному полу и доходит до восьмого этажа, только одно забытое пирожное, которое выронили явно в спешке, может быть доказательством намечающегося веселья. Блейз одним взмахом сжигает "улику", закатывая глаза. — Таким образом нас раскроют раньше, чем вечеринка начнется. — Чего ж ты хотел от пуффендуйцев, — Панси манерно цокает, заправляя иссиня черные волосы за ухо, но предвкушение в ее взгляде читается с легкостью. Змеиный факультет быстро теряет всякий интерес к тому месту, где еще недавно лежала сладость, и подходит к нужной стене. Не зная, что может скрывать Хогвартс со своей многовековой историей, невозможно было бы догадаться, что эта непримечательная часть замка изменяется каждый раз, когда старшекурсники, уставшие от подготовки к экзаменам, захотят отдохнуть. Стоило только подумать про отдых и совсем немного веселья (эти мысли принадлежали Драко), как стена напротив с едва слышимым звуком начала очерчивать прорези и выступы, являя взору массивную дверь. Как только волшебство обрело свою окончательную форму, послышался глухой шум — разговоров, смеха и какого-то грохота — наверняка Уизли снова уронил одну из статуэток, которой было не меньше трех веков. С тихим вздохом, но уже с меньшим скепсисом, Малфой протягивает руку вперед и толкает дверь от себя. — Тарелку со сладкой гадостью поставь на камин, хочу видеть лица девчонок, когда кто-нибудь ее попробует, уж это зрелище забыть будет невозможно! — Рональд Уизли! Я не хочу даже знать, что это за сладости, но их точно не будет здесь! Драко даже не удивился этим очередным супружеским перепалкам по поводу и без. Может, всё-таки стоит вернуться? — Сладкий, чего встал? — Паркинсон несильно толкает слизеринца вперед, ближе к общей суматохе, чтобы уж точно не пропустить ничего. Назад дороги нет, ловушка закрылась. Людей собралось достаточно — пятнадцать человек точно наберётся — кто бы знал, что этот узкий круг будет таким по количеству участников. Здесь и шестикурсники с Когтеврана, с которыми в прошлом году пришлось прятаться от Филча, когда была затеяна игра "спрячь или лопни". Агата Уолли тогда всё-таки попалась, еще и не успела запихнуть ни в одну из школьных ниш шар-кричалку. Смотритель Хогвартса надолго запомнился своими удивленными глазами, когда девушка становилась похожа по форме на тот же шар, что держала в руках, пищащий вдобавок на три этажа не меньше. Здесь и пуффендуйцы с седьмого курса стояли тихо переговариваясь — явно о том, как будут заставлять Колина Криви на спор засовывать в рот тянущуюся нугу, которая становится больше, чем чаще ее жуешь. И, конечно же, здесь были гриффиндорцы. Почти в полном составе, не считая знаменитого ловца Гарри Поттера. Уж его отсутствие вызывало двоякие ощущения: с одной стороны была обида на гриффиндурка за его небывалую тупизну и желание выпендриться перед младшими; с другой стороны были мысли, что причины Поттеру не находиться здесь совершено точно не было. Продолжить размышлять в том же духе Драко не позволил Блейз. Пощёлкав пальцами у блондина перед лицом, слизеринец мягко заметил: — Что, не нашел среди топлы своего парня? — Лучше бы тебе замолчать, Забини, — у Малфоя не было желания спорить с другом, поэтому он, игнорируя усмешку на лице однокурсника, направился к дивану, по пути захватывая с ближайшего стола бутылку с какой-то жидкостью. Как раз к тому времени, словно читая мысли Драко, на всю комнату проголосили: — Вижу заинтересованные лица страждующих начать веселье, — Дин Томас, явно уже что-то заливший в себя, решил побыть ведущим и осведомить толпу, чем же их будут спаивать, встав на ближайший от него стул. — На этот раз с помощью ловких рук тайного поставщика у нас для всех желающих на выбор: веселящая вода в качестве дани уважения первой половине века и американским выдумкам — для тех, кто намерен помнить каждую деталь вечера, — послышались довольные и одобрительные возгласы. — Далее по списку всеми любимое сливочное пиво, практически вкус детства, уж о нем рассказывать не буду, — пока гриффиндорец увлеченно рассказывал о всем имеющемся алкоголе, Драко заметил краем глаза, что Джинерва Уизли крайне пристально наблюдает за Томасом. Бросив негромкое "занимательно" Панси, которая еще не успела далеко отойти от блондина, кивая в сторону, он уже понял, кто будет объектом насмешек Слизерина в ближайшее время. — Следом идет крепко выдержанная медовуха по старинному рецепту — знайте, с ней грустными вы отсюда не уйдете! Ну, и напоследок, для самых стойких и жаждущих — смородиновый ром Розмерты. О нем буду тактично молчать, чтобы не портить интригу. На этом все! Веселье начинается! После этих слов люди вокруг будто с цепи сорвались. Драко наблюдал за хаосом вокруг со слегка презрительным взглядом, жадно потягивая бурду в бутылке, которая по вкусу оказалась веселящей водой (только вот веселее отнюдь не становилось). Кто-то включил музыку — что-то из последнего альбома Ведуний вперемешку с маггловской музыкой. Кто-то на время опустошал бутылки с медовухой (на удивление ром все еще стоял нетронутым). Панси веселилась с Грейнджер, заклинаниями разбивая какие-то шары на столе. Уизли был тут же судьей, выставляя оценки за меткость, сложность заклятья и красивые волосы Гермионы. Теодор Нотт флиртовал с какой-то девчонкой из Пуффендуя — кажется, эта была единственная причина его прихода сюда (видимо, парень всё-таки знатно приложился головой в ту злополучную среду). В общем старшекурсники абсолютно забыли про все учебные проблемы, задолженности и ничего хорошего не предвещающие экзамены, отрываясь на полную катушку в этот воскресный вечер. Малфой же лениво откинулся на спинку черного, почти статного дивана, закрывая глаза под какофонию звуков. Мысли разом все отключились вместе с ощущением чего-то материального вокруг. Осталась только жидкость в бутылке, холод от которой разносился по тонким пальцам. Где-то в груди на контрасте становилось теплее, но этого было катастрофически мало, чтобы завтра страдать от похмелья. Почти забывшись в своем блаженном состоянии, Драко почувствовал, как диван рядом прогнулся под чьей-то тяжестью. Гадать о личности долго не пришлось — не так много людей было в мире, которые пахли бодрящей хвоей с примесью огня, обжигающего и обволакивающего, и которые бы так мягко касались острых коленок нисколько не подрагивающей рукой. — Веселишься? Блондин тихо хмыкнул, все еще не открывая глаз. "Поттер" пронеслось в голове красными буквами, в цвет дурацкого галстука, будто предупреждая. — Не видно? — Своеобразный способ. — Забыл тебя спросить. Едкие фразы прекратились. Оба парня молчали. Драко не знал, с каким выражением лица или как давно Поттер пришел в Выручай-Комнату, и желание утолить свое любопытство было большим, но это бы означало, что в негласной борьбе он уступил гриффиндорцу. А Малфои никому никогда не уступают — священная истина, которую отец вдалбливал с самых ранних лет. Отголоски его влияния все еще давали о себе знать. Рука нежно поглаживала коленку слизеринца, явно для того, чтобы подразнить. Или Драко просто не хотел думать и признавать, что три дня Поттеру пришлось мучиться в полном одиночестве без каких-либо тактильностей (о том, как парень справлялся с этим, думать не хотелось, потому что и сам блондин был не без греха) и сейчас он не смог удержаться, даже будучи в ссоре, и не коснуться парня напротив. — Я скучал, — почти шёпотом, будто с надеждой, что не услышат под слоем музыки и громкого смеха. Но Малфой услышал. И, ох, как ему не хватало этого медового голоса, который даже во снах приходил и обволакивал. Наверное, может быть, возможно, стоило забыть все обиды ради одного только него. — Скажи это больничному крылу. Уж с ним у тебя часто проходят свидания. А особо несчастные оказываются там вместе с тобой. Язва. Драко Малфой по своей натуре был одной черной, разъедающий язвой. И ничего с этим нельзя было поделать. На пару секунд рука с коленки пропадает, отчего приходится силой заставлять себя все еще держать глаза закрытыми, играя невозмутимость, будто тепло не было столько нужным, необходимым, важным. Когда же она возвращается, то пружина внутри снова разжимается, становится чуть легче, но блондин никогда себе в этом не признается. Слышны тихие глотки слева от себя, еле уловимый запах медовухи — не зря Драко пророчат будущее зельевара — с восприятием запахов у него все было отлично — и снова размеренное дыхание. Родное. — Тебе принести что-нибудь? Мы же пропустили ужин. Драко лениво открывает один глаз, пытаясь выразить на лице всю гамму эмоций по этому поводу: — Будь так любезен, принеси мне парочку защитных чар, чтобы мое бедное тело не страдало от твоего присутствия, — и снова закрывает, за эти секунды успевая насладиться зрелищем перед собой — Поттер чертовски мягкий: волосы как всегда не уложены и одному Мерлину известно, какие завитушки нарисовала в этот раз природа, магия или подушка (кто ж разберет); лицо у него совершенно безмятежное, источающее любовь во всей красе с заметным сожалением; на нем самом дурацкая безразмерная толстовка с надписями, которые Драко даже не стал читать; а круглая оправа как всегда придает ему вид совершенно дурацкий, щемящий. Все это в совокупности рождает жгучее желание, разливающиеся по венам (Малфой списывает все на алкоголь): желание потрогать, насладиться, вернуть. Но постановка еще не закончилась. Финальные слова не были произнесены. — Хорошо, я тогда сейчас вернусь, — Гарри будто пропускает мимо ушей все колкости слизеринца, и это нервирует парня: отточенное мастерство отвечать на любую фразу метким комментарием буквально пропускается мимо ушей. — Смотри, не потеряйся среди таких же неотёсанных болванов, как и ты, Поттер. Хотя, тебе ведь не привыкать. Тело рядом пропало, оставляя пустоту слева от себя. Что ж, это было странно. Поттер, конечно, не любил особо спорить, но сейчас уж слишком апатично реагировал на все слова. Драко же лучше, можно вернуться к старым добрым временам, когда развлечение оскорблять всем курсом гриффиндурка и его неотёсанных друзей доставляло небывалое удовольствие. Наверное, доставляло... Если бы не общий фон громкого чьего-то басистого смеха, бьющихся стекол и еще каких-то неопознанных звуков, на этом диване можно было бы и заснуть. В конце концов Драко пришел сюда отдохнуть, а чем сон не отдых? Продолжить свои мысли ему не позволила Паркинсон. — Что, Поттер все еще вымаливает прощение, а ты, как и всякая тупая принцесса из маггловских сказок, о которых рассказывала Грейнджер, остаёшься неприступной? — Не тебе меня судить, Панси, — Драко, наконец, открывает глаза и смотрит на подругу нечитаемым взглядом. — Хорошо повеселилась с гриффиндурками? — Уж лучше твоего. Прийти на вечеринку и провести ее в полулежачем состоянии, просто потому что обижен на своего парня, — верх идиотизма. Браво, видимо это передается половым путем! — Тебе повезло, что не воздушно-капельным. Не хочу наблюдать, как ты становишься заучкой и ханжой от общения с Грейнджер. Они всегда любили спорить и подкалывать друг друга, еще курса с четвертого, когда после очередного званого ужина в мэноре Панси бросала едкие замечания по поводу манеры поведения Драко, которую слизеринец копировал у отца. "Папенький сыночек, Драко Малфой. Только посмотрите на него! Ни шагу без родительского надзора. И слова точь-в-точь повторяет. А метку тоже от отца получишь? Или здесь мозги работать начнут, как надо? Далеко же ты пойдешь, наш Принц Слизерина." — Туше, — девушка беззлобно улыбнулась. — Возьми хоть нормальное пойло, а не эту странную дрянь. На тебя она точно не действует, судя по твоей межбровной складке. К тридцати годам все твое лицо будет как одна большая складка. Аккуратнее с этим, а то еще Поттер бросит. Не думаю, что ему захочется продолжать отношения с шарпеем. Хотя, может, у него кинк на анимагическую форму. Никогда не узнаешь, пока не попробуешь. Панси лепетала так скоро и несвязно, что только люди, общающиеся с девушкой довольно долго, разобрали бы смысл. И дело было даже не в выпитом алкоголе. — Паркинсон, заткнись уже и иди к своей подружке. Она тебя явно заждалась, — но иногда даже у друзей не хватает никаких сил терпеть это. — Пф, как пожелаешь. Плакаться не приходи. При удачном раскладе я буду занята. И она ушла, оставляя Драко в неясном смятении. Плакаться на плече у подруги точно не входило в планы Малфоя. У него тоже был свой "удачный расклад". И он, кстати говоря, возвращался обратно к блондину в эту самую минуту. Поттер. Он как маленький преданный щенок с тарелкой чего-то съестного в руках пробирался сквозь толпу, по пути перебрасывался вежливыми короткими фразами, как и положено главной школьной знаменитости. У Драко заскрежетало внутри. — Не знал, чего ты хочешь, поэтому взял всего понемногу. Постарался выявить, что из этого действительно можно есть, а что принадлежит изобретениям близнецов. Рон постарался на славу. Я видел одного парня, которого выворачивало наизнанку из-за блевательных батончиков. Не позавидуешь девушке, которая стояла рядом с ним в тот момент. Смешинки в глазах Поттера не смогли бы скрыть нервное поведение гриффиндорца. Хоть и тарелка в руках не дрожала, а сам парень стоял ровно, бегающие зрачки выдавали смятение. — Поттер... — только Драко хотел что-то ответить, его нагло перебили. — Нет, подожди. Я знаю, что твой ответ будет как всегда искромётным и больно бьющим. Но не сейчас, хорошо? Гарри смотрел не то чтобы убито и затравленно, но точно невесело. Он снова сел на диван рядом, не нарушая на этот раз личное пространство, поставил тарелку на столик перед ними и из-под очков взглянул в серые глаза напротив. Малфой молчал. Кульминация наступала быстрыми темпами. — Мне жаль. — Засунь свою жалость себ... — Драко, я попросил, — рука быстро накрыла рот слизеринца, но также стремительно отпрянула от неё. Парень аккуратно дотронулся до предплечья оппонента, вызывая мурашки — это прикосновение было горячим, сам Гарри был горячим. — Мне, правда, жаль, что ты пострадал. Больше всего в мире я не хочу, чтобы любимые мне люди страдали. А уж тем более по моей вине, — гриффиндорец тихо выдохнул, собираясь с мыслями. — Твои бинты будто опоясывали меня самого. Это ужасное зрелище. Твоя бледная, почти светящаяся кожа покрывается шрамами, красными, ужасными. И все из-за меня, просто потому что хватило мозгов использовать заклинание огненного шара, когда азарт охватил сознание. Следовало ожидать, что, встретив ответный луч, они разлетятся по залу и обязательно причинят кому-то вред. Ты столько раз говорил мне, что я шрамоголовой придурок, неотесанный болван, вездесущий Поттер, что мозгов у меня меньше, чем у жабы. Что ж, Драко Малфой как всегда оказался прав, — Гарри снова замолчал, а слизеринец на удивление не прерывал его отчаянную попытку все исправить. — Это прозвучит слишком ванильно, тебе не понравится, но именно по этой причине мне не хватает тебя. Ты не даешь совершать опрометчивых поступков, не даешь терять голову в очередной попытке геройства, не даешь лезть на рожон и... Ох, это оказалось сложнее, чем я ожидал, — шатен снова замолчал, прикрывая глаза, чтобы вспомнить речь, которую репетировал перед тем, как прийти в Выручай-Комнату. Там были и мысли, что Драко невероятно ценен для гриффиндорца, что видеть холодный, леденящий взгляд очень больно, что не касаться мягких волос невозможно, не наблюдать за изменением настроения отравляюще, не вдыхать тонкий запах родного существа разрывающе. Но все разлетелось в миг, стоило только увидеть эту стройную фигуру, облаченную в одну из тех футболок, которую они купили вместе в маггловском магазине прошедшим летом. Драко очень шел зелёный цвет. — Поттер... — Нет, подожди это не все, я... — Поттер, — блондин грубо взял подбородок Гарри тонкими пальцами, поднимая поникшую голову. — Просто замолчи. На секунду в голове юноши пронеслось, что это конец. На Малфоя не подействовали никакие слова, ему уже надоело постоянно попадать в неприятности, а сам гриффиндорец ему настолько осточертел, что сидеть с ним в одной комнате — настоящая пытка. Гарри очень любил себя накручивать. Поэтому, когда в следующее мгновение его губ коснулись холодные, тонкие, манящие губы слизеринца, парень даже не сразу понял, что произошло. Гарри был пьян, точно, медовуха была действительно крепкой. Иначе как объяснить все это. — Невероятный тупица, — одними губами, тихо, неслышно. И снова пустое пространство вокруг. Драко потянулся за бутылкой новой жидкости, надеясь, что это не окажется ром, и откинулся на спинку дивана. Всеобщее веселье все еще не передавалось блондину, но, по правде говоря, он и не приходил сюда ради него. — Значит, ты прощаешь? — Еще слово, Поттер, и ты никогда больше не увидишь мою голову на своих коленях, когда я буду слишком утомлен из-за занятий, а все что мне нужно будет, это твои руки в моих волосах, мягко массирующие и расслабляющие. — Ох... Гарри светился. Ярче, чем свет камина, который наполнял комнату теплыми тонами. И его легкий румянец придавал этой картине такие трогательные нотки, что оторвать взгляд было невозможно. В груди снова защемило. И всё-таки не зря Драко пришел. *** — Целуй! Целуй! Целуй! — топла вокруг буквально ревет, аж уши болят. Едва ли кто-нибудь из присутствующих завтра проснется с желанием также шумно провести завтрак, пропеть хором какую-нибудь известную всем песню (гимн Хогвартса во все горло, например) или еще Мерлин не весть что. Но сейчас всем все равно, уж слишком давно всеобщее веселье не охватывало факультеты всех разом, а уж это известный факт, что в хаосе рождается нечто, которое потом быстро разлетается по всем коридорам, что даже самые отдалённые жители картин удивленно и иногда презрительно оглядывает заплутавших и бесстыдных студентов. — Целуй! Целуй! Целуй! От медовухи, приторно сладкой, на нёбе оставался странный привкус, и удивительным образом алкоголя в ней было примерно столько же. Иначе как объяснить эту вакханалию звука и требований, которую Драко терпеть никогда не мог — нет, правда. Вечеринки в подземельях Слизерина проходили веселые, но до такого абсурда, граничащего с необузданным азартом, никогда не доходило. И сейчас, когда кругом было столько испытывающих взглядов, направленных в том числе и на него, хотелось просто растолкать облипших со всех сторон зевак и скрыться где-нибудь под деревьями у озера, надеясь, что гриндилоу утащат на дно подальше от ошалелых студентов. Не то чтобы юный Малфой не привык к вниманию — о, нет, он его любил, даже обожал. Кому не понравится чувствовать на себе вожделенные взгляды, получать назойливые записки не только четырнадцатого февраля и слушать вздохи девиц (иногда и парней), когда в очередной раз закатываешь рукава повыше, чтобы каждая мышца была видна, тенями очерчивая рельефы; когда растегиваешь верхние пуговицы почти небрежно, чтобы из-под белоснежной рубашки заигрывающе выглядывали острые ключицы. Все это манило, доставляло небывалое удовольствие и подпитывало собственное эго. Но всё-таки не в данном случае. Не когда рядом сидит, чуть касаясь коленом слизеринского, и со слегка пьяной улыбкой неотесанный Герой. Уж о геройстве больше всего не хотелось сейчас говорить. Очкастый болван как всегда раздражал этой своей непосредственностью и невинными, почти щенячьими глазами, хлопающими под общий гул из-под круглой оправы. Его, видимо, не смущала эта ситуация, зато Малфой был абсолютно не настроен на эту волну. — Драко, они всё-таки требуют... — Гарри аккуратно перехватывает руку, переплетая их пальцы в знак поддержки. — Мне плевать, что они требуют, Поттер. Я не собираюсь становиться посмешищем или цирковой обезьянкой. — Драко! Не будь букой! Платиновая принцесса должна поцелуй своему принцу! Исполни свой долг, и от тебя отстанут, — Паркинсон стояла в том же кругу, заваливалась на Блейза и цеплялась за Грейнджер, накручивая ее пряди себе на палец. Блондин подумал, что после всего этого представления надо проследить за подругой, чтобы та сумела добраться до кровати — лестницы в подземельях в позднее время были не самым безопасным местом. После представления. — Целуй! Целуй! Целуй! Голова начинала раскалываться из-за криков и совсем немного из-за выпитого алкоголя. Гарри осторожно пододвинулся к слизеринцу чуть ближе и уместил подбородок на плече своего парня. Его горячее дыхание опаляло шею и небольшой кусочек плеча, посылая дрожь по всему телу. — Они ведь не прекратят, — этот голос, низкий, утробный, интимный. Поражение. Капитуляция. Финал. Драко тихо выдыхает, поворачивает голову к гриффиндорцу и едва заметно кивает. Толпа ревет, мечет и оглушает. Но больше всего эффекта доставляют горячие губы, которые мягко охватывают собственные, осторожно пробуя на вкус. Мокрый язычок протискивается через ровный ряд зубов, встречая совсем небольшое сопротивление. Он дразнит немного, проходится по эмали и сталкивается с таким же напряженным языком. Чувства переполняют донельзя — невозможно столько держать в себе, так что Драко неслышимо стонет в поцелуй, зарываясь пальцами в беспорядочные кудри, совсем не больно оттягивая их, направляя. Он слишком любит. Они. Когда Гарри разрывает поцелуй, его взгляд томный и затуманенный. Щеки становятся еще розовее, чем были до этого. Но Драко не уверен, что его горящее лицо выглядит лучше — наверняка обычно фарфоровая кожа пунцовеет даже быстрее поттеровской. Кто-то взрывают хлопушку из магазина близнецов Уизли, кто-то свистит отчаянно, как в последний раз. — С примерением, голубки. Он ненавидит эти вечеринки. Правда. И только одна причина не позволяет покинуть комнату. Самая лучшая причина.