Как ты?

      Нурлан сидел в кресле, уставившись на свое отражение в экране заблокированного телефона. Пытался посчитать, сколько месяцев прошло с их последней встречи с Лешей. В комнате было оглушительно тихо, внутри все сжималось после каждого отсчитанного месяца. Полгода прошло. Ровно полгода.       Последние фразы друг другу, спустя такое количество времени выглядели до тошноты мерзко.

» — тебе есть, что мне сказать? — нет»

      Все это время они не давали друг другу знать о себе. Нурлан периодически заходил к нему в социальные сети, но кроме «последний раз был в сети…» там ничего не появлялось. Часто Сабуров думал, что наверное, переживает больше, чем нужно. Носит в себе все, что они пережили вместе, ловит знакомые силуэты на улице, в надежде, что совершенно случайно они окажутся в одном месте, в одно время. Заставляет себя пропускать мимо ушей все случайные треки, что связаны с Лешей.       Нурлан не понимал, как после всего, что между ними было, Щербакову удавалось сохранять такое жестокое хладнокровие. В то время как месяцами по ощущениям у него ломаются кости. Как будто они и не были никогда знакомы. Как будто не было всех этих поцелуев после съемок. Тайных, чтобы никто не видел. То, что было только их миром, в одночасье стало разбито, и каждый унес это с собой.       Он знал, что Леша его помнил, но спрятал где-то глубоко в сознании. Ему хотелось верить, что все эти наигранные связи Щербакова, лишь попытка заглушить это удушье.       Сабуров пытался себе внушить, что ненавидит его. Но тот, кто ненавидит — скучает в два раза сильнее. Каждый раз, когда кто-то в офисе произносил его имя, в ногах проступала ощутимая дрожь. Было страшно представить состояние, увидь он его. Того, кто спал на его груди, в чьем взгляде постоянно прыгали чертики. Того, с кем мир замирал, с кем смех был искренней и громче.       «Никогда не думал, что такое бывает, что можно вот так легко отдать человеку свое сердце». Странно, что еще никто не заметил смену состояния Сабурова. Леха не менялся, все тот же. Нурлану же приходилось улыбаться, жить и просто помнить. «Как школьница. Ничто не вечно, все рано или поздно заканчивается. Глупо было надеяться на обратное».       Наравне с тоской была и обида. Леха практически полностью сменил окружение, переехал. В разговорах с оставшимися общими знакомыми о Нурлане не говорил. Хотелось орать от того, как у него все просто. Каждый раз, сидя с друзьями, Сабуров не думал ни о чем кроме как — «может, стоит нарушить молчание самому? Я так скучаю». Парня приходилось возвращать в этот мир, откликался не сразу. Понимая, что после этих мыслей настроение вряд ли вернешь, он собирался и уезжал.       И вот, сидя в кресле, в очередной раз, думая об упущенном времени, которое худо-бедно удавалось, как-то заполнить, Нурлан понимал, что хвататься больше не за что. Возвращать нужно было тогда, когда это имело смысл, но не через шесть месяцев. Каждый уже занят своими делами, и эта история из памяти понемногу начинает стираться. Возможно, Щербаков влюблен уже даже и не в него. Насколько глупо все будет выглядеть, если просто позвонить со словами «как ты?», насколько он будет смешон. Какая-то странная гордость играла. «Раз он спокойно так может, я тоже что ли не могу. Могу».       Все разом мешалось в Нурлане: тоска, любовь, злость, страх, сожаление, благодарность. Огромный коктейль, который некому было выплеснуть.Часто хотел выделить время, чтобы разобраться с собой, но работа отвлекала и он откладывал.       Сделав глубокий вдох, встал и пошел в коридор натягивать куртку. Решил отправиться в ближайший бар. Оставаться во всем этом больше не хотелось. Надо отметить.       Отметить самые тяжелые полгода, что Леши больше нет в его жизни.