Скандал

В первый последний раз Лань Цижэнь видит Цансэ Саньжэнь мягким зимним вечером, когда она тихо, словно кошка, прокрадывается в цзинши, где спит его маленький племянник. Лань Цижэнь мягко поглаживает А-Хуаня по голове и постепенно приходит в себя. — Тяжелый день? — спрашивает Цансэ, подходя близко-близко. Она благоразумно понизила голос, но А-Хуань все равно ворочается. — Бывали дни и похуже, — отвечает Лань Цижэнь, удивляясь легкой хрипотце собственного голоса. Надо же, вот что, оказывается, случается, когда несколько часов к ряду напеваешь ребенку колыбельные. Лань Цижэнь никогда не планировал это узнать. Они не говорят друг другу ни слова приветствия; вместо этого Цансэ Саньжэнь садится рядом на край кровати и на секунду задерживает руку на его плече. Лань Цижэнь чувствует исходящее от нее тепло, и ему становится легче. — Надо думать, молодой господин Лань не доставляет много неприятностей, — говорит Цансэ с легкой насмешкой. — Сегодня день, когда он должен был пойти навещать эту женщину, а также день, когда мой брат снизошел до нас и запретил ему это делать. А-Хуань закатил скандал. Пока Лань Цижэнь говорит это, перед его глазами проносится весь ужас прошедшего дня, и он не ощущает ничего кроме усталости, которая, тем не менее, смешивается с заинтересованностью, обоснованной присутствием женщины за его спиной. — А благородный Цинхэн-цзюнь, стало быть, решил провести время со своей госпожой и новорожденным сыном — позабыв при этом, что у него есть еще один. — И про второго вскоре тоже позабудет. И про эту женщину. В голове гремит — нарушение правила, запрещающего обсуждать людей за их спинами. У Лань Цижэня множество причин чтобы наказать себя и помимо этой. Например за то, что Цансэ Саньжэнь кладет подбородок ему на плечо и мурлычет на ухо: — Вечно вы, Лани, влюбляетесь не в тех. Лань Цижэнь мог бы поспорить. — Я в тебя не влюблен. Цансэ смеется. — Я этого не говорила. А-Хуань размеренно дышит, подложив ладошку под пухлую щеку. Лань Цижэнь натягивает ему одеяло до подбородка и бесшумно встает с кровати. Цансэ встает следом, и они выходят на улицу. Резиденция пуста; многих адептов увел на ночную охоту Вэй Чанцзэ, но подавляющее большинство готовятся ко сну у себя. Лань Цижэнь думает обо многих вещах, пока они идут по расчищенной от снега тропинке в сторону его цзинши. — Ты нарушаешь правила и заставляешь меня нарушать правила. И лицемерить, — в конце концов говорит Лань Цижэнь. Цансэ переплетает их пальцы, многозначительно улыбается. — А на что это похоже? — Вздор, — фыркает Лань Цижэнь, замечая, при этом, что его дыхание становится прерывистым. — М-м-м, господин Лань, — свободной рукой она гладит его по щеке. — На одних правилах далеко не уедешь. И целует. Облачные Глубины не издают ни звука. На следующий день оказывается, что адепты ордена Гусу Лань, ушедшие на ночную охоту во главе с Вэй Чанцзэ, застряли в поселке Цайи из-за неожиданно сильной метели и пробудут там еще несколько дней. На следующий день Лань Цижэнь отводит А-Хуаня к домику в отдалении от основной части резиденции. С самого пробуждения племянник, ни на секунду не умолкая, трещит о том, как сильно он хочет увидеть матушку и младшего братика; Лань Цижэнь для приличия сделал ему одно замечание, но в целом простил неподобающее поведение, хотя выполнить желание решился только тогда, когда ему доложили, что Цинхэн-цзюнь покинул супругу и вернулся к себе. Пока они идут, А-Хуань держит дядю за руку, но вырывается и бежит к домику, когда замечает лицо в окошке. Эта женщина ласково смотрит на сына, а на Лань Цижэня бросает холодный взгляд. Он с удовольствием отвечает тем же, а потом возвращается домой, где его ждет Цансэ Саньжэнь. — А знаешь что, — говорит она. — Мне кажется, ты был бы прекрасным отцом. Лань Цижэнь позволяет себя увлечь. Это — второй последний раз, и их его ждет еще два. После метель уходит.

*

Вести о печальной судьбе Вэй Чанцзэ и Цансэ Саньжэнь доходят до Облачных глубин слишком поздно, чтобы Лань Цижэнь успел что-то предпринять. Прошло много времени с тех пор, как он видел Цансэ в последний раз — почти десять лет. Сыну Цансэ девять, и четыре года прошло с момента ее смерти. За десять лет орден Гусу Лань угасает. Вначале от затяжной болезни умирает отец, оставляя бразды правления в руках старшего сына, который слишком поглощен своим чувством вины, чтобы выйти из уединения, чье наказание уже стало образом жизни. Выждав год, от тоски по мужу исходит матушка, и Лань Цижэнь остается совсем один. Ему приходится стать хорошим главой ордена и, как завещала Цансэ Саньжэнь, сносным отцом для двух племянников. Дел невпроворот, и на какое-то время он даже решает отказаться от принятия учеников из других орденов на обучение. Адепты Гусу Лань не сплетничают, а если и да, то Лань Цижэнь слишком сосредоточен на том, чтобы справляться с навалившимися на него обязанностями; о том, что ее больше нет, он узнает из письма Цзян Фэнмяня. Оно пришло из Илина, и в нем он уведомляет, что вместо него на совет кланов в Гусу приедет супруга; сам Цзян Фэнмянь занят поисками мальчика Вэев, который остался один несколько лет назад, когда переписка Цзян Фэнмяня и Вэй Чанцзэ прекратилась. От Цансэ за все эти годы он получил одно письмо. «Он похож на тебя, когда хмурится, но если ты об этом не знаешь, то никогда не догадаешься. Лучше будет, если вы никогда не встретитесь, (второй молодой господин) глава ордена. Вечно вы, Лани, воюете со своим чувством вины. Это ты точно не переживешь». Брат не пережил, став в итоге единоличным убийцей обожаемой супруги. О смерти госпожи ордена Лань Цижэнь узнает спустя несколько дней после происшествия, и, зайдя в комнату вместе с несколькими адептами, что будут готовить тело к погребению, увидел в стеклянных глазах злость. Эта женщина, думает он, наверняка хотела бы умереть еще много лет назад от рук палачей, не будучи пленницей. Возможно, Лань Цижэнь немного сочувствует, но ненавидеть ее меньше не может. Чувство вины убивает его вплоть до следующего совета кланов, на этот раз в Нечистой юдоли, куда Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань привозят своих троих детей. Дева Цзян мила и безукоризненно вежлива, но не выделяется ничем особенным; молодой господин Цзян, несмотря на юность, старается выглядеть серьезным и прислушивается ко всем редким замечаниям отца, в чем ему не сильно помогает третий мальчик. Он — самый яркий в этой тройке, и то, что эта яркость целиком и полностью досталась ему от Цансэ Саньжэнь, скажет любой человек, знавший ее при жизни. Мальчик выглядит достаточно хорошо для того, кто провел едва ли не половину жизни на улице, и определенно привязан к брату и сестре Цзян. Он похож на мать как две капли воды — абсолютно такие же глаза, тот же искусственный беспорядок на голове и обаятельная улыбка — и Лань Цижэнь благодарит за это всех известных ему богов, потому что дальше он видит следующее: молодой господин Цзян шепчет что-то на ухо своему шисюну, и тот сводит брови, на секунду делаясь копией вечно хмурого Лань Чжаня. Мальчика зовут Вэй Ин. Ему десять лет, и он является сыном самого большого «праведника», известного в заклинательском мире — Лань Цижэня. Цзян Фэнмянь видит его взгляд, направленный на юного воспитанника. — Они похожи, — говорит он после формального приветствия. Лань Цижэнь едва-едва удерживается от того, чтобы не вздрогнуть. Лишь испускает короткий вздох, но ничего не отвечает. — У вас мало причин скучать по таким нарушителям порядка, какими были Вэй-сюн и дева Цансэ, но я хочу лучшего для их сына, — продолжает Цзян Фэнмянь. — В период нашей юности обучение в Облачных Глубинах было традицией. Возможно ли, что в будущем господин Лань снова начнет принимать учеников? Против своей воли Лань Цижэнь напускает на себя еще более серьезный вид. Ему кажется, что он понимает, к чему клонит глава ордена Цзян. — Я не был учителем в период нашей юности, но мне так и не удалось исправить Цансэ, — говорит он. — Думаете, я смогу в этот раз? Цзян Фэнмянь коротко улыбается. — Орден Цзян рассчитывает на вас. В особенности его госпожа. Лань Цижэнь недолго обдумывает его слова, и ближайшей осенью в Облачные Глубины снова начинают стекаться юноши и девушки всех более или менее известных орденов. Если, говорит он себе, я что-то смогу сделать для этого мальчика, я постараюсь. Лань Цижэнь очень рад, что у него есть Цзян Фэнмянь.

*

В прошлом второй молодой господин Лань славился безукоризненной репутацией, которую зарабатывал и поддерживал годами. Его брат должен был стать главой ордена, он же — его правой рукой и опорой, и большую часть их жизни это действительно работало, поэтому он воспитывал племянников тем же способом, готовясь разделить между ними свои текущие обязанности в будущем. Чем старше становился Лань Сичэнь, тем больше обязанностей он мог на себя принять, и со временем Лань Цижэнь начал отходить в сторону, потому что Лань Ванцзи же была уготована судьба сменить его на посту воспитателя молодого поколения. Этими соображениями Лань Цижэнь руководствуется, совершая одну из, по его мнению, своих величайших в жизни ошибок. Вэй Усянь был невыносим, обгоняя свою мать по всем пунктам. Он умудрялся выводить из себя не только его, но и Лань Ванцзи, которого Лань Цижэнь до этого считал настоящим эталоном спокойствия и невозмутимости и своим величайшим педагогическим достижением. Что-то невероятное было в том, как он действовал на окружающих, и возможно в глубине души Лань Цижэнь не хотел его этого лишать, но в том, чтобы воспитать из него достойного человека, был его долг как учителя. И родителя. Это и только это было причиной того, почему идея Лань Сичэня показалась ему здравой. — Ты сам не свой последние недели, дядя, — говорит ему старший племянник в какой-то момент, когда они втроем — он, Лань Сичэнь и Лань Ванцзи — пьют чай и обсуждают прошедший день. — Неужели все дело в молодом господине Вэе? Не успев сделать глоток, Лань Цижэнь ставит чашку на стол. Он надеется, что племянники не слышат гулкий стук его сердца, и за этой молниеносно поразившей разум мыслью не улавливает похожий звук, доносящийся из груди Лань Ванцзи (что, очевидно, тоже является его ошибкой). — Почему ты думаешь, что дело в Вэй Усяне? — спрашивает Лань Цижэнь. И голос, на удивление, не дрожит. На его вопрос Лань Сичэнь мягко улыбается. — Это единственное имя, которое ты — вы оба — упоминаете столь часто. С нетерпением жду случая лично познакомиться со столь знаменитым персонажем. Кажется, он хочет что-то добавить, но осекается, вспоминая о правилах, и смотрит на Лань Цижэня с осторожной искоркой в глазах, ожидая выговора. Лицемерить также запрещено, а поэтому Лань Цижэнь, как самый страшный нарушитель правил в этой комнате, ничего не говорит. — Но я знаю о наказании, назначенном ему, — смелеет Лань Сичэнь. Переписывание правил было самым мягким, что Лань Цижэнь мог ему предложить после прозвучавших на последнем занятии слов. — И я думаю, что чтобы избежать повторения ситуации, было бы хорошо, если бы во время его отбывания за молодым господином Вэем присматривал Ванцзи. Лань Ванцзи бросает на брата взгляд, который можно интерпретировать как удивленный, но его выражение лица, как и всегда, не изменяется. Лань Цижэнь замирает; он интуитивно чувствует, что у этой просьбы есть неизвестная ему подоплека, но с каждой новой мыслью идея кажется ему все более и более разумной: Ванцзи получит опыт «приструнения», Вэй Усянь — шанс на перевоспитание, а Лань Цижэнь между тем будет уверен, что он не отлынивает от работы. Как ни посмотри, в выигрыше все. На краю сознания плещется мысль о том, что это также неплохо и с еще одной стороны: нелюдимый, несмотря на юный возраст, Лань Ванцзи, за долгий месяц получит возможность сблизиться с младшим кузеном.

*

Возвращаясь к размышлениям о своей репутации, Лань Цижэнь всегда понимал, что тем самым, кто ее пошатнул, был его собственный сын. Это же вызывало другие мысли: так уж сильно она пострадает, если он признает правду, вернув мальчика в родной клан? Впоследствии произошло слишком много вещей, приводящих к подобным идеям: зверства клана Вэнь, которые лишили его старшего брата и заставили племянника пуститься в бега, захватив с собой все самые ценные богатства ордена во имя их спасения; гибель главы ордена и госпожи Цзян, оставившие его сына без опекунов. Известие о пропаже Вэй Усяня в Илине повергло Лань Цижэня в глубокий шок, и после его возвращения одно не позволило ему открыть правду: осознание того, что в данный момент Вэй Усянь был опорой для Цзян Ваньиня; то, что все это время у него была другая семья. Ванцзи при каждом упоминании Старейшины Илина начинал ощутимо дрожать, Сичэнь становился задумчиво-печальным. Нет, решает Лань Цижэнь, должно пройти время. Едва ли они сейчас примут такого брата. Война заканчивается, но Лань Цижэнь так и не может понять, когда же все-таки наступит нужный момент. Возможно, думает он, видя изменения в поведении Лань Ванцзи после облавы на горе Байфэн (его глаза будто светятся мягким светом), осталось совсем чуть-чуть. (Это было ошибкой). Это было ошибкой, которую он осознает несколько лет спустя, когда обнаружит младшего племянника в пещере, освещаемой только голубоватым светом его меча, окровавленного, но из последних сил держащегося в сознании, чтобы передавать исцеляющую духовную энергию своему брату при этом ни на секунду не прекращая шептать слова любви. Это — куда более кровавая битва, чем произошедшее в Безночном городе, и сознание Лань Цижэня также разбивается вдребезги и кровоточит. Это является чем-то, что он никак не мог, не может и никогда не будет способен контролировать, несмотря на призрачную надежду удержать хоть что-то в своих руках. Лань Ванцзи отстаивает свои три дня на коленях у Стены после возвращения в Облачные Глубины. Лань Цижэнь отстаивает столько же после самоубийства сына. По крайней мере никто из них не сможет более согрешить. Слова Цансэ Саньжэнь, сказанные ему более двадцати лет назад, всякий раз звучат в голове, а звук флейты следующие тринадцать лет будет сопровождать его кошмары.