Единственное хорошее

Вэй Усянь был мёртв уже три года. Он знал об этом только благодаря тому, что внимательно следил за календарями, которые развешивали на стенах постоянно сменяющиеся жильцы. Без них он, скорее всего, давным-давно потерял бы счёт времени. У мертвецов много разных преимуществ — вот только его и без того дырявая память так и не улучшилась. Первый год был тяжёлым. Многое он забыл. Его слишком переполняли неконтролируемая ярость и какое-то мучительное, безнадёжное отчаяние. Он никогда не понимал в полной мере, что это значит, пока не завис в десятке сантиметров над полом в пустом доме: его семья была неведомо где, а тело, видимо, гнило глубоко под землей. Он даже не мог вспомнить, как умер — и это казалось особенно жестоким. В тот год в дом попытались въехать две семьи, и Вэй Усянь прогнал обе, завывая по ночам, царапая ногтями стены и оставляя на обоях кровавые надписи. В оправдание он говорил себе, что это лишь мелкие шуточки, хотя и не мог в те минуты думать ни о чём, кроме «оставьте меня в покое». Разумеется, он был призраком, но не собирался никому по-настоящему вредить. Он просто… Даже сейчас у Вэй Усяня не находилось слов, чтобы описать, что происходило с ним тогда. Злость. Ярость. Непонимание, боль — он чувствовал себя чудовищно, невыносимо несчастным. С каждой секундой всё меньше и меньше походил на человека. «Я бы не причинил никому реального вреда, — убеждал он себя в моменты просветления. — Нет. Я не такой. Это не я». Вэй Усянь продолжал повторять это себе, но потом мальчик-подросток нашёл в подвале коробку с его старыми вещами — и всё заволокло красным. Он не помнит, что именно сделал, но когда пришёл в себя, семья укладывала последние сумки в фургон. Мальчик сидел сзади, бледный и тихий, а мать обнимала его за плечи. Слева от его виска шёл ряд швов, а вокруг запястий красовались синяки в форме призрачных пальцев. Это стало и вправду тревожным звоночком. Вэй Усянь был мёртв. Мёртв, так будет и дальше, и неважно, насколько, блядь, трагичной оказалась вся эта чушь — он не собирался позволять себе превратиться в призрака, который войдёт в городские легенды только из-за своей жестокости. При жизни Вэй Усянь был словно вихрь смеха и весёлых шуток. Он всегда знал, что люди считают его обаятельным и обворожительным; он всем нравился, он был любим — и любил в ответ так же горячо. Что бы подумала сестра, если бы увидела его таким? Вселяющим страх в семьи? Ранящим детей? Сможет ли он когда-нибудь снова посмотреть ей в глаза, если продолжит в том же духе? После этого люди какое-то время не осмеливались заселяться в дом, и к приезду следующей семьи Вэй Усянь изменился. Ярость всё ещё медленно копилась, но он похоронил её поглубже — так, чтобы та не могла причинить никому вреда. Он ограничился безобидными выходками: двигал по столовой стулья посреди ночи, оставлял на запотевших после душа зеркалах послания. Посмертие оказалось по-настоящему скучным, и надо было как-то себя развлекать. Люди приходили и уходили. Никто не задерживался в доме Вэй Усяня дольше шести месяцев, и Вэй Усянь этим гордился. Прошло два года. Три. Дом приобрёл определённую репутацию. Агент по недвижимости отчаялся когда-либо снова его продать. А потом, точно какое-то хреново чудо, Вэй Усянь обнаружил на доске во дворе огромную наклейку с надписью «продано». Он не мог выйти из комнат, но мог видеть её через окно в гостиной. И рассматривал её целую вечность. Призраком Вэй Усянь не всегда существовал в техническом смысле этого слова. Вот он здесь, в доме, который когда-то делил с семьёй, оказавшейся достаточно добросердечной, чтобы вырастить осиротевшего мальчишку, а вот — нет. Вэй Усянь не знал точно, куда попадал, когда исчезал, и попадал ли куда-то вообще, просто приходил в себя — а время прошло. Обычно это его не беспокоило. Вэй Усянь человеком был жизнерадостным, но три года в одиночестве в доме детства даже его свели бы с ума. Пропущенное время представлялось приятными передышками. Застряв на пороге, не слишком волнуешься о том, что упускаешь в своё отсутствие. Большую часть времени упускать попросту нечего. Вот только это он упустил. — Что, — сказал он, — за хрень? Дом пустовал уже восемь месяцев. В каком-то смысле Вэй Усянь признавал, что скучал по людям, хоть те и не подозревали о его существовании. Но лучше бы увидеть жильцов до переезда. В такие минуты Вэй Усяню хотелось хоть кому-то пожаловаться. Самое хреновое в смерти — рядом нет собеседника, согласного хотя бы притвориться заинтересованным. Вроде Цзян Чэна. Да, тот ныл, что ему это не нравится, но в конце концов всегда позволял Вэй Усяню поделиться тяготами жизни. Потому что именно так поступают братья. Теперь же ближайшим другом Вэй Усяню стал увядающий садик под кухонными окнами. Он бы сильнее смущался привычки сидеть на подоконнике и болтать с полумёртвой дикой природой, если бы хоть кто-то мог его заметить. Но нет. Если бы Цзян Чэн увидел, насколько смерть лишила Вэй Усяня стыда, то схлопотал бы сердечный приступ. (И ладно. Может, тогда у него появилась бы хоть какая-то компания). Через неделю после появления надписи показался и фургон. Вэй Усянь наблюдал за ним со второго этажа, прячась за тонкими шторами, следил, как грузчики медленно разгружают мебель — которой оказалось подозрительно мало — и вносят внутрь. Отчасти ему хотелось спуститься и полетать вокруг, но он знал, что на фоне бардака попросту возжелает нести разрушение, так что вцепился в остатки самообладания и остался торчать в пустой комнате. Во имя всеобщего блага. Вскоре после начала разгрузки к дорожке подъехал «мерседес», и Вэй Усянь удивлённо приподнял брови. Двери плавно открылись, и на улицу шагнул, вероятно, самый привлекательный мужчина, которого Вэй Усянь видел в своей жизни — и смерти тоже. Длинные волосы были аккуратно забраны, а бледное лицо безупречно. Когда люди говорили, что богов создали из мрамора, Вэй Усянь воображал себе как раз что-то такое. Гладкая, идеальная кожа, светлые глаза и острые черты — такие, что можно порезаться, если смотреть слишком долго. Наверное, модель. Или какой-нибудь новый актер, покоривший мир за годы, пока Вэй Усяня не было в живых. Должен им быть — попросту незаконно тратить такую красоту впустую. — О, — не смог удержаться Вэй Усянь, расплывшись в улыбке. Раз уж ему суждено быть несчастным и просидеть в этом доме до скончания веков, по крайней мере будет на что посмотреть. Мужчина тем временем подключился к разгрузке не моргнув и глазом, совершенно не боясь испортить чистую и дорогую одежду. Грузчики неохотно отошли в сторону, и мужчина с лёгкостью подхватил три коробки разом, словно те совсем ничего не весили. Вэй Усянь готов был поставить деньги на то, что под идеально подобранным свитером скрывается пресс, от которого и монетка бы отскочила. Переезд закончился быстрее, чем ожидалось, задолго до захода солнца — все благодаря невероятной силе нового владельца и скудному набору его вещей. Вэй Усянь выплыл на кухню и устроился на подоконнике, рассеянно болтая ногой взад-вперёд. Цветам, пытавшимся расти по другую сторону стекла, он сказал: — У нас новый сосед. Ну, у меня новый сосед, а у вас кто-то, кто сможет полить вас для разнообразия. Цветы слегка качнулись на ветру, и Вэй Усянь задумчиво кивнул. — Он не может оказаться хуже парня, который жил тут до него. Помните, я напугал его во время готовки, и он чуть не спалил весь дом? Конечно же не помните. Вы хренова трава, и память у вас ещё хуже моей. Главное, помню я. Позади раздался шаркающий звук, и Вэй Усянь поднял голову. Незнакомец вошёл на кухню и поставил на стол одну из коробок, на которой до отвращения аккуратным почерком красовалось: «кухня — посуда». Он осторожно откинул с лица волосы, вскрыл коробку и начал доставать вещи. — Ого, да ты и вправду не теряешь время зря, да? — удивился Вэй Усянь. — Ты буквально только что въехал, да кому какое дело до коробок? Посиди минутку, подыши, съешь что-нибудь. Вещи никуда не денутся. Разумеется, незнакомец не подал ни единого знака, что услышал его. Он вытащил кухонную утварь и принялся раскладывать по шкафам. Вэй Усянь, подперев подбородок рукой, с любопытством наблюдал за ним. Его новый сосед двигался красиво и сдержанно, как-то изящно, даже когда просто укладывал в ящички ложки своими прекрасными пальцами. — Знаешь, — заговорил Вэй Усянь, — грубо с твоей стороны так и не представиться. Я поселился тут первым, а ты живёшь здесь лишь благодаря моей безграничной щедрости. Он спрыгнул с подоконника, подошёл к стойке с противоположной стороны и наклонился. — Я Вэй Усянь, но раз мы будем жить вместе, можешь звать меня Вэй Ин, если хочешь. Не меняя выражения лица, мужчина протянул руку и осторожно поставил в угол чайник. Туда, где раньше стояла восхитительная кофе-машина, когда Вэй Усянь был человеком, а не расплывчатым понятием. — Ты не из болтливых, но ничего, я справлюсь, — продолжил он. — Я могу говорить за нас обоих. Брат говорил мне, что однажды меня попытаются похоронить, а я не заткнусь даже тогда, когда на мой гроб бросят землю, — и печально улыбнулся. — Полагаю, в итоге он оказался прав. Не говори ему, что я это сказал. В последнюю очередь я хочу раздувать его самомнение ещё сильнее. Его эго и так едва входит в двери. Даже не моргнув, незнакомец закончил возиться с коробкой, без особых усилий сложил её, выставил за дверь и открыл новую. — Ты правда собираешься распаковать всю хренову кухню целиком, да? Ты же понимаешь, что коробки до утра не убегут, правда? Сядь! Открой пиво! Закажи пиццу! Тот ничего из этого не сделал. Методично продолжил раскладывать вещи — спокойно, удовлетворённо, будто ничем другим заниматься и не хотел. Вэй Усянь, наводивший порядок только под угрозой смерти от госпожи Юй, даже представить себе не мог, как можно делать что-то подобное по собственной воле. Незнакомец и вправду провёл весь остаток вечера, тщательно разбирая коробки под неусыпным вниманием Вэй Усяня. Будучи не в силах в это поверить, Вэй Усянь сначала поднялся за ним в спальню, где тот разложил большую часть вещей, а потом спустился обратно на свежеприбранную кухню, где новый сосед — представьте только! — по-настоящему приготовил еду, хотя у него был прекрасный повод побездельничать и заказать её. Вэй Усянь сидел напротив него за столом и смотрел, как тот ест в идеальной тишине. Эта тишина, следующая за новым соседом, куда бы он ни пошёл, ошарашивала и была до странности заразительна. Вэй Усянь и правда не знал, что с ним делать. Вслух же сказал: — Знаешь, было бы куда веселее, если бы ты реагировал на мои слова. Сосед доел ужин, убрал палочки и поднялся. Как и ожидалось, он тут же отнёс посуду к раковине, чтобы помыть. Пока он отмывал с тарелки липкий рис, Вэй Усянь смотрел на него с удивлением: сосед словно и впрямь существовал вне времени — бережно закатанные рукава, волосы, каскадом струящиеся по спине, точёное, почти каменное в тусклом кухонном свете лицо. — Хотелось бы хотя бы узнать твоё имя, — немного задумчиво сказал Вэй Усянь. — Понимаешь, как-то одиноко говорить с человеком, о котором я совсем ничего не знаю. Сосед вытащил пробку из раковины, и вода с шумом исчезла в трубах. Он аккуратно вытер руки, и в какой-то миг показалось, что он смотрит прямо на Вэй Усяня. Если бы его сердце ещё могло биться, то наверняка бы пропустило удар. Глаза соседа были золотистыми и удивительно тёплыми в сравнении с будто заледеневшим лицом. Вэй Усянь затаил дыхание. Спустя долгую, напряжённую секунду сосед отвёл взгляд. Разочарование осело в горле пеплом. Спустя столько времени Вэй Усянь и сам не знал, почему продолжал надеяться. Ровно в девять вечера сосед поднялся в спальню. Пока он чистил зубы и переодевался в ванной, Вэй Усянь ждал снаружи — а потом удивлённо вытаращился, когда сосед устроился на свежих простынях. Как будто ложиться спать раньше десяти вечера это всенародная норма, а не самое странное из всего, что Вэй Усянь видел. Что по ту сторону могилы, что по эту. Казалось, незнакомцу потребовалось не больше пары минут, чтобы уснуть. Его грудь под одеялом мерно вздымалась и опускалась. Он не храпел, не пускал слюни, даже дышал не слишком громко. Глядя на него, Вэй Усянь не сумел удержаться от мысли, что, видимо, именно это представляли себе люди, когда писали «Спящую красавицу», и улыбнулся. Присев возле кровати, он долго смотрел на него в тишине. — А ты и правда странный, да?

***

Спустя несколько дней Вэй Усяню случайно удалось узнать имя соседа благодаря пачке писем на столике возле двери. Лань Ванцзи. Отринувший мирские заботы. Это имя пиздец как ему подходило. Лань Ванцзи рано вставал каждое утро. Вэй Усянь с восхищением наблюдал за тем, как он аккуратно застилает постель, перед тем как исчезнуть в ванной, помыться и выйти из неё с видом подиумной модели. Даже только проснувшись он выглядел прилично — что, по мнению Вэй Усяня, было совершенно несправедливо по отношению к человеческой расе в целом. Он прямо так и сказал Лань Ванцзи за завтраком, развалившись прямо перед ним, и продолжал болтать всё время — будто бы если заполнить воздух достаточным количеством слов, Лань Ванцзи почувствует на своих плечах их вес. Разумеется, это не так. Если бы всё было так просто, Вэй Усянь ещё несколько лет назад установил бы нормальный человеческий контакт с кем-нибудь из владельцев дома. — Чем ты занимаешься? — спрашивал Вэй Усянь, таскаясь за ним по дому, пока Лань Ванцзи собирал сумки. — Я про работу. Полагаю, у тебя есть работа. Ты достаточно много времени проводишь вне дома, так что точно есть. И кто ты? Юрист? Банкир? Разбираешь какие-нибудь бумаги? Намекни как-нибудь, или я полезу в твои вещи. Конечно же, Лань Ванцзи ему не ответил. Вэй Усянь молча проследил, как его дорогая машина выезжает со двора, а потом, поскольку был верен своему слову, решился сунуть в его вещи нос. Его способность взаимодействовать с миром в целом была так себе даже в хорошие дни. Он мог не столько трогать вещи, сколько влиять на них: заставлять стулья ползать по полу или предметы прыгать с полок. Чтение бумаг на столе Лань Ванцзи требовало большей ловкости, чем у него имелась — так что Вэй Усянь устроил впечатляющий бардак, пытаясь раскидать их так, чтобы вышло рассмотреть. Этого хватило. Там оказалось несколько студенческих работ с пометками красными чернилами, и Вэй Усянь распознал тот же почерк, которым были подписаны коробки для переезда. «Профессор», заметил он и решил, что не очень-то и удивлён. Если кому и хватало терпения преподавать, так точно кому-то вроде Лань Ванцзи — ему всё давалось с царственной лёгкостью. Вэй Усянь испытал смутное чувство вины, глядя на разбросанные и смятые бумаги, но решил, что попытка всё исправить сделает только хуже, и оставил их лежать, как есть. Ещё, к своей радости, он узнал имя Лань Ванцзи при рождении. Лань Чжань. Лань Ванцзи ему шло, но что-то в имени «Лань Чжань» восторгало Вэй Усяня до глубины души. Он был готов поспорить, что Лань Ванцзи много лет не позволял никому звать себя иначе, чем официальным именем. Жаль, что Вэй Усянь не мог это правило нарушить. Он был уверен, что реакция бы того стоила. Когда Лань Ванцзи вернулся с работы, то увидел кучу бумаг, невинно сваленную в центре кабинета, и нахмурился. — Прости, — радостно сообщил ему Вэй Усянь. — Говорил же, что влезу в твои вещи. Если хочешь, чтобы тайны оставались тайнами, то стоит прятать их получше, понимаешь? Лань Ванцзи подобрал бумаги, разгладил их и уложил обратно на стол. Вэй Усянь переборол желание разбросать их снова и бесцеремонно завис над Лань Ванцзи, который разбирал сумку. — Так что, ты преподаешь, да? Готов поспорить, студенты от тебя в ужасе. Ты хоть раз кидал в кого-нибудь мел, как в фильмах? Один мой учитель однажды так сделал. Нет, ну вот кто бросается мелом в студента, который просто болтает во время занятий? Он говорил с Лань Ванцзи, пока они спускались по лестнице, следуя за ним и выпаливая тысячу слов за минуту, но мгновенно умолк, заметив ещё одну дорогую машину, подъезжающую к дому. — У нас гости! Лань Ванцзи! Почему ты не сказал мне, что у тебя есть социальная жизнь? К сожалению, Вэй Усянь не мог выйти за дверь, поэтому остался парить на пороге, лишь выглядывая наружу. Лань Ванцзи направился прямо к мужчине, грациозно поднявшемуся с места водителя. По его лицу сразу было видно, что они родственники: сходство оказалось пугающим, только у одного более плавная челюсть, а у другого — более прямой нос. — Брат, — поприветствовал его Лань Ванцзи, и человек в ответ улыбнулся. — Ванцзи, хорошо выглядишь. — Брат Лань Ванцзи повернулся к дому лицом, скользнув взглядом мимо жадно слушающего Вэй Усяня, цеплявшегося за дверной проём. — Так это он? Думал, он будет меньше. — И вновь посмотрел на брата. — Уверен, что тебе не будет одиноко в таком огромном доме? Лань Ванцзи никак не отреагировал на поддёвку. Приятно было притвориться, что с Вэй Усянем он никак не общается скорее в силу характера, чем из-за него самого. — Сичэнь, — почти осуждающе ответил он. Лань Сичэнь улыбнулся — и разница между ними стала ещё очевиднее. При попытке представить такое выражение на лице Лань Ванцзи Вэй Усяня чуть не хватил удар. — Ты знаешь, что я просто беспокоюсь, — сказал Лань Сичэнь. — Но ладно, у меня для тебя кое-что есть. Они обошли машину, открыли задние двери, и, к полному недоумению Вэй Усяня, Лань Ванцзи вытащил клетку, в которой, кажется, были кролики. Настоящие, живые кролики. Четыре лапы, мех, розовые носы. Лань Ванцзи сделал шаг назад, прижимая к себе клетку, как невероятно ценное сокровище. Его лицо было пустым, как и всегда, но, не знай его Вэй Усянь, подумал бы, что видит в его глазах нежность. — Помощь нужна? — спросил Лань Сичэнь. — Домик. — Конечно. Вэй Усянь с изумлением смотрел, как Лань Ванцзи вносит кроликов в дом, после чего выходит во двор через заднюю дверь. Его брат зашёл следом, занося в руках очень тяжёлый с виду деревянный домик без каких-либо явных усилий. Вэй Усянь завороженно последовал за ними. Братья поставили домик на заднем дворе, и Лань Ванцзи с превеликой осторожностью принялся доставать кроликов по одному из клетки и опускать на молодую траву. Те нисколько не сопротивлялись, даже наоборот, с удовольствием шли к нему в руки. Лань Ванцзи нежно погладил каждого по шёрстке, после чего шагнул назад и позволил кроликам спокойно изучать двор. Вэй Усянь, который целыми днями смотрел, как Лань Ванцзи с каменным лицом рассекает по дому, словно стал свидетелем чего-то грандиозного и священного. Он мог только таращиться, слегка приоткрыв рот, и радоваться, что никто из присутствующих его не видит. — Спасибо, что присмотрел за ними, — очень вежливо сказал Лань Ванцзи. — Да ладно тебе, Ванцзи. Мне несложно. Их воспитывал ты, так что это самые послушные кролики во всём мире. Их воспитывал Лань Ванцзи? Кто этот человек, и что он сделал с недосягаемым божеством из камня и льда, с которым Вэй Усянь жил всё это время? Выражение лица Лань Ванцзи не изменилось, но нежность, с которой тот погладил ближайшего кролика, сказала всё за него. Вэй Усянь осел на траву. Лань Сичэнь вновь вернулся к машине, видимо, чтобы принести другие вещи для кроликов. Зверьки счастливо прыгали вокруг, не слишком отходя от хозяина, явно больше радуясь воссоединению с ним, чем возможности изучать незнакомый новый мир. Один из них запачкал травой безупречно чистую брючину Лань Ванцзи, но тот лишь взял его на колени, чтобы пушистик не натворил чего. Кролик выглядел очень довольным. — Правда не знаю, что сказать, — признался Вэй Усянь. — Я хотел подразнить тебя, но теперь не нахожу слов. Это самое очаровательное зрелище, что я когда-либо видел — и это о многом говорит, потому что ты не встречал мою сестру. Поверь, она серьёзный конкурент. Лань Ванцзи погладил кролика на коленях ещё несколько раз, после чего запустил его в домик. Затем осторожно собрал остальных. И каждый кролик послушно прыгал к нему навстречу. Серьёзного лица Лань Ванцзи, держащего в руках охапку кроликов, почти хватило, чтобы убить Вэй Усяня во второй раз. — О боги, это нечто. Это правда перебор. Интересно, что бы подумали твои студенты, если бы тебя увидели. Готов поспорить, они тебя боятся, но вот он ты, пасёшь кроликов. Лань Сичэнь вернулся с сумкой и небольшим отрезком проволочной ограды. Передав их Лань Ванцзи, он сказал: — Я принёс игрушки. Вэй Усянь воздел руки к небу. — У тебя есть для них игрушки! Игрушки! Это же кролики! Ты балуешь кроликов! Я не могу! Я пошёл! Если я посмотрю на это ещё хотя бы минуту, то взорвусь! Вэй Усянь растворился в воздухе, мельком успев заметить золотые глаза Лань Ванцзи, смотрящие сквозь него, его прекрасное серьёзное лицо и мягкого, тёплого кролика в его руках. «Как это возможно, — подумал Вэй Усянь, прежде чем рассеяться, — как кто-то настолько идеальный вообще может существовать?»

***

В конце концов кролики оказались отличным дополнением к хозяйству. Вэй Усянь слегка волновался, что они пожуют его цветы, но Лань Ванцзи поставил вокруг домика заборчик, чтобы держать кроликов подальше от цветов, за что Вэй Усянь был невероятно ему благодарен. Он завёл привычку днём, когда Лань Ванцзи уходил из дома, приставать вместо него к кроликам. Вэй Усянь давно понял, что животные куда лучше чувствуют духов, чем люди, но в отличие от злобных и ужасных собак, кролики не лаяли и не скалились на него. Он не мог брать их на руки и довольствовался поглаживаниями. Иногда кролики даже подставляли спинки, и Вэй Усянь очень этим гордился. Хоть какое-то признание — это приятно, даже если оно исходит от стайки пушистых зверьков, живущих на заднем дворе дома, который больше не принадлежал Вэй Усяню по закону. Как он и предполагал, Лань Ванцзи отчаянно их баловал. Большую часть вечеров он проводил на заднем дворе в удобном кресле, позволяя кроликам скакать вокруг него, и старательно проверял эссе, делая пометки красной ручкой и скрупулёзно проставляя оценки. Вэй Усянь сидел рядом в запасном кресле, которое стояло очень близко — не будь он призраком, смог бы пинать Лань Ванцзи по ноге. С тех пор, как Лань Ванцзи переехал, прошёл почти месяц, и Вэй Усянь до сих пор не делал… ну, почти ничего не делал, если честно. Иногда устраивал бардак, когда его любопытство брало над ним верх, и провёл несколько ночей на подоконнике, насвистывая своим цветам песенки, но разве же это настоящее запугивание? Лань Ванцзи на удивление легко отделался. Последний человек, которому принадлежал дом, уехал, когда однажды утром спустился к завтраку и обнаружил все стулья аккуратно прилепленными к потолку. На эту выходку у Вэй Усяня ушло много сил, но лицо парня, с криками вылетевшего из дверей и рванувшего босиком вниз по улице, того стоило. А сейчас? Да он практически дружбу предлагал. Просто… Лань Ванцзи был интересным. Ну, по большей части скучным, но именно поэтому настолько интересным! Он был тихим, сдержанным и в точности придерживался расписания с непрошибаемым энтузиазмом. Ещё он любил кроликов, и Вэй Усянь как-то застал его за просмотром телеигр с искренним интересом в глазах, а ещё вечерами он играл на настоящем гуцине. И каждый раз, когда Вэй Усяню удавалось заглянуть в эссе с оставленными для студентов пометками… может, пометки были не слишком обнадёживающие, но честные и совсем не грубые, безо всякого осуждения даже самых дурацких ошибок. Хотя некоторые его студенты делали действительно дурацкие ошибки. Ещё он, вероятно, был самым красивым человеком, которого Вэй Усянь когда-либо видел, но это не имело никакого значения. Так что, может быть, Вэй Усяню он нравился. Может, он привязался к нему. Было бы очень обидно отправить его паковать вещи, когда наконец — наконец-то! — появился хоть кто-то, знающий, как поливать цветы в саду, и уважительно относящийся к дому. Может, Вэй Усянь просто хотел, чтобы Лань Ванцзи оставался здесь настолько долго, насколько его можно было на это уговорить. Однако Вэй Усяню было несколько одиноко. В кои-то веки ему кто-то понравился, а толку с этого никакого! Однако он научился реалистично оценивать свои ожидания раньше, чем говорить, а разочарование стало его постоянным спутником, с которым он давно приспособился вполне комфортно жить. Этим вечером, похоже, было прохладно: Лань Ванцзи сидел, изящно накинув на плечи шаль. Пара кроликов дремала у его ног, а остальные вернулись в домик. Солнце только начинало садиться, и в тёплом свете фонаря над двориком идеальное, точёное лицо Лань Ванцзи казалось мягче. — Знаешь, — сказал Вэй Усянь, нагнувшись так, чтобы видеть, как ручка Лань Ванцзи порхает по бумаге. — Когда ты только переехал, я думал, что ты будешь невыносим. Аура у тебя такая, суровая. Полагаю, вы бы поладили с Цзян Чэном. Вы оба можете запросто испортить вечеринку своей кислой миной. Лань Ванцзи переложил листы, переходя к следующему эссе. На секунду он задумался и нахмурился, читая что-то, после чего решительно зачеркнул это. Вэй Усянь не сумел сдержать улыбки. — Бедняжка, — сказал он. — Честно говоря, ты ещё с ними довольно мягок. Лань Ванцзи не ответил. Лёгкий ветерок растрепал его волосы, сдув с плеча прядь, и Вэй Усяня охватило желание прикоснуться и заправить её за ухо. Уже протянув руку, он вспомнил, что сделать этого не может, и опустил её. Разумеется, Лань Ванцзи его не видел, но Вэй Усянь всё равно неловко прокашлялся. — И всё же, я хотел сказать, что ты правда… ты правда нечто, знаешь? Нечто особенное. Нечто хорошее. Я это чувствую. А у меня нюх на подобное. Один из кроликов у их ног чихнул, и Лань Ванцзи тут же бросил на него обеспокоенный взгляд. Он отложил бумаги, нагнулся и аккуратно устроил зверька на коленях. Спустя секунду шаль с его плеч переместилась на бёдра, плотно укутав кролика. «О, — подумал Вэй Усянь, глядя на эту полную нежности картинку, и почти ощутил, как его призрачное сердце забилось. — О». Вслух же он сказал: — Как думаешь, сколько мне заплатит твой брат за такую фотографию? Мне кажется, много. Похоже, он обожает тебя почти так же сильно, как ты — этих кроликов. Лань Ванцзи снова потянулся к бумагам, одной рукой осторожно придерживая зверька. — Поверить не могу, что даже твой брат обращается к тебе «Ванцзи», — сказал Вэй Усянь. — Неужели никто не зовёт тебя по первому имени? Не могут же все настолько тебя бояться. Кто-то же должен знать, насколько ты мягкий. Не могу же только я, — он умолк, а затем шутливо добавил: — Или могу. Но я не против быть единственным, кто видит тебя таким. Единственным, кто зовёт тебя по первому имени. В одной руке Лань Ванцзи держал бумаги, а другой нежно прижимал пушистый бок кролика. Ветер сдул его волосы в сторону, обнажив изящную шею и ухо, и Вэй Усянь не удержался. Он наклонился ближе, опираясь руками на кресло Лань Ванцзи, словно мог потерять равновесие, и отважно выдохнул: — Лань Чжань. Лань Ванцзи застыл. Глаза широко раскрылись, а кончики ушей порозовели. Он развернулся и посмотрел прямо на Вэй Усяня. Так быстро, что Вэй Усяню потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что именно произошло. Лань Ванцзи, не отрываясь, смотрел ему прямо в глаза, и на сей раз это совершенно точно не было плодом воображения. Лань Ванцзи его слышал. Лань Ванцзи его видел. — О, — выпалил Вэй Усянь, его разум превратился в запутанный клубок из беспорядочных мыслей и панических осознаний. — Я… Лань Чжань, ты меня видишь? Лань Ванцзи не шевельнулся. Только пальцы на шёрстке кролика едва заметно сжались. Сглотнув, Вэй Усянь спросил: — Ты… всё это время меня видел? Лань Ванцзи не пришлось даже кивать. Достаточно было взглянуть на его лицо. Если что Вэй Усянь и понял за время их пробного и молчаливого сожительства, так то, что Лань Ванцзи не станет лгать даже под угрозой смерти. — Всё это время, — повторил Вэй Усянь, ощущая лёгкое головокружение. Лань Ванцзи помедлил секунду и заговорил: — Вэй Ин... Этого хватило. Даже более чем. Всё это время. Он знал имя Вэй Усяня, потому что услышал его в самый первый день, когда тот представился. Он знал его всё это время. Он слышал каждое сказанное Вэй Усянем слово, и этих слов было очень, невероятно много. Вэй Усянь никогда хорош в спорах не был, да и смущение для него было понятием незнакомым; чем-то, что испытывал кто угодно, кроме него. Сейчас же он столкнулся и с тем и с другим, и ему не понравилось. Лань Ванцзи открыл рот, но что бы он ни собирался сказать — Вэй Усянь этого не услышал. Исчез даже раньше, чем понял, что хочет уйти.

***

Снова он объявился лишь под конец недели. У его мелкого трюка имелся один серьёзный недостаток: Вэй Усянь хоть и ускользнул зализывать раны, попросту на время перестав существовать, но так и не решил по-настоящему никаких проблем. Он всё ещё чувствовал себя униженным. Когда Лань Ванцзи нашёл его в компании цветов на кухонном окне, его глаза от удивления распахнулись шире. — Вэй Ин, — сказал он, и в голосе почти звучало беспокойство, — я… Вэй Усянь исчез прежде, чем узнал, что Лань Ванцзи хотел ему сказать. Раз уж тот прожил целый месяц, делая вид, что понятия не имеет о его существовании, то Вэй Усянь получил полное право по-детски обижаться сколько влезет. Отчасти он искренне смущался всего того, что мог наговорить, когда не знал, что его слышат, а отчасти — ему было больно. Наконец появился кто-то способный разделить его одиночество — и отверг его, не сказав ни слова. У Лань Ванцзи было несколько недель, чтобы заговорить с ним — и то, что он возжелал сделать это лишь сейчас, когда страшная тайна и так раскрылась, мешало Вэй Усяню испытывать какую-либо благодарность. Пускай он мелочный. Пусть его осуждают, сколько хотят! Вэй Усянь никогда не утверждал обратного. Он застрял в этом проклятом доме, как в тюрьме, на годы в полном одиночестве. Его навыки общения с людьми запылились за ненадобностью, а навыки решения проблем и при жизни не слишком впечатляли. Ему удавалось избегать Лань Ванцзи три дня. Всякий раз, когда того не было дома, Вэй Усянь вёл себя, как обычно: проводил время с кроликами и своими цветами. Устраивал разруху в кабинете, если особенно злился. Когда Лань Ванцзи приходил домой, исчезал раньше, чем тот успевал попытаться с ним заговорить. Золотые глаза Лань Ванцзи пристально следили за появлениями и исчезновениями Вэй Усяня с выражением, больше всего напоминающим постепенно крепнущее смирение с судьбой. Каждый раз, когда они сталкивались, его губы смыкались всё плотнее. Он совсем перестал притворяться, что не видит Вэй Усяня, и смотрел прямо на него, если входил в комнату и обнаруживал, что та уже занята. «Хорошо, — слегка ворчливо думал Вэй Усянь. — Посмотрим, понравится ли тебе, когда игнорируют тебя самого». По ночам Вэй Усянь громко насвистывал раздражающий мотивчик, который отточил ещё три выгнанных семейства назад — и хотя Лань Ванцзи продолжал, как старик, ложиться в кровать в девять вечера, по скрипу из спальни можно было сказать, что он не спал вовсе. Разбрасывал бумаги с его стола, хаотично переставлял мебель, раскручивал болты в раковине наверху. Мелочные выходки, за худшие из которых, Вэй Усянь был уверен, ему станет стыдно, когда обида поутихнет. Он не был злопамятным, но отлично копировал Цзян Чэна и изо всех сил притворялся, что скорее зол, чем смущён, и что скорее смущён, чем задет. Это не помогало, но Вэй Усянь при желании прекрасно умел закрывать глаза на отдельные части своей личности. На четвёртый день он уселся в соседней комнате от Лань Ванцзи и приступил к своему новому ночному ритуалу — начал громко и противно насвистывать, прислонившись к общей со спальней стене для усиления эффекта. Только-только втянувшись, он услышал за дверью шаги, напрягся и засвистел тише, приготовившись слететь вниз, если понадобится. Дверь не открылась, но Лань Ванцзи заговорил: — Вэй Ин. Вэй Усянь перестал свистеть, но ничего не ответил. На самом деле, с их последнего разговора он не произнёс ни слова. Он почти чувствовал зуд в горле от непривычно долгого молчания. — Я пойму, если ты не захочешь со мной разговаривать, — сказал Лань Ванцзи. Вэй Усянь не видел его лица, но ему показалось, что он уловил в голосе ноты сожаления. — Я не хотел расстраивать тебя или смущать. Прости меня. Плечи Вэй Усяня напряглись. Он сжал в кулаки руки на коленях и покосился на дверь. Лань Ванцзи не лжёт — это он знал. Он никогда не встречал более тихого и вежливого человека. Им даже не нужно было общаться по-настоящему — то есть, говорить обоим, — чтобы Вэй Усянь понял: Лань Ванцзи человек принципа. Нужно было что-то ответить. Что-нибудь резкое или остроумное. Что-нибудь, что даст Лань Ванцзи понять: его услышали. Что-нибудь, что скажет: Вэй Усянь и сам устал от своего поведения, он не злится, просто… просто очень растерян и немножко задет. Он не так часто попадал в подобные ситуации, чтобы знать, как себя вести. Молчание, видимо, затянулось, потому что Лань Ванцзи сказал: — Спасибо, что выслушал меня. Доброй ночи. За дверью снова послышались шаги. А потом из спальни раздался скрип кровати. Вэй Усянь сидел в полночной тишине и смотрел вниз — на мертвенно-бледные руки, впившиеся в колени, на ноги, не касавшиеся пола. На тёмных половицах серебрился лунный свет. Из-за стены не доносилось ни звука. Медленно, неуверенно, Вэй Усянь засвистел снова. Не ту мелодию, которой прогонял из дома недостойных, другую — тише, нежнее. Песню, которую в детстве пела ему Яньли, успокаивающую и тёплую. За стеной раздался негромкий скрип, будто бы Лань Ванцзи повернулся на кровати. Вэй Усянь представил, как тот смотрит в разделяющую их стену, и почти улыбнулся. Он свистел, пока дыхание за стеной не стало совсем тихим, какое бывает лишь у спящего.

***

На следующий день, пока Лань Ванцзи был на работе, к дому подъехала машина. Вэй Усянь, болтавшийся наверху и размышлявший о смысле бытия, выглянул в окно и увидел брата Лань Ванцзи, который спокойно вышел из машины и направился к двери. Он услышал звук поворачивающегося в замке ключа и, ведомый собственным любопытством, выплыл вниз. Лань Сичэнь закрыл за собой дверь, посмотрел ему прямо в глаза и сказал: — Прости, что не представился раньше. Я Лань Сичэнь, старший брат Ванцзи. Ты же Вэй Усянь, да? Вопрос застиг Вэй Усяня врасплох. Он ошеломлённо моргнул и спросил: — Шикарно, так вы оба видели меня всё это время? Да что с вами не так? А я ещё себя считал невоспитанным! Лань Сичэнь улыбнулся ему с каким-то вежливым и искренним весельем. — Прошу прощения. Давай выпьем чаю и поболтаем немного? Он направился на кухню, и Вэй Усянь, сам не понимая почему, последовал за ним. Лань Сичэнь действительно заварил им обоим чай и при этом вёл себя в доме настолько уверенно, что Вэй Усянь принял бы его за хозяина, если бы доподлинно не знал, что это не так. Лань Сичэнь поставил чашку для Вэй Усяня на противоположную сторону стола и царственно устроился на стуле, очевидно ожидая, что Вэй Усянь последует его примеру. Невозможно было к нему не присоединиться. Пальцы Вэй Усяня бессмысленно сомкнулись вокруг тёплого фарфора, к которому он даже не мог прикоснуться. — Ты же знаешь, что я не могу пить, правда? — спросил он. — Это не повод пренебречь вежливостью, — сказал Лань Сичэнь, невозмутимо отпивая из чашки. — Могу вылить его на пол, если это поможет поддержать иллюзию, — предложил Вэй Усянь. Уголок губ Лань Сичэня дёрнулся. — Не нужно. Ванцзи многое готов тебе простить, но липкое пятно на полу, вероятно, не то, что он надеется увидеть, вернувшись с работы. — Он вообще знает, что ты здесь? — озвучил Вэй Усянь зародившиеся подозрения. — Не совсем, — ответил Лань Сичэнь. Вэй Усянь, поскольку тоже был старшим братом, расценил этот ответ как «Я осмелился вмешаться в его дела». — Хотя, полагаю, если бы он действительно не хотел, чтобы я приходил, то не сказал бы мне, что решил установить с тобой контакт. Вэй Усянь фыркнул. — Установить контакт? Я что, какой-то горячий космический пришелец? Я даже не знаю, можно ли назвать случившееся «установлением контакта». Скорее, я поймал его на наглой лжи. — Понимаю, что, возможно, для тебя это выглядело так, — спокойно сказал Лань Сичэнь, — но пойми, ты не первый призрак, с которым мы столкнулись, и, полагаю, не последний. Способность общаться с призраками досталась нам от предков, и с самых ранних лет нас учат с нею управляться. Вэй Усянь приподнял бровь. — Управляться? Ты хотел сказать «забивать на неё». — Не совсем, — ответил Лань Сичэнь, а затем спросил, сбивая с толку: — Вэй Усянь, ты когда-нибудь видел призрака? Вэй Усянь на секунду уставился на него, после чего обвёл себя рукой. — Да, каждый раз, когда проплывал мимо зеркала. — Кроме себя, — с тенью улыбки пояснил Лань Сичэнь. Вэй Усянь покачал головой. — Разумеется, нет, — сказал Лань Сичэнь без неприязни. От чая поднимался пар, окутывая его прекрасное лицо. На таком расстоянии Вэй Усянь видел все его сходства с братом — и все отличия тоже. — Способность понимать мёртвых встречается редко, а способность выжить, повстречавшись с ними, ещё реже. Вэй Усянь удивлённо моргнул. — Что это значит? — В массе своей призраки не самые добрые существа, Вэй Усянь, — мягко сказал Лань Сичэнь. — Чем дольше они остаются на земле, тем более злобными и одинокими становятся. Если вопрос тебя не смутит, скажи, как давно ты здесь? На секунду Вэй Усянь засомневался, но причин не признаваться не нашёл. — Думаю, три года. Мне… довольно тяжело следить за временем. — А твоя смерть? Вэй Усянь пожал плечами. — Я не помню. Удивлённым Лань Сичэнь не выглядел. — И как ты себя чувствуешь? — О чём ты? — Полагаю, ты знаешь, о чём я. Вэй Усянь знал. Он смотрел в стол, рассеянно царапая деревянную поверхность. — Сейчас мне лучше, — сказал он. — Но раньше было… не слишком хорошо. Лань Сичэнь не стал уточнять. — А теперь, пожалуйста, представь, что бы ты чувствовал, если бы провёл здесь ещё десять лет. Пятьдесят, сто, может, даже больше. А затем въезжает молодой человек, и ты узнаешь, что он первый за все эти бесконечные годы, кто может видеть тебя. Как думаешь, что бы ты чувствовал? — Я бы не причинил Лань Чжаню вреда, — возразил Вэй Усянь. — Я не такой! Я не трогаю людей! Я не… И тут вспомнил мальчика на заднем сидении машины; швы на его лице и синяки от призрачных пальцев на бледной коже. Его испуганный, пустой взгляд, когда семья уезжала прочь, осевшую в неподвижном сердце Вэй Усяня тяжесть и привкус крови на языке. Должно быть, его молчание многое сказало Лань Сичэню, поскольку тот протянул руку и коснулся стола совсем рядом с его пальцами. — Может и нет, — произнёс он. — Но откуда об этом знать Ванцзи? Мы знаем лишь, на что вы способны, и, честно говоря, Ванцзи не раз видел, как мирный призрак превращался в озлобленного только потому, что наконец находил, кому излить своё горе. Вэй Усянь чувствовал себя так, словно его подловили. Отчётливо ощущал, как взгляд Лань Сичэня давит на него, проникая в самую душу. Он посмотрел в сторону и насилу заставил себя широко и радостно улыбнуться, пытаясь отмахнуться от повисшего в воздухе напряжения. — Так что? Ты пришёл сюда поговорить о характере Лань Чжаня? Убедить меня, что он не такой холодный, каким кажется? Лань Сичэнь откинулся на спинку стула, любезно позволяя столь резко сменить тему. — Не думаю, что для этого тебе нужен я, — сказал он. — Ты видел, сколько у него кроликов. Вэй Усянь рассмеялся. — Не могу его винить, они и вправду милые. Иногда даже дают мне себя гладить. Лань Сичэнь улыбнулся. — Раз они пришлись тебе по душе, то я понимаю, почему Ванцзи так тобой увлёкся. Смех Вэй Усяня неловко умолк. — Ну, — сказал он, — мы и говорили-то всего… может, один раз. Думаю, нас даже друзьями пока называть рано. Выражение лица Лань Сичэня было доброжелательным и одновременно неясным, и Вэй Усянь совершенно не понимал, как его трактовать. Лань Сичэнь поднялся. — Рад был наконец пообщаться с тобой, — сказал он. — Я говорил Ванцзи, что ты кажешься довольно безобидным, но, думаю, к тому моменту уже прошло слишком много времени, и он не знал, как начать ломать лёд, скажем так. Если бы ты не заговорил первым, обещаю, он бы в конце концов решил эту задачу сам. Вэй Усянь решил не говорить, что «заговорил» в его случае скорее означало «смутил обоих флиртом и шуточками, ободрённый ложным чувством безопасности и видом Лань Ванцзи в лучах заходящего солнца». Он проводил Лань Сичэня до двери и, усиленно стараясь, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим, спросил: — Ты же ещё придёшь, верно? Лань Сичэнь одарил его терпеливым взглядом. — Вэй Усянь, здесь живёт мой брат. Уверен, ты ещё не раз меня увидишь. Вэй Усянь был убеждён, что его очевидное облегчение смотрелось глупо, но ничего поделать с собой не мог. Этот разговор стал его первым за много лет. Да, хорошо, у него был Лань Ванцзи. Лань Ванцзи — это нечто, вот уж точно. Но при жизни Вэй Усянь купался во внимании, цвёл, словно сад в лучах солнца. И возможность получить хоть немного внимания снова оказалась слишком привлекательной, чтобы её упускать. Он никогда не был одиночкой и плохо переносил изоляцию. Лань Сичэнь открыл дверь, шагнул наружу, но притормозил на пороге и задумался. — Что такое? Забыл что-то? Лань Сичэнь повернулся к нему, положив руку на дверной косяк, и сказал: — Вэй Усянь, мне кажется, ты человек интересный и не злой. Я верю, что у тебя нет дурных намерений в отношении моего брата. — Ой, — удивился Вэй Усянь. — Эм. Спасибо? — Но, — продолжил Лань Сичэнь с твердостью стены, не дающей крыше дома рухнуть на головы жильцов, — имей в виду: если я когда-либо решу, что ты представляешь опасность для Ванцзи, то изгоню тебя так быстро, что ты даже не успеешь понять, что пошло не так. Вэй Усянь тупо уставился на него. Если бы он ещё мог дышать, то воздух сейчас горчил бы в его заледеневших лёгких. Лань Сичэнь ласково улыбнулся. — Спасибо, что уделил мне время, — сказал он и вышел, закрыв за собой дверь и оставив Вэй Усяня ошеломлённо стоять у порога.

***

В тот вечер Лань Ванцзи долго не возвращался домой, и Вэй Усянь успел придумать себе добрую дюжину объяснений, каждое из которых заставляло его нервничать сильнее предыдущего, но потом сквозь тёмные окна гостиной пробился свет фар. Облегчение, затопившее Вэй Усяня, затмевали лишь сомнения, которыми он промучился остаток дня после ухода Лань Сичэня. Но чего у него всегда было в достатке — так это уверенности в себе. Он занял место у двери и прокашлялся, приглаживая торчащие во все стороны пряди, словно смерть могла помочь исправить то, чего и при жизни-то не получалось. Ключ Лань Ванцзи повернулся в замке, и Вэй Усянь выпрямился, понадеявшись, что достаточно удачно изобразил улыбку. Дверь открылась. Очевидно, Лань Ванцзи меньше всего ожидал увидеть Вэй Усяня, торчащего у дверей, как преданный пёс, и поражённо замер на пороге. Тот воспользовался заминкой и восторженно воскликнул: — Лань Чжань! Ты сегодня поздно! Я уже начал беспокоиться — вдруг твои ученики сожрали тебя живьём за те оценки, что ты понаставил им за последние эссе. Очень не хотелось сообщать такие новости твоим кроликам. Рад, что тебе удалось вернуться! Лань Ванцзи так долго молча смотрел на него, что уверенность Вэй Усяня, и без того не слишком крепкая, пошатнулась. Он уже начал обдумывать новый монолог, но тут Лань Ванцзи заговорил: — Я был на банкете для преподавателей. Вэй Усяня накрыло безмерное облегчение. Конечно, начало разговора вышло не лучшее, но его острый язык мог спасти любую беседу. Надо было только постараться как следует. — И я готов поспорить, ты заказал самые унылые блюда из меню. И как, твой живот не слишком возмущался, что вам с ним пришлось поесть в непривычное время? Лань Ванцзи опустил брови, совсем чуть-чуть, и наконец шагнул внутрь, закрыв за собой дверь. — Сюда приходил мой брат, — сказал он, и это прозвучало как утверждение, а не вопрос. Вэй Усянь поморщился. — Да ладно, вот так прям сходу? Ты вообще слышал о деликатности, Лань Чжань? Лань Ванцзи выжидающе смотрел на него и молчал. — Может и заглядывал. Мы пили чай, — признался Вэй Усянь. — Чай, — повторил Лань Ванцзи с лёгким сомнением в голосе. Он смерил Вэй Усяня взглядом, от ног, которые существовали в другом плане реальности и по-настоящему не касались пола, до головы. Ход его мыслей был ясен. — Да, — сказал Вэй Усянь, улыбаясь ещё шире. — Именно это я ему и сказал! Нет смысла тратить хороший чай на такие глупости, как вежливость, но твой брат настоял. — Хм, — отозвался Лань Ванцзи и повернулся в сторону лестницы. Вэй Усянь выдохнул, пусть и не нуждался в воздухе. Невидимый груз взгляда Лань Ванцзи упал с его плеч, будто он прошёл некое испытание для них обоих, о котором даже не знал. Честно говоря, он был удивлён, насколько легко всё прошло, стоило переступить через страх и гордость и открыть рот. Вэй Усянь последовал за Лань Ванцзи в кабинет, где тот, как обычно, выкладывал на стол ноутбук и вещи. — Думаю, кролики проголодались, — сказал он. — Они доели то, что было в мисках. Не поднимая взгляда, Лань Ванцзи спокойно ответил: — Мы скоро пойдём их кормить. Мы. В груди Вэй Усяня расцвело уютное тепло. Он был рад, что Лань Ванцзи не смотрел на него, поскольку улыбка, расползающаяся на лице от безмерного восторга, казалась ему бестолковой. Беззвучно он повторил себе «мы» — слово грело совсем как солнечные лучи из воспоминаний. — Да, хорошо, — сказал он. — Без проблем. Легко. Вот оно. После этого всё правда стало охренеть как легко. Вэй Усянь не был пророком, но думал, что это похоже на нечто новое, непоколебимое, основу для чего-то действительно восхитительного. Мы.

***

С тех пор они стали неразлучны. Ну, если точнее, Вэй Усянь вцепился в Лань Ванцзи с всё той же раздражающей настойчивостью, которую пронёс через все свои близкие отношения при жизни, а Лань Ванцзи с удивительной благосклонностью терпел его. Вэй Усянь таскался за Лань Ванцзи по дому, болтая обо всём подряд — и хоть их разговоры не стали менее односторонними, по крайней мере он был уверен, что его слушают. Иногда Лань Ванцзи тихо вставлял пару слов или наклонял голову на особо меткое замечание, отчего воображаемое сердце Вэй Усяня трепетало. Новой целью для него стало любым способом вовлечь Лань Ванцзи в диалог. Поначалу казалось, что легче будет выжать слезу из камня, но Лань Ванцзи удивил его, оказавшись не таким скрытным, как считал Вэй Усянь. Он был тихим, но не замкнутым. Вэй Усянь довольно быстро понял, что Лань Ванцзи ценит слова и не разбрасывается ими попусту. Ему самому разговоры всегда давались легко и ненапряжно, так что подход ему показался скорее интересным, а не отталкивающим. Они вместе смотрели игровые телешоу — Вэй Усянь упорно пытался угадывать ответы и ошибался примерно в половине случаев. — Кто из этих актеров получил «Эмми» за роль в известном фильме две тысячи восемнадцатого года? — задал вопрос ведущий, победно улыбаясь с широкого экрана. Лань Ванцзи тихо печатал что-то на ноутбуке, сидя на диване, а Вэй Усянь устроился рядом с ним. — Ответ «В», — с необоснованной уверенностью заявил он экрану. — Когда вышел этот фильм, ты уже был мёртв, — отозвался Лань Ванцзи, не поднимая взгляда. Вроде прозвучало грубо, но Вэй Усянь лишь улыбнулся. — Может и так, — сказал он, — но я и призраком могу смотреть телевизор, Лань Чжань. До тебя тут и другие люди жили. Лань Ванцзи бесстрастно поднял голову. — И ты его смотрел? — Нет, — радостно ответил Вэй Усянь. — Правильный ответ «Г»! — раздалось из телевизора. Вэй Усянь осознавал, что большую часть времени просто ждёт, когда Лань Ванцзи вернётся с работы. Звучало довольно жалко, но его круг общения можно было назвать крайне ограниченным, так что он полагал, что столь безусловная и быстрая привязанность простительна. В любом случае видели его безнадежную тоску лишь цветы да кролики Лань Ванцзи, и никто из них не собирался его сдавать. Лань Сичэнь приходил на ужин раз или два в неделю. Он говорил Вэй Усяню, что их учили молчать во время еды, а тот в ответ радостно отмечал, что он, как призрак, не может есть по-настоящему и не связан никакими ограничениями. Он заполнял воздух оживлённой односторонней болтовней как за обеденным столом, так и в любом другом месте дома, и невероятно радовался тому, что Лань Ванцзи ни разу его не заткнул. Однажды за ужином, когда Лань Сичэнь накрывал на стол, он обернулся к Вэй Усяню и сказал: — Ты всегда можешь попробовать еду. Вэй Усянь фыркнул и демонстративно погрузил руку в столешницу. — Я думал, мы это уже обсуждали, когда ты предлагал мне чай, — сказал он. — Вся еда, которую я буду пробовать, упадёт прямиком на пол. — Я не говорю о физическом потреблении, — необычайно терпеливо пояснил Лань Сичэнь. — Ты можешь попробовать её сущность. Вэй Усянь покосился на него. — Попробовать её что? Лань Сичэнь слегка нахмурился и бросил на брата разочарованный взгляд. — Ты ему не говорил? Лань Ванцзи невозмутимо поставил на стол последнюю тарелку к ужину. — Он не спрашивал, — ответил он. — Я полагал, что он в курсе, но не заинтересован. Лань Сичэнь обернулся к совершенно сбитому с толку Вэй Усяню. — Вэй Усянь, как думаешь, почему люди оставляют подношения мёртвым? С едой дела обстоят так: если вкус достаточно яркий, ты можешь ощутить его, если попытаешься. — Ой. — В этом доме Вэй Усянь видел множество семейных трапез, но еда на столе была для него просто ещё одной недоступной ему частью человеческого мира. Он вообще никогда не пытался её попробовать. В чем смысл? Он был мёртв. Еда всё равно не дала бы ему ничего хорошего. — Я… не знал. Лань Сичэнь понимающе кивнул и подвинул к Вэй Усяню одну из тарелок со своей стороны стола. — Для призрака ты очень молод. Не было времени разобраться, понимаю. Вот, попробуй. Вэй Усянь смотрел на тёплый бульон перед ним. Если сосредоточиться, он мог слабо почувствовать запах чего-то горько-сладкого. Он поднял взгляд и неуверенно спросил: — И как это сделать? Лань Ванцзи сел рядом с братом. — Вдохни, — посоветовал он, будто это был самый очевидный совет, который можно дать тому, кто не дышал по-настоящему годами. Вэй Усянь скептически покосился на Лань Сичэня, но тот лишь ласково улыбнулся, и он вновь перевёл взгляд на суп. Оба брата смотрели на него, и на секунду Вэй Усянь забеспокоился, что его охватит страх сцены. Он положил руки на край тарелки. Он не мог почувствовать жар от бульона и твердость керамики, но мог притвориться. Закрыл глаза и вдохнул так глубоко, как сумел. Едва заметный запах превратился в едва ощутимый вкус, если это вообще можно было так назвать — скорее тонкое послевкусие, не более, слишком слабое, чтобы показаться неприятным. Но всё же при жизни Вэй Усянь не стал бы это есть. Он поднял голову, наткнувшись на выжидающие взгляды, и улыбнулся. — Простите, — сказал он. — Вкус несколько слабее, чем я думал. Лань Сичэнь удивлённым не выглядел. — Я подозревал, что так и будет. Еда нашей семьи призраков не слишком привлекает. Вэй Усянь задался вопросом, не задумано ли так специально, но решил, что спрашивать напрямую будет грубо. Вместо этого он сказал: — Ну, неважно. Я долго существовал и без этого. Не волнуйтесь. Лань Сичэнь вежливо кивнул, позволяя сменить тему разговора. Вэй Усянь сидел, баюкая в призрачных руках тарелку, и болтал о чём-то совершенно ином, притворяясь, что ни капли не разочарован. Как глупо. Вэй Усянь попросту не понимал, насколько ему не хватало чего-то настолько обыденного, как вкус, до тех пор, пока не оказался в шаге от того, чтобы снова ощутить его. Но будь он проклят, если позволит братьям почувствовать себя из-за этого виноватыми! Поэтому он жизнерадостно улыбался, не обращая внимания на пытливый взгляд Лань Ванцзи. Следующим вечером они ужинали только вдвоём. Во время готовки Лань Чжань попросил Вэй Усяня проверить, как дела у кроликов. Просьба была совершенно обычной, так что Вэй Усянь ничего не заподозрил, пока не вернулся на кухню — и не увидел, что Лань Ванцзи накрыл стол и для него тоже. И резко замер. — Лань Чжань, — сказал он. — Правда, не стоило. Не обращай внимания на то, что сказал брат. Это лишь пустая трата еды. Лань Ванцзи не стал спорить, просто уселся на стул и многозначительно посмотрел на Вэй Усяня. Тот понял намёк и присоединился — и тут же понял, что этот вечер чем-то отличается от прошлого, да и от всех прочих вечеров, которые он провёл, глядя, как ест Лань Ванцзи. Приготовленная Лань Ванцзи еда всегда выглядела великолепно с чисто профессиональной точки зрения, но еда, стоявшая перед Вэй Усянем, оказалась великолепной лично для него — всё в тарелке было усыпано красным. В этот раз он даже не раздумывал — вдохнул так глубоко, что стало больно. Специи. Жгучие и согревающие. Вэй Усянь не удержался и вдохнул ещё раз, отчаянно наслаждаясь. Смерть отняла у него всю глубину ощущений, но возможности хоть как-то почувствовать вкус… Такой возможности у Вэй Усяня не было три года. — Нравится? Поражённый, Вэй Усянь поднял голову и заметил на лице Лань Ванцзи выражение, которое почти можно было назвать улыбкой. Лишь едва заметно приподнятый уголок рта и нежность в глазах, но и это сразило Вэй Усяня наповал. Он был настолько потрясён, что смог выпалить только: — Лань Чжань… как? — Ты говорил, что любишь острое. — Несколько недель назад, — продолжил Вэй Усянь. — Я даже не был уверен, что ты меня слышишь. — Чем ярче вкус, тем проще ощутить его после смерти, — сказал Лань Ванцзи, и это, вообще-то, вовсе не было ответом на вопрос Вэй Усяня. — В особенности если этот вкус нравился при жизни. Вэй Усянь не знал, что говорить. Он снова вдохнул, отчаянно и жадно. Глаза жгло, и это не имело никакого отношения к специям. Он с ужасом понял, что вот-вот расплачется — а он ведь даже не знал, что так может — и попытался сглотнуть слёзы. — Лань Чжань, — заговорил он, убедившись, что голос не подведёт, — спасибо. — Не нужно меня благодарить, — ответил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь ни мгновения не сомневался в искренности этих слов. И был категорически не согласен. Очень, очень долгое время никто не делал для него ничего настолько приятного — как после смерти, так и, возможно, за годы до неё. Но он не знал, как сказать Лань Ванцзи, что его подарок оказался куда ценнее, чем обычная еда. В конце концов он ничего не сказал. Не смог. Кажется, Лань Ванцзи это понял и дал ему время молча прийти в себя. Вэй Усянь смотрел на него через стол: на чернильно-чёрные волосы, золото глаз, невозмутимое, но дружелюбное выражение лица. Грудь сжимало, но он не мог отвести взгляд. Возможно, это был их первый ужин, который прошёл в тишине. И Вэй Усянь подумал, что, может, вместе с Лань Ванцзи молчать было не так и ужасно.

***

Первые признаки, что что-то не так, появились однажды вечером, когда Вэй Усянь весело болтал, нависая над плечом Лань Ванцзи, который оценивал, казалось, бесконечную пачку бумаг. — Ты должен просто завалить его, если он не может даже правильно назвать ключевые даты крупнейших мировых конфликтов, — говорил он. — Зачем он вообще учит историю? Тратит свои силы впустую на твой предмет, Лань Чжань. Пошли его на какую-нибудь более творческую специальность. Лань Ванцзи старательно пометил ошибку и перевернул страницу, совершенно не обращая внимания на прозрачные руки Вэй Усяня на спинке стула. — Он сам захотел освоить курс, — отозвался он. — Я оценю работу соответственно знаниям. Вэй Усянь ласково улыбнулся. — Никакого снисхождения, да? Лань Ванцзи ничего не ответил, но Вэй Усяню это было и не нужно. Тихое «хм», сказанное под нос, пока его ручка порхала над бумагой, само по себе являлось ответом. За прошедшие два месяца Вэй Усянь куда лучше научился понимать мельчайшие изменения в выражении лица Лань Ванцзи, которыми тот общался. Он открыл рот, чтобы высказаться, и почувствовал слабый рывок. Настолько мимолётный, что будь Вэй Усянь жив — мог и не заметить, но он ничего не ощущал годами. По спине тревожно пробежали мурашки. — Вэй Ин? Он даже не осознал, насколько внезапно умолк — понял только когда моргнул и увидел беспокойно хмурящегося Лань Ванцзи. Вэй Усянь расплылся в улыбке. — Прости, — сказал он. — Смотреть, как ты ставишь оценки, настолько скучно. Ты совершил невозможное и усыпил мертвеца. Лань Ванцзи это не слишком-то успокоило. На самом деле на его лице теперь отражалось ещё больше сомнений; возможно, из-за того, что за время их дружбы Вэй Усянь крайне редко затыкался посреди разговора без причины. Он хотел сказать что-нибудь утешительное, но тут снова почувствовал рывок, на этот раз сильнее. Его не просто тянуло — выдёргивало. Наверное, он как-то изменился в лице, поскольку глаза Лань Ванцзи загорелись искренним беспокойством. — Вэй Ин, — начал он, но что бы он ни хотел сказать — Вэй Усянь этого уже не услышал. Моргнул и исчез. (…вокруг темно, и он чувствует невероятную, необъяснимую усталость. Что-то глубоко внутри болит, так сильно, словно его тело совершенно…) Когда Вэй Усянь, растерянный и дезориентированный, открыл глаза в следующий раз, то стоял в тёмном кабинете Лань Ванцзи совсем один. — Что, — спросил он, — за хрень? Он не знал, сколько времени прошло с его исчезновения, но, спустившись к спальне, обнаружил, что уже ночь. С ним и раньше случались периоды небытия, когда он мирно выпадал из реальности, но они никогда не были такими, как этот. По большей части они являлись добровольными, или, по крайней мере, сознание гасло отстранённо. Это было привычно, как моргнуть. В этот раз всё прошло грубо и насильно — словно нечто большее, чем он сам, схватило его и утащило в темноту. Вэй Усянь не признал бы, что испугался, но, мягко говоря, ему стало не по себе. Перед спальней он остановился, но промедлил всего секунду, после чего прошёл сквозь дверь. Лань Ванцзи, как и ожидалось, лежал в постели, но когда Вэй Усянь приблизился, то заметил на его лице непривычно напряжённое выражение. Он осторожно протянул руку, словно призрачное касание могло хоть что-то изменить, но прежде, чем его пальцы дотронулись до обнажённого плеча Лань Ванцзи, тот распахнул глаза. Пойманный с поличным Вэй Усянь застыл, а Лань Ванцзи выдохнул: — Вэй Ин. — Ага, — сказал Вэй Усянь, пытаясь улыбнуться. — Так меня зовут. Медленно Лань Ванцзи сел на постели, волосы роскошной волной рассыпались по плечам. На миг казалось, что он собирается протянуть руку, попытаться обхватить своими длинными пальцами нематериальное запястье Вэй Усяня, но последние остатки сна слетели, и момент ушёл. Он спросил: — Ты в порядке? — В порядке ли я? Я мёртв, Лань Чжань. Что может быть не в порядке? Разве можно как-то мне навредить? Лань Ванцзи явно колебался перед тем, как задать вопрос: — Ты скажешь мне, куда уходил? Вэй Усяню не хотелось волновать его, но тяжёлый взгляд Лань Ванцзи пробил тонкий щит, за которым он пытался укрыться. Куда честнее, чем собирался, он признался: — Я не знаю. — Ты не знаешь, скажешь ли мне? — Я не знаю, куда уходил, — поправил его Вэй Усянь. — Такого… такого никогда раньше не было. — Какого? Вэй Усянь изо всех сил пытался подобрать слова, чтобы описать произошедшее. Он и в лучшие времена с трудом мог прямо говорить о личном, не говоря уж о сейчас. Тонкости жизни после смерти делали всё только хуже. Но ради Лань Ванцзи он попытался: — Обычно это как… Не знаю. Как моргнуть. Заснуть. Я ухожу, потом возвращаюсь, и время между уходом и возвращением как бы не важно, понимаешь? Лань Ванцзи сидел на кровати, красиво и ровно, и смотрел, как Вэй Усянь перед ним мечется. Его непоколебимое спокойствие помогало, пусть и немного. Ослабляло скребущее нервное напряжение. Лань Ванцзи медленно кивнул в знак того, что слушает и в меру своих возможностей понимает. — Сейчас же меня словно выдернули. Стащили со сцены до того, как опустился занавес. Я не знаю. Было неприятно, мне не понравилось. — Ты помнишь, что происходило, пока тебя не было? — спросил Лань Ванцзи. Вэй Усянь покачал головой. — Я даже не помню, как меня не было. Уголки губ Лань Ванцзи опустились, и внезапно Вэй Усянь прочёл в его глазах беспокойное осознание. — Лань Чжань, что? — Вэй Ин, ты знаешь, как долго тебя не было? Вэй Усянь оглянулся через плечо на занавешенное окно, сквозь которое лился лунный свет. При мысли, что Лань Ванцзи провёл здесь один несколько часов, не имея ни малейшего понятия, где Вэй Усянь и всё ли с ним в порядке, его накрыло чувством вины. — Полагаю, я пропустил ужин, — сказал он. — Прости, Лань Чжань. Я правда… — Вэй Ин, — заговорил Лань Ванцзи, — тебя не было неделю. Неделю. Неделю. Это настолько ошеломило Вэй Усяня, что на секунду он вовсе потерял дар речи. — Нет. Я был… я только что был здесь. — Вэй Ин, — мягко позвал Лань Ванцзи, и все возражения увяли. Лань Ванцзи никогда ему не лгал, и в глубине души Вэй Усянь понимал, что никогда и не стал бы. — Неделя, — произнёс он, будто если дать словам сорваться с языка, те станут больше походить на правду. Не стали. А затем он с ужасом осознал: — О боги, Лань Чжань. Ты, наверное, безумно волновался. То, как тихо Лань Ванцзи смотрел на него, словно ждал, что Вэй Усянь вновь исчезнет в любую секунду, говорило о многом. Вэй Усянь никогда прежде не видел на его лице такой хрупкости, и это разбивало ему сердце. Он шагнул ближе и, опережая сомнения, протянул руки, обхватив ладонями щёки Лань Ванцзи. — Лань Чжань, — заговорил он. — Прости, что заставил тебя волноваться. Он не мог ощутить тепла его кожи и знал, что Лань Ванцзи его руки кажутся не более, чем едва осязаемым дуновением холодного воздуха, но это было ближе всего к настоящему прикосновению. На секунду Лань Ванцзи прикрыл глаза. — Вэй Ин, — сказал он. Вэй Усянь ждал, но больше он не добавил ничего. Случившееся, возможно, не было виной Вэй Усяня, но это не имело значения. Он чувствовал себя самым мерзким человеком на земле из-за того, что так расстроил обычно невозмутимого Лань Ванцзи. — Давай, — ласково сказал он. — Уже поздно, тебе пора спать. Лань Ванцзи открыл глаза и, кажется, был готов начать возражать, но Вэй Усянь шагнул назад, обошёл его и вскарабкался на постель. Простыни под ним даже не сдвинулись, а матрас не просел под его весом. Он пролез в пространство между местом, где обычно спал Лань Ванцзи, и стеной, улёгся и развернулся. Лань Ванцзи безучастно смотрел на него. — Ну? — спросил Вэй Усянь. Медленно Лань Ванцзи опустился на кровать, держась от него на расстоянии — осторожном и осознанном. Это ранило, но Вэй Усяню не доставало смелости приблизиться. Он мог игнорировать множество напоминаний о своей смерти, но не мог перестать думать, что не выдержал бы, если бы прямо сейчас положил голову на плечо Лань Ванцзи и... ничего бы не вышло. Хотя обычно Лань Ванцзи спал на спине, сейчас он повернулся на бок, с серьёзным видом глядя Вэй Усяню прямо в глаза. Наверное, было неудобно так лежать, не сводя друг с друга взглядов, но Вэй Усянь чувствовал лишь глубинный покой. Как и обычно рядом с Лань Ванцзи. — Спи, — настоял он. — Обещаю, когда ты проснёшься, я всё ещё буду здесь. Лань Ванцзи медлил. — Вэй Ин. — Да? Тот не ответил. Поискав что-то в его лице взглядом, он закрыл глаза. Вэй Усянь подумал, что, может, ему просто хотелось произнести его имя. Наконец, Лань Ванцзи начал засыпать. Вэй Усянь провёл рядом всю ночь, глядя, как ровно поднимаются и опадают его плечи. Пальцы зудели от желания коснуться, заправить за ухо выпавшую прядь, натянуть повыше одеяло. Но он не мог. Он уже предложил всё, что мог — и собирался продолжать до тех пор, пока Лань Ванцзи был готов принимать.

***

Единожды начавшись, исчезновения не закончились. Пожалуй, стало даже хуже. Вэй Усянь терял от нескольких часов до недели за раз. По возвращении память об отсутствии всегда была смутной. С уверенностью он мог сказать лишь, что исчезал, поскольку Лань Ванцзи выглядел всё напряжённее и напряжённее, и самого Вэй Усяня это никак не успокаивало. Если говорящий с призраками не знает, почему это с ним происходит, то кто тогда вообще знает? Лань Сичэнь тоже в курсе не был. — Прости, — сказал он зависшему над плечом Вэй Усяню, домывая посуду после ужина. — Я никогда ни о чём подобном не слышал. Боюсь, ответов у меня нет. Перед разговором Вэй Усянь вежливо попросил Лань Ванцзи полить его цветы, чтобы выставить того из кухни, и только поэтому ему хватило смелости спросить: — Если это что-то плохое, и ты только поэтому не хочешь говорить — я выдержу. Лань Сичэнь закончил вытирать посуду, опустил рукава и устало посмотрел на него. — Я знаю, что выдержишь, — сказал он. — Я тебе не лгу. Чем бы это ни было, Вэй Усянь, я никогда о таком не слышал. Плечи Вэй Усяня поникли. — Но ведь должна быть причина, верно? Что-то, что можно исправить? — Я спрошу дядю, — ответил Лань Сичэнь. — Если кто и может знать, так это он, — он помедлил, бросив взгляд в окно. Лань Ванцзи в белой рубашке, без единого грязного пятна на ней, очень старательно и терпеливо создавал маргариткам Вэй Усяня все условия для буйного роста. Что-то в этом полном искренности зрелище вызывало у Вэй Усяня улыбку. Лань Сичэнь спросил: — Ты поэтому так неделикатно попросил моего брата уйти? — Очень даже деликатно! — возмутился Вэй Усянь. — Лань Чжань даже ничего не понял. Лань Сичэнь покачал головой, мягко улыбаясь. — Всё он понял, Вэй Усянь. Он просто подыграл тебе. Вероятно, так и было, но Вэй Усянь настоял: — Я умею быть деликатным! Вместо того, чтобы продолжать спор, Лань Сичэнь убрал последние тарелки и самым обыденным тоном сообщил: — Знаешь, Ванцзи очень к тебе привязан. Столь внезапный поворот сбил Вэй Усяня с толку, и он невольно покосился на окно. — Я тоже к нему привязан? — неуверенно выдал он. Лань Сичэнь выпрямился и посмотрел ему прямо в глаза. — Мой брат не слишком легко сходится с людьми, — сказал он. — Его привязанности глубокие и редкие. Разумеется, Вэй Усянь об этом знал. За всю свою жизнь в этом доме Лань Ванцзи никогда не приводил даже приятелей по работе. На фотографиях были только он, Лань Сичэнь, их дядя и иногда в кадре мелькали кролики. Нетрудно было догадаться, что пусть Лань Ванцзи и не признавал, что ведёт одинокое существование, но явно предпочитал быть один. — Я в курсе, — сказал Вэй Усянь, не понимая, чего Лань Сичэнь от него ждёт, — и очень благодарен, что он терпит меня. Видимо, он сказал что-то не то. Вэй Усянь уже научился различать оттенки взгляда Лань Сичэня, и теперь в нём сквозил намёк на неодобрение. — Боюсь, этого недостаточно, Вэй Усянь. — Прости? — Не думаю, что ты осознаёшь, как легко и серьёзно можешь ранить моего брата, — ответил Лань Сичэнь. — Я считаю тебя другом и надеюсь, что и ты меня тоже, но беспокоюсь, что ты недостаточно серьёзно относишься к чувствам моего брата. — Его чувствам? — Вэй Усяню отчаянно хотелось вернуться к разговору о происходящем с ним кошмаре. Это было как-то проще. — Конечно же я знаю, что Лань Чжаню я небезразличен. И он мне тоже. Очень даже. Не знаю, как могу это доказать. Лань Сичэнь, похоже, собирался добавить что-то ещё, но тут на кухню вошёл Лань Ванцзи, и на его лице тут же возникла дружелюбная улыбка. Увидев в его руках кролика, Вэй Усянь тоже не смог удержаться от улыбки, хотя всё ещё был расстроен. — Мне казалось, ты не разрешаешь им заходить в дом? — поддразнил он. — Он нездоров, — ответил Лань Ванцзи. — Я послежу за ним ночью. Боги, от одного только взгляда на этого человека Вэй Усяня по-дурацки переполняло нежностью. Лань Ванцзи… он просто был хорошим. Лань Сичэнь, похоже, чувствовал то же самое, потому что его поспешно наклеенная на лицо улыбка в мгновение ока превратилась в искреннюю. — Хорошо. Я завтра не работаю, скажи, если нужно будет присмотреть за ним, — Лань Сичэнь подхватил со спинки стула пальто и набросил на руку. — Я пойду. Увидимся на следующей неделе, Ванцзи. Лань Ванцзи склонил голову в знак согласия. Лань Сичэнь посмотрел на Вэй Усяня — тот напрягся, но улыбка и сдержанная нежность в глазах выглядели вполне настоящими. — Я постараюсь узнать, что происходит, но, боюсь, не могу обещать, что удастся что-либо найти. — Ничего страшного, — сказал Вэй Усянь, испытав облегчение, когда Лань Сичэнь направился к двери. — Следи за дорогой! Выходя из кухни, тот ласково потрепал кролика по пушистой головке. Когда дверь за ним закрылась, Лань Ванцзи перевёл взгляд на Вэй Усяня. — Ты говорил с братом? — Эм, немного, — неопределённо отозвался Вэй Усянь, подходя ближе, и осторожно почесал кролика под подбородком. Тот в ответ вяло моргнул. — Думаешь, с этой малявкой все будет хорошо? — Вэй Ин может присмотреть за ним, пока я сплю, — ответил Лань Ванцзи, и то, с каким доверием это было сказано, поразило Вэй Усяня в самое сердце. — Полагаю, мы с ним отлично поладим, — согласился он.

***

Тем вечером Лань Ванцзи играл ему на гуцине. Так было почти каждый вечер. Лань Ванцзи играл и до того, как Вэй Усянь стал значимой частью его жизни, но только после их сближения Вэй Усянь почувствовал, что имеет право сидеть с ним рядом и смотреть, как длинные пальцы порхают над струнами. Лань Ванцзи был великолепным музыкантом. Он превосходил даже профессионалов, которых Вэй Усянь слушал в детстве, когда госпожа Юй увлеклась традиционной музыкой. Он был великолепен во всем. Вэй Усянь полагал, что когда-нибудь перестанет этому удивляться, и очень жалел, что не может в ответ сыграть ему на флейте. Тем вечером он так и сказал, задумчиво прислонившись к стене, пока Лань Ванцзи усаживался перед гуцинем, собираясь заставить его петь. — То есть, не хочу сказать, что я был так же хорош, как ты, но определённых успехов добился, — говорил он. — Даже скучаю по игре на ней, если честно. Больной кролик лежал между ними, укутанный в плотное одеяло. Вэй Усянь с неизмеримым удовольствием нежно гладил его по мягким ушам. — Я бы хотел услышать твою игру, — сказал Лань Ванцзи. Вэй Усянь улыбнулся, согретый искренней похвалой. — Ничего, ты достаточно хорошо играешь за нас обоих. Как думаешь, из нас получился бы дуэт? Готов поспорить, звучало бы прекрасно. Лань Ванцзи задумался на секунду — а потом его пальцы скользнули по струнам, и песня изменилась. Из спокойной мелодии, которую Вэй Усянь уже слышал, превратилась в… во что-то другое. Что-то новое. Нежное, со взлётами и падениями — целая долина чувств, вложенных в одну-единственную песню. Ноты тихо разносились по комнате, и Вэй Усянь не удержался: закрыл глаза, отрешившись от мира. Только призрачные пальцы скользили по мягкому кроличьему меху. Песня была совсем незнакомой, но чувства, которые она вызывала — нет. Открыв глаза, он спросил: — Ты сам её написал, Лань Чжань? Пальцы Лань Ванцзи замерли; он поднял взгляд — в вечернем полумраке его глаза казались невероятно яркими. — Не останавливайся, — запротестовал Вэй Усянь. — Мне очень нравится! Перед тем как вернуться к гуциню, Лань Ванцзи долго смотрел на него, и Вэй Усянь мог поклясться, что заметил мелькнувшую на его губах улыбку. Песня зазвучала снова, унося неделями копившиеся тревоги. Вздохнув от удовольствия, Вэй Усянь подобрался ближе — настолько, что будь он жив, смог бы положить голову Лань Ванцзи на плечо. Тот однозначно заметил, но не отстранился — наоборот, наклонился к нему. Теперь их разделял лишь дремлющий между ними кролик. Лань Ванцзи играл очень, очень долго; когда утихла последняя нота, Вэй Усянь зашевелился. — Это потрясающе, — сказал он. — Когда ты её написал? — Недавно, — отозвался Лань Ванцзи. Вэй Усянь нежно улыбнулся ему. — Как она называется? Лань Ванцзи опустил голову, прядь волос прикрыла ухо. — Ты же мне расскажешь? — поддразнил его Вэй Усянь. Молчание сказало всё само за себя. Лань Ванцзи вытянул руку, осторожно подобрал сонного кролика и переложил к себе на колени. Вэй Усянь понятия не имел, как ему удавалось так долго сохранять идеальную осанку. Он сам растянулся на полу, прислонившись к стене и подняв одно колено — и то неудобно было, а Лань Ванцзи все так же сидел, как фарфоровая статуэтка. Неподвижный, совершенный, невозмутимый и царственный. С кроликом на коленях. От взгляда на него Вэй Усяня затапливало целым морем нежности. — Лань Чжань, — сказал он, — ты же знаешь, что ты лучшее, что со мной случилось, верно? Лань Ванцзи застыл. Он поднял голову и казался настолько изумлённым, что Вэй Усянь не сдержал улыбки. Не каждый день удавалось выбить из Лань Ванцзи искренние эмоции всего одной фразой. — Я серьёзно, — сказал он. — И не просто лучшее, что случилось со мной после, ну, знаешь, смерти. Понимаешь… мне легче от того, что ты есть в моей жизни. Или в смерти, без разницы. Хотелось бы мне встретить тебя раньше. Посмотреть, согласился бы ты терпеть меня, если бы мы не застряли в одном доме. Хоть раз взять тебя за руку. Было бы здорово. Лань Ванцзи совершенно нечитаемо смотрел на него. Возможно, он не знал, с чего начать отвечать. Вэй Усянь сложил руки на колене, уперся в них подбородком и ждал. В конце концов Лань Ванцзи отозвался: — Не застрял. — Хм? — Я не застрял с тобой, — продолжил он. — Я живу в этом доме, потому что здесь ты, Вэй Ин. На этот раз опешил Вэй Усянь. Если бы он мог, наверняка залился бы краской. Но ошеломительная, пьянящая радость, вскипевшая внутри от слов Лань Ванцзи, затмила смущение. — Мать твою, Лань Чжань! Когда ты этому научился? Предупреждай меня, прежде чем говорить такое! Знаешь, я нынче существо нежное! Лань Ванцзи поднялся на ноги и опустил кролика на пол рядом с его бедром. — Вансянь, — сказал он. Вэй Усянь уставился на него. — А? — Название песни, — пояснил Лань Ванцзи. — Вансянь. С этими словами он развернулся и вышел из комнаты. Вэй Усянь остался неподвижно сидеть на полу рядом со свернувшимся кроликом, не сводя глаз с удаляющейся спины. Ему хотелось встать, побежать за ним, попросить повторить сказанное ещё раз, попросить сыграть ещё раз. Ему очень хотелось догнать его, но — что очень неловко для того, кто умер три года назад, — Вэй Усянь не был уверен, что ноги его удержат.

***

Наверное, Вэй Усянь влюбился в Лань Ванцзи. Это не стало для него открытием, скорее — признанием очевидного. Трава зеленая, небо голубое, кролики и правда очень милые, а Вэй Усянь безумно влюблён в Лань Ванцзи. Он не собирался лгать самому себе. При жизни он столько раз лгал другим, не ради себя, а ради их же блага, что в посмертии старался по возможности быть честным. Он полагал, что даже кто-либо более стойкий, чем он, непременно влюбился бы в Лань Ванцзи. В Лань Ванцзи, который готовил ему, несмотря на то, что Вэй Усянь даже не мог есть, который поливал цветы, много лет составлявшие ему единственную компанию. Который нарушил семейные правила и заговорил с ним, который написал самую прекрасную песню из всех, что Вэй Усянь когда-либо слышал, и назвал её в честь них обоих. Вэй Усянь стойким не был — оказался не в силах сопротивляться тому огромному количеству любви, которую ему дарили просто так. Всю свою жизнь ему не хватало именно этого, он выцарапывал любые крохи, всё, что мог найти, не надеясь на большее — потому что это означало отобрать любовь у кого-то другого, кто заслуживал её сильнее. Вэй Усянь привык так жить, но никогда не переставал хотеть иного. Ох уж этот Лань Ванцзи. Спокойно вошёл в жизнь Вэй Усяня и дал ему всё, чего тот желал, и даже больше. Да как, блин, вообще можно было не влюбиться в него? Увидел бы его сейчас Цзян Чэн — расхохотался бы. За двадцать лет Вэй Усянь так и не сумел заинтересоваться кем-то настолько, чтобы хотя бы сходить на свидание. Три месяца жизни с Лань Ванцзи — и вот она, любовная драма столетия. Единственное хорошее. Вэй Усянь не хотел, чтобы его невезучесть испортила единственное хорошее, что у него было. Это всё, о чем он просил. Поэтому в следующий раз, когда Лань Сичэнь пришёл в гости, Вэй Усянь вцепился в него раньше, чем тот переступил порог. — Лань Сичэнь! Как же я рад тебя видеть! Лань Чжань пока занят готовкой, может, пойдём, навестим кроликов? — Вижу, деликатнее ты не стал, — развеселился Лань Сичэнь, но позволил утащить себя во двор через заднюю дверь. Проходя мимо брата, он поздоровался, только останавливаться и разговаривать не стал. Лань Ванцзи, нахмурившись, проводил его взглядом, но быстро отвлёкся на плиту. Во дворике Лань Сичэнь выпустил кроликов из домика и устроился в кресле, наблюдая за тем, как они скачут вокруг. — Полагаю, ты хочешь знать, говорил ли я с дядей. Вэй Усянь изо всех сил старался сдерживаться и не ёрзать. — Он сказал что-нибудь? Лань Сичэнь вздохнул, и сердце Вэй Усяня оборвалось. — Новости не слишком хорошие. На обратное Вэй Усянь и не рассчитывал. — Скажи. Лань Сичэнь смерил его пристальным взглядом. Один из кроликов принялся обнюхивать его безупречно чистые ботинки, усевшись на них пушистой задницей. Лань Сичэнь не стал его отгонять — просто позволил делать всё, что хочется. — Исчезновения стали хуже? — Они, кажется, недолго длятся, — ответил Вэй Усянь. — Но происходят чаще. Это плохо? Лань Сичэнь покачал головой. — Не знаю, — честно ответил он. — Пойми, Вэй Усянь, для нашей семьи ты — нечто особенное. Обычно когда мы встречаем призраков, то изгоняем их. Мы почти ничего не знаем о призраках, ведущих мирное существование. — А ваш дядя? Я думал, у него была пара мыслей. Лань Сичэнь помедлил, а потом, осторожно, словно боялся Вэй Усяня расстроить, сказал: — Возможно, твоя душа пытается двигаться дальше. Вэй Усянь уставился на него. — Но я не пытаюсь двигаться дальше. Если бы я этого хотел, как думаешь, стал бы я сидеть тут три года совсем один? — Тебя держали здесь гнев и обиды, — ответил он. — Помнишь, ты как-то сказал мне, что раньше тебе было не так спокойно, как сейчас? Вэй Усянь приподнял бровь. — И? — Вэй Усянь, я тебя знаю. И мой брат тоже тебя знает. Ты человек не агрессивный. Полагаю, при жизни ты крайне редко кому-либо желал зла, если вообще желал. Ты не спрашивал себя, почему после смерти тебя захлёстывали тёмные мысли? На самом деле, спрашивал, но считал это личной проблемой, а не призрачной. — Мне стало лучше, — возразил он. — Ты стал лучше сдерживать гнев, — ответил Лань Сичэнь. — Но всё ещё злился. Это понятно: ты умер совсем молодым, вероятно, насильственно, и у тебя яркий, необычный характер. Злобный дух, как по учебнику. — Кажется, здесь мне следует обидеться, — сказал Вэй Усянь, но прозвучало жалко. В ответ на его неуклюжую шутку Лань Сичэнь вежливо улыбнулся — потому что был исключительно хорошим парнем. — Призраки созданы из затаённой злобы, Вэй Усянь. Пока ты был один, она поглощала тебя. Но теперь у тебя есть Ванцзи, и твой гнев угасает. Вэй Усянь никак не мог осмыслить сказанное. Через плечо, сквозь пышно распустившиеся цветы, он смотрел на кухню, где Лань Ванцзи накрывал на стол. — Хочешь сказать, — начал он, — я застрял здесь в одиночестве, потому что был несчастен, но теперь, когда я счастлив, меня попросту выгоняют из посмертия? — Ну, — осторожно ответил Лань Сичэнь, — полагаю, это один из вариантов. Какое-то время они сидели в тишине. Вэй Усянь ожидал, что разозлится, ощутит, как тот пресловутый гнев, о котором говорил Лань Сичэнь, вырвется из запертого глубоко внутри ящика — но когда потянулся к нему, то ничего в нём не нашел. Лань Сичэнь был прав. Вэй Усянь больше не хотел злиться. Он провёл так три года, и они были ужасными. А теперь он был счастлив — узнал, что значит быть по-настоящему счастливым. Единственный способ остаться — разрушить это счастье, но тогда у него не будет причин оставаться. Парадокс, заколдованный круг — а Вэй Усянь не мог из него выйти, потому что не был волшебником. — И всё же, — сказал Лань Сичэнь, мягко и тихо, — я сожалею сильнее, чем ты можешь себе представить. Я рад, что познакомился с тобой, Вэй Усянь. Горло Вэй Усяня сжалось. Он выдавил из себя улыбку и ответил: — Почему ты говоришь так, словно прощаешься со мной? Я ведь ещё здесь. Задняя дверь распахнулась, и они обернулись. На пороге стоял Лань Ванцзи. Он рассматривал их молча, но хмуро, и Вэй Усянь мог прочесть на его лице слабую обеспокоенность. Он прокашлялся и поднялся на ноги, стараясь не смотреть на Лань Сичэня. — Лань Чжань! Еда готова? Лань Ванцзи переводил взгляд с Вэй Усяня на Лань Сичэня и обратно. Вэй Усянь буквально видел, как он обдумывает вопрос. Его затошнило от переживаний, но он просто шагнул назад, давая Лань Сичэню пройти. — Прости, что спихнул на тебя готовку, — сказал Лань Сичэнь и встал. — Я накрою на стол. Вэй Усянь направился к двери вслед за ним, но когда Лань Сичэнь вошёл внутрь, Лань Ванцзи перегородил ему дорогу. Он молчал, но вопрос легко читался по его лицу. Всё хорошо? Ты в порядке? В эту секунду Вэй Усянь позволил себе совершенно бесстыдно пялиться: на гладкую кожу, тёмные волосы, глубокие глаза. Не в первый раз он мечтательно думал, как Лань Ванцзи прекрасен, но в первый раз осознал, что очень скоро настанет день, когда он посмотрит на Лань Ванцзи в последний раз и даже этого не поймёт. Уход Вэй Усяня причинит ему боль. Вэй Усянь бы хотел как-то избежать этого, смягчить удар, но ему не хватало сил оттолкнуть Лань Ванцзи или рассказать ему правду. Он не хотел смотреть, как Лань Ванцзи оплакивает его, пока он ещё здесь. Вэй Усянь собирался насладиться последними днями своего посмертия вместе с ним; уйти мирно, когда наконец придёт его час, довольствуясь тем, что было время, когда он любил, и его любили в ответ. Неважно, как долго. Он ответил: — Со мной всё хорошо, Лань Чжань. Не беспокойся за меня. Он думал, что Лань Ванцзи бы им гордился: возможно, впервые Вэй Усянь, сказав: «Со мной всё хорошо», — имел в виду именно то, что сказал.

***

После этого Вэй Усянь вцепился в Лань Ванцзи ещё крепче. Он был уверен, что тот это заметил, потому что Лань Ванцзи замечал всё — просто оказался достаточно добр и ничего не сказал. И Вэй Усянь был очень ему за это благодарен. Когда Лань Ванцзи не было дома, Вэй Усяня по большей части тоже не было. Он перестал бороться с выдёргивающей его из реальности тягой, словно бы берёг исчезновения на моменты, когда их никто не увидит. Когда Лань Ванцзи возвращался, Вэй Усянь радостно приклеивался к нему, непрестанно болтая — перед телевизором, во время кормления кроликов, за ужином. Их разделяла лишь непреодолимая пропасть, созданная смертью. Каждый раз, когда Лань Ванцзи поворачивался к нему, давал подобраться поближе, словно поддавшись его притяжению, Вэй Усянь чувствовал себя донельзя довольным. Он не знал, сколько времени у него осталось, но был уверен, что не очень много. Он собирался взять столько, сколько мог, побыть эгоистичным и жадным, и делал вид, что не замечает, как осторожно, печально и понимающе Лань Ванцзи порою смотрит на него. Он просочился даже в спальню: проводил большую часть ночей в кровати Лань Ванцзи, свернувшись у стены и наблюдая за тем, как тот спит. Лань Ванцзи спокойно выдерживал и это, как что-то совершенно обычное. Будто бы в тот, самый первый раз к их совместному сну не привели внешние обстоятельства. — Ты же не против, Лань Чжань? — бодро спрашивал Вэй Усянь, вытягиваясь на матрасе. — В доме без тебя так скучно. Лучше я побуду здесь. Лань Ванцзи не говорил, что у Вэй Усяня есть его цветы, кролики, с которыми можно играть, и телевизор, который для него с радостью оставляли включённым. Не говорил, что до его приезда Вэй Усянь провёл в доме один несколько лет и находил, чем себя занять. Вместо этого Лань Ванцзи царственно ложился в кровать рядом, поворачивался к нему лицом и закрывал глаза. Глубина доверия Лань Ванцзи и то, насколько с ним было уютно, всё ещё поражали Вэй Усяня. Он не знал, чем таким заслужил его расположение, столь редкое и глубокое. Даже не был уверен, что заслужил — но поклялся, что всё равно будет стараться оправдать это доверие изо всех сил. Он проводил свои последние дни, посвятив всего себя Лань Ванцзи — как раньше посвящал себя лишь своей семье. И когда Вэй Усянь видел его ответные нежные улыбки, то думал, что негласная ложь о том, будто у них ещё есть время, того стоила. Спустя три недели после разговора с Лань Сичэнем, Вэй Усянь осознал, что больше не может взаимодействовать с миром. Кролики, казалось, перестали чувствовать его прикосновения, а идеальные стопки бумаг со стола Лань Ванцзи — разлетаться. Непрочная нить, связывающая его с реальностью, истончилась настолько, что почти оборвалась. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что это значило. Вечером, когда Лань Ванцзи вернулся с работы, Вэй Усянь встретил его широкой улыбкой и ласковым тоном, после которого обычно получал желаемое, попросил приготовить для него ужин. Лань Ванцзи с подозрением взглянул на него — возможно, потому что Вэй Усянь никогда раньше его о таком не просил, — но согласился. Во время готовки Вэй Усянь висел над его плечом, вставляя лишние замечания вроде: «больше чили» и «нет, правда, ещё больше чили, Лань Чжань». К моменту, когда еда появилась перед ним на столе, Вэй Усянь практически подпрыгивал от нетерпения. Он широко улыбнулся Лань Ванцзи и сказал: — Спасибо, что побаловал меня, Лань Чжань. Тот подвинул ему тарелку и ответил лишь: — Не стоит благодарности. Вэй Усянь рассмеялся и сосредоточился на еде. Приготовившись, он положил руки рядом с тарелкой, наклонился и вдохнул так глубоко, как только смог. И… ничего не почувствовал. Он подозревал, что так и будет, поэтому не был разочарован. Он почти смирился. Открыв глаза, он обнаружил, что Лань Ванцзи смотрит на него, едва заметно хмурясь. — Вэй Ин? Вэй Усянь поспешно заулыбался. — На вкус просто отлично, Лань Чжань, — солгал он. — Ты и впрямь великолепный повар. Есть ли хоть что-то, что у тебя не выходит? Похоже, Лань Ванцзи ему не поверил, но Вэй Усянь с лёгкостью увёл разговор в сторону, заговорив о том, чем занимались без него кролики, каким цветущим стал его сад, и что соседи явно сомневаются, что Лань Ванцзи живет один. Лань Ванцзи вежливо позволил себя отвлечь, за что Вэй Усянь был ему крайне благодарен. После ужина они кормили кроликов. Вэй Усянь усиленно делал вид, что его вовсе не беспокоит, что те перестали его замечать. Зверёк, за которого несколько недель назад переживал Лань Ванцзи, полностью поправился — и, похоже, был единственным, кто почувствовал на своей пушистой спине призрачные пальцы. Он смотрел на них огромными, серьёзными глазами, и Вэй Усянь не сумел сдержать улыбки. — Понятия не имею, как ты воспитал кроликов такими серьёзными, Лань Чжань, — сказал он. — Они явно пошли в тебя. — Не этот, — отозвался Лань Ванцзи, подбирая пушистого поклонника Вэй Усяня. — Он недавно прогрыз забор. — Мелкий негодник! — восторженно воскликнул Вэй Усянь. — Это всё твоё влияние, — сказал Лань Ванцзи, и от его слов Вэй Усянь растаял. Даже мысль о том, что после его ухода останется хоть какое-то напоминание о том, что он вообще здесь был, оказалась привлекательна. Вэй Усянь не хотел, чтобы Лань Ванцзи забывал о нём, даже если тот будет счастливее без этих воспоминаний. Довольно эгоистично, но Вэй Усянь думал, что имеет на это право после всего, что он пережил. Вернувшись в дом, они устроились на диване и смотрели любимое шоу Лань Ванцзи. Вэй Усянь, как обычно, беззастенчиво пытался угадывать ответы — и от этого привычного зрелища плечи Лань Ванцзи слегка расслабились. Потом он проверял эссе, а Вэй Усянь лежал рядом, закрыв глаза и наслаждаясь моментом. Перед сном Вэй Усянь занял своё место на матрасе, откинувшись на спинку кровати и вытянув ноги. Лань Ванцзи вышел из ванной; с волосами, влажными после душа, он казался прекрасным богом — которым, по мнению Вэй Усяня, без сомнения являлся. Повинуясь порыву, он спросил: — Можешь сыграть мне на гуцине? Вытирающий голову Лань Ванцзи замер и посмотрел на него. — Прямо здесь? — Пожалуйста. Вэй Усянь ожидал, что ему откажут, но Лань Ванцзи кивнул, наконец собрал волосы в хвост и вышел из комнаты. Вернулся он уже с гуцинем; сел на краю кровати, осторожно устроив его на коленях. Он сидел к Вэй Усяню полубоком, но ничего — так можно было с чистой совестью любоваться его профилем. Играл Лань Ванцзи, как и всегда, прекрасно; ему не помешали ни смена обстановки, ни необходимость держать инструмент на коленях. Слушая мирное звучание струн, Вэй Усянь задумчиво вздохнул, ощущая себя счастливым. Не в первый раз подумалось: как бы он хотел встретить Лань Ванцзи при жизни, чтобы разделить с ним все эти моменты. Не удержавшись, он попросил: — Сыграй нашу песню. Пальцы на струнах замерли. С того раза, как Лань Ванцзи сыграл написанную для Вэй Усяня песню в первый раз, они о ней не говорили, и Вэй Усянь ужасно по ней соскучился. Тишина затянулась… а потом пальцы Лань Ванцзи вновь задвигались. Песня звучала прекрасно. Даже лучше, чем Вэй Усянь помнил, но и в воспоминаниях она была удивительной. Интересно, что бы подумали знакомые Лань Ванцзи, если бы узнали, что с виду холодный и отстранённый человек написал что-то подобное. Что-то, звучащее почти как песня о любви. Горло Вэй Усяня сжалось. Лань Ванцзи слегка повернулся, переведя взгляд от гуциня на него. А потом — это было как звёздная вспышка, — улыбнулся: мягко, нежно, и эта улыбка была такой же тёплой, как звуки, которые лились со струн гуциня. «О, — подумал Вэй Усянь, — как же сильно я его люблю». Лань Ванцзи вернулся к гуциню, а Вэй Усянь продолжал на него смотреть — на заднюю часть его шеи, на задержавшуюся на губах тень улыбки, на ровную линию спины — и до боли хотел прикоснуться. А потом почувствовал рывок. — Лань Чжань, — сказал Вэй Усянь, и хотя он изо всех сил пытался казаться веселым, его голос заметно дрогнул, — просто хочу, чтобы ты знал: я никогда не был счастливее, чем рядом с тобой. Пальцы Лань Ванцзи на струнах сбились. Вэй Усянь закрыл глаза. «Хорошо, — подумал он. — Хорошо, я готов». И, прежде чем Лань Ванцзи успел обернуться, исчез.

***

Вэй Усянь открывает глаза. Это удивительно, поскольку всего две секунды назад он думал, что больше никогда их не откроет. Он ушёл. Умер с концами. Окружающий мир плывёт, голова кружится; совершенно сбитый с толку Вэй Усянь моргает. Кажется, над ним белый потолок, под спиной — мягкий матрас, а у головы какая-то тень, закрывающая от чересчур яркого света. — О боги, — раздаётся голос Цзян Чэна. «Что, — думает Вэй Усянь, — за хрень?» Моргает ещё раз, и наконец мир проясняется. Над ним, широко, неверяще распахнув глаза, нависает изумлённый Цзян Чэн. За кучу лет, прожитых вместе, Вэй Усянь ни разу не видел его настолько взволнованным. — Что… — голос звучал хрипло, царапал горло, и Вэй Усянь поморщился. — Стой, ничего не говори, — сообщил Цзян Чэн и отвернулся, обращаясь к кому-то за спиной. Послышался грохот открывшейся и закрывшейся двери, а потом Цзян Чэн опять посмотрел на него. — Вэй Усянь, я тебя убью. Это куда больше походило на того Цзян Чэна, которого он помнил, и Вэй Усянь улыбнулся бы, если бы не был крайне, невероятно, ужасно растерян. — Не сможешь, — ответил он, и в этот раз слова прозвучали чуть более внятно. — Я уже мёртв. Цзян Чэн засмеялся, высоко и неверяще. — Нет, Вэй Усянь, ты не мёртв. Ты был в грёбаной коме. Даже шутить об этом не смей. — В коме? Вэй Усянь не понимал вообще ничего. Его так и тянуло снова закрыть глаза, ускользнуть назад, в темноту, но Цзян Чэн схватил его за руку, впиваясь пальцами чуть ли не до костей. — Не смей, — пригрозил он. — Мы три года ждали, когда ты откроешь глаза, скотина. Три года. Три года. В голове щёлкнуло, и туман развеялся. Дом. Лань Ванцзи. Вэй Усянь попытался сесть, но руки Цзян Чэна с силой вжали его обратно в подушку. — Лань Чжань, — отчаянно пробормотал он. — Я должен… Я его бросил. Он наверняка с ума сходит. — Кто? — озадаченно спросил Цзян Чэн. — А, неважно. Вэй Усянь, ты только что очнулся от самого долгого сна в твоей жизни. Ты с места не двинешься, пока тебя не осмотрит врач. — Ты не понимаешь, — возразил Вэй Усянь, — я должен… Открылась дверь, и Вэй Усянь, собравшись с силами, повернул голову. Возле его постели стояла молодая женщина в белом халате, смотревшая на него с неподдельным изумлением. — Я подумала, что ослышалась, — сказала она. — А ты и правда проснулся? Вэй Усянь уставился на неё. — Вы кто? — Меня зовут Вэнь Цин, — ответила она. — Я врач, который последние несколько лет следил, чтобы ты не сгнил в этой постели. Уже не в первый раз Вэй Усянь повторил: — Я не спал. Я был мёртв. Вэнь Цин отодвинула Цзян Чэна в сторону и подошла ближе. Наклонившись, взяла Вэй Усяня за запястье, прощупывая пульс. — Не оскорбляй мой профессионализм. У тебя образцовое здоровье, за исключением того, что ты попросту не просыпался. Что бы она там ни нащупала, кажется, результат её удовлетворил. Она отпустила запястье и достала из кармана маленький фонарик. — Откинь голову назад, — попросила она, и когда Вэй Усянь промедлил, подсунула пальцы ему под подбородок и приподняла голову самостоятельно. Свет фонарика ударил в глаза, и Вэй Усянь поморщился. — Я не понимаю, — сказал он, чувствуя себя заезженной пластинкой. — Следи за фонариком, пожалуйста, — тоном, не терпящим возражений, отозвалась Вэнь Цин, и Вэй Усяню осталось только подчиниться. С задумчивым «хм» она наконец выключила фонарик и убрала его в карман. — Что ты помнишь о случившемся? Цзян Чэн за её спиной напрягся. Он выглядел несчастным и виноватым и, заметив взгляд Вэй Усяня, поспешно отвернулся. — Я позвоню остальным, — сказал он и испарился из комнаты раньше, чем Вэй Усянь успел задать вопрос. Вэнь Цин, казалось, вовсе не удивило столь быстрое исчезновение Цзян Чэна. Она выжидающе приподняла бровь. — Ну? Вэй Усяню потребовалось время, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей о Лань Ванцзи в большом пустом доме. На кончике языка крутилось «ничего»: последние несколько лет его смерть — ну, он думал, что это была смерть, — оставалась для Вэй Усяня загадкой. Ещё одним событием, о котором он никогда не желал задумываться. Ну правда, кому вообще захочется вспоминать, как он, предположительно, умер? Но теперь его мысли прояснились. Воспоминания всё ещё оставались туманными, но Вэй Усянь полагал, что после трех лет в гребаной коме ему простят небольшую путаницу. — Я… Произошла авария? — нерешительно ответил он. Он помнил, что был на пассажирском сиденье и пролетающие мимо яркие уличные огни. Помнил… что был расстроен. Пытался отшутиться, посмеяться, а Цзян Чэн лишь на секунду отвёл глаза от дороги, чтобы грубо на него огрызнуться: — Ты хоть что-нибудь всерьёз воспринимаешь? Он не помнил, что случилось потом. Когда он открыл глаза, то оказался в пустом доме, а его ноги не касались земли. — Ты был мёртв около минуты, — пояснила Вэнь Цин. — В скорой помощи тебя реанимировали, но ты почему-то так и не пришёл в сознание. И оценивающе на него посмотрела. — Тебя вылечили, с медицинской точки зрения всё было хорошо. Ты просто не хотел просыпаться. Вэй Усянь сказал бы, что это не похоже на «всё было хорошо с медицинской точки зрения», но, немного подумав, засомневался. Если одинокое существование призраком в доме своего детства чему и научило его, так тому, что не всё в этом мире имеет смысл. Он погиб в аварии. Как и говорил Лань Сичэнь — злобный дух, как по учебнику. Призрак, неспособный двинуться дальше, неупокоенный и несчастный — всё так и было. Вот только он не пытался двинуться дальше — он пытался вернуться обратно. — Мне нужно кое-кому позвонить. — Твой брат уже позвонил вашей семье. Полагаю, они скоро будут. — Нет, — настоял он. — Кое-кому другому. Мне нужно… И тут его накрыло осознанием. У него не было номера Лань Ванцзи. Вообще ничего не было, кроме адреса грёбаного дома. — Кто бы это ни был, с ним может связаться твоя семья, — сказала Вэнь Цин. — А сейчас я хочу заняться самым загадочным пациентом из всех, что у меня были, который вышел из необъяснимой и, судя по всему, добровольной комы. Мне нужно, чтобы ты не дёргался и слушал меня, пока мы будем составлять твой план реабилитации. Вэй Усянь беспомощно смотрел на неё, усиленно пытаясь придумать, как объяснить, что три года, которые он провёл в кровати, он бродил по дому детства, выгоняя поселявшихся в нём незнакомцев, пока не влюбился в одного из них, после чего бросил его в одиночестве. И что теперь тот человек, возможно, совершенно потерян и понятия не имеет о том, что Вэй Усянь жив. Дверь открылась: вернулся Цзян Чэн. — Папа с сестрой уже едут. — Он посмотрел на Вэй Усяня и добавил: — Она снова расплакалась из-за тебя, так что обязательно извинись. В этот раз Вэй Усянь рассмеялся. Смех вышел сухим и хриплым, а в груди заболело. — Обязательно. Вэнь Цин повернулась к Цзян Чэну. — Нужно кое-что проверить: посмотреть, нет ли каких остаточных последствий. Возможно, нам удастся выяснить, почему он проснулся только сейчас. — Всё, что угодно, — ответил Цзян Чэн. — Эй, а меня спросить не хотите? — подал голос Вэй Усянь, хотя и не думал, что способен сейчас принимать какие-либо решения. Чем дольше он бодрствовал, тем сильнее наваливалась слабость, но чувствовать себя живым оказалось слишком прекрасно. Сама мысль о том, чтобы снова закрыть глаза, слегка ужасала. — С научной точки зрения ты не мог отвечать за себя сам, — отозвался Цзян Чэн. — Как врач, советую тебе лежать смирно и позволить мне заняться своей работой. Вэй Усянь откинулся на подушку. Сердце в груди всё ещё билось неровно; он мог думать только о Лань Ванцзи, который остался совсем один в огромном доме. Он понимал, что стоит потерпеть: если начать болтать о бытие призраком и влюблённости в человека, которого никогда в жизни не встречал, то вполне вероятно, что его выпустят из больницы очень и очень нескоро. Терпение никогда не было его сильной стороной, но за месяцы с Лань Ванцзи он многому научился. Можно и подождать немного. Составить план. Он не собирался бросать Лань Ванцзи в одиночестве, но в данный момент у него была семья, которая оплакивала его все три года, что он пропустил, валяясь на больничной койке. У него была жизнь. Поэтому Вэй Усянь сказал: — Делайте всё, что посчитаете нужным.

***

Но, несмотря на все планы, когда Вэнь Цин закончила гонять по всевозможным проверкам, Вэй Усянь снова заснул. Он устал. Оказалось, кома — неважно, призрачная или нет, — опыт довольно утомительный. Какое-то время он усиленно пытался держать глаза открытыми, не без опаски памятуя о том, что случилось, когда он закрыл их в прошлый раз. Цзян Чэн заметил его страдания, раздражённо вздохнул и подвинул свой стул ближе к кровати. — Спи уже, — сказал он. — Не усложняй. — А ты всё такой же ласковый, — сообщил ему Вэй Усянь, но все равно несколько успокоился. И уснул. В следующий раз, когда он проснулся, зарёванная Цзян Яньли цеплялась за кровать и повторяла его имя снова и снова — будто считала, что больше шанса позвать его никогда не будет. За её спиной стоял Цзян Фэнмянь и мягко улыбался. — Сестра, — сказал Вэй Усянь, пытаясь сесть ровно и улыбаясь в ответ. Несомненно, в сочетании с потрескавшимися губами и бледностью выглядела эта улыбка довольно жутко. Ну, по крайней мере Вэнь Цин разрешила ему попить и почистить зубы, так что теперь голос звучал нормально, и от него не пахло так, словно он вечность провёл в пустыне, — я точно проспал три года? Ты ни капли не изменилась. Цзян Яньли улыбалась сквозь слёзы самой прекрасной из своих улыбок, и стоило Вэй Усяню развести руки — бросилась его обнять. — А-Сянь, — повторила она, сжимая его ещё крепче, — спасибо, что вернулся к нам. Вэй Усянь понимал, что на самом деле не виноват в том, что выпал из жизни на три года, но не испытывать вины не мог — та цвела в душе буйным цветом. Может, если бы он старался лучше, то вернулся бы быстрее. Может, если бы он доказал, как сильно любит их, то вселенная бы его отпустила. Но тогда он не встретил бы Лань Ванцзи, а эту встречу Вэй Усянь не променял бы ни на что. — Поверь, я вернулся, как только смог, — со всей честностью ответил он. Наконец, Цзян Яньли отстранилась, смахнув слёзы. Она стиснула руку Вэй Усяня, и только тогда он заметил на её изящном пальце кольцо. — Сестра, ты вышла замуж? За кого? К его удивлению, она рассмеялась. — О, А-Сянь, — ласково сказала она, и Вэй Усянь понял всё. — Цзинь Цзысюань? Серьёзно? — и умоляюще посмотрел на неё, подёргав за руку. — Думаю, ты вышла за него, пока я спал, потому что знала, что я закачу истерику. Улыбка Цзян Яньли потускнела. — Я хотела подождать тебя, — ответила она. — Мы оба решили, что подождём, но… ну… — она смутилась. — Но? — с подозрением переспросил Вэй Усянь. — У тебя появился племянник, Вэй Усянь, — любезно подсказал Цзян Фэнмянь через её плечо. Вэй Усянь был потрясён. После этого заявления всё его юношеское отвращение к Цзинь Цзысюаню испарилось вмиг. Изумлённо он спросил: — У тебя родился сын? — А затем с растущим восторгом развернулся к Цзян Чэну. — У нас есть племянник! Улыбку Цзян Чэна можно было назвать почти ласковой; он мягко шлёпнул Вэй Усяня по руке. — Я в курсе, придурок. Это я с ним нянчился, пока ты здесь валялся. — Племянник, — повторил Вэй Усянь ещё разок. — Как его зовут? Цзян Яньли улыбнулась, будто была готова расплакаться опять. — А-Лин, — ответила она. — Я бы взяла его с собой, но всё случилось так быстро. Мы не хотели тебя перегружать. — Перегружать меня, — фыркнул Вэй Усянь, хотя, пожалуй, и был слегка шокирован. — В следующий раз приводи. — Обязательно. — Она сжала его руку и чуть отодвинулась. — А теперь скажи, А-Сянь, как они тут с тобой обращались?

***

Остаток дня Вэй Усянь провёл со своей семьёй — той самой, которую и не надеялся когда-либо увидеть. Ему особо нечего было рассказывать, с учётом того, что он проснулся меньше суток назад и до сих пор не знал, как и когда должен сказать им правду о своём состоянии — и должен ли говорить вообще. Но у семьи скопилось целых три года новостей. Госпожа Юй якобы вызвалась остаться и присмотреть за малышом Цзинь Лином, но Вэй Усянь подозревал, что она пошла на это, чтобы воссоединение с оставшейся частью семьи прошло мирно, без сквозящего напряжения. Неважно, было это правдой или нет, — Вэй Усянь был ей за это благодарен. Ему рассказали, что дом продали вскоре после аварии, чтобы переехать поближе к больнице. Цзян Фэнмянь, кажется, чувствовал себя виноватым, хотя Вэй Усянь убеждал его, что всё понимает. Он не мог объяснить, что не слишком скучает по дому, который видел буквально вчера и в который однозначно планирует вернуться. Когда время посещений закончилось, Вэй Усянь с трудом выпроводил их домой, хоть и был уверен, что ради него Вэнь Цин, возможно, сделала бы исключение из правил. — Я буду здесь и завтра тоже, — пообещал он. — И в любом случае просто просплю от заката до рассвета. Вы не поверите, как утомительно изображать Cпящую Красавицу. Цзян Фэнмянь крепко сжал его плечо в утешение, а Цзян Яньли пообещала в следующий раз обязательно привести Цзинь Лина. Цзян Чэн, на удивление, задержался на пороге, нерешительно оглядываясь назад. Вэй Усянь приподнял бровь. — Что? Цзян Чэн, нахмурившись, отвёл взгляд. — Ничего. Вэй Усянь на это не купился, но чувствовал себя слишком уставшим, чтобы что-то ещё выяснять. Пользуясь странным настроением Цзян Чэна, он спросил: — Можно мне одолжить на ночь твой ноутбук? Цзян Чэн тут же с подозрением посмотрел на него, сжав висящую на плече сумку. — Зачем? Ты вроде как спать собирался. — Да, да, — согласился Вэй Усянь. — Просто… я выпал из жизни на три года. Хочется как-то наверстать упущенное. Цзян Чэн на секунду задумался, и Вэй Усянь состроил самое невинное выражение лица из всех возможных. Тот вздохнул, снял с плеча сумку и достал ноутбук. — Не сломай, — предупредил он. — И в мыслях не было, — ответил Вэй Усянь. Цзян Чэн, кажется, снова задумался, но в итоге лишь покачал головой и ушёл. Вэй Усянь смотрел ему вслед с любопытством, раздумывая, стоит ли начинать беспокоиться. Может, Цзян Чэн просто пытался уложить в голове его чудесное пробуждение. Во всяком случае, он на это надеялся. Убедившись, что никто из семьи не собирается возвращаться, он открыл ноутбук, подключился к больничному вайфаю и залез в интернет. Чувствуя, как сердце бьётся в горле, он забил в поиск: Лань Ванцзи. В соцсетях не нашлось ни одного профиля с этим именем, но он не слишком-то рассчитывал на успех. Зато наткнулся на страницу со списком сотрудников местного университета. Лань Ванцзи значился там доцентом кафедры истории. Его прекрасное лицо без тени улыбки смотрело на Вэй Усяня с сопровождающей фотографии. Несколько секунд Вэй Усянь просто сидел и пялился на неё. Он не сомневался, что был призраком всё это время, но возвращение к жизни и реальность ощущений лишили его уверенности в собственной памяти, ужасной даже в лучшие времена. Но прямое доказательство ослабило сжимавшие грудь путы и ноющую боль в сердце. Теперь он точно знал, что не выдумал Лань Ванцзи. В профиле был указан адрес электронной почты, по которому можно было связаться по рабочим вопросам. Какое-то время Вэй Усянь обдумывал этот вариант, но в итоге не сумел протянуть руку столь безличным способом. После всего случившегося это казалось неправильным. Он решил поискать Лань Сичэня и попал в яблочко — нашёл сразу несколько аккаунтов в социальных сетях. Он залогинился как Цзян Чэн, но, возможно, так было даже лучше: Вэй Усянь не был уверен, что сумеет вспомнить данные своей учётки. Спустя несколько попыток ему удалось написать вполне приличное по его мнению письмо, в котором он пояснил, что случилось, и указал номер телефона больницы. Он нажал «отправить» и, поскольку заняться больше было нечем, закрыл ноутбук и стал ждать. Сердце в груди гулко билось. Удивительно, но долго ждать не пришлось. Где-то минут через десять в дверь постучали. Подняв голову, Вэй Усянь увидел на пороге хмурую медсестру. — Вас тут к телефону, — сказала она. Вэй Усянь сглотнул и улыбнулся как можно очаровательнее. — Спасибо, — сказал он, протягивая руку. — Я скоро вернусь за телефоном, — предупредила она. — Вам вообще не положено по нему разговаривать. Что-то подобное Вэй Усянь и подозревал, но, видимо, Лань Сичэню не составило труда уговорить скучающую медсестру передать трубку пациенту. — Я быстро, честное слово. Она в последний раз взглянула на него с подозрением и ушла. Вэй Усянь набрал в грудь воздуха, поднёс телефон к уху и с надеждой спросил: — Лань Сичэнь? На секунду повисла тишина, а потом Лань Сичэнь заговорил: — Так это и правда ты. Вэй Усянь не сдержал нервного смешка. — Могу сказать то же самое! Понимаешь, когда я открыл глаза и выяснил, что вообще не умирал, то поневоле задумался, в чём я мог ошибиться ещё. Лань Сичэнь снова затих, в этот раз надолго, и Вэй Усянь всерьёз забеспокоился. — Полагаю, мне не нужно говорить, что Ванцзи было без тебя не очень хорошо. Сердце сжалось. — Я проснулся только сегодня утром, — сказал Вэй Усянь. — Поверь, я попытался связаться как можно скорее. Если бы доктора меня отпустили, я бы выскочил за дверь и уже был на полпути к дому. В какой-то момент он был уверен, что Лань Сичэнь ему не поверит. Вэй Усянь знал, что тот костьми ляжет за Лань Ванцзи. Лань Сичэнь ни разу не выказывал неприязни, но всегда был настороже, и винить его здесь было не в чем. Всё-таки Вэй Усянь и сам был братом и понимал, каково это. Как-то раз он съездил Цзинь Цзысюаню в челюсть за то, что тот назвал его сестру «серой и невзрачной» — так что не ему было судить. — Сегодня Ванцзи в первый раз в жизни не пришёл на работу, — заговорил Лань Сичэнь. — Это не он мне сказал. Его начальник позвонил мне, когда Ванцзи не появился на занятиях. Вэй Усянь зажмурился. — Я просто хочу снова его увидеть, — ответил он. — Я не знал, как с ним связаться. Можешь дать мне его номер? Пожалуйста, я в полном отчаянии. Меня пока не выпустят из больницы. — Нет. Сердце Вэй Усяня оборвалось, но Лань Сичэнь продолжил: — Если ему позвонишь ты, боюсь, он может тебе не поверить. Я сам позвоню. Вэй Усянь не совсем этого хотел, но сейчас был согласен на всё, не смея продавливать любезность Лань Сичэня ещё больше: то, что он вообще согласился помочь — уже огромная услуга и куда большее доверие, чем Вэй Усянь заслуживал. — Ага. Да. Конечно. Ты знаешь, где я и как со мной связаться. — Думаю, вскоре вы пообщаетесь. — Спасибо, — с жаром отозвался Вэй Усянь. — Не за что. В дверь постучали — это вернулась медсестра. Она выжидающе хмурилась. — Слушай, мне надо идти. Я не должен занимать телефон. Врач убьёт меня, если узнает. — Да, медсестра не слишком горела желанием пускать тебя к телефону, — с ноткой веселья в голосе ответил Лань Сичэнь. — Поговорим чуть позже, — сказал Вэй Усянь, поморщившись, когда медсестра многозначительно постучала по наручным часам. — Поговорим, — согласился Лань Сичэнь. — И ещё, Вэй Усянь… — Да? — Я очень рад, что ты жив.

***

Хоть Вэй Усянь и говорил, что собирается проспать от заката до рассвета по большей части ради того, чтобы заставить семью уйти — он честно выполнил своё обещание. Когда на следующее утро в его комнату зашла Вэнь Цин, он чувствовал себя почти что бодрым. — Ну, — сказала она, проверяя оставленные дежурным врачом записи на прикроватном стенде, — выглядишь довольным. Вэй Усянь ослепительно улыбнулся ей. — Я уснул, потом проснулся и выяснил, что всё ещё жив. С чего мне грустить? Она фыркнула и проверила торчащую в его руке капельницу. — Если ты опять впадёшь в кому в мою смену, я буду в ярости, — ответила она. — Анализы чистые, как и всегда. С медицинской точки зрения ты загадочным образом очнулся от своего не менее загадочного сна без каких-либо видимых причин. — Да, похоже на меня, — согласился Вэй Усянь, и Вэнь Цин, наконец, улыбнулась ему в ответ. Она закончила возиться с капельницей и сказала: — Думаю, сегодня можно будет её убрать. — Это мне что, дадут нормальной еды? — разволновался Вэй Усянь. — Это значит, что тебе дадут что-нибудь лёгкое, чтобы не перегружать желудок, — ответила она. Звучало так себе, но Вэй Усянь был согласен на всё, лишь бы из него повытаскивали последние иголки. — Никогда не думал, что буду мечтать о больничной еде, — задумчиво произнёс он. Вэнь Цин почти что ласково покачала головой. — Твой брат пришёл, — сказала она. — Мне его впустить? Вэй Усянь удивлённо моргнул. — Мне казалось, посещения раньше девяти запрещены? — Так и есть. Но, похоже, твой брат считает, что правила к нему не применимы. — Это всё моё влияние, — заявил Вэй Усянь. — Я хороший старший брат. — Не сомневаюсь, — сухо ответила Вэнь Цин и вышла из комнаты. Спустя секунду дверь снова открылась, и показался Цзян Чэн. По мнению Вэй Усяня, он выглядел уставшим для человека, не прикованного к больничной койке. — Цзян Чэн, — улыбнулся Вэй Усянь, указывая на ближайший стул. — Совсем не можешь без меня, я смотрю. Цзян Чэн закатил глаза, но на стул сел. — Если хочешь, я могу уйти. — Да ладно тебе, — сказал Вэй Усянь. — Любой твоей компании порадуется. Он ожидал, что Цзян Чэн начнёт спорить, привычно бросаться возражениями, но тот молчал. Даже не смотрел на Вэй Усяня, уставившись на смятое одеяло. Под его глазами залегли синяки, которые нельзя было объяснить только лишь одной бессонной ночью. Сердце Вэй Усяня сжалось. Прошло три года. Он и понятия не имел, как за всё это время изменилась жизнь брата. Может, сидящий рядом с ним человек стал ему чужим? Их даже не связывали кровные узы. Может, между ними остались лишь обязательства. Эта мысль оказалась мрачной и невыносимой, так что Вэй Усянь прочистил горло и сказал: — Хочешь поиграть в рыбу? Одна из медсестёр оставила мне карты. Я пытался разложить пасьянс, но, походу, одного туза не хватает. Цзян Чэн зашевелился, бросил на него быстрый взгляд и фыркнул. — Ты даже не умеешь его раскладывать. Вэй Усянь выкопал карты из-под подушки и потряс колодой. — Вот поэтому ты просто обязан со мной поиграть! Давай, прям как в детстве. Обещаю, жульничать не буду. Цзян Чэн вздохнул. — Ладно. Выяснилось, что не хватало больше, чем одной карты, но Вэй Усянь посчитал, что это лишь добавило игре очарования. В детстве Цзян Чэн был чемпионом игры в рыбу, но сегодня отвлекался, передавал карты без нытья и медлил перед каждым вопросом. Словно собирался спросить что-то совсем другое, но в последнюю секунду сдавал назад. Вэй Усянь играл, никак это не комментируя, но в конце концов любопытство и беспокойство победили инстинкт самосохранения. Когда Цзян Чэн не сумел попросить у него двойку, явно торчащую с угла, Вэй Усянь отложил карты. — Итак, — сказал он, — будем разговаривать? Плечи Цзян Чэна напряглись. — О чём? — О том, почему всякий раз, как мы остаёмся в комнате вдвоём, ты выглядишь так, будто хочешь выпрыгнуть в ближайшее окно, — прямо ответил Вэй Усянь, и Цзян Чэн заметно вздрогнул. — Если ты не хочешь здесь находиться… — Не глупи, — огрызнулся Цзян Чэн, перебивая. В груди Вэй Усяня расцвело облегчение. — Тогда в чём дело? Я что-то сделал? Я что-то не сделал? Секунду Цзян Чэн явно колебался, а потом хлопнул картами по тумбочке так громко, что Вэй Усянь дёрнулся, и с нажимом спросил: — Как ты можешь так спокойно к этому относиться? — Относиться к чему? — озадаченно уточнил Вэй Усянь. — Что значит «к чему»? Ко мне! К вот этому! Ко всему! — Цзян Чэн ткнул в себя, в Вэй Усяня, лежащего на кровати, и обвёл рукой комнату. — Ты что, не злишься? Разозлись на меня! Наори! Не нужна мне твоя жалость, Вэй Усянь, понятно? Вэй Усянь пялился на него пару секунд, потрясённый такой страстной речью, а потом его накрыло осознанием. Неуверенно он спросил: — Цзян Чэн, ты говоришь об аварии? — А о чём ещё я могу говорить? — рявкнул тот. Вэй Усянь открыл рот, чуть-чуть подумал, закрыл его и покачал головой. — Цзян Чэн, я тебя за это не виню. — Это я был за рулем, — сказал он. — Я… как раз перед тем, как... Мы ругались. Я сказал… ты знаешь, что я сказал. Я не смотрел на дорогу. Чем дольше Вэй Усянь бодрствовал, тем больше вспоминал об аварии. Теперь бы он не забыл её, даже если бы захотел. Он помнил мигающий светофор, красные и зелёные отсветы на коже Цзян Чэна. Помнил его яростный взгляд, его колкие, намеренно ранящие слова и руки, крепко сжимавшие руль. Помнил, как открыл рот, чтобы ответить, когда им загорелся зелёный, и машина тронулась — и помнил гудок, с которым в них врезался грузовик. — Цзян Чэн, — ответил он так мягко, как только мог. — Грузовик нёсся на красный. Ты не виноват в аварии. Я точно знаю, я там был. — Если бы я был внимательнее, то заметил бы его вовремя, — возразил Цзян Чэн. — Если бы не был пиздец как занят криками на тебя. — Может и так, — перебил его Вэй Усянь. — А может, нет. Может, если бы ты нажал на тормоз раньше, то мы оба оказались бы в коме. — Он пожал плечами. — Мы никогда об этом не узнаем. Как бы то ни было, я не жалею. Я рад, что всё случилось, как случилось. — Не говори так, — со злостью произнёс Цзян Чэн, сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки. — Вообще никогда так не говори. Вэй Усянь смотрел на него, на то, как жалко опустились его плечи, и безмерно расстраивался. Он не знал, как объяснить, что говорит правду. Что сожалеет о боли, которую пришлось перенести его семье, пока он валялся на больничной койке, но эти три года не прошли впустую. Его брат жив, с семьёй всё хорошо, а он сам встретил и полюбил самого великолепного человека в своей жизни. Ему бы хотелось объясниться. Рассказать семье всё. Хотелось, чтобы Цзян Чэн понял, что они оба достаточно пострадали, и нет смысла и дальше тащить на своих плечах бремя вины. Вэй Усянь осторожно протянул руку и накрыл ладонью кулак брата. — Цзян Чэн, — сказал он, — мне надо тебе кое-что рассказать. Это прозвучит как полная дикость, но я совершенно серьёзен. Цзян Чэн поднял на него хмурый взгляд. Его глаза чуть-чуть покраснели. Вэй Усянь заподозрил, что брат изо всех сил старается не заплакать. — Что? — с подозрением спросил он. — Я, — ответил Вэй Усянь, — провёл эти три года призраком. Повисла почти что комическая тишина. Цзян Чэн был настолько явно обескуражен, что с его лица испарилась большая часть злости. — Чего? — тупо переспросил он. И добавил: — Вэй Усянь, это не время для твоих шуточек. Вот серьёзно? Вот сейчас? Вэй Усянь поднял руки и пожал плечами. — Это правда, клянусь! Я три года проторчал в нашем старом доме, думая, что я мёртв. К слову, ты знаешь, что забыл коробку с моими вещами в подвале, когда вы переехали? Мне обидно! Если я всё время терял вещи, это не значит, что вы не должны были их поискать! Цзян Чэн уставился на него. — Вэй Усянь, ты не был призраком. Ты лежал в коме. — Нет, — упрямо возразил Вэй Усянь. — Я был призраком. Просто случайно оказался жив. — Если ты считаешь, что мне от этих бредней полегчает, то прекрати. Это не помогает. Бред какой-то. — Я могу доказать, — продолжил Вэй Усянь. — На самом деле, надеюсь, что уже очень скоро тебе докажу. Я дружу с нынешним владельцем дома и связался с ним вчера вечером. Точнее, с его братом, но это длинная история. — Ты не можешь дружить с владельцем нашего старого дома, — раздражённо ответил Цзян Чэн. — Ты три года спал. Вэй Усянь радостно улыбнулся. — Вот поэтому я могу доказать, что был призраком! Цзян Чэн покачал головой со сложным выражением лица. — Вэй Усянь, — сказал он, поднимая голову, но поймал его пристальный взгляд и, кажется, передумал продолжать. Он вздохнул, щипнул себя за переносицу и поднялся. — Забудь. Пойду за кофе схожу. Вэй Усянь лучше всех знал, что лучше на него сейчас не давить. Ему не надо было, чтобы Цзян Чэн сразу же ему поверил. Он ещё поверит, и тогда главное, чтобы он понял, что Вэй Усянь говорил ему правду. — Если и мне принесёшь, то я отдам тебе своего первенца, — сказал Вэй Усянь. — Нет, — отрезал Цзян Чэн. — Я и так нянчусь с племянником, зачем мне ещё один? Он ушёл, и Вэй Усянь проводил его спину взглядом. Почти осязаемое напряжение, которое Цзян Чэн принёс с собой, казалось, несколько ослабло — что можно было посчитать успехом. Цзян Чэн был упрямым, но он в себя придёт, как и всегда. Во многом поэтому они были таким славным тандемом. Вэй Усянь собрал карты, перемешал их и попытался выяснить, помнит ли ещё свои карточные фокусы. Пальцы стали не такими ловкими, как раньше, но он надеялся, что время всё исправит. Время и воссоединение с флейтой. Когда в дверь постучали, Вэй Усянь пытался тасовать карты пролистыванием с переменным успехом. Улыбаясь, он поднял голову. — А ты быстро ве… Там стоял не Цзян Чэн. Карты выпали из рук и рассыпались по кровати. Вэй Усянь сидел, хватая ртом воздух. На пороге стоял Лань Ванцзи. Бледный и измученный, но это был он. — Лань Чжань, — тихо пробормотал Вэй Усянь, — я… Я ждал, что ты позвонишь. — Мы решили, что лучше будет приехать, — Лань Сичэнь вышел из-за его плеча и улыбнулся. — Рад, что с тобой всё хорошо. Вэй Усянь слабо кивнул, но не сумел ответить. Он не сводил глаз с Лань Ванцзи, который смотрел на него так, будто ждал, что Вэй Усянь в любой момент растворится в дымке и тумане, так же легко, как и в ту ночь, когда он исчез. — Лань Чжань, — повторил Вэй Усянь. Голос дрожал. Похоже, в этот раз сработало. Лань Ванцзи пошевелился, осторожно шагнул вперёд, и ещё раз, и ещё — пока не оказался возле его кровати, так близко, что мог коснуться руки. Он нечитаемо смотрел на Вэй Усяня, широко распахнув глаза. — Вэй Ин, — сказал он, и от звука его голоса, такого глубокого и знакомого, Вэй Усяня пробрала дрожь. — Я, — согласился он слегка невпопад, но ему было всё равно. Лань Ванцзи здесь, они оба живы — мать вашу, он столько раз думал об этом, мечтал, считая, что этим мечтам не суждено сбыться. А теперь он даже мог до него дотронуться. Как только эта мысль пришла ему в голову, от неё уже было не отмахнуться. Вэй Усянь так долго, так безумно хотел дотронуться до него, что уже и не помнил себя без этого желания. Он поднялся на колени и обнял Лань Ванцзи за талию раньше, чем успел всё обдумать — раньше, чем вспомнил, что Лань Ванцзи не любит, когда его трогают, что ему самому лучше не двигаться слишком резко, и что они, вообще-то, в грёбаной больнице. Ему было плевать. Всё остальное отошло в лучшем случае на второй план. Лань Ванцзи был здесь. Где-то на заднем плане Лань Сичэнь сказал: «Я, пожалуй, схожу за кофе или за чем-нибудь ещё», но Вэй Усянь едва его слышал. — Лань Чжань, — повторил он, вжимаясь лицом в грудь Лань Ванцзи. — Боги, ты такой настоящий. Лань Ванцзи одеревенел, но только на секунду. Затем осторожно обхватил Вэй Усяня руками за плечи, слегка наклонился, занавесив их обоих волосами, и уткнулся подбородком ему в макушку. Прямо в куда более грязные, взлохмаченные и намного менее впечатляющие волосы Вэй Усяня. — Вэй Ин, — тихо сказал он. Вэй Усянь счастливо рассмеялся, даже не пытаясь сдержаться. Нелепость какая. Если они и дальше продолжат просто звать друг друга по именам, это и впрямь будет жалкое зрелище. Он не находил в себе сил разжать руки и лишь стиснул Лань Ванцзи крепче. — Мне очень жаль, — сказал он. — Знаю, ты наверняка безумно волновался. Я не хотел уходить, честно. Лань Ванцзи отстранился. Вэй Усянь неохотно выпустил его, но тот отодвинулся совсем немного — только чтобы обхватить его лицо тёплыми руками. — Я знаю, — ответил он. — Но я рад, потому что теперь я могу держать тебя вот так. Вэй Усянь просиял, полностью растаяв от захлестывающих чувств. Лань Ванцзи был бледным и уставшим, но он улыбался, всё так же красиво и искренне. Вэй Усянь не удержался и спросил: — Так вот чего ты хотел, Лань Чжань? «Держать» меня? — Да, — прямо ответил Лань Ванцзи, почти лишив его дара речи. — Только если ты тоже этого хочешь. Вэй Усянь прижал его руку к своей щеке крепче. — О, боги, Лань Чжань. Конечно. Ты же знаешь. Твой брат говорил, что деликатность — не моё. Под конец я позорился по полной, даже я это понимаю. — Ты не позорился. — Это очень мило с твоей стороны, Лань Чжань, но по ночам я смотрел, как ты спишь, так что, полагаю, мы оба понимаем, что мое поведение было реально сомнительным, — сказал Вэй Усянь, а потом, прежде, чем истаяла решимость, подтянулся повыше. — Эй, Лань Чжань, поцелуй меня?.. Лань Ванцзи смотрел на него, и Вэй Усянь улыбнулся ему самой очаровательной из всех своих улыбок, хотя все мысли возбуждённо перемешались. Лань Ванцзи медленно наклонился, и когда их губы соприкоснулись — это стало одновременно и самым внезапным, и самым логичным, что только могло произойти после всех этих месяцев, когда они сначала свалились друг другу на голову, а потом эти головы потеряли. Наверное, как-то стыдно признаваться, что в свои двадцать три Вэй Усянь так никого и не целовал, но в эту минуту он подумал, что, возможно, так было суждено. Все эти годы он ждал именно этого момента. Где-то позади раздался скрип открывшейся двери. — Что, — выдал Цзян Чэн, уронив кофе, — за хрень? — А, — отрывисто заметил Лань Сичэнь, — кажется, мы вернулись слишком рано. Вэй Усянь отстранился и высунулся из-за Лань Ванцзи. Брат стоял на пороге рядом с Лань Сичэнем и выглядел так, словно вошёл прямиком в обитель самого разнузданного разврата. Казалось, он был шокирован так же сильно, как и вчера, когда Вэй Усянь очнулся от трёхлетней комы и увидел его возле кровати. — Цзян Чэн! — радостно воскликнул он, хватая Лань Ванцзи за руку. — Вот тот парень, о котором я тебе говорил. Ну, владелец нашего старого дома. Цзян Чэн открыл рот, но, видимо, не смог подобрать слов и снова его закрыл. Вэй Усянь почти почувствовал себя виноватым. — Ты ему рассказал? — удивился Лань Сичэнь. — Ну, не в секрете же держать. Как бы я тогда объяснил Лань Чжаня? — вполне разумно подметил Вэй Усянь. Лань Сичэнь перевёл взгляд с ошарашенного лица Цзян Чэна на Вэй Усяня, продолжавшего демонстративно держать Лань Ванцзи за руку и прижиматься к его груди. — А ты сказал ему о… о том, что характер ваших отношений поменялся? — Пока нет, это совсем недавно произошло, — ответил Вэй Усянь. — Вэй Усянь, прошу тебя, не ври мне. У меня есть глаза, и последние несколько месяцев я с вами ужинал. Вэй Усянь неловко улыбнулся. Лань Ванцзи же знакомым, полным боли тоном сказал: — Брат. — Мать твою, — выдохнул Цзян Чэн, не замечая кофейной лужи под ногами. — Ты и правда был призраком.

***

Восстанавливался он медленно. Вэй Усянь надеялся, хоть и тщетно, что раз какая-то сверхъестественная хрень сумела превратить его в призрака, в то время как он технически был жив, может, эта же хрень сократит время реабилитации после трех лет в кровати? Но нет: не сократила. Семья Вэй Усяня, всё ещё пребывавшая в восторге от его возвращения, казалось, совсем этому не удивилась. «То, что ты вообще жив, уже неожиданно. Не наглей», — сказала ему госпожа Юй. Пожалуй, это была одна из самых приятных вещей, которые она вообще когда-либо ему говорила. Может, дело было в том, что в тот момент она держала на руках Цзинь Лина. Госпожа Юй стала куда лучшей бабушкой, чем мамой, и Вэй Усянь сказал бы, что удивлён этому, но, подумав, решил, что это будет враньём. Лань Ванцзи не отходил от него ни на шаг. Он взял долговременный отпуск в университете, и пусть Вэй Усянь твердил ему, что это совершенно не обязательно, он лишь спокойно напоминал, что часть работы в любом случае может выполнять удалённо. Когда Вэй Усянь попытался заручиться поддержкой Лань Сичэня в качестве гласа разума, тот ответил: — Пускай. Он всё равно ни разу не брал отпуск за всё время преподавания. Вам обоим на пользу пойдёт. Вэй Усянь слегка волновался, нормально ли семья воспримет их отношения, но, как оказалось, зря. — Очевидно же, что он в тебе души не чает, А-Сянь, — радостно сказала ему Яньли. — Ты был бы совершенным дураком, если бы не ответил на такую привязанность. К тому же, я рада, что из всего этого ужаса вышло что-то хорошее. Вэй Усянь с подозрением посмотрел на неё, но миску с супом из рук забрал. Суп диета не подразумевала, но к Цзян Яньли у Вэнь Цин была слабость, и она часто разрешала ей протаскивать домашний суп из корня лотоса с условием, что с ней поделятся. — А что насчёт всей этой истории про призрака? Тебе… не страшно? — А чего бояться? — спокойно спросила Яньли. Малыш Цзинь Лин на её коленях жевал леденец, которым его угостил Вэнь Нин, медбрат, ответственный за реабилитацию. — Лань Ванцзи сказал, что ты был совсем не страшным призраком. — А мог бы быть. Она улыбнулась и покачала головой. — А-Сянь, меня тебе не напугать, — сказала она, поднявшись, чтобы пересадить Цзинь Лина на кровать. — Отнесу Вэням их супчик. Присмотри за А-Лином. — Конечно, — отозвался Вэй Усянь. — Я ведь его любимый дядя. Он обожает сидеть со мной. Цзинь Лин даже не оторвал глаз от игры на телефоне Яньли. Вэй Усянь думал, что не слишком умно давать двухлетке телефон, но полагал, что если с ним что-нибудь случится, Цзинь Цзысюаню хватит денег на новый. Он уже наполовину доел суп, наслаждаясь тихим обществом племянника, когда дверь открылась и на пороге показался Лань Ванцзи. Он посмотрел на сидящих рядышком Вэй Усяня и Цзинь Лина и приподнял бровь. Улыбаясь, Вэй Усянь воскликнул: — Лань Чжань! Ты как раз вовремя! Теперь тебе не избежать встречи с А-Лином. — Я и не пытался, — ответил Лань Ванцзи, хотя осторожность, с которой он уселся на свободный стул, лучше всяких слов говорила о том, что пусть он и не пытался избежать встречи, но определённо её не искал. Вэй Усянь засмеялся, отставив миску в сторону. — Это всего лишь ребёнок, Лань Чжань. Он ничего плохого тебе не сделает. Судя по взгляду Лань Ванцзи, подначка его не впечатлила. Ну, ничего страшного, останавливаться Вэй Усянь не собирался. Он повернулся, подхватил Цзинь Лина и плюхнул его Лань Ванцзи на колени. Малыш оказался тяжелее, чем ожидалось, и Вэй Усянь про себя восхитился сестрой, которая таскала эту маленькую живую гирю так лихо, словно сын ничего не весил. Паника, отразившаяся на лице Лань Ванцзи, была бесценна. Он тут же поднял руки, словно боялся, что Цзинь Лин свалится, но замер, опасаясь до него дотронуться. — Вот, — сказал Вэй Усянь, потянувшись вперёд и пересадив Цзинь Лина поудобнее, чтобы тот точно никуда не съехал. Цзинь Лин, увлеченный игрой, совершенно не возражал. Вэй Усянь откинулся на подушку и улыбнулся, глядя на это зрелище. — Видишь, не так уж и сложно. — Вэй Ин, — со смутным страданием в голосе отозвался Лань Ванцзи, но осторожно придержал ребёнка. Это было настолько мило, что Вэй Усянь едва сдерживался. — Что думаешь, Лань Чжань? Стоит нам своего заводить? — Вэй Ин. Кончики ушей Лань Ванцзи восхитительно покраснели, прямо как Вэй Усянь любил. Он рассмеялся. — Все нормально, мы всё равно не сможем этого сделать, пока ты не поступишь, как честный человек. Я не хочу разочаровывать сестру. Раз она сначала вышла замуж, а потом завела детей, значит, и мы так поступим. Несмотря на красные уши, лицо Лань Ванцзи осталось невозмутимым. — Твоему брату не понравится, если я «поступлю с тобой, как честный человек», пока ты лежишь в больнице. — Не думаю, что Цзян Чэну это в принципе понравится, — ответил Вэй Усянь. — Но, полагаю, можно и подождать. Торопиться некуда. Как он и предсказывал, выражение лица Лань Ванцзи мгновенно смягчилось. Одного напоминания, что они вместе — взаправду и навсегда — хватало, чтобы тот растаял. Это было очень приятно, но Вэй Усянь не чувствовал превосходства, потому что и сам от этих мыслей растекался счастливой лужицей. — Да, — сказал Лань Ванцзи. — Можно и подождать. — Но, — добавил Вэй Усянь, — это обязательно случится. — Вэй Ин, — вздохнул Лань Ванцзи. Почти что ответил «да». Вэй Усянь заулыбался, ни капли не раскаиваясь, и похлопал по кровати рядом с собой. — Иди сюда. Тут и на троих места хватит. Казалось, Лань Ванцзи засомневался, но послушно встал. Он передал Цзинь Лина обратно Вэй Усяню — малыша, кажется, совсем не волновало, что им перебрасываются, как горячей картошкой, — и очень осторожно уселся на край матраса. Вэй Усянь тут же пересадил племянника так, чтобы тот оказался на коленях у них обоих. Похоже, Цзинь Лину это понравилось: так было удобнее болтать ногами. — Видишь? Не так уж и плохо. — Я и не думал, что будет плохо, — ответил Лань Ванцзи. — Рядом с Вэй Ином везде хорошо. Вэй Усянь улыбнулся, ощутив прилив нежности. — Мы об этом говорили, — сказал он. — Предупреждения, Лань Чжань. Предупреждай меня заранее. — Конечно, — согласился Лань Ванцзи и со всей серьёзностью добавил: — Вэй Ин, я собираюсь тебя поцеловать. Так он и сделал, обняв Вэй Усяня за шею. Тяжесть его руки успокаивала, как ничто иное. Вэй Усянь пробормотал: — И люди ещё говорят, что у тебя нет чувства юмора. — Его нет. Прекращайте целоваться на глазах у моего племянника, и убери руки от моего брата, — раздался с порога голос Цзян Чэна. Вэй Усянь был уверен, что перед тем, как отстраниться на приличное расстояние, Лань Ванцзи помедлил из чистой вредности. Цзян Чэн вошёл в палату, нагруженный тремя стаканчиками с кофе. — Это нам? — спросил Вэй Усянь, улыбнувшись ему. — Сестра заставила, — сказал Цзян Чэн, расставляя стаканчики, и, обращаясь к Лань Ванцзи, добавил: — Не привыкай. Даже не моргнув, тот ответил: — Спасибо. Цзян Чэн хмуро плюхнулся на свободный стул. — Это не ради тебя. Он потянулся к Цзинь Лину, чтобы подхватить его на руки, но малыш увернулся. — Нет, — возмутился он, и Вэй Усянь, не сдержавшись, расхохотался и потрепал племянника по голове. — И ты туда же, А-Лин, — вздохнул Цзян Чэн. — Эта семья полна предателей. — Прости, — пожал плечами Вэй Усянь. — Полагаю, мы все здесь знаем, кто его любимый дядя. Цзян Чэн бросил на него убийственный взгляд, но тут как раз вернулась Цзян Яньли. Её лицо при виде сына, уютно устроившегося на коленях Вэй Усяня, и невозмутимого Лань Ванцзи было поистине бесценно. — О! — воскликнула она, прикрыв рот руками, словно могла растаять от умиления. — О, А-Сянь, вы такие милые! А-Чэн, сфотографируй. — А почему не ты? — с болью отозвался Цзян Чэн. — Мой телефон у А-Лина, — она шлёпнула его по плечу. — Быстро! Пока А-Лин не начал ёрзать! Цзян Чэн тяжко вздохнул, но послушно достал телефон. — Одно фото, — предупредил он. — Если выйдет ужасно, сами виноваты. Повторять не буду. — Да как ты можешь, Цзян Чэн. Лань Чжань не сможет выглядеть ужасно, даже если постарается. — Я тебя во сне придушу, — оповестил Цзян Чэн. — Давай, шевелись. Вэй Усянь подвинулся, закинув руку Лань Ванцзи на плечо, и тот прижался ближе, как и всегда. Глядя на них, Цзян Яньли лучезарно улыбалась, словно это было лучшее, что она видела в жизни. — Три, — начал Цзян Чэн, — два, один… В самую последнюю секунду перед щелчком камеры Вэй Усянь повернулся и чмокнул Лань Ванцзи в щёку. В ответ тот крепче сжал его бедро. — Кошмар, — сказал Цзян Чэн. — Прямо перед ребёнком. Вэй Усянь отстранился, хохоча так сильно, что голова закружилась. — Это просто поцелуй в щёку, Цзян Чэн! Не будь ханжой. Кто-то же должен научить А-Лина выражать привязанность. Хлопнула дверь, и раздался довольный голос Вэнь Цин: — Смотрю, я невовремя. Цзян Чэн вскочил на ноги. — Вовремя! Добрый день, доктор. — Добрый день, Цзян Чэн, — ответила она, делая вид, что не замечает, как тот залился краской. Вэй Усянь подумал, что, возможно, полное неумение скрывать свои чувства — их семейная черта. — Кошмар, — повторил он. — Прямо перед ребёнком! Цзян Чэн развернулся, сердито посмотрел на него и зашипел: — Вэй Усянь! Тот в ответ показал ему язык, но когда Цзян Яньли и Вэнь Цин повернулись к ним, оба уже изображали примерных мальчиков. — Не обращайте на меня внимания, — сказала Вэнь Цин. — Я пришла сказать спасибо за суп. — Что, не ради меня? Разве это не твоя работа? — поддразнил Вэй Усянь. Совершенно спокойно она ответила: — Можешь и дальше гнить. Вэй Усянь расхохотался и всё никак не мог остановиться. Он уткнулся Лань Ванцзи лицом в плечо, улыбаясь в дорогую ткань свитера. Вэнь Цин о чём-то говорила с его сестрой, а Цзян Чэн не особенно успешно уговаривал Цзинь Лина слезть с кровати. Лань Ванцзи запустил руку в волосы Вэй Усяня. — Вэй Ин? Вэй Усянь покачал головой. — Всё хорошо, — сказал он. — Честно. Лань Ванцзи промолчал, но осторожность, с которой он заправил выбившуюся прядь Вэй Усяню за ухо, сама по себе была вопросом. Раньше Вэй Усянь думал, что наловчился общаться на бессловесном языке Лань Ванцзи. Теперь, с учётом прикосновений, он был уверен, что освоил его почти в совершенстве. Он поднял голову и улыбнулся. — Всё правда хорошо. Просто… — Просто? — Я не умер, — сказал он. — Я не умер, Лань Чжань, и вокруг меня моя семья. Они все были его семьёй: его брат и сестра, его племянник, Лань Ванцзи и даже Вэнь Цин, которая терпеливо присматривала за ним три года, а потом занялась реабилитацией с настойчивостью, выходящей за рамки её обязанностей. И кажется, Лань Ванцзи понял всё это и без объяснений. Вэй Усянь хотел сказать: «Я правда не могу поверить, что я здесь». Хотел сказать: «Я правда не могу поверить, что всё это у меня есть». Лань Ванцзи улыбнулся, и Вэй Усянь тут же добавил эту улыбку в свою маленькую, но неуклонно растущую коллекцию. Лань Ванцзи наклонился и нежно поцеловал его в лоб, заставляя вздохнуть от удовольствия. Цзян Чэн застонал. — Я буквально только что попросил… Вэй Усянь закрыл глаза, чувствуя, как улыбается Лань Ванцзи.