***
Когда спустя несколько лет, истории о правителях древней Нарнии становятся одним из немногочисленных поводов, чтобы покинуть собственные покои, так незаметно превратившиеся для Каспиана в личную тюремную камеру, он почти готов поверить, что они действительно когда-то существовали и, возможно, даже чем-то правили. Правители дикой страны, дикого народа. Такой была Нарния до того, как ее***
Любимая своим народом королева Люси. Люси Отважная. Храбрая. Сильная. Добрая. Мудрая. Пленяющая, думает тринадцатилетний Каспиан, глядя на ветхий гобелен, украшающий стену одной из тельмарских сокровищниц, как трофей, напоминающий о великой победе его предков в суровой войне. Столетия прошли, как дни, и изображенные люди, древние короли и королевы Нарнии, сохраненные магией не иначе, смотрят на него, принца без трона, так, что ему хочется преклонить перед ними колено, столь они величественны. Столь она прекрасна. Серебряными нитями вышита корона в ее темных кудрях, не поблекших от течения времени; алыми вышита ее нежная улыбка и, Каспиан точно уверен, острый кинжал на поясе ее платья; но лучше всего, живее вышиты, одному лишь Богу известно, какими волшебными нитями, ее глаза. Ясные, как небо в погожий летний день, глубокие, как воды Восточного моря, светлые, как снега на склонах гор, как звезды-драгоценные камни. Каспиан смотрит на нее так долго, не в силах оторвать взгляд, что забывает, зачем они с учителем под покровом ночи пробрались в самую дальнюю из сокровищниц, и не вспоминает, пока громкий шепот не нарушает его мыслей: — Ваше высочество, — окликает его голос доктора Корнелиуса, единственного, кто все еще обращается к нему подобным образом. — Нам пора. Принц покорно кивает, вновь набрасывая на голову капюшон плаща, что должен скрыть его от любопытных взглядов стражи, если они вдруг столкнутся с ней в темноте коридоров спящего замка. Он не замечает, как учитель прячет какой-то сверток в глубокий карман своей мантии, останавливаясь в дверях, чтобы в последний раз взглянуть на старый гобелен. Колдовские, приходит к заключению Каспиан, с тихим скрипом закрывая за собой двери. У королевы Люси были колдовские глаза.***
Когда принц, сбежавший из собственного королевства, дует в рог — единственное, что дал ему в помощь его учитель и наставник, пытаясь спасти от смерти, Каспиан не думает ни о Королеве Люси, ни о Древней Нарнии, он пытается не умереть, но вместо спасения получает удар по голове и темное небытие забвения. С его пробуждением, мир внезапно приобретает новые краски, и он, словно оправившись от долгой болезни, впервые по-настоящему открывает глаза, убеждаясь, что все сказки, рассказанные доктором Корнелиусом за плотно закрытыми дверями учебной комнаты, так же реальны, как и звезды на небосклоне. Древняя Нарния смотрит на него, тельмаринца, с интересом и налетом враждебности, он же — с удивлением и неверием, но лишь вместе, кто бы мог подумать, они могут смотреть в будущее, теперь не только с опаской, но и с надеждой. Каспиан не просит их спеть, потому что они готовятся к войне и время совсем не подходящее для песен о юной королеве, но думает, что, если им удастся победить, одолеть его дядю-узурпатора, однажды он хотел бы их услышать. Песни о любви и тайнах, коих была полна Королева Люси. Люси, которой едва ли исполнилось десять, когда они встречаются в первый раз. Маленький ребенок, как и все они, короли и королевы древности, что пришли по волшебному зову рога. Это выбивает весь воздух из груди, будто кто-то хорошенько его ударил, хотя, стоит отдать должное, удар у короля Питера поставлен. Боже, короля Питера Великолепного, который вряд ли старше самого Каспиана! Не суди книгу по обложке, не раз повторял ему учитель, а он так и не смог запомнить этой простой истины, пока сам в этом не убедился. Это читалось у них в глазах. Мудрость прожитых лет, опыт и история целой эпохи. Нет, они были кем угодно, но не детьми. Король Питер был воином, истинным рыцарем, у которого за плечами сотни сражений и побед. Именем ясного северного неба, Великолепный — идеальная осанка и строгий взгляд, корона в его золотых кудрях блестела на солнце, хотя ее и не было. Был только меч с заветными словами и в глазах, светлых, как у сестры, то, что ему, Каспиану, было еще не понять — тяжкий груз ответственности за свой народ. Книги не врали, но и не могли передать, как покоряла королева Сьюзен юношеские сердца. Мягкой улыбкой и взглядом из-под длинных темных ресниц, словно одной из своих стрел пронзила она сердце Каспиана, но лишь тогда, когда она подарила ему прощальный, полный печали от расставания скорее с Нарнией, чем с ее королём, поцелуй, он понял, как жестока бывает судьба и как обманчиво то чувство, что люди зовут любовью. Король Эдмунд Справедливый предпочитал оставаться в тени своего старшего брата, готовый всегда его выручить и помочь советом. Этого Каспиан понять не мог, постоянно ощущая потребность соперничать с Питером в чем бы то ни было, словно внутри него было что-то, что заставляло его действовать наперекор Верховному королю. Эдмунд же был Верховному королю опорой, и Каспиан лишь спустя годы поймет — младший из королей никогда не был вторым, они всегда были наравне. Королева Люси и вправду была отважной, смелой, но еще и сострадающей. Ее детская внешность была обманчива, ее сердце хранило великую мудрость, о которой более взрослые брат с сестрой часто забывали, считая ее ребенком. Стоило лишь взглянуть ей в глаза, на что сам Каспиан решился лишь дважды во время их первого визита, сразу становилось понятно, какой острый ум за ними скрывается и какая доброта живет в ее душе. — Вам не стоит винить Питера за грубые слова, принц Каспиан, — она нашла его в одном из коридоров их подземной крепости возле изображения фавна в большом красном шарфе у одинокого фонарного столба. — Мой брат всегда был немного несдержан. — Ваше величество, — приветствовал юную королеву Каспиан, слегка склоняя голову в ее сторону. Это был их первый разговор. Несколько часов назад была закончена неудачная атака на замок Мираза, без счета жизней было потеряно. Он ждал, что она его осудит, а потому предпочитал не поднимать глаз от носков собственных сапог, что в тусклом свете факела были, впрочем, плохо видны. — Просто Люси, — отозвалась девочка, проводя рукой по высеченному в камне изображению. — Скоро войско вашего дяди будет здесь, и, боюсь, у нас нет времени на ссоры. — Ваш брат прав, я не достоин быть королем, вести этот народ, — начал было принц, но маленькая ладонь, коснувшаяся рукава его рубашки, прервала его. — И верховный король может ошибаться, — сказала Люси, взглянув на него своими голубыми, как небо над головой, что они не могли сейчас увидеть, глазами. — Никакая война не обходится без потерь, теперь лишь важно сократить новые. Ребенок не мог говорить такие вещи, это были слова королевы. Королевы, в которой все видели ребенка. — В последний день, — произнесла она после долгой паузы, — за мной последовали братья и сестра. Это я увела их тогда из Нарнии. Каспиан не спрашивал, не задавал вопроса, на который она с тяжелым вздохом ответила. — Он не бросал Нарнию, а ты не виновен в грехах своих предков, — подытожила она, кивая своим мыслям. — Так что вам стоит решить все ссоры, пока не стало поздно, Каспиан. Королева Люси удалялась в темноту коридора, следуя к залу с каменным столом, а принц Каспиан, будущий король Нарнии, стоял, смотря ей вслед, и все спрашивал себя, какие слова были в тех древних песнях, что смогли бы ее описать. Потому что он не находил ни одного. Не нашел и в тот день, когда они прощались. Питер вручил ему свой меч и всю Нарнию, одним взглядом прося «береги», Люси же — короткое «до свидания», словно они действительно могли бы встретиться, словно бы их возвращение могло произойти не через еще одну тысячу лет.***
Когда спустя несколько лет Каспиан в девушке, которую бросился спасать в море, узнает ту, что пленила его своим взглядом со старого гобелена, он не сможет поверить своим глазам. Она стоит рядом с братом в мокрой одежде и со спутанными от соленой воды волосами, но точно такая, как на единственном достоверном изображении, что он помнит, величественная. Королева Люси Отважная. В Нарнии спокойно уже пару лет, никаких конфликтов, кроме небольших стычек на рыночных площадях по праздникам и крупных сражений у Каспиана в голове, но если первые обычно заканчивались за кружкой вина в трактире, то вторые бессонными ночами в большой библиотеке замка. — А королеву ты себе отыскал? — спрашивает девушка, изящным жестом убирая выбившийся из прически локон за ухо. Каспиан думает, что великие короли и принцы древности, должно быть, были готовы мир положить к ее ногам. Он и себя почти записывает в их ряды, но взгляд стоящего рядом Эдмунда отрезвляет разум. — Никто не затмил твою сестру, — произносит, словно скороговорку. Красотой с королевой Сьюзен никому не сравниться, это чистая правда, но, возможно, дело совсем не в красоте? Может быть, дело в звонком смехе, рожденном удачной шуткой одного из матросов, ходьбе босиком по палубе его корабля и колыбельной Рипичипа, что напевает тихий девичий голос по ночам, когда маленькая Гейл не может уснуть, утомленная долгим морским путем, которым они следуют в поисках ее матери? Или, например, в том, что Люси уже не тот ребенок, каким была в их последнюю встречу: у нее веснушки, маленькие солнечные поцелуи, рассыпаны по худым плечам, а в глазах, что светлее света всех известных ему звезд, искры, от которых ему, Каспиану, не спится которую ночь. Он уверен, все эти мысли — наваждение, болезнь, что скоро пройдет. Что его не накрывает волной необъяснимой нежности, стоит ей улыбнуться, что сердце не пускается в пляс при звуках ее смеха над его историей о переговорах с великанами, что ему не хочется присоединиться, когда она танцует под песни матросов, уставших от долгого дня под палящим солнцем. Нет, не такие мысли должны быть в голове короля Нарнии. Король должен думать о том, как преодолеть шторм, где найти пресную воду, какие слова произнести, чтобы команда, измученная долгим плаваньем, воспряла духом, и, что самое главное, как спасти свой народ от зла, затаившегося на востоке. Это окатывает его с головы до пят, словно ведро холодной воды на голову вылили в морозный январский день. Люси же всегда улыбчива, говорит, что из шторма они выйдут через пару дней, рассказывает матросам истории о фавне по имени мистер Тумнус и бобрах, находит слабый родник, едва пробивающийся из сухой земли. Ей все удается легко, и Каспиан видит, как серебрит солнце ее волосы, развевающиеся на ветру, напоминая о тяжести короны, которой Люси всегда предпочитала цветы. — Ты снова не спишь, — застает его тихий голос на палубе. На темном небе незнакомые ему созвездия и луна, спрятавшаяся среди облаков. — Может, и тебе стоит петь колыбельную на ночь? — Ваше величество, — тихим шелестом слетает с его губ вместо приветствия. — Я уже просила не называть меня так, — улыбается девушка, опираясь рядом с ним на перила. На ней его рубашка и узкие штаны кого-то из матросов, — никто не мог предположить, что в долгом плавании может понадобиться платье, — она поправляет слишком длинные рукава, и он видит узкие запястья, на которых все еще виднеются следы ее плена у работорговцев, следы его промаха. Каспиан не успевает обдумать, что собирается сделать, когда ее руки оказываются в его ладонях, а большие пальцы аккуратно обводят ее синяки в безуспешной попытке стереть безобразные отметины. — Ты бы могла излечить их, — говорит он, не поднимая глаз от ее рук, что она позволяет ему держать, хотя никакой этикет не разрешил бы этого. — Каждая капля сока огнецвета может пригодиться нам в будущем, — отвечает она шепотом, словно боясь спугнуть мгновение или быть кем-то пойманной в ночи стоящей с ним так близко, что он чувствует ее дыхание на своей груди. — Или тебе, Каспиан. Люси не в первый раз называет его по имени, но именно сейчас оно звучит по-особенному в ее устах. Каспиан знает, этот звук будет преследовать его во снах еще очень долго, но вместо того, чтобы уйти, не давая себе совершить глупостей, он поднимает голову от их все еще соединенных рук и сталкивается с внимательным взглядом ее глаз, вмиг понимая, где теперь собраны все звезды, чьи имена ему были известны.***
Впереди их ждет туман, а в нем самое страшное из возможных чудовищ — их собственный страх. Люси улыбается солнечно, обещает победу в этом нелегком сражении. Каспиану хочется ей верить, и он улыбается в ответ. Королева Люси — отважная. Он не раз в этом убеждался, знал, что она храбрейший воин из тех, кого ему доводилось знать, но в тумане ждала неизвестность, а его сердцу было так неспокойно, когда он думал об опасности, которая ждет там Люси. Конечно же, Каспиан знал, что она ответит, но все же спросил: — Быть может, вам с Гейл будет безопаснее остаться на Раманду? — Остаться? — ее глаза взметнулись к его лицу, ища в его чертах подтверждение тому, что она ослышалась. — Гейл ни за что не останется, там ее мать. А я не останусь, потому что на этом корабле мой брат, — произносит она голосом, не терпящим возражений, глядя ему в глаза, — и мой король. — Я не такой король, как Питер и Эдмунд, — вдруг говорит он тише, чем можно было ожидать. Шумят море и птицы, проснувшиеся на рассвете, Люси приходится наклониться ближе, чтобы расслышать его слова. — Да, — соглашается она, и лучи рассветного солнца, путаясь в темных кудрях, каскадом спадающих на ее плечи, делают ее похожей на богиню, сошедшую к нему, грешному, с небес. — Но это не значит, что ты хуже или лучше них, просто другой. Она накрывает его широкую ладонь, крепко держащую рукоять меча, своей маленькой ладошкой, и шторм внутри него немного успокаивается. — Лилиандил не участвует в битве, — в последний раз пытается он, но в следующее же мгновение понимает свою ошибку. — Лилиандил звезда, а я королева Нарнии, Люси, именем Восточного моря, Отважная, потому мне и сражаться за свой народ, — твердо говорит она и отступает, беря в руки лук своей старшей сестры. — Ей рожать тебе принцев с глазами чернее ночи, мне защищать нарнийцев. У каждого своя роль, Каспиан, тебе ли этого не знать. Люси теряется в толпе матросов раньше, чем он успевает ее остановить, чем он успевает возразить ей. Люси храбро сражается, метко стреляя из лука в чудовище, рожденное бурным воображением, страхом перед морскими тварями, что скрываются на глубине. Люси бесстрашно бросается на помощь брату, а затем вместе со всеми тянет тросы, стирая ладони в кровь. Она укрывает собой маленькую Гейл от лап морского чудища, что норовит утащить девчушку в море. Люси — единственная, кого Каспиан хотел бы видеть матерью своих детей. И это то, что он ей так и не говорит. Они побеждают. Конечно же, они побеждают. Помогают нарнийцам подняться на борт того, что когда-то было «Покорителем зари». Эдмунд хлопает его по плечу и говорит, что восстановить корабль будет не так уж сложно. Юстас возвращается к ним в своем прежнем обличье. Они радуются и открывают уцелевшую бочку вина. Все снова хорошо. Добро победило. Только вот... Они плывут по волнам, что слаще меда, среди белых лилий туда, где, Каспиан знает, его королева навсегда его покинет. Юстас рассказывает, что боль бывает, милостью Аслана, хорошей, исцеляющей, и король Нарнии мысленно этому усмехается, глядя, как любовь всей его жизни любуется на дорогу из цветов, что приведет ее домой. В мир, где ему нет места. В мир, где она однажды будет счастлива. Без него. Аслан говорит медленно, как всегда немного растягивая гласные. Говорит, что пути древних королей и королев в Нарнии закончились, что Нарнии больше нечему их учить. И это первый раз, когда Каспиан его совсем не слушает. Люси плачет. Конечно же, Люси плачет. Из глаз цвета звезд, скатываясь по щекам, падают на влажный песок под ногами крупные капли слез, сверкая на солнце, словно хрусталь. Больше всего на свете Каспиан хочет, чтобы она засмеялась, как прежде, но она лишь обнимает льва и соленые капли теряются в его гриве. — Я знаю, чего хочет твое сердце, — говорит ему Аслан, когда они встречаются взглядами. Знаешь, думает Каспиан, да только оно не дракон, чтобы ты мог исцелить его своим рычанием. — Разумеется, — соглашается нарнийский король, возвращая свой взгляд королеве Люси, желая навсегда запомнить ее черты, когда она разворачивается, чтобы сделать шаг к порталу, что вернет ее в мир, где на стене маленькой комнатки будет красоваться картина с морским пейзажем. Без корабля. — Разумеется, — эхом повторяет лев, тоже собираясь уходить.