Начать заново

      Утро Леона Янга началось не совсем обычно. Да, из окна, как и всегда, лился блеклый поток света сквозь незашторенное окно, неприятно режущий глаза, в воздухе веяло свежестью и прохладой из раскрытой форточки, а квартиру же до сих пор обволакивала тихая дремота. Одежда, которую брюнет бросил на рядом стоящий стул вчера вечером, все также небрежно свисала с деревянной спинки. На небольшом столе возле окна творился привычный беспорядок из различных бумаг, ручек и еще какой-то мелочи, а шкаф еле слышно поскрипывал немного приоткрытой темной дверцей. И все вроде бы казалось таким обыденным и привычным, но чего-то, как подумал Леон, все же не хватало…       Кое-как разлепив один глаз, он тут же глянул на часы, которые висели прямо напротив: было всего восемь утра, хотя парень, как ни странно, никогда не просыпался в данное время. Это могло значить лишь одно из двух: либо Леон проспал, либо что-то посмело разбудить его в выходной день на пару часов раньше. И если в последнем случае было понятно, почему будильник не разбудил Леона (потому что тот и не заводился на выходные), то для подобной ситуации в будний день ему стоило напиться до беспамятства (чего вчера все же не произошло, хотя парень был к этому неимоверно близок). За телефоном тянуться не хотелось из-за приковывающей к кровати лени, а потому Леон просто попытался вспомнить, какой день недели красовался в календаре.       — Да ну не… — чуть нахмурился он и прикрыл глаз обратно.       Голова от одной только попытки подумать тут же отозвалась противной болью — парень страдальчески застонал, немного поморщившись. Торопиться он сегодня точно никуда не собирался, решив, что раз опоздал, то сегодня может проваляться и дома. В том же случае, если это был выходной (к чему он все же склонялся больше), то ни у кого до сих пор не появилось права отнимать законный отдых у Леона. Парень натянул на себя одеяло посильнее, почти зарываясь в него носом, как тут же подскочил на кровати, приняв положение сидя: послышался резкий и настойчивый стук во входную дверь, который еще никого не смог оставить равнодушным.       — Открой дверь.       Голос говорившего отчасти показался знакомым — вероятно, именно он и послужил будильником для Леона этим утром.       — Прямо сейчас, — не унимался незваный гость.       — И что же случится, если я не открою? — устало осведомился Янг, кинув этот вопрос куда-то в воздух, и лениво опустил ноги на холодный пол.       Волна мурашек тут же окатила парня с ног до головы, из-за чего тот даже поежился, зашипев что-то совсем невнятное себе под нос. Взглядом отыскав какие-то штаны, Леон неторопливо натянул их на себя, а затем, постоянно зевая и чуть ли не засыпая на ходу, направился к двери, которую до сих пор настойчиво штурмовали частыми ударами кулаков — от такого грохота он в очередной раз недовольно поморщился:       — Да-да, уже иду…       Но стоило парню только открыть дверь, как его и без того недовольное лицо озарилось тенью негодования: этого человека, который широко улыбнулся Леону, отметив его изрядно помятый внешний вид, хотелось сейчас видеть в самую последнюю очередь.       В дверном проёме стоял высокий мужчина лет тридцати. Он был широк в плечах, узок в бедрах, а каждое его движение отдавало грациозностью и большой уверенностью в себе. Длинными пальцами он поправлял черный жилет, плотно сидящий на его фигуре поверх белой рубашки с длинным рукавом; но стоило только засмотреться, как взгляд невольно скользил и дальше, на темные, обтягивающие его худые ноги джинсы, опоясанные кожаным ремнем, на черные лакированные туфли, с которыми тот никогда не расставался — рядом с ним невольно почувствуешь себя невзрачным, лохматым и неухоженным: он казался чем-то определенно нездешним, больше напоминая собой своеобразного эльфа из различных мифов, чем обычного человека.       Янгу же всегда бросались в глаза длинные светлые волосы его собеседника, которые тот собирал в аккуратный низкий хвост. Отдельные почти белые пряди тянулись со лба к подбородку, обрамляя узкое, слегка вытянутое бледное лицо. Немного вздёрнутый нос придавал образу мужчины ещё больше изящности, а тонкие розоватые губы всегда улыбались, из-за чего порой относиться серьезно к этому человеку просто не получалось.       Хотя, наверное, самым притягательным был именно добродушный взгляд миндалевидных глаз: они неторопливо переливались неоновым свечением от ярко-желтого до темно-фиолетового. От этого мужчина визуально становился еще интереснее.       — Доброе утро, Леон, — мелодично протянул он и сделал шаг в квартиру, когда хозяин, устало потирая глаза, шагнул назад, тут же приземлившись на рядом стоящий стул. — Как хорошо, что ты уже не спишь.       — Да под такой стук в дверь мало, кто продолжит спать, — ворчливо отозвался Леон.       Мужчина довольно хмыкнул и прикрыл за собой дверь.       — Если бы моей целью не было разбудить тебя и удостовериться в том, что ты не заснешь обратно, я бы позвонил тебе или же написал. А может, положил бы записку прямо на твой кухонный стол, куда ты точно посмотришь.       — Но тебе же было так важно, чтобы я с адского похмелья слушал тебя рано утром в субботу…       Леон искоса глянул на гостя, обиженно, разочарованно, но светловолосый «эльф», казалось, уже привык к такому, а потому лишь тихо вздохнул.       — Зато будет стимул не напиваться. Давай, приводи себя в порядок и пошли.       — Да, сейчас… — нехотя выдавил из себя Янг и лениво побрел в сторону ванной: от него же теперь не отстанут.       А как только Леон заметил в руках «эльфа» секундомер, который тот незамедлительно достал из кармана, удобно устраиваясь за кухонным столом, тут же заметался по квартире: рваными движениями стал у зеркала укладывать волосы, чистить зубы, несколько растерянно летать по комнате в поисках хорошо выглаженной одежды, носков, сумки с документами, почему-то напрочь позабыв, где все это находилось. Весь запыхавшийся, парень ворвался на кухню, опираясь на спинку рядом стоящего стула, когда вдруг запищала его кофемашина, а мужчина, легким движением руки убрав мешающие пряди с лица, нажал на кнопку стоп — цифры на экране его секундомера вдруг остановились.       — Молодец, сегодня даже быстрее, чем обычно!       — Отвянь, Мартин… — тяжело дыша, выдохнул Леон и потянулся за уже готовой чашкой кофе, а затем — в холодильник, за хлебом и колбасой, намереваясь хоть что-нибудь поесть этим утром.       Правда, это, как оказалось, вовсе не входило в планы того, кто и так уже испортил Леону начало дня даже просто своим присутствием — мужчина недоверчиво сощурил глаза, когда Янг взял в руки небольшой нож.       — А ты… — несколько удивленно провожая взглядом неоновых глаз каждое движение хозяина квартиры, протянул Мартин, — Не мог бы побыстрее? Нам через час нужно быть уже на месте.       — Да на каком еще месте? — не сдержался парень и поморщился, мельком посмотрев на настенные часы.       Хоть вопрос парня несколько удивил мужчину, тот лишь сильнее расплылся в хитрой улыбке.       — В тюрьме, Леон, в тюрьме, — все также улыбаясь, протянул «эльф»; а заметив некое замешательство в глазах собеседника, чуть слышно усмехнулся. — Ты же помнишь дело о серийном маньяке? — Леон кивнул, а на его лице стало читаться очевидное «да такое разве забудешь?». — Так теперь ты отвечаешь за его перевозку…       — Но я же его ловил! Почему опять я?       Янг даже на мгновение есть перестал от возмущения, хотя Мартин все равно продолжал пихать тому в рот несчастные бутерброды, которые парень с таким старанием нарезал.       — Потому что я так захотел.       — Но!..       — Вчерашнюю пьянку иди отрабатывай, — как всегда, тихо проговорил мужчина и встал из-за стола, таким образом, сигнализируя о том, что нужно уже выходить.       После этого у Леона и вовсе не осталось больше никаких вопросов по поводу сегодняшнего утра, работы и ближайших пары-тройки часов, проведенных в отличной компании крайне неадекватного, агрессивного и неуравновешенного психопата, который, безусловно, очень хорошо запомнил Леона с прошлого раза. Парень уже видел перед собой эти глаза со слегка расширенными зрачками, связанное худое, но тем не менее крепкое тело, пугающую улыбку, а в ушах звенел его голос, который говорил всего пару слов, заставляющих скривиться: «давно не виделись»…       Леона передернуло.       Ему просто очень повезло, как говорил тогда Мартин, иметь такую внешность, которая чем-то привлекала этого дурного маньяка — грубо говоря, Янга использовали в качестве наживки, которая потом с таким наслаждением скручивала преступника, а в последствии высказывала все накипевшее своему начальнику — тому самому светловолосому «эльфу». Мартин, казалось, и не был особо против, все с той же невозмутимой улыбкой выслушивая все матерные тирады в свой адрес, в адрес того психически нестабильного и всех тех, кто хоть как-то согласился содействовать случившемуся. Но несмотря на все происходившее, брюнет был ужасно рад, что отделался всего лишь парой царапин от ножа, а не тем, что в действительности обещал с ним сотворить ненасытный псих…       — Леон, долго ты еще? Мы же опоздаем.       — Да-да, иду.       Парень быстро кинул грязную посуду в мойку, подумав, что помыть ее сможет только вечером, и выскочил в коридор, а затем и в подъезд: Мартин уже ждал того в машине. Светловолосому явно было все равно на то, что автомобиль принадлежал вовсе не ему, а Леону, но тем не менее «эльф» уже гордо восседал на пассажирском сидении рядом с водительским местом, из открытого окна размахивая руками в разные стороны, чтобы подчиненный поторопился. Поэтому оставалось только молча повиноваться.       — Представляешь? Поднял меня в мой выходной и заставил следить за этим психом!       Дверь резко распахнулась, а в узком проёме возник недовольный силуэт парня, который незамедлительно закрыл ту за собой.       — И тебе доброе утро, Леон. Не тебя одного он сегодня разбудил без предупреждения, — пробурчала ему в ответ девушка, сладко потягиваясь за своим столом.       Парень поморщился.       Она сидела на мягком кресле возле небольшой панели управления, быстро перебирая пальцами по клавиатуре, встроенной в стол, и поочередно просматривая то один экран, зависший в воздухе, то другой. Темные волосы средней длины она по обыкновению собирала в высокий хвост, потому что это было проще и быстрее, а на плечи до сих пор было накинуто легкое пальто, что говорило о ее недавнем появлении на рабочем месте. Ноги, обутые в серые кроссовки, то и дело напряженно постукивали пятками по плитке пола, а сама же девушка что-то напевала себе под нос — когда она была занята, очень многое могла пропускать мимо ушей, потому что полностью погружалась в рабочий процесс, — Янга слушать сейчас она точно не собиралась.       Леон окинул помещение скучающим взглядом: возле девушки, сразу же за панелью управления, находилось стекло, отделяющее заключенных, которых сюда направляли прямиком из тюрьмы, от всех остальных; а по всему периметру находились какие-то полки, шкафы, различные стойки с книгами и еще несколько компьютеров для тех, кто пока не находился даже в здании. Весь интерьер небольшой комнаты был белым, даже какие-то незначительные детали отличались неестественной белизной, так режущей непривыкший ко всему этому глаз. Правда, самой страшной бедой Леон, как ни странно, считал именно лампы, встроенные прямо в потолок: каждая из них светила настолько ярко, что, казалось, можно было ослепнуть — иначе говоря, было светло, как в операционной. Янгу хотелось кричать.       Находиться в этом странном здании, расположенном где-то на отшибе, на стыке технологий и Угольных трущоб, для брюнета всегда было отдельным испытанием — здесь отчего-то всегда было некомфортно. С одной стороны каждый день слышались болезненные стоны, мольба о помощи, а в темноте ночи и без того черной местности удавалось увидеть неких существ, своим внешним видом уже отдаленно напоминающих людей; ну, а с другой же стороны всегда играла заводная музыка, доносившаяся до постройки лишь ритмичными басами, когда по оживленной трассе проезжали чистые автомобили… Почему же серое, местами обшарпанное здание, в некоторых углах залитое ещё свежими подтеками мочи, располагавшееся где-то возле помойки, внутри выглядело слишком чисто, стерильно, будучи полностью белым, по-прежнему оставалось для всех загадкой. Лишь руководитель организации знал ответ, который все равно мало кого устраивал, когда тот его озвучивал: почти все больше верили в чудно́е чувство эстетики «эльфа», чем в его слова.       Данное, можно сказать, несколько странное цветовое решение Мартин каждый раз оправдывал тем, что при такой-то работе требовалось хоть какое-то спокойствие, а белый, как было известно (видимо, только блондину), являлся «цветом тишины», в котором «неосознанно нуждался каждый нормальный человек» (Леон, видимо, не относился к этой категории людей, шипя и корчась от белого, будто вампир от солнца). Ну, а еще так хорошо были видны грязные пятна, да и пыль в целом, что всех сотрудников некоторое время заставляло задаваться вполне очевидным вопросом: «зачем?». Но прошло не так уж и много времени перед тем, как до всех дошло, что все было не случайно.       Шеф незадолго до ремонта придумал некоторую систему, которая позволяла Стирателям не расслабляться, а «эльфу» — получать удовольствие от данного процесса — где-то на фоне выли его подчинённые унылое и протяжное «Какая же ты скотина, Мартин». Система заключалась в зарабатывании некоторых бонусов, и если человек по окончанию месяца накапливал нужное количество так называемых «баллов», то следовал какой-то презент от Мартина: это могло быть незначительное повышение зарплаты, прогулка на теплоходе, обычная приятная безделушка — никто не знал, что выпадет в этот раз: все зависело от настроения мужчины в день озвучивания результатов. И хоть их начальник ценил множество пунктов своей гениальной задумки, самым любимым развлечением были сборы его подчиненных по утрам.       Это происходило не всегда, может, раз или два в месяц, но когда он будил их и включал секундомер, нужно было как можно скорее привести себя в порядок: за это начислялись отдельные бонусы. Правда, начислялись они только тому, кто этим утром потратил меньше всего времени, позволяя себе выйти вперёд всех в своеобразном «рейтинге». «Без конкуренции будет неинтересно», — с тихим вздохом замечал блондин и разводил руками: все равно победитель каждый месяц был всего один. А что же касалось пятен от кофе и грязи с сапог в белоснежных помещениях — за это же бонусы отнимались, как и за любые другие проступки. Эта своеобразная игра действительно не давала никому продохнуть, но тем не менее интриговала «призом» за все старания, который очень редко повторялся.       — Но тебе хотя бы не пришлось ехать целый час напротив этого ублюдка, неотрывно смотря тому глаза в глаза. Знаешь, каково мне было?       — Да уж, могу себе представить, — насмешливо хохотнула темноволосая.       Леон обиделся.       — Лили, вот тебе смешно, — процедил он сквозь зубы. — А я провел с ним в одном замкнутом пространстве, если бы мне не сказали, что всего час, то я подумал бы, что целую вечность! Я в его глазах видел все, что он собирался со мной сделать… И, как мне кажется, проведи мы с ним наедине еще немного, он бы выпутался из смирительной рубашки, отстегнулся от наручников и набросился на меня!..       — Ты себя больше накручиваешь. Это все твое воображение…       — Да ни капли!       — Ну-ну, тихо, — добродушно улыбаясь, протянула Лили, наконец, повернувшись к собеседнику лицом и раскинув руки в разные стороны для объятий; но как только Янг, обрадовавшись подобному проявлению заботы, обхватил хрупкое тело девушки, она невольно хихикнула: — Смотри, вон, твоего ненаглядного привели.       После этого девушка снова вернулась к работе, теперь мельком поглядывая ещё и за стекло, а все последующие не совсем внятные тирады брюнета старательно пропускала мимо ушей. Она внимательно следила за тем, как заключённого осторожно усаживали на стул, стоящий посреди небольшой комнаты, стены которой были обиты чем-то мягким; за тем, как на голову ничего непонимающему мужчине надевали полупрозрачный обруч; как облепляли датчиками; как втыкали в вену капельницу с бесцветной жидкостью в висящем пакете, жёстко закрепляя руки будто оковами на подлокотниках; как все подсоединялось к системе на ее компьютере, высвечиваясь на экранах различными комбинациями букв и цифр…       Леону крайне редко удавалось быть свидетелем «перевоспитания», как было принято называть данное действие в узком кругу; а потому Янг каждый раз с огромным любопытством наблюдал за всем, что он вроде бы уже видел в прошлый раз, прямо как сейчас, завораженно и восторженно: до сих пор это казалось какой-то фантастикой…       — Так почему же его почти сразу же направили прямо к нам? — тихо поинтересовался брюнет, слегка нагнувшись к девушке, неотрывно следя за реакциями маньяка, мирно сидящим за стеклом.       — Говорят, стал дебоширить. Своего соседа по комнате придушил, кидался на охранников.       — А… — задумчиво протянул Янг, пока на одном из экранов вырисовывался портрет маньяка. — На и жуткий же он тип…       — Это пока, — не сдержала улыбки Лили, начиная что-то набирать на клавиатуре.       «Начни заново!», — таков был девиз этой организации: начни день заново, начни отношения заново, начни жизнь заново и так далее по списку. Небольшой отряд «Стирателей» специализировался на полной перемене человеческой личности с помощью сложных и многочисленных махинаций — иначе говоря, они помогали другим «начать все заново». Сюда отправляли особо опасных преступников, чтобы сделать из них «достойных людей», буквально выбрасывая опасные мысли из их памяти и ключевые моменты их детства, повлиявшие на образ мышления сильнее, чем хотелось бы. Грубо говоря, все мысли и желания переписывались на наиболее приемлемые, которые хранились в общем «банке личностей» — одним минусом оставалось то, что у определенного процента населения были примерно похожие воспоминания о прошлом.       Свою жизнь как объединенный коллектив они начали сравнительно недавно — несколько лет назад кто-то из них учился в полицейской академии на последних курсах, а кто-то уже в полной мере работал по специальности (необязательно в полиции). Когда к ним приходил Мартин, как он это любил, неожиданно появляясь за дверью, он сразу же непосредственно переходил к делу, говоря такую подкупающую фразу «У тебя, конечно, есть право отказаться»; но ни для кого уже тогда не было секретом, что таким образом создавалась иллюзия выбора, которого в действительности не предоставлялось. И вроде бы все всё прекрасно понимали, но не менее очевидным было и то, что если тебя выбрали, ты был обязан участвовать в этом неофициальном, подпольном, возможно, сомнительном экспериментальном проекте: у тебя просто не было веских причин, чтобы оправдано бежать, да и места, где спрятаться от всего этого, — тоже. Ведь Мартин был везде, где только проходила сеть…       — О, а давай из него сделаем «спортсмена».       — Не подойдёт, — поморщилась темноволосая. — Есть риск сделать из нашего маньяка «овоща».       — Его не жалко, — довольно спокойно заметил Леон, указывая пальцем куда-то за стекло.       Девушка тяжело вздохнула.       — Вот тебе не жалко, а отдуваться потом мне. Мне же потом от Мартина влетит… Все эти отчёты, объяснительные…       Лили закатила глаза и продолжила чистить ненужные параметры заключенного, но, правда, теперь уже молча — тогда Леон, тихо вздохнув, присел на соседнее кресло, устремив свой заинтересованный взгляд за стекло.       Самой глобальной проблемой Стирателей была возможность того, что новая личность могла просто не прижиться. Шаблонов, конечно, существовало ограниченное количество, но далеко не все они могли подойти к одному и тому же человеку — в этом и состояла задача таких людей, как Лили Форд. Они перебирали списки «банка личностей» и смотрели, как чисто теоретически происходило наложение, которое заканчивалось, к сожалению, не всегда удачным и благоприятным исходом. И ведь если полное слияние гарантировало спокойного и уравновешенного гражданина, частичное — очень нервного и мнительного, то полная несовместимость порождала, можно сказать, жертву лоботомии, неспособную к самостоятельному существованию ни при каких условиях.       Это, как ни странно, всегда была ошибка только «наблюдателя», руководящего процессом, потому что, например, только Лили во время процедуры могла неправильно определить тип подходящей личности…       Темноволосая вдруг сладко зевнула и слегка потянулась, когда по ту сторону стекла маньяк, судя по всему, занервничал: глазами он стрелял туда-сюда, находясь в абсолютно белоснежной комнате; через вену все это время что-то проникало в кровь, заставляя мужчину чувствовать себя несколько вяло; где-то за спиной стояли двое высоких, широкоплечих мужчин, которых увидеть он мог лишь в зеркальную поверхность стекла перед собой: голова оказалась закреплена в одном положении, потому крутить ею в разные стороны не особо получалось. Тишина противно сдавливала черепную коробку, зажимая уши, отчего был слышен еле различимый звенящий писк, руки и ноги затекли, находясь в одном положении, а телу просто стало некомфортно сидеть на этом жестком стуле — это «затишье перед бурей», как подумал заключенный, слишком затянулась…       Время лилось не то слишком долго, не то проносились мимо как нечто стремительное, пока Леон, поглощенный процессом, наблюдал за сосредоточенной коллегой, сидящей чуть сгорбившись. Девушка устало подпирала голову рукой, стирая безвозвратно какие-то детали, что-то постоянно писала, а затем внимательно вчитывалась и проверяла снова: любая погрешность могла привести к несовместимости, а затем и к очередному выговору со стороны Мартина, чего не очень-то и хотелось.       К счастью, у любой деятельности, как подумал Леон, был конец, и даже Лили не могла копаться в компьютере вечно — это продолжалось ровно до того момента, пока темноволосая не решила, что все готово. Но сколько же времени на это ушло…       Янг, честно сказать, немного устал от некоторой монотонности процесса, а оттого из угла, где он сидел, периодически доносились тяжёлые вздохи и протяжное мычание. Даже ему, одному из самых спокойных людей в организации, было сложно высидеть все это время в полной тишине и почти неподвижно.       Брюнет устало потёр глаза.       Немного погодя, Лили зажала какую-то кнопку на столе и тихо кашлянула в кулак — она, как ни странно, стала вдыхать в лёгкие как можно больше воздуха, намереваясь что-то сказать, но сходу, к сожалению, не смогла выдавить из себя и слова: ей требовалось немного подумать. Оттого на несколько секунд пространство заполнилась монотонным гудением включенного микрофона, пока наблюдатель неторопливо собиралась с мыслями.       — Вы были признаны виновным в некотором количестве насильственных смертей. Вчерашним утром суд, исходя из предоставленных фактов, приговорил вас к смертной казни, — она выдержала небольшую паузу, чтобы привлечь к своему голосу внимание маньяка, и тихо вздохнула. — Но ее не будет. Меня зовут Лили Форд, и сегодня вам выпала возможность поучаствовать в небольшой реабилитационной программе для таких, как вы.       — Таких, как я? — не сдержал смешка мужчина.       — Именно так.       Маньяк что-то задумчиво промычал.       — Для таких, как я… — уже тише проговорил мужчина, лениво моргая и чувствуя, как тело все больше расслаблялось, неторопливо обмякая на стуле. — И в чем же состоит ваша «программа»? Что за реабилитация?       Форд рвано вздохнула.       — Не волнуйтесь, сейчас вы все узнаете. Подождите минутку, — отозвалась она, и стала что-то аккуратно набирать на клавиатуре — ее взгляд снова устремился за стекло.       Процесс запустился.       Обруч цеплялся к голове заключённого двумя небольшими проводками со своеобразными присосками на концах, которые теперь были прилеплены к гладко выбритым вискам мужчины. Таким образом, в медленно погружающийся в дремоту мозг стали поступать короткие импульсы, сопровождающиеся голубоватым свечением самого обруча, которые несли в себе информацию с новыми данными об измененной личности.       Ну, а пока маньяк медленно закрывал глаза, погружаясь в сон, Леон чувствовал, что скоро последует примеру этого психопата, потому что веки постепенно тяжелели, ничего вокруг, в общем-то, не происходило, а нагло украденный сон никто парню возвращать не собирался. Потому он расслабленно откинулся на мягкую спинку компьютерного кресла, неторопливо опустил руки на подлокотники и облегчённо вздохнул…       Но дверь снова с треском распахнулась, заставляя вздрогнуть всех, кто находился в этом помещении.       — Доброе утро, Сонное царство! У меня для вас две изумительные новости! Одна хорошая, а другая на любителя. С какой начнем?       Ответом послужило тяжелое сопение Леона и Лили.       В комнате появилась ещё одна фигура, нарушившая тишину спокойствия. Она недолго стояла в дверном проёме, оценивающе рассматривая небольшое пространство вокруг и людей в нем, а затем незамедлительно подскочила к Леону, быстро тряхнув светловолосой головой, — белоснежное кресло брюнета легонько зашаталось.       — Ну, Арчи… — поморщился Леон, даже не открыв для разговора уставшие глаза: ему просто не хотелось видеть это чересчур жизнерадостное лицо, когда у самого настроение было прилично ниже среднего. — Будь добр, убавь громкость. Голова и так трещит…       — Не спать, не спать! — продолжал улыбаться тот, лишь сильнее раскачивая парня в кресле, будто бы специально добиваясь гнева своего коллеги.       А поскольку это, судя по всему, не только так выглядело, но и было главным замыслом, Лили просто тяжело вздохнула: они почему-то не могли по-другому.       И подобное происходило всегда — многие называли парней клоунами Стирателей, потому что ни дня не проходило без их даже незначительных перепалок, когда они приходили на работу, а это парочка была здесь, к сожалению, всегда.       Янг никогда не любил чересчур приподнятое настроение Арчи Брендисса, а тот, в свою очередь, терпеть не мог излишнюю холодность чувств брюнета — наверное, именно поэтому они и стали лучшими друзьями, постоянно ставя целью своего существования как-нибудь вывести из себя второго. Арчи пытался как-то пугать Леона, заставлял участвовать в каких-либо шумных, многолюдных мероприятиях, постоянно выдергивая брюнета из привычной зоны комфорта и просто не оставляя тому возможности сделать что-то по-своему. За это Янг любил разыгрывать доверчивого друга на словах или же используя давно всем известные, но неочевидные уловки — чаще всего и та, и другая ситуация в конце заканчивалась небольшой дракой, которую они вместе потом шли запивать крепким спиртным в бар: долго злиться друг на друга они просто не умели, поэтому довольно быстро приходили к компромиссу.       За все это их дружбу было очень просто осуждать, но несмотря на острое желание досадить другому, они очень слаженно работали в команде (именно поэтому их руководитель на очень многое смотрел сквозь пальцы), а личные секреты и вовсе никогда не выходили за пределы узкого круга, который состоял всего из двух человек. Пожалуй, им нравилась эта странная дружба, за последствия которой им нередко приходилось отвечать перед Мартином: уж слишком много они умудрялись разгромить вокруг себя в период выяснения отношений, за что опять же расплачиваться с другими приходилось именно «эльфу».       Правда, ещё хуже было только тогда, когда придуриваться они начинали вместе, потому что «озарение» внезапно приходило к ним одновременно — в данные периоды было все настолько плохо, что там от этих двоих стрелялись уже абсолютно все.       Несколькими мгновениями после послышались лёгкие удары ладони по щекам — брюнет поморщился и с видимым недовольством вдруг уставился на счастливого собеседника — Леон скривился ещё сильнее. В его темных глазах можно было без труда прочесть незамысловатое «Арчи, иди нахуй», что также подкреплял и оттопыренный средний палец вверх; но поскольку долго так смотреть Леон все же не мог, он тяжело вздохнул и закатил глаза.       — Начни с той, что похуже, — уставшим голосом выдохнул он и выжидающе уставился на Брендисса — светловолосый радостно засиял: у него все же получилось разбудить брюнета.       — Короче, — начал он. — Нашли очередной труп, со все тем же багажом увечий, который находили и у всех предыдущих жертв. Данный молодой человек уже третий на этой неделе…       — А нам какая с этого радость? Не мы же отвечаем за расследование, — фыркнул брюнет в сторону и слегка нахмурился, заметив то, как Брендисс отрицательно качает головой.       — Может, оно и так, но у каждого трупа были выбриты виски, на которых виднелись синяки. Вероятно, от «Переписчика», хотя ни один из найденных не числился у нас в базе, что очень странно, — задумчиво промычал Арчи. — Не менее важным было и то, что на руках погибших были вздуты вены, будто очень криво воткнули капельницу со снотворным, которое и без того вызывает лёгкую аллергическую реакцию в виде небольшого покраснения на сгибе локтя. Так же у всех трупов были продольные царапины на шее, оставленные скорее всего ногтями самих жертв, что тоже странно. Да и вся эта история с серией подобных смертей очень странная…       — Ну, а нам какое дело? — в очередной раз сведя брови к переносице, осведомился Янг.       Арчи вздохнул.       — Так этим утром нам выдвинули обвинение. И теперь мы едем на место преступления по приказу Мартина. В этом и заключается новость «на любителя», — показав воздушные кавычки, тоскливо протянул светловолосый.       Леон закрыл лицо руками, насовсем распрощавшись с мыслью о здоровом сне: дела накапливались со страшной скоростью, а потому о спокойствии оставалось лишь мечтать. Янг довольно быстро смирился с данным расположением дел, а потому стал постепенно вставать.       — Ты что-то говорил про хорошую новость, — напомнила Лили, слушая весь разговор краем уха, так как все внимание устремила на самочувствие бывшего маньяка.       Но брюнет раздражённо глянул на девушку, отчего та тут же залилась победным смехом, а затем перевел не менее напряжённый взгляд на Арчи: светловолосый не должен был начинать говорить (все это могло затянуться ещё часа на два, которых сейчас просто не было).       — А хорошая новость заключается в том, что…       — Нам некогда слушать «хорошие новости», — буркнул Леон, потянув Арчи за руку в сторону выхода. — Нам нужно ехать. Иначе Мартин нам голову открутит.       По всей арене распространялся нарастающий гул: каждый из здесь присутствующих кричал что-то свое — среди оглушающего гвалта удавалось различить лишь нецензурную брань. Грязные, одетые в ободранные тряпки люди кидались на оградительную решетку, шатая ту из стороны в сторону, нависали на нее, взбирались вверх для лучшего обзора на происходящее, выли какие-то имена, кричали то, как бы они поступили, окажись по другую сторону ограждения… Но никому особо не было интересно, что думали отбросы, да и на них не обращали внимание даже те, кто находился в самом центре горячо обсуждаемых событий. Этим обделенным бедолагам просто позволяли присутствовать здесь, потому что и они могли произвести какой-то денежный вклад в развитие этого сомнительного учреждения. Ничего более…       В неоновом полумраке металлические прутья начинали тоскливо поскрипывать, но все равно продолжали стойко выдерживать натиск жителей из Угольных трущоб: для этих забытых богом людей данное развлечение стало просто единственной отрадой циничной души. И пока те, кто ставили свои последние деньги на возможного победителя из двух предложенных, устраивая небольшие, но не менее агрессивные драки за лучшее место на влажной из-за сырости земле, более богатые любители пощекотать себе нервы сидели на удобно обустроенных ложах чуть выше. Лицо каждого из них скрывала черная, с нарисованной белой улыбкой, маска, а потому узнать, кто сегодня решил лицезреть кровавую бойню, было просто невозможно — люди тщательно пытались это скрывать. Но это и не было особо важно.       Жителям из Угольных трущоб никогда не было интересно, кто смотрит на них пренебрежительно откуда-то сверху, так же как и не считалось это важным для самих бойцов, бьющихся на просторной арене. Если быть совсем уж честными, то здесь никого ничего вообще не волновало…       …совсем ничего не волновало, кроме желанной возможности получить самое дорогое: деньги.